№ 32
А. А. Закревскому, 9 апреля 1817
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, 9 апреля 1817*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 13 мая», «Отвеч[ено] 26 мая».
Ожидал нетерпеливо от тебя письма, и наконец ты наградил меня пространным. Благодарю тебя, почтеннейший Арсений Андреевич! По многотрудным занятиям твоим невозможно тебе уделять много времени на переписку со мною, а потому и предлагаю тебе тот же способ, о котором говорил и прежде. По отправлении фельдъегеря тотчас принимайся опять писать. Каждый день несколько строк не отнимут у тебя время, а в продолжение многих дней и выйдет целое письмо. Иначе мне бы совестно было ожидать от тебя писем, ибо тебе надлежало [бы] похищать несколько у сна твоего.
Рад был я чрезвычайно, что произволу моему предоставлено было ехать в Персию или вместо себя послать другого. Долго я рассуждал о сем и наконец решился ехать сам. По воле Государя, объявленной мне графом Нессельроде, весьма ясно и обстоятельно поручено тогда только остаться когда точно, удостоверюсь я, что Персия имеет неприязненные намерения, и если то в чем-либо не нарушит дружественных связей, между обеими державами существующих. Я доносил о приуготовлениях Персии, и точно они делаются чрезвычайные, но после донесения моего прошло три месяца и кажется без ошибки вижу, что все приуготовления делает страх, а не желание еще испытать судьбу оружия. Звание мое, главнокомандующего соседственных земель, вселяет величайший ужас, чему немало способствовало пребывание мое здесь шесть месяцев и тот образ, каким я принялся за дела и разные лица. Тифлис наполнен персиянами, ведущими торг, и мне известно, что шпионов множество, которые о малейшем поступке моем дают известие.
Недавно случилось мне заболеть странным образом. Сидя весьма покойно, я чихнул и тотчас после того едва уже дойти мог до постели, и пролежал десять дней. Отсюда ту минуту отправлено известие, что я отчаянно болен и нет надежды, чтобы был жив. Из Персии ко мне пришли известия, что я умер и в Грузии бунт. Мое счастие необыкновенное, я уверен, что с ним все кончу как надобно и [не] уверен, чтобы кончил кто другой, ибо не шутя говорю тебе, что меня ужасно боятся. Как вежливы пограничные начальники, какая услужливость! Исполняются все по делам случающиеся требования, я им отпускаю благодарные рескрипты. Не могу не ехать, боюсь, чтоб мне не поставили после в вину, если в чем-нибудь не сделается по желанию. Если я в чем не успею, скажут все, что было невозможно успеть. Если бы на место меня поехал человек несравненно меня способнейший, его неудачу непременно отнесут мне на счет, что я ехать не захотел. Еще скажу одну важнейшую причину. Кто может [70] более вникнуть в состояние Персии, как я, которому судьба на долгое время назначила здесь пребывание. Кому полезнее знать соседей, как мне, имея всегда с ними необходимые сношения? Словом я, конечно, с большим старанием буду искать познакомиться с их способами и средствами. Мне нужно узнать непременно два обстоятельства, имеющие влияние впоследствии на мое в здешнем краю управление. Первое, можно ли полагаться на продолжение дружественных отношений с Персиею и постигает ли она, что в том есть существенная ее выгода? Или Персия, посторонним влиянием управляемая, может надеяться оружием приобрести выгоды? Второе, если нельзя положиться на прочность связи с Персиею, то нужно знать, до какой степени могут велики быть беспорядки и междоусобия после смерти шаха, дабы мне, предав их лютости внутренних раздоров и растравляя ловким образом, иметь время управиться с разными народами, населяющими горы в тылу нашем, которые хотя не весьма опасны, но весьма беспокойны. Между ними беспрерывно посеиваем мы вражду и раздор, разве более преступление разжечь войну между персиян? А мне надобен покой со стороны сих последних, чтобы ловче приняться за своих, надобно пожать и пустую, неблагодарную и мятежную каналью грузин, еще не внемлющих необходимости устройства для собственного их блага.
Как мне не ехать? Из Тегерана от бывшего у нас посла приезжал нарочный узнать, когда я буду? Ему, конечно, приказано было узнать, а не он послал из одной ко мне дружбы. От Аббаса-Мирзы наследника шахского было двое нарочных, из коих один значащий чиновник. Два раза уже приходили войска к границам нашим для встречи, и все приготовлено. Я думаю, что Персия не рада уже и посольству, а что жители, конечно, нет, ибо с них дерут кожу, чтобы вооружить множество войск, получше одеть их и мне похвастать. Я уже готов. Вперед приготовил множество приветствий и сочинил довольно похвальных слов. Если они мастера говорить великолепный вздор, то я отвечаю, что они услышат высокопарную нелепицу. От сего дня чрез неделю пускаюсь. Долго не отвечали на донесения мои от 9 генваря и меня продержали до того, что я долгое в дороге время захвачу несносных уже жаров. Как вспомню о 1300 верстах верховой езды, в земле знойной, гадкой, бедной, ей-богу, ужас берет. Такое расстояние составляет более двух третей пути от границ наших до Парижа. Прогулки-не поход! Получа окончательные наставления по части дипломатической, я уже не надеюсь от Нессельрода иметь курьеров в Персии, но тебя, почтеннейший Арсений, прошу писать, когда посылать будешь фельдъегерей к Кутузову. Из Тифлиса будут отправляться деньги на содержание посольства и другие случаи.
Что сказать тебе о Грузии? Ты желаешь, чтобы я всегда что-нибудь сообщал тебе о ней, и я повинуюсь. Теперь представляю я об учреждении небольшой военной школы, наподобие наших губернских военных училищ. Еще Тормасов представлял о том, но возвращено было для некоторых поправлений. Здесь есть благородное училище 1, на которое употребляются большие издержки и без малейшей пользы. Надобно, чтобы учащиеся удалены были от родительских домов, дабы молодость, удобная ко всякого рода впечатлениям, не имела в глазах гнусных примеров отцов своих, которые в домашней жизни своей распутные мужья, нерадивые о детях родители, жестокие в обращении с своими слугами, в жизни публичной-мятежные граждане и [71] неблагодарные подданные, непокорливые. Молодые люди, воспитанные в духе нашего правления, будут образцом просвещения и началом введения обычаев наших в здешнем краю. Желал бы я, чтобы утвердили представление мое, тем более, что на содержание школы немного надобно прибавить против того что теперь употребляется на училище. Грузия, чем более вникаю я, тем нахожу более возможности привести ее в лучшее состояние. Ободряю хлебопашество, дабы приохотить жителей к жизни постоянной, ибо, уподобляясь нашим ханствам и вообще всем провинциям магометанского закона, имеют еще наклонность к переселению и жизни бродяжнической, к которой нередко побуждает их худое обращение с ними помещиков. В ханствах наиболее стараюсь приохотить их к хозяйству. С самого приезда моего сюда, большое довольно количество войск, которое прежде довольствовалось привозным из России хлебом, я довольствую в самой земле и гораздо дешевле. Магометане лакомы к деньгам и, видя, что хлебопашество дает большие выгоды, привяжутся к земледелию, а чрез то в непродолжительном времени ослабнет наклонность к кочевой жизни. Сие наиболее полезно нам будет в землях, границу нашу составляющих.
В Грузии начинают, по счастию моему, появляться иностранцы для заведения некоторых фабрик. Приехал немец для стеклянного завода 2. Ты не поверишь, что здесь бутылка обыкновенная 20 и 25 копеек серебром! В домах потому бумагою заклеены окошки, что стекла неимоверной цены. Приехал кожевник и будет завод великолепный. Теперь не умеют хорошо выделывать кож, и у нас сырые буйволовые кожи, могущие доставлять большой доход, чрез турок и греков выкупают англичане, впуская за них турецкие шелковые и бумажные материи и весьма редко деньги. Здесь в ханствах шелковичные заведения начинают быть в хорошем состоянии. По возвращении моем из Персии я займусь тем особенно, а наиболее когда (как уже писал тебе) введу в некоторых наше правление, то добьюсь весьма значащих выгод и богатой отрасли промышленности.
Если Бог благословит меня успеть в некоторых предполагаемых мною преобразованиях, то чрез пять лет, может быть, не будем мы вывозить из России сюда серебряных и золотых денег.
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 111. Л. 67-70.
Комментарии
1. См. письмо от 22 февраля 1817 г. и прим. 4 к нему. 21 января 1819 г. Ермолов обратился к министру народного просвещения, поддержав инициативу грузинского гражданского губернатора Р. И. фон дер Ховена о необходимости назначить в училище преподавателей татарского языка, геодезии, фортификации, гражданской архитектуры и танцев, а также увеличить срок обучения с четырех до пяти лет. В 1830 г. на базе этого училища была открыта гимназия.
2. О необходимости присылки специалиста для организации стеклянного производства Ермолов писал министру финансов Д. А. Гурьеву еще 31 декабря 1816 г. Причем в случае невозможности организации казенного производства Ермолов просил Гурьева обратиться к министру внутренних дел и «склонить его на приглашение к тому партикулярных людей», которым обещал всяческую помощь (АКАК. Т. VI. Ч. I. С 256).