№ 80
А. А. Закревскому, февраль 1819
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, февраль 1819*
* Пометы А. А. Закревского: «Получено] 9 марта», «Отвеч[ено] 5 апреля».
Любезный и почтенный Арсений Андреевич!
Два письма твои, от 30 декабря и 3 января, с последним фельдъегерем получил, из которых вижу, что прибытие Государя 1 еще более умножило твои занятия, с которыми и прежде могла сладить одна твоя деятельность.
Вы начали новый год весьма весело, производством множества генералов, и ты, Арсений, не забыл трудящихся с тобою. Наконец успокоили и Яшвиля 2, или справедливее сказать себя успокоили, ибо нет сомнения, что он кричал против непризнательности вашей к отличным его достоинствам и думаю даже укорял в неблагодарности. Не знаю я, почему более испугались вы его шуму, нежели маркиза Паулуччи, который, конечно, не менее кричать будет. Не говорю я о графе Штейнгеле 3, но за прочих благодарю судьбу, что не вместе меня возвысила, ибо я не нахожу ничего худого, что произведен прежде их, на всякий случай, если когда уважаемо будет старшинство. Можно вас поздравить, что вы обогатились полководцами, приуготовляйте одного из них на мое место, ибо если бы для благоустройства здешнего края откажете мне в трех полках пехоты (которые здесь не более потерпют, как у вас от парадов), по чести говорю тебе, что я не хочу здесь служить как Тормасов и Ртищев, и не могу понимать, чтобы власти могущественного Государя могли не повиноваться мошенники. Прошу тебя собственно для пользы Государя довести сие до его сведения. Я не хлопочу о своих выгодах, ибо все лучше проживу моих предместников, не затею бесполезных беспокойств и, если бы они могли случиться, не кончу их хуже. Но боюсь я, что мы не воспользуемся мирным расположением соседственных земель и не укротим внутренних беспорядков, а когда случится война внешняя, то все горские народы и сядут нам на шею. Желаю я, чтобы сего не случилось, но вы, не дав войск, тому много будете способствовать. Что бы, впрочем, вы ни сделали, я должен идти и еще осенью пойду в Дагестан, и если не буду иметь средств укротить народ акушинский, о котором есть мое по службе донесение, то должен, по крайней мере, наказать [168] разбойников за то, что нет проезда из Дербента на Кавказскую линию и грабят купцов и большие с товарами караваны. Сего, по крайней мере, нам допускать неприлично. Я вместе с сим пишу письмо к Государю, а ты со стороны своей способствуй мне полезным внушением.
Ты пишешь, что многие по расположению ко мне важно говорят о моих здесь делах и что тебе даже досадно. Перестань негодовать, не только я, но редкий из людей необыкновенных кто-либо избегал молвы ядовитой. На мой счет и потому многое говорить будут, что вопреки желанию злословящих счастие не устает благотворить мне. Посмотрим молодца на моем месте и посмотрим на дела! Не шутя говорю, приготовляйте кого-нибудь из хвастунов. Сюда дошли слухи о преобразованиях по части гражданской. Вы как будто беременны ею, что все ожидают разрешения, дай Бог благополучно, но иногда бывают и несчастливые родины, которых, впрочем, нельзя вам опасаться, ибо ничего не будет хуже теперешнего.
Нельзя ли сделать, чтобы судьи не воровали или бы не воровали столько безбожным образом? Будет чудо!!!
Бумагу для рисунков получил, но живописец мой 4 так болен, что все лучшее время осени пролежал и ничего не успел сделать. Я его удерживал здесь с намерением сделать несколько видов здешнего края для Государя, но и он подпал всеобщей прошлого года болезни, которая ни одного состояния не пощадила. Здесь в корпусе самих лекарей умерло более десяти человек и недостаток в них ужаснейший. Поговори сделай всем нам милость, чтобы Виллие назначил в полки лекарей и сколько можно меньше из Москвы, ибо там они никакой практики не имеют.
Не у места был я чрезвычайно скромен и выпросил только на два полка в год новых ружей, но сего чрезмерно мало, ибо в большей части полков оружие скаредное и, конечно, нет возможности иметь в исправности то, которое служит со времен Екатерины. Вы не поверите сему, но точно не мало есть такового. Невозможно ли прибавить еще на два полка в год или право стыдно видеть оружие, особливо между здешними народами, которые тем одним только и хвастают. Военный министр 5 справлялся, что станет доставление на целый корпус, как ты писал ко мне прежде, следовательно, нет у вас недостатка в оружии! Постарайся, почтеннейший Арсений Андреевич, а мы из благодарности первый выстрел из оных сделаем в честь тебя!
Попов мой доставил вам обстоятельнейшее донесение мое о делах и происшествиях здешнего края, но Дагестан опять угрожаем беспокойствами, и сильный народ акушинский, о котором я писал, производит величайшие возмущения и подкрепляет тех изменников, которых наказал я и выгнал. Он нападает на владельцев, сохраняющих верность Государю, и если не укротить его, то легко произойти может, что владельцы, лишенные защиты, найдут выгоды свои изменить верности. Я ожидаю, что будущее лето народ сей, вспомоществуемый горцами, не только будет вредить нам всеми мерами, но может напасть и на Кубинскую нашу провинцию, в которую и прежде делали они набеги, и тогда не так ловко быть может. Вот почему и прошлого года приказывал я выступить вперед Пестелю, ибо опасался беспокойств внутри и в земле, не весьма нам приверженной. [169]
Сию минуту входит ко мне старший Вельяминов и показывает письмо, полученное им из Могилева, в котором уведомляют его о слухах, дошедших до немецких остатков бессмертного Барклая, что в Грузии войскам нанесено ужасное поражение и что соединившиеся горские народы принудили оставить Тифлис. Вот слухи, доказывающие глупейшее невежество насчет здешнего края, простирающееся до непозволенной степени! И таким образом судят генералы. Не напрасно ли делаете вы, что производите их десятками? Это не лучший способ придать уважение сему званию! Из всех последнего тиснения генералов я позавидовал счастию Тухолки 6 и Айгустова 7, ибо с трудом согласиться можно признавать первого за человека, а ему поверили, что он и генералом быть может. О последнем же можно в делах 1-й армии отыскать рапорт мой, в коем ясно изображено, что он трус естественный, и сие чистосердечное со стороны моей признание последовало вот как: он жаловался, что остался не награжденным за сражение при Малом Ярославце. У генерала Дохтурова 8 спрошено было, от чего то произошло? Он спросил у меня, так как полки в городе бывшие дрались под моим распоряжением; я ему письменно отвечал, что когда Либавскому пехотному полку приказал я ударить в штыки, поручив при атаке находиться самому генерал-майору Талызину 9, у коего в бригаде был полк, то лишь вошел полк в город и вступил в драку, где отличал себя блистательным образом, Айгустов, оставив при себе один взвод, спрятался в первом саду ближайшем на пути и не видал неприятеля. Тогда же о сем донесено было г[енерал]-м[айором] Талызиным. Ответ мой генералу Дохтурову препровожден был к Барклаю, как от самого Дохтурова я узнал. Итак, поздравляю вас с героем!
Скажи, почтеннейший Арсений Андреевич, не имеете ли вы на худом замечании бывшего адъютанта моего Фонвизина 11, что он не произведен в последний раз в генерал-майоры. Не могу теперь ничего сказать в пользу его, но знаю, что он прехрабрейший офицер, умный весьма человек и учился отличным образом. Знаю, что он и фрунтовой необыкновенный. Отвечаю вам, что и в прежних и пожалованных вновь у вас не много лучших и далее вы сами то увидите. Уведомь меня о нем по-приятельски.
С егерским Ермоловым, которого просил я определить сюда в корпус, прекрасно поступил великий князь 11. Неблагосклонным отзывом замарал его в мнении Государя, представя и ленивым и неблагодарным и что он не удостоен даже к командованию баталионом. Самым неприятным образом сообщил мне о том официально князь Петр Михайлович, и не прошло после того одной недели, как сам же великий князь дал ему полк и полк расстроенный, с тем, чтобы он его поправил. Если это сделано для того, чтобы не выпустить его из Литовского корпуса, то довольно сказать было, что мне не дадут его, и это бы ему не повредило!
Брат Михайло говорит в письме своем, что последнее время пребывания его во Франции так ему наскучило, что имело даже влияние на его здоровье и что он рад до бесконечности, что войски оттуда выходят и он едет отдохнуть в Англию. Уведомляя меня о полученном награждении, он говорит: «Теперь ты не скажешь, чтобы я был счастливее тебя». Из всего вижу я, что ему хотелось быть произведенным не менее, как мне хотелось того некогда. Я признаюсь из опыта, сколько желание сие беспокойно. Теперь я пришел в [170] благополучное состояние ничего не желать более, как чрез некоторое время вырваться отсюда, чего, впрочем, и отказать не можно! Охотники на мое место избавят от затруднения.
Некогда говорил я с тобою, почтеннейший Арсений, что мне нужно побывать в Петербурге, и я точно вижу того необходимость, но я отнюдь не хочу, чтобы мне почли то за отпуск, ибо я никакой не имею нужды по собственным делам, а единственно по делам службы. Итак надобно, чтобы мне приказали приехать и не назначая времени, ибо не всегда мне можно отлучиться и мне по обстоятельствам легче самому избрать время и то еще весьма непродолжительное, почему и не должно удерживать меня в Петербурге напрасно
Если сие не противно порядку вещей, то ты это распоряди и приуготовь как за благо рассудишь и меня ни о чем не спрашивай. Не пренебрегайте здешним краем, ради Бога! Прикажи обстоятельно уведомить меня о литографии, мне необходима она для народов мусульманских, ибо и способ легок и издержки умереннее, нежели завести типографию; кстати о сем: вспомнил я о Быкове 12, которого ты присылал сюда. Он довольно дерзкий болтун и столько похож на гвардии капитана, как я на епископа. Проезжая Москву, он сказывал старику-тестю твоему 13, что здесь войски наши вырезаны и что обо мне нет слуху Я не знаю, почему он не убил меня, ибо по здешним слухам, в самом Тифлисе сочиняемым, я непременно всегда убит, и даже иногда и не выезжая из города. Мне досадно что у старика Быкова 14 сын не имеет его головы.
У нас зима жесточайшая, каковой никто не помнит, и в Тифлисе около двух месяцев лежит снег и весьма холодно. Река Кура была покрыта льдом, стали все мельницы, так что нельзя было молоть несколько времени провианта. Стали все подвозы, особливо у нас, где все делается быками, а на лошадях только на разбой ездят.
Прощай, скажи мое совершеннейшее почтение ее превосходительству Аграфене Федоровне.
Я подробно расспрашивал, как ты живешь, и знаю, что ее благодарить надобно, что свободные от трудов минуты проводишь ты приятнейшим образом. Бывало и у нас четверть часа свободы, перед тем как ложиться спать, как вели мы жизнь монашескую и бывало побраним, побраним кто попался и ляжем, но это однако же не самое лучшее дело!
Душевно любящий и преданный Ермолов.
Я пишу официально к князю Петру Михайловичу об исходатайствовании производства в чин четырех отличных майоров. Сделай милость, почтеннейший Арсений Андреевич, помоги и в том, ибо я прошу за достойных служивых. И самое время в одних чинах говорить за них. При здешней неприятной и тяжелой службе грех не одобрять трудящихся. Прошу исходатайствовать Наумову перемену ордена Св. Анны 2 класса на алмазный. Я потому только прошу сие ничтожное награждение, что боюсь отказа, если бы просил я более, но редко благородному сему человеку дал бы я душу свою. Если когда нужен тебе будет человек честнейший, на которого надобно положиться, то не забудь Наумова. Полк нельзя ему дать, он был бы у него в совершенной исправности, но он сам того не желает, ибо по бедности боится расстроить. Дежурным быть штаб-офицером может не всегда казаться лестным, и он без меня здесь не останется Если бы случились места по твоим департаментам, то подумай [171] о нем. Я бы желал, чтобы он попал в место прибыльное, чтобы имел он случай доказать свое бескорыстие, за которое своею честью я отвечаю. У него от канцелярии и типографии около 5 тысяч экономии, что служить может доказательством бережливости. Вот на что задумываем мы сделать литографию, буде силы одолеют.
Поспеши, сделай милость, прислать рисунки полковым обозом, и особенно прошу о патронных ящиках. Здесь ужасная пестрота, и я не знаю, как надобно переделать обозы. Полковые командиры пристают ко мне.
Научи, что мне сделать с Мерлини, он в жалком положении, не имеет бригады и поистине ему есть нечего. Довольно кажется два года совершеннейшего поста. Можно бы дать ему бригаду в другом корпусе, где, право, многих не будет он хуже, но здесь потому невозможно, что нет ни одного бригадного командира, который бы не имел в управлении области или бы не имел дела с народами, нам не покорствующими.
Вот единственная причина, заставляющая меня желать [от] некоторых избавиться. Если бы Мерлини вам не нравился, всегда можете избавиться [от] него, а мне, божуся, тяжело видеть его без куска хлеба, и от меня собственно, ибо множество не лучше его не лишаются бригад. О Боже, что за тяжелая скотина Дренякин, и ничем не усовестишь его, что он никуда не годится здесь, а везде в другом месте бригадир чудесный!
Не поможет ли тебе Бог сделать что-нибудь в пользу бедного барона Розена, разжалованного из Кавалергардского полка, о переводе коего в гвардию сделал я представление. Мне жаль его и потому, что он, имевши скудное весьма состояние, лишается и того, не имея возможности быть в отпуску, потому что не был в офицерском чине. Помоги в переводе его, буде можно. Он довольно долго и жестоко наказан!
При сем будет несколько писем моих, прикажи повернее их доставить. Н. Н. Раевскому и Дениске Давыдову 15 прикажи отослать, ибо не знаю, где они находятся.
Прочти у Петра Ивановича Миллера 16 письмо мое, которым хочу я рассмешить прекрасного и умного старика.
Из Кизляра дал я поручение отправить к тебе копченой рыбы шаман 17, которая там вкуса чудесного.
Стыдно Крепкой твоей натуре, если нет у тебя сей рыбы. Если бы он доставлял хотя с тех мест, которые его отцу не принадлежат, то уже довольно*! (Так в оригинале.) Теперь посылаю тебе странного весьма меду, который называется здесь каменным. Ты не найдешь его вкусным, но, конечно, удивительным и какого нет у нас в России. Меня терзает отставной генерал-лейтенант князь Орбельянов 18, чтобы я представил о произвождении получаемой им пенсии вместо ассигнаций, как обыкновенно, но по здешнему курсу, которым выдается жалование служащим. Сделай милость, напиши мне официально на то отказ, ибо по справедливости того и требовать не можно, и он не заслуживает. Здесь прегнуснейшие попрошайки. Он и в гроб смотрит, и человек бездетный, а мерзостей делывал кучу. [172]
Скажу тебе чудо, говорят, что Климовский 19 совсем перестал пить и что полк его Нижегородский драгунский в удивительной исправности, таков общий голос.
Прощай, А. Ермолов.
Со времени возвращения моего с линии живет здесь князь Мадатов, человек прекрасный и предобрейший, но каким говорит чудесным русским языком, ты его не узнаешь. Лента нас мучит! Надобно приискать случай.
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 112. Л. 4-11.
Комментарии
1. Имеется в виду прибытие государя с Аахенского конгресса.
2. Л. М. Яшвиль, ставший в 1819 г. генералом от артиллерии.
3. Штейнгель Фаддей Федорович (1762-1831)-с 1812 г.-граф, участник наполеоновских войн, с 1810 г.-генерал-губернатор Финляндии, в 1812 г. командовал Финляндским корпусом, который затем присоединился к 1-му Отдельному пехотному корпусу П. X. Витгенштейна, в 1813-1823 гг. вновь исполнял обязанности генерал-губернатора Финляндии, с 1815 г. также командовал Отдельным Финляндским корпусом; 1 января 1819 г. произведен в генералы от инфантерии.
4. В. И. Мошков.
5. П. П. Коновницын.
6. Тухолка Лев Адамович-полковник, в 1816-1819 гг. -командир 21-го егерского полка, с 1819 г.-генерал-майор.
7. Айгустов Алексей Иванович-полковник, в 1812-1815 гг.-шеф Либавского пехотного полка, в 1815-1819 гг.-командир этого полка, с 1819 г.-генерал-майор.
8. Дохтуров Дмитрий Сергеевич (1759-1816)-генерал от инфантерии (с 1810 г.), в 1812 г.-командир 6-го пехотного корпуса 1-й Западной армии, в 1813 г.-командир 7-го пехотного корпуса Польской армии.
9. Талызин Федор Иванович (1773-1844)- генерал-майор с 1799 г., с 1806 г.-в отставке, в 1812 г.-шеф 3-го егерского полка в Московском ополчении; командир 3-й дивизии Московского ополчения; принят на службу командиром 2-й бригады 7-й пехотной дивизии, во время сражения под Малым Ярославцем под начальством Ермолова разбил итальянскую гвардию; с 1820 г.-генерал-лейтенант, в 1828 г.-в отставке по суду.
10. Фонвизин Михаил Александрович (1787-1854)-в 1812 г.-адъютант Ермолова, с 1820 г.-генерал-майор, с февраля 1820 г.- командир 3-й бригады 12-й пехотной дивизии, с мая 1820 г.-командир 3-й бригады 22-й пехотной дивизии, с 1822 г. в отставке; декабрист, до 1853 г. отбывал ссылку в Сибири.
11. Речь идет о М. А. Ермолове, которого Константин Павлович назначил командиром Минского пехотного полка
12. Быков Василий Васильевич-штабс-капитан лейб-гвардии Павловского полка.
13. Толстой Федор Андреевич (1758-1849)-граф, тайный советник, сенатор (с 1823 г.), известный библиофил, отец Аграфены Федоровны Толстой, в замужестве Закревской.
14. В. М. Быков.
15. Давыдов Денис Васильевич (1784-1839)- двоюродный брат А. П. Ермолова по матери, участник наполеоновских войн, в 1812 г.-командир партизанского отряда, с 1815 г.-генерал-майор, в 1818-1819 гг. -начальник штаба 7-го пехотного корпуса, в 1819-1820 гг.-начальник штаба 3-го пехотного корпуса, с 1820 г.-в отпуске, с 1823 г.-в отставке, в 1826-1827 гг. служил на Кавказе, с 1831 г.-генерал-лейтенант.
16. П. И. Меллер-Закомельский.
17. Шемая-род рыб семейства карповых; эта ценная промысловая рыба распространена в бассейнах Азовского, Черного и Каспийского морей; имеет средний вес 200-250 граммов; свое название получила от персидского названия «шах-маи» (царская рыба)
18. Князь Д. З. Орбелиани.
19. Климовский Лев Васильевич (ум. 1821)-в 1816-1821 гг.-командир Нижегородского драгунского полка.