№ 290
М. А. Кикиной, октябрь 1827
М. А. КИКИНОЙ
Орел, октябрь, 1827
Почтеннейшая сестра, Мария Ардалионовна! Сестра Анна Петровна оставила мне письмо ваше и, невзирая на насмешки ваши, что я просил вас о милостивом к ней расположении, мне не менее приятно благодарить за то, что вы ей оное оказывать изволили. Она без слез не говорит мне об вас, и едва ли удовольствие видеть меня в состоянии смягчить горесть разлуки с вами. Жить [412] близко вас сделалось для нее потребностию, и никогда более не жалел, что Алексей Александрович оставил службу.
Вы меня просите за нее сомневаясь, как будто, что привязанность моя к ней не заставит меня употребить все возможные средства к ее успокоению. Не так легко ладить со стариками, что думаю, я и вы, милая сестра, и вы несколько знаете. Могло занятие мое прежде службою и долговременное отсутствие много мне препятствовать, но теперь, будучи свободным, близко к отцу моему, конечно, не упущу я ни одного случая, чтобы обратить его к ней нежность Уверен, что не нужно к тому никаких усилий, судя по удовольствию, с которым встретил он сестру. Итак, почтеннейшая Мария Ардалионовна, по благосклонности к сестре, будьте на счет ее покойны.
В самом деле, вы проницательны в выборе людей по их способностям, назначая мне должность при брате, Петре Андреевиче. Требующей умственных способностей, конечно, не приму я на себя как-то учиться экономии, домоустройству, ибо я поглупел очень, как вы верно уже слышали. Если же хотя мало усомнитесь вы в том, то я представлю убедительное свидетельство графа Дибича и многих других, благоволящих ко мне особ. Но сохранил я еще несколько сил и пахарем буду усердным, под хорошим руководством.
Вы настращали меня вашими пророчествами. Вы предсказали мне удаление, или, справедливее назвать, изгнание из службы, но теперь, обращая меня к земледелию, вы не вселяете в меня страха. Не правда ли, что может назваться счастливым тот, которому нечего бояться? И глупость моя немало способствовать будет счастию. Ей благодаря, не станут называть меня либералом, карбонарии[ем] и видеть во мне человека, стремящегося нарушать порядок. Но что будет и со многими другими, когда с тою же прозорливостию будут рассматривать их способности? Неужели один я должен был поглупеть, и так поздно сие приметили. Подсмотрят впоследствии тоже и во многих нынешних мудрецах и избранных.
Однако же позвольте мне спросить вас, милая сестра, когда могу я надеяться увидеть моего Seigneur du village* (Хозяина деревни (фр.).). О вас не смею я думать, ибо вижу, что со столицею нелегко вам расставаться. По мнению нашему, жителей деревенских, мог бы чистый воздух, движение поправить здоровье ваше. Подумайте о сем; может быть, в сем хотя случае вы не найдете мнение мое глупым... Прошу покорнейше сказать мое совершеннейшее почтение Екатерине Васильевне 1 и искреннюю благодарность за благосклонное расположение к сестре моей.
Имею честь быть с чувствами истинной приверженности и отличного почтения душевно преданный Алексей Ермолов.
Что скажете, однако же, о докторе Вольском? 2 Он смеет любить меня и даже желать одолжить меня предлагая мне пристанище в своем доме. Это не менее как героизм в отношении к человеку в моих обстоятельствах! Не смекнул ли он, как человек умный, что если излечивал он меня от болезни, может возвратить мне и прежние умственные способности.
Русская старина. 1872. Т. 6. С. 530-531. [413]
Комментарии
1. Торсукова Е. В., мать М. А. Кикиной.
2. С. Ф Вольский.