№ 84
А. А. Закревскому, 20 мая 1819
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, 20 мая 1819*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 15 июня», «Отвеч[ено] 7 июля».
Почтенный и любезный Арсений Андреевич!
Наконец возвратился Попов 1, но, заболевши в дороге, остался в Георгиевске и до меня не доехал, и так, чтобы на словах мог пересказать, я ничего не знаю.
Скажу без сердца, но не без сожаления, что я не воображал посылать его за лентою Пестеля и некоторыми другими мелочными наградами и не думал, что сии разрешения так долго могли его удерживать.
Теперь могу тебе сказать как истинному другу, что я ничего не предприму по делам здешнего края, а буду только того избегать, чтобы не пришли взять за горло. Ты правду говоришь, что за здешние народы принялся я иначе, нежели было до сего времени, но если увидят они недостаток моих средств и уразумеют, что нет причин меня бояться, тогда не без хлопот здесь будет и, конечно, не я буду иметь безрассудность того дожидаться. Жаль, что мы упускаем мирное время и внутреннее устройство соседей и сами не пользуемся обстоятельствами. После будем жалеть и поздно!
Ты уведомляешь меня, что реляции и списки доселе не рассмотрены. Сделайте милость, исходатайствуйте решение по оным, ибо с теми же войсками надобно мне нынешнее лето работать и осенью драться в Дагестане, совестно пред офицерами, которые служат славно и всегда награждаемы худо. Если и теперь при справедливом старании моем о них ничего они получить не удостоятся, то чего им ожидать возможно будет. Здесь, почтеннейший Арсений Андреевич, надобно ободрять несчастных офицеров.
Насчет прибавления войск я по письму твоему потерял совсем надежду. Государь намеревается о сем написать ко мне. Труд напрасный! Ибо от того не будет отказ менее неприятным, ни дела не пойдут успешнее. Дерзости неприятелей я не укрощу, и если теперь не будет она иметь вредных очень следствий, то при случае внешней войны мы весьма ее почувствуем. От недостатка средств должен я буду оставить многие из предприятий и столько же мало сделать пользы, как и мои предместники. Не знаю, какие важнейшие виды заставили не дать трех полков, когда столь сильно многочисленны наши армии? Еще менее для меня понятно, какая крайность могла заставить отвратить рекрут при большом недостатке людей в корпусе. Я думал, что нужны они для укомплектования по границе расположенных войск, но увидел, что назначены они в Московский корпус. Намерение весьма хитро скрытое! Однако же [175] тысячи две рекрут, невзирая на распоряжение, успели прорваться и, кажется, еще одна партия успеет то же сделать. Отнятие рекрут мог бы я почесть за насмешку надо мною, особливо когда прошу я прибавления войск, но думаю, что как не очень забавны могут быть следствия, то, конечно, не насмешка была в предмете.
Вельяминова важно обработали орденом. В тех же газетах дан он многим председателям уголовных палат. Сравнение для него выгодное и обдуманное!
Жалею, что Попову не мог выхлопотать креста, который никому из ординарцев не отказывался. Конечно, я один из генералов, который думал прежде о награждении строевых офицеров, нежели адъютантов, но и сие не заслужило уважения.
Говоришь, почтеннейший Арсений Андреевич, о ленте Мадатову. Я службой его весьма доволен и нынешнего лета предназначается он на важные довольно занятия, и если по справедливости заслужит он ленту, я не вижу причины, почему не поступить с ним как с Вельяминовым, которому менее справедливо отказать оную, хотя и говоришь, что не уйдет от него. Точно не уйдет! Ее недавно по рекомендации Канкрина дали действительному статскому советнику Аверину 2, гнуснейшему из подлецов, которого едва не побил я палкою в Кракове в 1814 г. Он с Вельяминовым награжден в одно время!
Сенаторы славно обозревали губернии, и как Мертваго по справедливости слывет за умного человека, то не должно по той же справедливости отнимать у него достоинства быть отличным из подлецов. Я уже разведал, кому в угождение хвалили они губернаторов! Они, возвратясь в Петербург, задрали меня бумагою, поданною князю Лобанову 3 и дошедшею до Государя. Я посылаю копию с бумаги, писанной мною к князю Лобанову по тому предмету 4. Отдай ее кому-нибудь из людей, скромностью подобных газетам. Надобно, чтобы знали поступки сенаторов!
Не смею верить слухам, которые, может быть, разглашает клевета, но говорят, будто они в Астрахани счастливо играли в карты. Узнаю верно и тебя уведомлю. Жалею, что не имею копии с партикулярного письма моего к князю Лобанову о них.
Хорошо, что брат Михайло женится. Жена красавица 5, и не худо, что богата. Теперь важно заправит теща его имением. Постников должен готовиться к отчету, ибо с нею не легче иметь дело, чем с Мемельскою комиссиею 6. Можно безбоязненно и самому шурину поручить в управление часть хозяйственную!!!
Жаль весьма, что брат Михайло имеет в службе неприятности. Надобно беречь подобных ему людей; у вас нет таковых излишних! Не по дружбе к нему, но по самой строгой справедливости оцените его и без сомнения найдете, что люди с его достоинствами редки. Прибавьте и ту выгоду, что он молод и государство может долго пользоваться его услугами
Во всем свете люди на высокие степени по большей части восходят поздно. Тем лучше, что человек способный может достигнуть их в молодости! Я очень люблю Киселева, но кто не согласится со мною, что не он должен заменить брата Михайлу. Киселев не чувствует, что мне обязан своим местом, ибо я первый отвалил камень с дороги в начальники штаба армии 7. Я признаюсь, что был менее его неустрашим, чувствовал, что надобно было готовиться к сему [176] званию, и от него отказывался. Свидетели тому сам Государь и граф Аракчеев. Я не обманул их, ибо после меня выгнали, конечно, не для того, чтобы испытать затруднение, кем заменить меня. Досадно, если и ложи масонские могли способствовать неприятностям. Он, конечно, учредил их с хорошим намерением, но неужели не можно было без них обойтись? Это дело не его ума и во Франции эти ложи и еще менее надобны были. Хорошо, любезный Арсений, что нам случилось избежать сих вздоров. Много раз старались меня вовлечь в общество масонов, и я опровергаю, чтобы не было оно весьма почтенно, но рассуждаю как простой человек, что общество, имеющее цель полезную, не имеет необходимости быть тайным. Сипягин для тона был масон, и верно ложа не столько имела в нем надобности, как генеральный штаб Гвардейского корпуса. Отдаление от столицы, уменьшая его занятия, редко представит случай отличиться, а нам остается вопрошать: како паде сей сильный 8?
Наконец дошло время и до представления о крепостях Грузии, то есть что из портфеля Петра Михайловича перейдут они в бесчисленные кипы бумаг, лежащих в кабинете Государя. Смею думать, что полезнее было прежде отдать их на рассмотрение Инженерного департамента, который с своими замечаниями и сократя скучную бумагу менее бы затруднил в прочтении. Теперь еще, по крайней мере, год ожидать надобно решения.
Сей губительной медленности подвержено, кажется, и представление мое о ружьях, и следуя совету твоему, почтенный Арсений Андреевич, делаю оное вновь и прошу перемены в два года.
О лекарях также представляю, у нас в них величайший недостаток. Учащиеся в Москве никакой практики не имеют и снискивают опытность за счет жизни солдат. Приближаются жары и сердце замирает, ожидая обыкновенных в сие время болезней, а паче при недостатке необходимых лекарей. Я представил об умножении некоторых лекарств, в полки доставляемых. В перемене количества и рода их сообразовался я с свойствами господствующих здесь болезней. О сем сообщил я Виллие 9; он не может того опровергнуть, ибо сделан был комитет из лекарей, давно живущих здесь и весьма искусных, и представление есть плод их опытности и рассуждений. Моего тут быть ничего не может!
Что делать, если Портнягину ничего доставить нельзя. Я заботился не о нем, но о долговременной службе его. Теперь объявлю ему наотрез!
Клейнмихель 10 важно идет вперед. Вот еще рыцарь, готовый в генералы и верно очень скоро. Неужели он надобен для успеха поселений. Важнейшую услугу, которую можно оказать в его звании, в том состоит, чтобы прекратить ропот и негодование как жителей, обращаемых в военные поселяне, так и самых поселяемых войск, которые, как слышно, весьма недовольны. Это не думаю, чтобы легко было сделать! Пришли, сделай милость, все постановления, вышедшие по предмету поселения войск, я никакого понятия о том не имею; о кавалерии же и в голову мне не лезет. Весьма решительно приступили к поселению вдруг большого числа войск. Мне кажется, нужно было сделать испытание над небольшим числом, что и в рассуждении издержек не было бы излишним. [177]
Поселяне могут получить такую ненависть к военным, что в нас будут наконец бросать каменьями, а из нас не каждый достоин быть святым Стефаном 11. Это один случай, в котором граф Аракчеев не сыщет завидующих.
О фон Визине говоришь, что есть многие старее его непроизведенные в генералы. Мне кажется, что есть некоторые моложе, которые произведены. С которого времени столько строго соблюдается старшинство? Или только для одних менее достойных закон не писан?
За четырех майоров, произведенных в чин, нельзя не благодарить чистосердечно. В некоторых, признаюсь, и не будет большого весьма толку, но зато один чего стоит, и это немного!
Наумов у меня истинное сокровище. Немного есть людей беднее его в мире, но, конечно, не может быть честнейшего и усерднейшего в службе. Не вините его, что он не умел нравиться Сипягину. Взгляните, что с того времени не один уже дежурный штаб-офицер переменился в гвардии, а я переменять Наумова и не помышляю. Прошу тебя как друга и как брата пристроить его к месту по военному департаменту, когда я выеду из Грузии; ты жалеть о том не будешь! Вам усердные, бескорыстные и деятельные люди надобны. Не думай, друг почтеннейший, чтобы о выезде из Грузии говорил я по самолюбию, то есть допуская мысль, что могу быть нужен в другом месте. Пусть накажет меня Бог за такое помышление, но я не только без всякой досады и ни малейших не имея по службе неприятностей, напротив, имея выгоды видного весьма места, думаю его занимать недолго, ибо совестно пользоваться милостями Государя и никакой не приносить пользы. А отсюда выехавши, я вас собою обременять не буду и вы, если вздумаете, на что употребить меня, хорошо; если не употребите, и то не худо, ибо после пребывания здесь и на такой, как я, работе, отдохновение весьма будет нужно. Одно желание мое было сделать здешний край покойным и покорным и ввести хотя начало устройства. С теми средствами, которые я имею, успеть в том невозможно, а напрасно жить здесь или жить подобно моим предместникам не нахожу счета и не с моим характером пачкаться и страмиться.
Согласен с тобою, любезный Арсений, что мне нужно быть в Петербурге по делам службы, и я просить буду позволение, но если мне предоставлено будет в виде отпуска, то я в нем нужды не имею и чувствительных для меня издержек делать не намерен. Теперь о том бумаги не посылаю, ибо хочу еще посмотреть на обстоятельства, пришлю, когда буду на линии.
Благодарю за Дренякина и Мерлини, которых как бы то ни было хочешь взять отсюда. Признаюсь, что оба они ни на что здесь не надобны. Климовский, как все меня уверяют, перестал пить. Если не помешает разлитие вод, то я намерен посмотреть его полк до отъезда на линию. Он несравненно в лучшем состоянии, нежели был.
13-го числа отправил я Вельяминова на линию, и как провиант скоро станет прибывать из Астрахани, велел поспешно собираться войскам, дабы идти к селению Андреевскому, где в нынешнем году, если не помешает Дагестан, намерен я построить крепостцу.
Между народами Дагестана сделана общая против нас присяга, и уже они собираются 12. Боязнь моя за Кубинскую прекраснейшую провинцию, где мало весьма войск. Если они туда обратятся, то мне и помышлять о работах [178] нельзя будет, а надобно тотчас вступить в горы, откуда я близко находиться буду. Одна надежда на скотскую глупость дагестанцев и мое счастие. Персияне посылают к ним деньги, которые доставляют ханы, наши подданные, и я должен притворствовать, что того не примечаю. Если и впредь столько же мало давать будете мне средств, то дождемся чего-нибудь худого. Вас бедных три полка пехоты и две роты артиллерии сделают весьма слабыми и поставят в политическую зависимость в Европе. А здесь я ими все бы сделал. Ты говоришь, чтобы я не настаивал на прибавлении войск. На моем месте ты настаивал бы конечно, ибо требует того польза Государя, и в таком случае оба мы молчать не умеем. Даю тебе, как офицер, честное слово, что я в последний раз иду в Дагестан, ибо теперь, если бы и даны были мне полки, через месяц они прибыть не успеют, а через месяц могут найти меня неприятели, и потому обязан я употребить все, что от меня зависит. Я кончу нынешний год как умею, а далее, честное даю слово, что не служу и вам выгоднее найти человека, который лучше меня все сделает. Прошу сохранить сие между нами, ибо не надобно утешать сим моих неприятелей, а в Петербурге будучи, я объявлю о том официально. Я не был ленив на службу, и не все поверят, что вдруг сделался неспособным. Как хотите! Не подумай почтеннейший Арсений Андреевич, чтобы, говоря вообще, мог я тебя заключать вместе.
Спрашиваешь меня о Толстом. Я прежде писал к тебе о нем, и теперь приятно мне повторить, что он преблагородный человек и наилучших свойств. Я надеюсь, что он не захочет со мною расстаться. Надобно, Арсений Андреевич, подумать перевесть его в гвардию и ускорить ход его по службе, иначе ото всех отстанет. Дагестан даст мне случай его рекомендовать, а твое будет дело хлопотать. Мне многое в нем нравится, а к тому еще и сходство в состоянии должно сближать нас. Нам обоим терять, кажется, немного. Признаюсь, что я люблю, когда знатные фамилии хотя чем-нибудь с нами равняются.
Скажи совершеннейшее мое почтение Аграфене Федоровне. Я знаю, что по дружбе твоей ко мне, она хочет видеть, что я за человек, которого ты любишь? Что нужды, что я чудак, но она увидит, что я привязан к тебе как к брату. Предупреди ее что я не живал в столице и что она должна извинить некоторые неловкости человека, привыкшего к лагерной жизни.
Посылаю, почтеннейший Арсений Андреевич, судное дело по глупейшему доносу капитана Эйнгольма В отсутствие мое из Грузии не мог я предварительно собрать сведения и потому поручил суду сделать дознание, вышли ужасные вздоры и глупости. По отправлении же дела, когда квартирмейстерские офицеры, обижаясь его поступком, стали просить меня избавить их от него, узнал я многие подробности, которые заставили меня переменить мысли о Эйнгольме. Вместо усердия и горячей любви к пользам Государя нашел [я], что он сделал донос тогда уже, как объяснено ему было, что над ним смеялись. Гордеев 13 которого он отлично рекомендовал, будучи с ним на съемке, потому был им вовлечен, что не согласился участвовать с ним в оклеветании Беклемишева, на которого простирал он всю злобу свою за насмешку. Эйнгольм показывал, что он согласился быть членом общества для того, чтобы разведать о тайных его намерениях. Неправда! Он верил от души, что он точно фельдмаршал тайного общества, и точно давал присягу, вымышленную молодыми повесами. Он как шут одет был в преглупую одежду. О всем том знали [179] генерал-майор Сталь и генерал-майор барон Вреде, и подсудимые, боясь сделать им неудовольствие, в суде о том не показали. Гордеев, весьма неглупый молодой человек, видя наклонность Эйнгольма к мечтательности, один раз ночью приходил к нему в виде тени и просил отмщения за несправедливое лишение его жизни в подземельях здешней татарской мечети, где будто собиралось тайное общество. Эйнгольм не узнал, что тень-Гордеев, хватился за пистолеты, но с вечера были кремни заменены деревянными, и на другой день Эйнгольм в ужасе сказывал о привидении! Есть еще одно обстоятельство, совсем не забавное, которое Гордеев должен был утаить, боясь строгости законов. Эйнгольм заставил его драться с собою на пистолетах. Доверчивый Гордеев позволил ему выбрать пистолет. Пуля пролетела близ Гордеева, а он попал и пыж загорелся, но пули не было в пистолете. Если то так, то сие похоже на злодейство, впрочем, исследовать точно невозможно, ибо Эйнгольм и не такие отвергает показания. Все сие и многие другие сведения, совсем по делу не поставленные на вид, заставляют меня просить о перемене моего мнения, то есть чтобы в аудиториате не имели на него внимания. Эйнгольм довольно искусный офицер, весьма хорошо знает землю и здесь весьма нужен по недостатку офицеров и по чрезвычайной в них надобности. Я прошу перевести его за наказание в армейские полки здешнего корпуса, где я могу употреблять его на съемки. В отличном корпусе, какова квартирмейстерская часть, непристойно ему оставаться. Жаль бы мне было совсем потерять его, если бы перевели его в другое место. Ежели же хотите несколько облегчить наказание, то дабы не мог он переведен быть с худым замечанием, я предложу ему проситься самому в армейские полки, дабы между новыми товарищами не мог он при самом начале служения с ними подпасть худому мнению.
Мечтательность Эйнгольма весьма приметна-у него, как и у многих, в голове Ерусалим. С колонистами виртембергскими у него большая дружба и они перестают жалеть о потере одного из знаменитых своих проповедников, говоря, что Эйнгольм имеет дар превосходнейший. Не шутя я говорю сие, и у него с ними великая дружба! Напиши мне поскорее, что вы сделаете с глупым сим происшествием, а Гордеева весьма жаль, что десять месяцев просидел в крепости невинно. Справедливо было бы хотя впоследствии усладить его несчастие-больно терпеть за сумасшедшего рыцаря крестовых походов!
Сделай милость, пришли чертежи обоза, полковые командиры не знают, как его строить.
С любезным, могу сказать, нашим графом Толстым выбрал я из множества шалей лучшую, все оказались с пороками хотя и были прекраснейшие. Одну отыскали мне в городе, но как уже я познакомился с шалями, то и не весьма ею доволен. Ты назначил цену, за которую можно в Персии достать шаль чудесную, что я и сделаю через нашего поверенного, и надобно иметь терпение. Шаль, теперь посылаемая, далеко менее заплачена заплаченных тобою денег. Пришли ее назад, если не годится, она взята на условии. По мнению моему, лучше подождать, но иметь уже славную! У тебя нет лишних денег, чтобы напрасно бросать их. Я знаю. Прощай. Продолжи мне бесценную твою дружбу. Верный навек Ермолов.
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 112. Л. 23-32. [180]
Комментарии
1. П. В. Попов.
2. Аверин Павел Иванович (1775-1849)- действительный статский советник, с 1811 г.-чиновник особых поручений при министре полиции А. Д. Балашове и затем при С. К. Вязмитинове; в 1813-1815 гг. -начальник области Краковского департамента в Царстве Польском, во время возвращения войск из Франции в 1814 г. обеспечивал их продовольствие и подозревался в злоупотреблениях; в 1817-1818 гг. работал в Кенигсбергской ликвидационной комиссии, занимавшейся расчетами за поставки продовольствия армии с местными подрядчиками; с 1820 г.-генерал-провиантмейстер 1-й армии; в 1827 г. был послан для исследования кавказских минеральных вод, в 1828-1831 гг.-волынский гражданский губернатор, в 1833-1834 гг.-бессарабский гражданский губернатор.
3. Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович (1758-1838)- князь, с 1807 г.-генерал от инфантерии, в 1813 г.-главнокомандующий Резервной армией, с 1813 г.-член Государственного совета, с 1817-го по 1827 г.-министр юстиции.
4. Полемика А. П. Ермолова с центральными властями по поводу сенаторской ревизии Гермеса и Мертваго продолжалась довольно долго. 19 ноября 1819 г. Д. И. Лобанов-Ростовский препроводил Ермолову выписку из донесения сенаторов с тем, чтоб Ермолов сообщил, в чем именно «ревизия не так как должно, произведена была». В ответ на это 29 мая 1820 г. А. П. сообщил, что основной претензией к ревизии является ее скорость: «...при всей деятельности и опытности, каковые бы господа сенаторы не имели, совершенно не было не только возможности вникнуть во все нужды, недостатки и пользы общие, обнаружить злоупотребления и притеснения, претерпеваемые жителями, и прочее сему подобное, но даже мимоходом видеть все то, что они в донесениях своих Правительствующему Сенату с таковою подробностию описали» и по этой причине большая часть этих описаний «составлена не из личных удостоверений, а из тех только сведений и дел, которые местное начальство рассудило поставить им на вид». Лобанов-Ростовский, возражая на это, писал, что Сенат в соответствии с материалами ревизии согласился на удаление от должности кавказского губернатора М. Л. Малинского (РГИА Ф. 1263. Оп. 1. Д. 220. Л. 84-88).
5. М. С. Воронцов 20 апреля 1819 г. женился на графине Елизавете Ксаверьевне Браницкой (1792-1880).
6. Специальная «Мемельская счетная по заграничным армейским расходам комиссия», на которую возлагалась обязанность «привести в известность» все расходы на содержание действующей армии в кампанию 1806-1807 гг., была учреждена 17 июня 1807 г. Комиссия проработала без малого 10 лет, но так и не смогла проверить все документы и прекратила работу, не составив общего отчета. Главные ее усилия были направлены на то, чтобы рассчитаться с прусским правительством.
7. П. Д. Киселев был назначен 22 февраля 1819 г. начальником Главного штаба 2-й армии.
8. «Како паде сильный спасаяй Израиля?» («Как пал сильный, спасавший Израиля?»)-цитата из Первой книги Маккавея (9:22). Так восклицал иудейский народ, узнав, что знаменитый иудейский полководец Иуда Маккавей во время сражения был неожиданно поражен ударом противника.
9. Виллие Яков Васильевич (1768-1854)-баронет (1814 г.), врач-хирург, с 1806 г.-главный инспектор медицинской части по армии, организатор военно-медицинского дела в России; председатель Медико-хирургической академии в 1808-1838 гг.
10. Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869)-граф (с 1839 г.), в марте 1819 г. в чине полковника был назначен начальником штаба по поселенным войскам, генерал-майор с июля 1820 г., генерал от инфантерии (с 1841 г.), в 1842-1855 гг.-главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями, с 1842 г.-член Государственного совета.
11. Св. Стефан был привлечен к суду Синедриона и побит камнями за христианскую проповедь в Иерусалиме около 33-36 гг. н э.
12. Весной 1819 г. сложился второй антироссийский союз дагестанских владетелей. В него вошел и уцмий каракайдагский Адиль-Гирей, недовольный погромом, который учинили в его владениях российские войска в 1818 г., а также отторжением Нижнего Кайдага. В союз вошли также Ших-Али-Хан, Султан-Ахмет-Хан Аварский и его брат Гассан, а также Абдулла-Бек Эрсинский, Сурхай-Хан Казыкумухский Часть горцев должна была не допустить появления в землях кумыков новой русской крепости Внезапная, вблизи деревни Эндери (Андреева); другая часть планировала действовать в Кубинской провинции и Кюринском ханстве.
13. Вероятно, Гордеев Григорий Сергеевич-поручик, с 1817 г. служил в тифлисском гарнизоне, в 1819 г. работал по исправлению, съемке и триангуляции Военно-Грузинской дороги; в 1820-1830-х сотрудничал с «Тифлисскими ведомостями», публикуя работы по этнографии Грузии и Южной Осетии, один из авторов «Обозрения российских владений за Кавказом ..» (СПб., 1836).