№ 71
А. А. Закревскому, 10 августа 1818
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Лагерь на [реке] Сунже, 10 августа 1818*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 25 авг[уста] 1818», «Отвеч[ено] 10 сентября]».
Любезный и почтенный Арсений Андреевич!
По справедливости должен я начать письмо мое удивлением, что при всей торжественной и праздничной вашей суматохе 1, при множестве хлопот с такою скоростию разрешаете вы мои представления. Ты насмешливым образом называешь их предписаниями, но мне до того нужды нет, и я без смеха скажу тебе, благороднейший Арсений, что нередко и самые предписания так быстро не исполняются и я все-таки к тебе, как источнику необычайной деятельности, обращаюсь с благодарением. Ей-богу, чудесно! Скажи мне, не ругаете ли вы меня за бесконечные мои представления? Но что мне делать, когда все нужды представляются заботливому человеку, у которого служба Государю одно занятие. Не имею я нрава негодовать, что некоторые из представлений остаются без исполнения, ибо знаю хорошо что многие могут или не приличествовать обстоятельствам, которые от меня сокрыты, или могут быть уважены впоследствии времени.
Мне вы должны в непременную поставить обязанность делать всякого рода представления, ибо может на месте моем быть столько же усердный и даже гораздо способнейший офицер, которому легче уже будет усовершенствовать и сообразить вещь, когда о ней сделано уже предложение, нежели начинать с первых оснований. Таким образом, один другому может служить [144] указателем полезных предметов, а способнейшему даст счастие честь исполнения! Но в то же время должны вы мне позволить одно желание, чтобы на всякое мое представление сказано мне было: 1) Оставлено по обстоятельствам без исполнения. 2) Может быть приведено в исполнение со временем. 3) Не может быть уважено по причинам (но сии должны быть точно основательные и весьма уважительные). И наконец разные другие, которые всегда начальство удобно находит и подчиненному заграждает уста. Сему учить ни которого из начальников не должно.
За Пятерикова вы меня побранили, но лучше за некоторое снисхождение, нежели за неуважение полковника и более 40 лет службы. Я не сердит! А за хорунжего не стоило бы дать выговора. Правда, что я присвоил некоторую власть, но это не более странно, нежели командовать армиею именем умершего! Разве одним немцам могут приличествовать такие чудеса?
Как я разумею тебя, почтенный Арсений Андреевич, ты слова не напишешь о том, что тебе собственно за меня неприятно, но почему же ты не посмеялся данному мне уроку, как писать по форме рапорты или для смеха недоставало, чтобы прислать образец прописи которой должен я сообразоваться и в самом почерке? Деликатность твоя удержала руку от начертания на объявлении нумера, но ты тоже виноват против могущественной формы!
Признаюсь, что не без благодарности прочел я мнение твое, что представление об обороне крепостей и потому нужно, что войск по обширности земли весьма немного. Это я весьма чувствую по обстоятельствам, в которых теперь нахожусь. Нарочно рапорт мой к князю Петру Михайловичу препровождаю в твоем конверте, чтобы ты прочел его. Я знаю, что он закричит против меня, но пусть что-нибудь найдет в опровержение.
Тебе могу я говорить откровенно, что если хотят, чтобы в короткое время учредил я здесь некоторый порядок и дал ему основания прочные, то надобно непременно усилить мой корпус, пока спокойствие и мир с Персиею продолжаются и пока внутреннее ее состояние весьма далекое от тишины тому способствует.
Теперь нужно войск на время и не так много; после будете давать более, но поздно, ибо не принесут такой пользы. Сколько у вас праздных, ничего не делающих внутри России войск, которых и продовольствие немного дешевле здешнего, а может быть и дороже. У меня они, по крайней мере, сделали [бы] дороги, помогли бы делать строения, чего я войсками корпуса, повсюду разбросанными, конечно, сделать не успею.
Твой голос силен как человека благоразумного, представь им основательность моих желаний, ибо когда буду я оправдываться, что не успел в том или другом, примут ли в оправдание, что я не имел способов? Не все ли говорить будут, что мне ни в чем не отказывали и что я все изгадил моею неспособностию и только что хвастал и писал?
Я знаю, что не дадут мне больших способов, но думаю, что весьма справедливо корпус мой составить из трех дивизий пехоты, то есть в резервную бригаду прибавить один полк егерский и два линейной пехоты, но не включать 8-й егерский полк в то число, который я возвращу по окончании новой учреждаемой линии, как случая экстраординарного. Прибавление сих войск весьма умеренно и нужно только до совершенного сформирования обороны [145] крепостей. Тогда многие из войск корпуса будут свободны и уменьшить будет возможно. Если бы прибавили полки, нужно две роты легкой артиллерии, ибо здесь пушки заменяют весьма большое число людей и не требуют дорогого содержания. Если бы не пушки, мне бы и здесь не легко было бы удержаться или, конечно, до сего времени имел бы я чрезвычайную в людях потерю. Сих двух рот можно бы тотчас сделать назначение и без потери времени, они могут быть осенью нужны.
Рапорт мой встревожит Петрахана, но если только малейшее обратят внимание, то нет ни малейшей в нем неосновательности и труда удовлетворить его! Ты можешь о сем при случае отпустить слово Белому. Не пренебреги сим средством для самой службы
За что брат Михайло к нам не чистосердечен? Как справедливо говоришь ты, что нам в нем кроме дружбы его ничто не надобно. Не думаю, чтобы мог он найти людей, более его любящих и желающих ему счастия. Неужели вина наша, что в обоих нас не находит он равное ему знатности, но, впрочем, в отношении к нему, конечно, ничем другим упрекнуть нам невозможно!
Я в сравнении с тобою могу назваться новым ему знакомым, но против тебя перемениться еще более непростительно. Меня, я думаю, погубил чин, но можно ли когда мешать графу Воронцову? Нам, почтенный Арсений, это урок, и мы научимся до гроба не перемениться один к другому. Многие имею я причины уважать твою дружбу, но и того забыть не могу, что ты сделал с стариком-отцом моим. Ты вырываешь слезы мои!
Весьма рад, что ты доволен признанием моим о внутренней страже, правда что чудесное!
Я замечаю весьма странное стечение обстоятельств, что предшествовавшие обеих армий главнокомандующие и теперь оными начальствующие, ни один не имеет русской фамилии. Был еще в запасе и Винцингероде 2, но судьба хочет кому-нибудь из русских дать место! В самой вещи однако же сие немало случается странно.
Петров точно 3 ротмистр и что странно, что я его отыскал здесь у вод и он в здешнем краю женится на Столыпина родной племяннице 4, чего до вчерашнего дня я не знал и послал за ним, чтобы он ко мне приехал. Его точно я желаю, но других, право, никого не знаю в кавалерии и даже списка не имею штаб-офицеров кавалерийских, которые бы привели кого-нибудь из знакомых на память. Пришли, сделай дружбу, списки, а между тем, если возможно, из того же Александрийского гусарского полка дай ротмистра Верзилина 5. Он храбрый офицер и имеет Георгиевский крест. Потом и о других помышлять будем, но признаюсь, что по распутству казаков нельзя терять времени!
Теперь, почтенный Арсений Андреевич, с сердцем искренним, с душевною радостию поздравляю тебя с намерением сочетаться с графинею Аграфеною Федоровною. Тебя зная, не менее знаю я, чего ты желаешь и ищешь в своей жене; следовательно, как будто знаком я и с графинею. Засвидетельствуй ее мое совершенное почтение и познакомь ее с моими странностями, из коих первою почтет она ту, что я в ней вижу как добрую мне родную. Девушке большого света удивительною покажется такая смелость непросвещенного чеченца, но узнает меня и простит простоте моей. Хорошее вздумал ты дело, любезный Арсений Андреевич; я нахожу, что никому более как тебе не [146] приличествует состояние супруга, ибо холостым был ты порядочнейшим человеком, был почитаем всеми твоими сослуживцами, теперь с теми же благороднейшими свойствами будет у тебя жена добрая и милая и окружающие вас будут любить без вас памяти, а я точно как у родных буду в доме.
В [18]19 году, последуя твоему совету, приеду зимою в Петербург. По делам здешнего края нужно было бы в нынешнем году, но не знаю, можно ли мне будет по некоторым здесь беспокойствам; впрочем, кажется мне, что и ты в письме своем говоришь не о будущей зиме, а о дальнейшей. Напиши, сделай дружбу, как я понимать должен?
Благодарю, что отдал мои записочки Петрахану и Каподистри. Они написаны по твоему совету и потому ты должен производить надувание.
О населении военном в здешнем краю я точно подумаю, и оно здесь чрезвычайно полезно быть может, но если не будет оно уподобляться теперешнему и, сверх того, если рассматриваемо будет на Литейной, то может быть и смешается с грязью, но я сердиться не буду, ибо такие вещи и впоследствии могут находить защитников, а я прав буду, что сделаю представление! Я достал из Екатеринославской губернии о том сведения.
Самый жестокий критик не может не одобрить с удовольствием издания военной типографии об отличиях, войсками полученных. Издание роскошное! Достойно было бы твоей типографии издание истории всех войск в России с самого начала учреждения каждой части, с объяснением всех происшедших в оных перемен и с точным описанием походов или отличных дел. Есть уже, сколько помню, что-то сему подобное, но не обстоятельное и о весьма небольшом числе войск. Скажи, почтенный Арсений, свое о сем мнение! Желал бы я хотя на один день впустить моего Наумова 6 в твои департаменты, дабы научиться порядку и хотя весьма в малом вид оному уподобиться. Я не знаю бесценнее человека для устройства и точности, и хотя великий Сипягин 7 не благоволил к нему, опасаясь в нем счастливого соперника, но я знаю, что ты бы весьма дорого дал за сего трудолюбивого и благороднейшего офицера.
Хотя и сбит, как ты говоришь, великий человек с поля славы однако же вижу я, что он сохранил свою коммуникацию со Всеволожским 8, и это из ретирад, конечно, не весьма худая.
Правду и весьма правду говоришь, почтеннейший брат Арсений Андреевич, что письмо мое зло и тебе не должно нравиться, но кто мог ожидать предательского способа, каковым с ним поступлено 9. После сего станут еще сомневаться, что простосердечие мое не вредит мне. Конечно, после сего и самую правду буду я говорить сквозь зубы, если за нее должен я покупать себе злодеев, которыми и без того очень изобилую. Воображаю, как на меня дуются министры и какие готовы делать мне пакости, но я не буду сердиться и их в свою очередь буду сколько возможно истреблять, хотя весьма уверен я, что сражения не всегда будут в мою пользу. Жалею, но поздно, друг любезный, о сем письме и признаюсь, что не надеялся такого поступка. Не знаю что за Гельмерсен, но знаю очень, что Саблин 10 не бритва. Однако же я и за ними смотреть буду и нарочно после них буду сам осматривать в подробности все суды. Зачем черт носил их на галеру? Я не пощажу!
Хотелось бы взглянуть на почтенного и постоянного каммарада Сабанеева. Я люблю и ум и правила сего достойного человека. [147]
Любопытен знать, кто будет командиром Литовского корпуса, и отгадать не умею. Не Ожаровский ли?
Важный придворный маневр учинили вы с Голицыным 11, а Васильчиков 12 искусно в сем случае фланкировал 13. Брат Михайло будет в восхищении от Сакенова корпуса 14, но я нахожу, что гренадерский еще бы более ему приличествовал, ибо войско отборное и он молодец!
Жалею, что не сохранил копий с писем, писанных в [1]812 году к известному приятелю. Теперь он так занимается и зарыт в делах что у него оных не добьешься.
Воображаю, как замучили вас праздники, почти не прерывавшиеся для короля прусского. Извинит его прусское величество, если усумнимся мы, чтобы у него могло что-нибудь быть лучше, нежели что он видел. Совершеннейшее, что он имел, красавицу дочь его, и та в земле нашей!
Любопытно постановление о наместниках, но если и они, подобно губернаторам, будут рабами каждого из министров, то это никуда не годится и лучше старого беспутства не умножайте новым. Иначе будут они весьма непристойным Государя изображением.
Послал я к Петрахану представление о назначении брата моего полковника Ермолова 15 командиром Грузинского гренадерского полка на место умершего полковника Дьячкова. Если возможно, постарайся, чтобы не отказали, ибо в Херсонском полку Берников ни в чем ему не равен. Если же он не будет удостоен, то дайте поскорее кого вам угодно. У меня один полковник Анненков, но сему достаточно и не гренадерского полка.
Не слыхал ли ты чего о егерском моем Ермолове? Долго ли будет он наказываем, ибо видел я, что все прочие офицеры, бывшие под наказанием, возвращены в гвардию. Неужели ему никогда не дадут полка? Зарезал его Бистром самым злодейским образом!
Набор с 500 по два без труда предвидеть возможно было, ибо по малому числу во вторых баталионах людей невозможно пополнить убыли в полках. Может быть, и ко мне попадутся не уроды, какими обезображен мой корпус.
Не забудь меня, любезный Арсений, при укомплектовании. Божусь честью, что такие люди здесь только умножают беглецов у наших злодеев, ибо между ними все люди наигнуснейшего поведения соединены вместе.
Чеченцы мои умничают и, призвав в помощь толпы горских народов, участников в их злодействах против нас, думают понудить меня к снисходительнейшим условиям, к каковым приучила их непростительная слабость многих моих предместников. Нередко нападают они на мои транспорты и один раз осмелились приблизиться к самому лагерю, но как одна конница была без пехоты, то и ушла поспешно и без большой потери. Где однако же случается, их всегда бьют сколько возможно.
Ты увидишь рапорт мой к Волконскому о происшествиях. Я надеюсь, что меня не упрекнут драчливостию. Прикажи рассказать фельдъегерю, как я здесь живу и как наметаны у меня войска. Каждые день пред светом все в линейках и я перед фрунтом, музыка играет и песни повсюду. Против здешних народов самое опаснейшее время утренняя заря и нет их способнее для внезапного нападения. Прощай! Не забывай душевно преданного и почитающего по смерть А. Ермолова. [148]
Прикажи, почтенный Арсений, Красоте нашей подписаться за меня на получение картин, издаваемых генерал-адъютантом Сипягиным,-знаменитых боев прошедшей войны. Красоте пришлю я деньги, а теперь нет со мною гроша. Одной из сих картин видел уже я описание в «Военном журнале». Я виделся с ротмистром Александрийского гусарского полка Петровым и прошу его определить. Я ему готовлю самый распутный полк казачий и знаю, что он поправит. Писал я к тебе о Верзилине, но узнал после, что он уже в отставке. Если возможно, дайте мне еще Александрийского гусарского полка ротмистра Ефимовича 16. Он со мною охотно будет служить, и я его весьма с хорошей стороны знаю. Если надобен на сие от меня рапорт, то я его пришлю задним числом, а между тем составьте записку от моего имени и по оной исходатайствуйте определение, дабы не терять времени.
Фельдъегерь, податель сего, невзирая на то, что имел множество развозить посылок, приехал чрезвычайно скоро. У меня живет фельдъегерь Силин, сокровище поведением и скромностию и беден до крайности.
Верный по смерть А. Ермолов.
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 111. Л. 167-175.
Комментарии
1. Вероятно, речь идет о празднествах, связанных с пребыванием в июне 1818 г. в Москве, а затем в Петербурге прусского короля Фридриха-Вильгельма III.
2. Винценгероде Фердинанд Федорович (1770-1818)- барон, генерал от кавалерии (1818), генерал-адъютант (с 1802), в 1812 г. командовал летучим отрядом, в 1813 г.-командовал российским корпусом в составе Северной армии, с июля 1817 г. командовал Отдельным Литовским корпусом, умер 25 июля 1818 г. от апоплексического удара.
3. П. И. Петров.
4. П. И. Петров был женат на Анне Акимовне Хастатовой (1802-1836), двоюродной тетке М. Ю. Лермонтова. Сестра Н. А. Столыпина Екатерина (1775-1830)-замужем за генерал-майором А. В. Хастатовым, другая сестра Елизавета (1773-1845), вышедшая замуж за М. В. Арсеньева, была родной бабушкой М. Ю. Лермонтова.
5. Верзилин Петр Семенович (1791-1849)-в 1808 г. перешел из Московского ополчения в Александрийский гусарский полк, участвовал в войне 1812 г. и Заграничных походах, с 1812 г.-штабс-ротмистр; в 1820 г. поступил в Нижегородский драгунский полк, с 1821 г.-капитан, командир Волгского казачьего полка, с 1829 г.-полковник, командир Горского казачьего полка, с 1832 г.-генерал-майор, в 1832-1837 гг.-наказной атаман Кавказского линейного казачьего войска.
6. С. А. Наумов.
7. Н. М. Сипягин.
8. Всеволожский Всеволод Андреевич (1769-1836)- действительный камергер, статский советник, богатейший предприниматель, владелец первых пароходов на Волге. Н. М. Сипягин был женат на дочери Всеволожского Марии Всеволодовне (1800-после 1819).
9. См. письмо к Закревскому от 9 июля 1818 г. и прим. 13 к нему.
10. Предположительно, речь идет об участниках предполагавшейся сенаторской ревизии Кавказского края. Саблин-возможно, Саблин Алексей Николаевич (1756-1834)-с 1809 г.-вице-адмирал, с 1817 г.- сенатор.
11. Голицын Дмитрий Владимирович (1771-1844)- князь, с 1841 г.-светлейший князь, с 1814 г.-генерал от кавалерии, с 1814 г.-командир 1-го резервного кавалерийского корпуса и командир 1-й и 2-й гвардейских пехотных дивизий, с 1815 г.-командир гвардейской кавалерийской дивизии (с оставлением командиром корпуса), с 1818 г.-командир 2-го пехотного корпуса, в 1822-1844 гг.-московский военный губернатор, управляющий гражданской частью, с 1821 г.-член Государственного совета
12. Васильчиков Илларион Васильевич (1775-1847)- граф (с 1831 г.), князь (с 1839 г.), участник наполеоновских войн, с 1812 г.- генерал-лейтенант, с 1814 г.-начальник легкой гвардейской кавалерийской дивизии, с 1818 г.-начальник 1-го резервного кавалерийского корпуса; в 1817-1821 гг. командовал Гвардейским корпусом, генерал от кавалерии (с 1823 г.), с 1838 г.-председатель Государственного совета и Комитета министров.
13. Маневр заключался в том, что высочайшим приказом от 12 июля 1818 г. командир 2-го пехотного корпуса принц Евгений Вюртембергский назначался командиром 1-го пехотного корпуса, а командир 1-го резервного кавалерийского корпуса князь Д. В. Голицын становился командиром 2-го пехотного корпуса. На его же место 17 июля был назначен командовавший до того легкой гвардейской кавалерийской дивизией князь И. В. Васильчиков, который одновременно с 1817-го по 1821 г командовал Гвардейским корпусом.
14. Имеется в виду 3-й пехотный корпус, которым до 1818 г. командовал Ф. В. Остен-Сакен. Очевидно, этот корпус предполагалось поручить в командование М. С. Воронцову, но он стал его командиром в феврале 1820 г
15. П. Н. Ермолов.
16. Е. П. Ефимович (ум. 1831)-в 1818 г.-ротмистр гусарского Александрийского полка, с 1819 г.-майор, командир Гребенского казачьего войска, позднее полковник.