№ 287
А. А. Закревскому, 6 [сентября] 1827
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Орел, 6 [сентября] 1827**
** Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 29 сентября», «Отвеч[ено] 19 октября».
Почтенный и редкий друг Арсений Андреевич.
Так редки верные случаи писать, что я оставляю тебя на счет мой в совершенной почти неизвестности и столько же мало знаю о тебе. Податель сего г[осподин] Мазарович перескажет тебе обстоятельно, все до меня относящееся. Приласкай его как человека, десять лет постоянно ко мне расположенного. Ты с любопытством услышишь о последнем времени моего пребывания в Тифлисе, о коем скажу сам вкратце.
Граф Дибич соблюдал со тщанием все наружности в обращении со мною. При самой первой встрече сказал мне, что поведение его докажет мне совсем противное общей молве, что он мне неприятель и что к вражде между нами не существует никаких причин. В начале думал он поладить нас с Паскевичем, далее говорил мне, что он весьма хорошо видит, что нам вместе быть невозможно, и не менее четырех раз утвердительно говорил, что Паскевич отозван будет непременно. Паскевич долгое время сказывался больным и не показывался; я работал, как невольник, дабы приуготовить все к войне нужное, и скажу тебе как честный человек, что сделал все, что в тамошней стране физически возможно.
Дибич должен был признаться, что он как войска, так и существующий в них дух и дисциплину нашел противными тому, как было донесено; видел выступавшие войска в авангарде с Бенкендорфом 1 в новой совершенно одежде и с весьма исправными обозами. Не знаю как он доносил, но приметно было, что хвалить для него тягостно было, ибо надлежало говорить вопреки Паскевичу, которому Государь оказывал особенную доверенность и благоволение, и вопреки Бенкендорфу, у коего брат человек могущественный и близкий. Итак, думаю, Дибич в придворной премудрости своей определил принести меня в жертву. Он не преставал повторять, что медленные действия, не согласующияся с желанием Государя, который ожидает возможной быстроты, его прогневают и я подвергнусь неприятностям. Никакие рассуждения не принимались, и только подтверждаемо было: скорей, скорей! Так, без всякого толку послан был Бенкендорф с авангардом в самое гнусное время и по непроходимой дороге, и вскоре оказался недостаток в продовольствии, ибо доставлять его вслед было невозможно. Пусть спросят войска, что они терпели и что сделали? Бенкендорф, столько же великий генерал, как и министр 2, делал одну ошибку за другою и наконец отправлено было ложное донесение [408] об одержанной победе, которая не что иное была, как ничтожная перестрелка 3. Донесено было, что он разбил непобедимых куртинцев 4. В Тифлисе все знали подробности сей мнимой победы, Дибич еще не выезжал, и я также, он мог узнать о всем достоверно, но согласился, однако же, сделать хвастливое и несправедливое донесение. Он мог бы употребить тех же самых шпионов, коих верил клевете на счет мой, и они бы не смели не довести об общей молве в народе, о победе.
Конечно, по его же донесению напечатано было в газетах, что лишь только принял Паскевич команду над войсками, тотчас отправлены были войска под начальством Бенкендорфа, дабы войти в неприятельскую землю. Не мог он забыть, что инструкция Бенкендорфу составлена была с общего моего и его согласия и повеление о выступлении мною подписано. Вскоре последовавшая перемена не дает, однако же, права распоряжение сие относить на счет Паскевича.
Потом распустили молву о недостатках в продовольствии и что нет к войне никаких приготовлений Еще в бытность Дибича согнали в Тифлис купленных мною быков для провиантских транспортов, не было даже признака подножного корма, и между ними открылся падеж. Вот плоды неуместной скорости, и со всем тем великий вождь Паскевич, по изгнании моем, не прежде умел выйти из Тифлиса, как почти чрез полтора месяца, невзирая на все пособия Дибича с его могущественною и все разрешающею властию. Отчего же во мне только найдена была медленность и недеятельность и десятилетняя моя опытность почтена ни во что? Дибич должен был лучше употреблять доверенность Государя!
Больно, достигнувши звания моего службою довольно продолжительною и довольно усердною, быть неизвестным до той степени, что принимались против меня самые гнусные доносы, по которым производились самые низкие разыскания. Выслушивались с доверенностью презрительнейшие мерзавцы, и никого не спрашивали из людей порядочных. Таково было поведение подлого и злобного Паскевича, который говорил, что он непримиримый враг мой за то, что я отнял у него славу покорить Тавриз после одержанной им победы 5, и так поступал граф Дибич! Словом, для истребления моего нельзя было избрать лучших орудий.
Бенкендорф невзирая на ограниченные способности свои, играл также немаловажную ролю. Паскевич многие ябеды свои передавал чрез него могущественному его брату 6, дабы придать им более вероятия и быть самому в стороне. Наш Бенкендорф всему верил, и все казалось ему возможным, а, дабы удерживать его в благородном расположении вредить мне, от Паскевича приставлены были к нему генерал-лейтенант Красовский 7, самый величайший у подлецов, у которого в понятии все средства позволительны, и походный атаман Василий Дмитриевич Иловайский 8, по крайней мере, столько же подлый и которого Бенкендорф рад был найти глупее себя, а потому думал, что он ничего не скажет из хитрости. Вот шайка, составившаяся против меня, в которой Паскевич был главою. Он приуготовлял себе мое место, но те и со мною ничего бы не потеряли, Бенкендорфу брат все доставит и без заслуг. Красовскому доставит Дибич, имеющий о нем высокое весьма понятие и не без [409] удовольствия выслушивающий низкую его лесть. Он раз сказал ему: «Вас судьба привела в Грузию для ее спасения, немного после, было бы уже поздно!» Паскевичу в его очередь также расточали лесть за обедом, пивши его здоровье, генерал-лейтенант князь Эристов, ужасный дурак и подлец, сказал ему, что он отец-избавитель Грузии. Жаль, что не истолковал, от меня ли избавил ее или от неприятеля, и Паскевич не нашел комплимента лишним!
Множество есть пресмешных вещей, о которых перескажу, увидевшись. Покажи письмо сие Кикину и брату Василью 9, которые ничего обо мне не знают и, может быть, упрекают мне, что их не извещаю.
Я здоров, живу в деревне с моим стариком, весьма уже слабым. Занимаюсь приведением в порядок небольшой моей библиотеки. В городе был два раза, но ни с кем не видался. Приступаю к построению великолепного каменного дома, имеющего в фасаде до шести саженей и в два этажа. Тут будут у меня три комнаты для жилья и две довольно большие для книг. Я, благодаря Бога, нахожу средства быть довольным моим положением, сколько то можно! Понемногу взростают мои рыцари и, кажется, не глупы будут. Не забудь о старшем и благодетельствуй всем!
Скажи мое совершеннейшее почтение милостивой государыне Аграфене Федоровне.
Прощай, продолжи мне расположение свое, всегда для меня лестное.
Верный Ермолов
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 113. Л. 72-76.
Комментарии
1. Бенкендорф Константин Христофорович (1785-1828)- барон, родной брат А. X. Бенкендорфа, начал службу в 1797 г. в Коллегии иностранных дел, в 1812 г. принят на военную службу майором, участвовал в войне 1812 г. и Заграничных походах, с 1816 г. состоял по кавалерии; с 1814 г.- генерал-майор, с 1827 г.-генерал-лейтенант. Во время русско-персидской войны 1826-1828 гг. командовал отдельным отрядом кавалерии на Кавказе
2. К. X. Бенкендорф в 1820-1826 гг. служил в Министерстве иностранных дел в должности чрезвычайного посланника при Вюртембергском и Баденском дворах.
3. Ермолов с большим презрением охарактеризовал действия Бенкендорфа в Эриванской области, когда тот, преодолев горы Акзибиюк и Безобдал, занял монастырь Эчмиадзин, а затем и крепость Эривань, которая сдалась почти без боя. Бенкендорф за эти подвиги был награжден 14 октября 1826 г. званием генерал-адъютанта, пожалован за отличия в сражениях чином генерал-лейтенанта и получил орден Св. Владимира 2-й степени, а также золотую саблю с надписью «За храбрость», украшенную бриллиантами (Военная энциклопедия. СПб., 1911. Т. IV. С 472). Ермолов соотносит эти награды с высоким положением брата Константина Христофоровича-А. X. Бенкендорфа.
4. Конница, составленная из курдов, которые с древнейших времен считались непревзойденными наездниками.
5. Когда И. Ф. Паскевич приближался с войсками к г. Тавризу, его встретил князь Эристов с вестью о взятии второй столицы Персии. Генерал Н. Н. Муравьев, получавший почти ежедневные распоряжения от А. П. Ермолова, и князь Г. Е. Эристов сумели воспользоваться оплошностью персов и захватить город, опередив Аббаса-Мирзу, который подходил к Тавризу для его защиты, и лишь на день опередив Паскевича. С политической точки зрения падение Тавриза было для Персии равносильно потере всей северной половины государства, а захват русскими в крепости боевых средств, заготовленных персиянами, лишал ее всякой возможности продолжать войну. Паскевич, хотя и получил награды и почести за взятие Тавриза, остался непримиримый врагом Ермолова за то, что он отнял у него славу покорить Тавриз. Не остался без наказания и генерал Н. Н. Муравьев, и хотя он был награжден генеральским чином, но с этого времени началось постоянное нерасположение Паскевича к Муравьеву, в конце концов, заставившее последнего покинуть Кавказ и перейти на службу в Россию. Эристов вскоре тоже был удален из действующей армии и отправлен в Москву, сенатором (Потто В. А. Кавказская война. Т. 3. Персидская война 1826-1828 гг.).
6. Бенкендорф А. X. О реакции III (жандармского) отделения Собственной его императорского величества канцелярии на отставку А. П. Ермолова см. Гордин Я. А. Алексей Ермолов. Солдат и его империя. СПб., 2012. С. 426-433.
7. Л. И. Красовский.
8. Иловайский Василий Дмитриевич (1784-1860)- генерал-лейтенант с 1826 г. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг.; с 1823-го по 1840 г.-походный атаман донских казачьих полков в Отдельном Кавказском корпусе. С 1840 г. в отставке.
9. В. Р. Марченко.