№ 177
А. А. Закревскому, 2 марта 1823
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, 2 марта 1823*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 29 марта», «Отвеч[ено] 2 апреля до 5 числа».
Почтеннейший и любезный Арсений Андреевич.
Получил письма твои от 31-го декабря и [ге]нваря от 8-го, а последнее с эстафетою от 25-го числа. Первым из них ты хотел кажется, наградить меня за весь прошедший год, ибо столько большого письма никогда от тебя не получал. Хорошо, если бы мог я по оному заключать, что ты имеешь более свободного времени, нежели прежде, но едва ли сему должен я верить и скорее думаю, что на одних словах у тебя новое распределение твоего времени, которым однажды ты мне похвастал. Вижу, что мучат тебя занятия, ибо не даром желаешь ты опять ехать за границу. Жаль мне сего, но, друг почтеннейший, прежде нужно здоровье, а с ним всегда надобен ты будешь службе. Не раз о сем мы с тобою говаривали! Всему есть время, нельзя от человека требовать совершенного от всех удовольствий отречения, ты не одинокий и потому более у тебя обязанностей. И мне, бобылю, скучают мои упражнения!
Кажется чрезвычайная деликатность твоя заставляет тебя говорить, что по возвращении нашел ты дела свои в порядки. Быть не может, чтобы не потребовали они трудов, пока дал ты им прежнее течение. Кто заменить мог твою ужасную деятельность? Хотел бы я на сей счет испытать самых хвастливых!
И так в мае месяце ты едешь в Карльсбад и оттуда возвращаешься с любезною хозяйкою. Проведенная ею зима в Италии, без сомнения, поправила ее здоровье и верно не нужно будет продолжительное пребывание в Карльсбаде.
Вижу из письма твоего, что не малозначащих издержек стоит их путешествие. Хозяйке нельзя упрекнуть большею бережливостию, и ты чрезвычайно хорошо сделал, поручив домашние расчеты графу Андрею 1; нельзя требовать, чтобы занялась она всеми мелочами и точно не стало бы и большого терпения. Но никак не думал я, чтобы старик такой был мот, что не взирает на самую запутанность домашних дел.
Как при начальном описании имения твоего, худо знали расстроенное его положение. 450 000 рублей долгу тяжело при том, как ты необходимо проживать должен много, и по занятиям твоим, не можешь уделить времени на приведение в порядок хозяйства, требующего по сложности своей большой бдительности. При таковом состоянии дел старик слишком прихотливо назначил себе часть доходов, можно бы менее! Я не полагал долгов и половины, и тогда часть его была бы умерена! Жаль, что я не имею и надежды с ним увидеться, а то дал бы баталию. Ты шутишь, что он меня прибаивается, но хорошо бы, без шуток, чтобы он несколько боялся и мы общими силами несколько бы его смирили. Я точно ожидаю, что в Италии наделает он долгов; там столько предметов и в его наклонностях. На всякий случай, однако же, по наставлению твоему пишу к нему письмо. Со стариками надобно и дело говорить шуткою!
Грустно было из письма твоего видеть болезненное состояние почтенного старика Петра Ивановича 2, но недавно получил бумаги за его подписанием, следовательно, миновалась опасность. Его положение не блистательное и по огромности семейства его, паче по свойству шалунов детей, смерть его будет [307] причиною больших домашних беспорядков 3. Ненадолго будет пособием жалованье, которое получит он при отставке, а более мудрено!
По совету твоему о сыне Петра Ивановича пишу я к Петрахану, а ты постарайся, чтобы отвечал он мне, что адъютантом ко мне определить его невозможно, и старик менее огорчится. Сделай милость устрой сие получше.
Мадатов начинает здесь скучать и помышляет о России, что и неудивительно, ибо он почти уже семь лет здесь. Впрочем, он затевает разные в имении своем заведения, как-то: строения, суконную фабрику, имеет у себя умного человека иностранца, который за всем присматривает, и мне кажется, что некоторое время невыгодно было бы ему оставить край сей. Побывать, однако же, ему у вас надобно, и кажется, он мною недоволен. Я тебе скажу по-дружески и прошу не сообщать ему. Он до крайности самолюбив, ему кажется недостаточно награжден он за службу и во сне видит генерал-лейтенантский чин, почитал меня в обязанности доставить ему оный и ни мало не рассуждая, что и при старании с моей стороны успеть в том невозможно, особенно когда знаю я хорошо, что подобное производство многих и справедливо бы обидело. Тебя немало удивит, что мы и в правилах не совсем с ним сходны. Прошу на сие молчания!
Смешную весьма вещь рассказываешь ты о приказах Уварова. Жаль, что запрещено печатать их в журналах и молодые люди лишены хороших образцов. Я читал уже один из приказов в иностранных газетах.
Почему Желтухин, предавшийся христианской кротости, чуждый сует мира и прилепившийся к Богу, не умеет с ним поладить? Он изменяет тому, чем казаться желает. Ничего не хочет, ничего не ищет кроме душевного спокойствия, а для будущей вечной жизни и ему в сем мире, кажется, нужно звание генерал-адъютанта. Трудно ныне заставить сметливых людей видеть вещи не с настоящей стороны.
Благодарю, почтеннейший друг, за старание о моем двоюродном брате. Его может застигнуть старость в прапорщичьем чине, и я право не так самолюбив, чтобы думал, что лучшая карьера принадлежать должна человеку моей фамилии, но жаль офицера способного. Перевод его в пехотную гвардию его подвинет впоследствии, но я прошу оставить его при мне или при Кавказском корпусе. Он здесь работать будет. В С.-Петербурге трудно или невозможно существовать ему по бедности Не разорите! Благодарю за письмо к брату Каховскому о его сыне. Ты победил его твоею чудеснейшею вежливостию Немногие сие сделают для человека, живущего в неизвестности. Он один сын у него, и отец разумеет твое благосклонное попечение!
Брат Михаил возобновил со мною переписку и иногда, по великодушию, прикидывает несколько комплиментов. Он тебя уважает, ибо во всяком письме не упускает сказать, как приятно было ему, что ты к нему заезжал в Белую Церковь. А Браницкому зевать не должно.
Но сказать можно не шутя, что положение брата Михаила пресчастливое. Жена характера прелестного и умная, есть дети и состояние огромное. Всякого ли судьба сим наделяет? А у меня ничего из того не будет. За что он мне завидует?
Математические инструменты довезены в совершенной исправности и словом ничто не повредилось. Уверен, что Красота также и трубу уложить [308] прикажет. Мне уже жаль, что ты ему дал баталию, он преаккуратнейший молодой человек и комиссионер чудесный. В отсутствие твое я много обязан ему за известия о тебе и люблю его много.
Нет нам удачи с Денисом, и больно видеть, что неосторожность и некоторые шалости в молодости могут навсегда заграждать путь человеку способному Это несправедливо и почему теперь не хотят взглянуть на образ его жизни. Он лучшею может быть порукою! Нечего делать, и я прекращаю мои домогательства до лучшего времени. Ты говоришь, что можно Сталю дать дивизию в 1-й армии. Это нужно, но кого дадите вы мне начальником на Кавказскую линию? Надобен и солдат хороший и вместе разумеющий дела гражданские. Много ли у вас таковых, а еще добавьте к тому, что жить надобно на линии, которая есть некоторый род ссылки. Кто не предпочтет места в России и жизни приятной?
Ты прислал мне два билета на лотерею Головина. Без сумнения, при таковом количестве билетов можно надеяться на выигрыш. Но как бы я горд был, если бы что-нибудь мне досталось, ибо я булавки в жизни мою не приобретал.
Из списка выгравированных портретов генералов вижу, что Дов пустился на предприятие, от которого может быть внакладе. Я ожидаю, когда умножится число оных, и сделаю из них выбор. Я уже подписался на несколько оных. О моем портрете тебе сказала Е[катерина] А[лександровна] 4, что сердит написан. Это немного справедливо, и мне кажется, что сам Дов, по свойству лица моего, приискивал приличное ему выражение. Его я точно пленил, ибо иначе нельзя хотеть делать и бюст мой, и портреты в разных видах. Но при сем могу сказать тебе откровенно, что весьма бы не худо сделал ты, если бы прислал мне свой гравированный портрет, ибо прежним твоим я недоволен и находил чрезвычайное сходство в портрете, который писал Дов. Сего-то мне и хочется. Жду с первым курьером!
Саблук[ова], к удивлению, постоянна в своих чувствах, но она, как тебе известно, весьма нужная нам особа, ты должен иногда делать ей нежности, только не от моего имени. Ты как редкий из друзей с приятностью занимаешься всем, что до меня принадлежит, и потому я от тебя ничего не скрываю. Наследник мой точно умер, был малыш прекрасный, но у меня скорые средства комплектования и потому теперь двое и важных ребят. Один современник умершего 5, ибо в одну неделю было у меня двое от разных стран. Меньшего же заготовил я по возвращении из Петербурга 6. Когда-нибудь увидишь, что завод преизрядный и штука одна взрастает помудренее меня. Если не забыл ты, что сказал мне о детях моих в письме своем, то угадал совершенно, что я ругаюсь смертельно. Ты сказал: «будут слуги отечеству...»
Жаль мне моего Граббе, и хотя совсем не верю сделанному о нем замечанию, но, впрочем, таково его положение, что я не смею вызваться с моим пособием. Весьма грустно, что участь такая постигла отличного молодого человека. Вижу наконец из приказов и отставку Фонвизина. Теперь мне некого терять, ибо у меня только два адъютанта, еще весьма незаметные. Хочу из армейских выбрать молодца офицера, незнатного и бедного и не нахожу. Надобно думать, что таковых не весьма у нас много. Самойлов мой делает небольшие повесничества, но чрезвычайно переменился и, кажется, писал я тебе, что в походе был он у меня за дежурного, каковых у меня и не бывало прежде [309] заботливостию и деятельностию. Он, перебесившись, славнейшим будет офицером, и полк у него будет отличный!
Точно, как говоришь, выходят мои представления и редко бывают отказы. Но, друг любезнейший, отдай справедливость бескорыстиям моих просьб. Я ходатайствую за людей или усердно и верно служащих, или по способностям обещающих быть полезными. Хвалю ли я кого по собственным расчетам и видам? Люблю людей, Государю и земле нашей надобных. По сему не я теряю в делаемых мне отказах. Ты меня знаешь и то, что самому мне ничего не надобно. Завтра не понравится мне что-нибудь и завтра я не служу, ибо ничего не домогаюсь. Имею самолюбие исполнять обязанности мои столько хорошо, сколько разумею, и действую всеми от меня зависящими средствами. Плата за сие принадлежит помогающим мне сотрудникам. За них мои старания, и Бог споспешествует моим усилиям. Вижу, однако же, что с медленностию идут занятия, ибо представления мои выходят не по обыкновению, но клочками. Петрахан не щеголяет деятельностию, и способности его стареют. Доклады твои по аудиториату наиболее то свидетельствуют. Или овладела им еще большая прежнего робость. Теперь еще ты во многом способствуешь, но поедешь за границу и тогда хотя и не пиши. В конце письма прибегну с просьбами и только на твое содействие возлагаю надежду. Не знаю почему кажется мне, что он ничего для брата моего не сделает. По его же милости переведен он был в гвардейский генеральный штаб, но только годом позднее, потому что забыл о письме моем и от того произошло, что он не попал в производство, а до сего времени состоит в высоком звании прапорщика уже пять лет.
Получил виды баталий, за которые благодарю, но оные по роду рисования мне не нравятся и потому более прошу ко мне не присылать. Труба доставлена и в совершеннейшей целости, как будто с места тронута не была. Теперь остаётся Красоте прислать несколько хороших для оной нот.
Стабуш выгодою своею по службе обязан будет единственно твоей милости.
Хорошо сделал, что отсрочил князю Горчакову 7; точно, по случаю женитьбы ему сие необходимо. Я со своей стороны доволен тем, что молодой человек, имея средства жить с удовольствием, пренебрегает сими выгодами и соглашается ехать в край несноснейший, на службу трудную, собственно уважая доверенность, которую я к нему имею. Мне нельзя не быть обязанным подобным сотрудникам, а Горчаков еще столько мне нужен, что мне и заместить его некем. Не менее готов я на отсрочку моему Попову, ибо он славно заправляет полком и малый предостойный! Сюда таковых заманить нелегко, и сие может только принадлежать моему счастию!
Против выбора людей в гвардию я уже и не возражаю; вижу, что без них русская армия слаба будет. Пресмешное дело, что в подобных распоряжениях не смотрят на издержки и на недостаток людей в здешнем корпусе. И того, и другого должно быть достаточно для отмены сей нелепости.
Как наконец согласились вы усмотреть, что граф Штейнгель 8 ни на что не надобен. А что давно полезно было бы удалить его мы все знали! Толь не откажется на его место, и он таков, что не проронит своих выгод. В сем смысле он жесточайший немец. [310]
Не знаю, рад ли Кутузов 9 своему месту, но если все управление корпусами зависит от Варшавы, то едва ли лучше прежнего они будут. А не богаты мы славными офицерами и откуда вы доставать их будете, непонятно!
Надобно сказать тебе, почтеннейший Арсений Андреевич, что я выбрал наконец время объездить и осмотреть провинции наши, бывшие ханствами. Употребил на то два месяца самой скучной жизни. Не знаю, скоро ли может в провинциях сих водвориться порядок, но они дадут большие выгоды; народ татарский удобен уразуметь обязанности верных поданных, если любить будет правительство, и гораздо прежде можно на него будет положиться, нежели на единоверцев наших, в сих странах обитающих. Вот люди примерно неблагодарные, и кажется, говорящей грузинским языком твари ничего нет хуже под солнцем во многих отношениях. Какие богатые и прелестные мусульманские наши области; какой народ воинственный! Жаль, что не ранее достались они в руки правительства. Если бы имел я для управления ими людей способных и несколько таковых, кои бы разумели некоторые искусства, в хозяйстве необходимые, можно бы извлечь величайшую пользу, но в сем отношении поверить нельзя, до какой степени мало у меня средств
Я жителями повсюду был принят хорошо, но заметил, что не мешает иметь имя, вселяющее некоторый страх. Моя малейшая ласка идет за награду. В Карабахе жители города и старшины, управляющие в провинции, подносили мне саблю с великолепною надписью. Это может служить доказательством, что провинция не огорчена бегством хана и ожидает счастья своего от российского правительства, а с тем вместе и ко мне имеет доверенность. Подобное чувство в жителях земли пограничной, где персияне всегда стараются иметь партию, весьма для нас приятно. В разговоре упомяни о сем в приличном месте, ибо приятно, чтобы знали мое здесь поведение и не подумали, что я собираю подарки. Сабля стоит пятьдесят червонцев. Ты советовал мне быть осторожным в моем путешествии. Я точно поступаю согласно с характером народов, и для того по обеим сторонам Кавказа поведение мое различно. На Кавказской линии мало кому я верю, здесь есть многие, в которых сомнения не имею. Теперь у меня и караул и конвой были татарские, и за тем они, конечно, более боялись. Я знаю, что не могу здесь быть любимым и [для] самых соседей, я не весьма любезный человек. Но верь, все будет благополучно!
Ты, почтенный Арсений Андреевич, из постоянной дружбы твоей ко мне, хвалишь многие из моих предприятий, занимаешься тем, что я сделал, с удовольствием смотришь на труды мои и некоторые успехи, но сколько ни лестны мне твои одобрения, я вижу, что иногда ты на счет мой не беспристрастен и ты свыше справедливости иногда меня одобряешь. Ты хочешь, чтобы я здесь был и что будто это нужно для некоторых моих предположений. Не согласуешься, чтобы мыслил я об отдохновении. Я уважаю твое мнение, и грустно мне, что оно одинаково с моим. Без самолюбия признаюсь, что здесь надобен после меня начальник деятельный и могущий внушить к себе почтение, что уже сделаны многие начала и во многих случаях нужно только следовать проложенному пути, не увлекаясь желанием изменений. По сей единственной причине доныне один разрушал труды другого, и почти не оставалось признаков ни малейшего улучшения. Скоро будет семь лет моего здесь пребывания, и оные, будучи проведены с трудолюбием, много должны облегчить моих [311] наследников. А мне, друг почтеннейший, по справедливости, скоро можно будет удалиться на некоторый покой!
Разными средствами выживаю я отсюда людей бесполезных и между таковыми генерал-майора барона Вреде. Он, по немецкой своей породе, слишком любит выгоды и празден до такой степени, что кроме собственных дел ничем не занимается. Постарайся о скорейшем разрешении просьбы его об отпуске за болезнию с отчислением по армии.
Я представляю к производству за отличие полковника Ермолова 10. Досадно, если подумают, что я забуду о нем как о родственнике. Ему шесть лет в чине, а из полковников, по обыкновенному порядку, производят в семь лет. Он офицер способный, имеет в здешнем краю выгоду опытности. Вы мне, конечно, лучшего не дадите!
На место его представляю Петрахану в командиры полка артиллерии полковника Копылова 11 и в то же время рапортом просил его высочества фельдцейхмейстера, чтобы определению его не препятствовал. Если случится, скажи ему о сем между слов.
Если же он откажет, то получишь мою бумагу, чтобы командиром назначить подполковника графа Симонича 12, а того полка полковника князя Чавчавадзе прошу определить при мне для особых поручений, ибо ему рано еще дать полк.
Повторяю просьбу об отчислении по армии командира 41-го егерского полка подполковника Авенариуса. Несправедливо отказать то, что сделано для другого, например, командира 7-го карабинерного полка Ладинского 13.
Тебе скажу откровенно, что я его иметь здесь не желаю, по особенному к нему расположению генерал-лейтенанта Вельяминова 1-го и предпочтению, которое других оскорбляет. Он же не умел вести себя с офицерами. На место его в командиры представил подполковника Понеровского, тобою определенного в корпус. Он также не орел, но давно весьма служит и его испытать должно!
Пишу опять Нижегородского драгунского полка о Якубовиче 14, офицере совершенно отличном. Государя воля не переводить его в гвардию, но за службу, хотя другую награду отказывать непристойно!
Употреби по всем сим просьбам моим свое благосклонное ходатайствование и прикажи, у Петрахана отыскав многие другие мои представления, дать им ход, ибо давно нет на некоторые ответа.
Старик Петр Иванович предлагает мне купить для Тифлиса его библиотеку. Он заключает в себе отличный выбор книг и многоразличные предметы, следовательно, дорого, а потому не приличествует Тифлису. Предложение сие означает, конечно, недостаток, а потому нельзя ли будет сказать, что прилично купить такую библиотеку для которого-нибудь из учебных заведений, как-то: Пажеского корпуса, Лицея и проч[их]. Я сообщил ему, что к тебе писал о сем. Уведомь, что сделаешь? Забыл тебе сказать о досаде, которую искал мне сделать Михаил Павлович. Поручает мне сказать мнение мое о капитане артиллерии Кусанове, нахожу ли я его достойным в командиры роты? Офицер точно того заслуживает, но не ожидая испрошенного у меня мнения, определяют другого, прописывая в причину одобрение его князем Яшвилем. Если это насмешка, то я ничем не заслужил ее и осторожным весьма поведением не дал [312] повода к оной, если думают, что приму я сие за обиду с намерением, я хорошо понимаю, что она не в выгоду его высочества. Я замолчал и ему не написал ничего. Прекрасные поступки!!!
Ты пишешь, что я сживаю Вельяминова, рекомендуя его в военные министры. Отнюдь нет! Вот истина: у вас другого способнейшего на сие место, конечно, нет, по его точности и чудесной деятельности, но у меня вы отнимете такого помощника, какового, конечно, у меня не будет. Он занимается чрезвычайно и уже много приобрел опытности для здешнего края. Я рекомендовал его потому, что сам здесь долго не пробуду, но начальником здесь, конечно, мог бы другой быть и не с меньшею для края пользою. Впрочем, как сами хотите!
Не знаю, чего уже не написал я к тебе, и потому благопристойно и кончить когда-нибудь. Прощай, друг почтеннейший. Мадатов сидит и тебе приказывает сказать разные приветствия; все дни писал к тебе. Вот рукописи, которые сохранять надлежит, а мои, сделай дружбу, предавай истреблению, как ты и обещал мне.
Прикажи приложенные письма доставить с верностию.
Верный по смерть А. Ермолов.
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 113. Л. 13-24.
Комментарии
1. Скорее всего, Андрей Васильевич Толстой.
2. П. И. Меллер-Закомельский.
3. У П. И. Меллера-Закомельского была большая семья -семь сыновей и дочь.
Старший сын, Карл, в 1817 г. покончил жизнь самоубийством.
4. Саблукова (в замужестве Бакунина) Екатерина Александровна (1777-1846)-дочь члена Государственного совета А. А. Саблукова; была замужем за П. П. Бакуниным (1766-1805). В отрочестве перевела с французского анонимное сочинение «Упражнение Аделаиды» (1791). Героиня этого произведения-типичный персонаж сентименталистской литературы; очевидно, Ермолов называет ее по девичьей фамилии.
5. Имеется в виду старший сын Ермолова-Виктор (Бахтияр) Алексеевич Ермолов (1821-1892) от первой кебинной жены Сюйду. Воспитывался с 1838 г. в Михайловском артиллерийском училище; в июне 1843 г. отправлен в батарейную № 1 батарею Кавказской гренадерской артиллерийской бригады; за отличие в сражении 1 июня 1844 г. произведен подпоручиком, 24 ноября 1844 г. награжден орденом Св. Станислава 3-й степени, 4 ноября 1845 г. переведен в горную № 2 батарею той же бригады, 28 ноября 1845 г. награжден орденом Св. Анны 3-й степени, 18 декабря 1845 г. произведен в поручики со старшинством 7 июля 1845 г., позднее генерал-лейтенант (1888) (Шилов Д. К., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801-1906. Библиографический справочник. СПб., 2007. С. 316; РГВИА Ф. 400. Оп. 17. Д. 3244. Л. 15 об.-17).
6. Имеется в виду сын Ермолова от второй кебинной жены Тотай-Клавдий (Омар) (1823-1895). Клавдий воспитывался в Михайловском артиллерийском училище с 1838 г., произведен в прапорщики 10 августа 1845 г. с назначением в горную № 2 батарею Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, прибыл к ней 6 ноября 1845 г., позднее полковник (с 1858 г.), генерал-майор (на 1883 г.) (Шилов Д. К, Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801-1906. Библиографический справочник. СПб., 2007. С. 316; РГВИА Ф. 409. Оп. 9. Д. 13081. Л. 275-276 об.).
7. М. Д. Горчаков.
8. Генерал-губернатор Финляндии и командир Отдельного Финляндского корпуса Ф. Ф. Штейнгель был уволен от должности по собственной просьбе 30 августа 1823 г.
9. Голенищев-Кутузов Павел Васильевич (1772-1843)- граф (с 1832 г.), участник наполеоновских войн, с 1813 г.-генерал-майор, в кампаниях 1813-1815 гг. и во время Венского конгресса находился при императоре Александре I, в 1821-1822 гг. командовал войсками, оставшимися в Петербурге за выступлением гвардии, с января 1823 по декабрь 1826 г.-главный директор Пажеского, 1-го и 2-го кадетских корпусов, Дворянского полка, Императорского военно-сиротского дома, Смоленского кадетского корпуса, Дворянского кавалерийского эскадрона, Царскосельских лицея и пансиона; в 1825-1830 гг.- петербургский военный губернатор, с 1826 г.-генерал от кавалерии, с 1825 г.- член Государственного совета.
10. П. Н. Ермолов в 1823 г. стал генерал-майором.
11. Копылов Гермоген Иванович-в 1823 г.-полковник артиллерии, в апреле-октябре 1823 г.-командир Грузинского гренадерского полка.
12. Симонич Иван Осипович (1792/1794-1855)-граф, родом из Далмации, служил капитаном во французской армии, был в 1812 г. взят в плен, в 1816 г. перешел на русскую службу, с 1819 г на Кавказе, в 1823-1830 гг. -командир Грузинского гренадерского полка, с 1828 г.-полковник, позднее генерал-лейтенант, в 1832-1838 гг.-полномочный министр в Персии. Автор воспоминаний, в которых освещаются тегеранские события 30 января 1829 г. и гибель А. С. Грибоедова.
13. П. А. Ладинский.
14. Якубович Александр Иванович (1792-1845)-с 1816 г.-корнет лейб-гвардии Уланского полка, в 1818 г. за участие в качестве секунданта в дуэли А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым переведен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк на Кавказ, в 1823 г. награжден орденом Св. Владимира 4-й степени, с 1824 г.-капитан; в 1825 г. отправился на лечение в Петербург, участник движения декабристов, 14 декабря 1825 г. согласно плану должен был захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью, но отказался выполнять намеченное.