№ 389
М. С. Воронцову, март 1847
М. С. ВОРОНЦОВУ
Москва, март 1847*
* Помета М. С. Воронцова: «Получ[ено] 22 марта 1847».
В ожидании возвращения молодого твоего князя я приготовил письмо к тебе, почтеннейший князь Михаил Семенович, не надеясь, чтобы Москва успела удержать его долгое время.
Князь представит тебе бумагу, которую ты сообщил мне. Весьма понимаю ее важность и необходимость содержать в тайне намерения твои. Я в точности исполнил поручение твое и не только никому не показал ее, но даже никто не подозревает о существовании ее. Искренно благодарю за доверенность и цену ее в полной мере чувствую.
Письма твои я сохраняю; в них заключены некоторые из предположений и предприятий твоих, но возвращаемая бумага по адресу ее слишком важная и официальная, и потому она не находит у меня места. Признаюсь, что с некоторым самодовольствием заметил я, что в ней возобновляется мысль моя, почти уже 25 лет назад высказанная и на Кавказе известная.
Смотря с Каранайского спуска 1 на изуродованную природу гор, я сказал некогда: «В эту гнусную дыру я солдат наших не поведу». Я мог забыть это, но помнят другие, и генералу Гурке пересказывал то генерал Клугенау.
Когда ты не находишь необходимости влезать в горы и ограничиваешься Аварскою Койсу 2, то мысль моя перестает быть безумною, как признавалось все то, что я делал, признавалось не одним великим нашим фельдмаршалом! Суждений его и ты не избежишь, любезный князь; ибо власти, в которую ты облечен, не сваривает желудок расстроенный и обремененный славою. Он не понимает, как могли разрушиться твердые основания, положенные им для благоденствия края, которым ты управляешь; а ты находишь не только что исправлять, но даже сотворяешь вновь. Это не прощается!
Возвращусь к прежнему. Я занял Акушинскую область; впоследствии занят был Казыкумык, и тем я ограничился на время. Необходимым этого следствием должно было быть сообщение между ними, и, конечно, это была мысль [527] моя, которую нетрудно было привести в исполнение, ибо тогда не было соединения народов, воспламененных религиозным фанатизмом 3. Акуша оставалась непоколебимою до 1843 года 4. Мне надобно было усадить на плоскости кабардинцев и отнять убежище в горах. Это заняло 1822 и 1823 годы. Могли бы твои предместники поблагодарить меня за то, ибо при их распорядительности нелегко было бы им ладить с Военно-Грузинскою дорогою. Теперь Кабарда совершенно в руках, и прошедший год убеждает в том. Барон Розен при его взгляде и познании края заставляет меня думать, что занятие Кунзаха было временное и, может быть, надобное, пока существовала там ханская фамилия 5. После ее лучше бы оставить Аварию и избежать случившихся впоследствии бесславных происшествий 6.
Намерение твое занять Гергебиль и другой какой пункт 7 будет всегдашнею грозою Аварии, поставит в необходимость помышлять о собственной защите и даст причину уклониться от содействия Шамилю, которое наносит чувствительные им потери.
Неимоверная подвижность твоя познакомила тебя с местностию, и ты в два года усмотрел то, что во многие года не видели другие.
Конечно, Кавказ примет совсем другой вид.
Ты лучше меня знаешь, что происходит в Петербурге, конечно и то, что есть завидующие тебе и, может быть, не восхищающиеся твоими успехами; но Государь чрезвычайно доволен твоими распоряжениями и действиями и говорит о тебе с особенным уважением и признательностью. За что мне сердиться, когда это производит другим колики? Между ними есть и мне всегда благоприятствовавшие прежде и теперь готовые резать, хотя никому, и давно уже, не могу я быть вредным.
Слухи продолжаются, что князя Васильчикова заместит князь Чернышов 8. Говорят, что он желал бы сохранить Военное министерство вместе, но что будто бы встречается в этом затруднение. Если это так, то ты лишишься в лице министра не лучшего из друзей твоих. Ты, конечно, это знаешь и действуешь образно тому.
Знаю, что неимоверная деятельность твоя не допускает тебе свободного времени, почему я весьма далек ропота, что ты редко весьма ко мне пишешь, и всегда терпеливо ожидаю приятных этих случаев.
Прощай, желаю тебе благополучия и всевозможных успехов.
Душевно преданный Ермолов.
РГАДА Ф. 1261. Оп. 3. Д. 1381. Л. 188-189 об.
Комментарии
1. Каранайский спуск с Гимринского хребта, который отделяет приморскую часть Дагестана от внутренней гористой части, где были расположены наиболее труднодоступные для русских войск аулы — Гимры, Ахульго и др.
2. Аварское Койсу и впадающее в него Казыкумухское Койсу — реки, протекающие во внутреннем Дагестане параллельно Гимринскому хребту.
3. Ермолов не прав. Религиозная составляющая в движении горцев появилась именно во время его управления Кавказом. См. прим. 2 к письму А. А. Закревскому от 13 декабря 1825 г.
4. В ходе всеобщего восстания в Дагестане в 1843 г. на сторону Шамиля перешло и акушинское общество (Покровский Н. И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2009. С. 392).
5. Семейство аварских ханов было убито Гамзат-Беком летом 1834 г. До этого ханша Паху-Бике и ее сын Нуцал-Хан, несмотря на колебания, занимали пророссийскую позицию. Однако в том же году Гамзат-Бек был убит, русские войска заняли Аварию и под их давлением на престол был избран Аслан-Хан Казыкумухский. Аслан-Хан умер в 1836 г., после чего русские войска вновь заняли Аварию и провозгласили ее владетелем Ахмет-Хана Мехтулинского.
6. Имеется в виду захват Аварии Шамилем в 1843 г. в результате восстания горцев (см. прим. 2 к письму от 31 августа 1845 г.).
7. Занятие Гергебиля создавало бы постоянную угрозу Аварии с востока. Кроме того, Гергебиль стал одним из опорных пунктов для набегов на Акушу, Мехтулинское ханство и шамхальство Тарковское. Общий план Воронцова на 1847 г. сводился к тому, чтобы силами Дагестанского отряда овладеть Гергебилем, затем соединиться с Самурским отрядом у селения Салты и после его взятия двинуться на юг для уничтожения аула Ириб — оплота Шамиля на границах Казыкумухского ханства, откуда совершались набеги на Южный Дагестан и на Лезгинскую линию. Общий смысл этого плана сводился к тому, чтобы отсечь имамат от Приморского Дагестана (Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война. М., 1994. С. 486).
8. Речь идет об умершем 21 февраля председателе Государственного совета князе Илларионе Васильевиче Васильчикове (занимал эту должность с 1838 г.). Однако заменил его не А. И. Чернышев, а В. В. Левашев (1847-1848). Чернышев же стал председателем Государственного совета только в 1848 г.