1816-1827

ВЫСОЧАЙШАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА УКРОЩЕНИЕ ДАГЕСТАНА.

Алексей Петрович! С истинным удовольствием читал Я донесение ваше из Дагестана от 25 Генваря. Мне весьма приятно было видеть из оного счастливое во всех отношениях окончание предприятия вашего к восстановлению спокойствия, нарушенного в том краю мятежествующими горскими народами; но [172] особенную Мою благодарность заслуживают благоразумные меры кротости, принятые вами для достижения сей цели. Оне совершенно соответствуют намерениям Моим: почитая жителей Дагестана вместе и обитателями части Российской. Империи, Я всегда с крайним сожалением принимал известия о употреблении силы оружия к обузданию их своеволия; тем более остаюсь довольным настоящим укрощением их, без всякого кровопролития в действие приведенным, за что, повторяя вам полную благодарность Мою, пребываю навсегда благосклонным.

Александр.

В С.-Петербурге.
Февраля 15 дня, 1824 г.

_____________________

О НАЗНАЧЕНИИ  НАЧАЛЬНИКОМ ВОЙСК НА КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ ГЕНЕРАЛ-МАИОРА ЛИСАНЕВИЧА.

Милостивый Государь

Алексей Петрович!

О содержании почтенного письма Вашего Высокопревосходительства ко мне, касательно назначения начальника к войскам, на Кавказской Линии находящимся, на место умершего Генерал-Маиора Сталя, и что Вы желали бы иметь на сем месте Генерал-Маиора Давыдова, я имел счастие докладывать Государю Императору; но Его Императорское Величество, не переменив прежнего своего мнения о Генерал-Маиоре Давыдове и не соизволяя на выбор его, Высочайше повелеть мне соизволил отвечать Вашему Высокопревосходительству, что Его Величество намерен назначить Командиром войск на Кавказской Линии Генерал-Маиора Лисаневича, что ныне дивизионный начальник 7-й пехотной дивизии.

С истинным почтением и преданностию инею честь быть,

Вашего Высокопревосходительства

покорнейшим слугою

Иван Дибич.

В Пензе
5 Сентября, 1824 г.
Его Высокопревосходительству А. П. Ермолову. [173]

_____________________

БЛАГОДАРНОСТЬ ГОСУДАРЯ ЗА СОХРАНЕНИЕ ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫХ ДЕНЕГ ДО ДВУХ МИЛЛИОНОВ.

Командиру отдельного Кавказского корпуса, Господину Генералу от Инфантерии Ермолову.

С особенным удовольствием читал Я донесение ваше от 22-го прошедшего Июля. Сохранение по вверенному вам корпусу от нынешнего года к будущему продовольственной суммы до двух миллионов рублей ассигнациями, относя единственно к неутомимым трудам и благоразумным распоряжениям вашим, изъявлю вам совершенную Мою благодарность за сей новый опыт усердия вашего к пользе Государственной, и, оставаясь в полной уверенности, что вы всегда будете соединять оное с отличною вашею службою, пребываю к вам навсегда благосклонным.

Александр.

В Перми.
Октября 2 дня, 1824 года.

_____________________

ВЫСОЧАЙШЕЕ РАЗРЕШЕНИЕ ПЕРЕВЕСТЬ ПРИСУТСТВЕННЫЕ МЕСТА ИЗ ГЕОРГИЕВСКА В СТАВРОПОЛЬ.

Алексей Петрович! По причинам весьма уважительным, о коих вы доносите Мне в рапорте своем, от 6 минувшего Сентября, Я разрешаю вам, согласно с представлением вашим, перевесть ныне же из Георгиевска все областные Присутственные Места в Ставрополь, и, помещая оные там в наемных домах, пока будут построены для них новые здания, употреблять на сей предмет исчисленную вами сумму, по десяти тысяч рублей в год, на счет экстраординарных сумм.

Впрочем пребываю к вам благосклонным.

Александр.

В Перми.
Октября 2 дня, 1824 г.

Верно. Генерал-Адъютант Паскевич. [174]

_____________________

ГРАФУ НЕССЕЛЬРОДЕ ОБ ОТНОШЕНИИ АББАС-МИРЗЫ К РОССИИ И Т. П..

Monsieur le Comte!

Nos affaires relativement a la delimitation embrouillent de plus en plus. Abas-Mirza, influence par son conseil, croit pouvoir exiger des retrocessions de notre part et refuse de reconnaitre ce, qui nous revient d'apres la teneur du traite Fath-Ali-Khan, qu’Abas-Mirza avait charge de negocier avec moi, enchante des conditions, que j' avais proposees, ne douta nullement que le Prince ne fut content de mes procedes et tint l'affaire de la delimitation pour terminee, comptant meme sur des recompenses en sa faveur. La chose se tourna autrement: a son retour a Tauris, il a ete mal recu par le Prince et essuya des reproches d'avoir mal rempli ses ordres.

Mr. Mazarowitch m'apprend, que le Roi, ayant revetu Abas-Mirza du pouvoir de decider sur la delimitation, lui a enjoint «de tacher d'obtenir des Russes le plus, que l'on peut et de conserver la paix.» Abas-Mirza rassembla le conseil des dignitaires et fit soumettre l'affaire a leur deliberation.

Vous ne croirez pas, Monsieur le Comte, aux opinions absurdes de cette canaille meprisable, mais les voici telles, qu'elles sont. Le premier aide de Camp du Prince dit: que Fath-Ali-Khan se laissa epouvanter par les Russes, qui certainement auraient occupe sa portion du Khanat de Karabagh, dont maintenant les Persans sont en possession, s'ils en avaient le droit. (Il faut remarquer, que c'est justement le territoire, qui nous appartient par le traite et que le Prince, malgre toute l'evidence, se plait a faire entendre, qu'il ne nous appartient pas.) le preopinant ajoute, que: «les Chretiens, sans foi, ni loi, ne sont honnetes, que par neccessite.»

Un autre dit, qu'il suffit, que l’on fit aux Russes la moindre concession, qu'ils ne seraient contents jusqu'a l'occupation de tout le pays. Celui-ci pretend nous connaitre mieux, que qui mie ce soit.

L'homme de confiance du Sardar d'Erivan s'exprime ainsi: «Soyez tranquilles! Permettez seulement a mon maitre de marcher [175] et je Vous donne ma tete a couper, s'il n'ira tenir son divan a Tiflis dans deux mois de temps. Nous avons entre nos mains des lettres de tous les peuples en deca.du Caucase, qui nous appellent a les prendre sous notre protection et les delivrer du joug des infideles.»

Le Cazi de la ville (le chef ou clerge) s'est recrie: «J'ai cinq mille mollahs sous mes ordres, tous prets a renforcer les annees du Prince et a l'accompagner a Tiflis.»

D'apres ces avis, il fut decide de tenir bon et de s'opposer avec fermete a ce, que nous exigerions.

Voila, ou nous en sommes, et il est tres probable, qu' apres bien des discussions, l'affaire parvienne a Votre decision.

Vous me permettrez, Monsieur le Comte, de Vous parler avec franchise. Les Persans croient pouvoir tout a Petersbourg, ce qui, avec justice, leur est refuse ici.

Le Khan, qui avait mene les chevaux de la part du Roi en cadeau a S. M. l'Empereur, revenu da Petersbourg, a assure le Prince Abas-Mirza, que dorenavant dans toutes les circonstances, il lui serait utile de se mettre en relation immediate avec le Ministere, plutot que d'avoir des relations avec moi; que le Ministere se ferait un plaisir d'acquerir son amitie, et que bien plus facilement il parviendrait a ce, qu'il desire par cette voie, ne fut ce que pour faire le contraire de ce, que j'aurais propose. Il ajouta, que pour reussir, il suffit de se plaindre de la conduite du G-al Yermoloff.

Autant, que Son Excelleuce, je trouve cette opinion absurde et ridicule, mais Abas-Mirza n'a pas manque d'y ajouter foi, et, faisant fond la dessus, je ne doute pas, qu'il ne veuille s'en rapporter a Vous relativement a la frontiere, croyant que, sans me consulter sur cet article, Vous lui accorderez ce, qu'il desire.

Si je ne trouve pas les moyens d'applanir les difficultes, je serai le premier a leur suggerer ce corseil, mais je prie Votre Excellence, vu le bien du service de notre Maitre; de ne pas leur cacher, qu'il y a telles circonstances, ou l'on doit recueillir les renseignements des autorites locales. Cette verite contiendra les Persans dans leurs [176] demarches et Voos fera eviter des pretentions difficiles a contenter surtout, quand Vous agissez en dernier ressort. Depuis longtemps je Vous propose de rejeter sur moi le desagreable, eu meme l'odieux des affaires, car je me soucie peu de captiver la bienveillance d'Abas-Mirza, encore moins la faveur du Ministere Persan, que je meprise autant, que le doit tout homme d'honneur.

Recevez, Monsieur le Comte, etc.

(Signe) Yermoloff.

Ce 27 Janvier, 1825. Tiflis.

_____________________

ПИСЬМО ГРАФА НЕСЕЛЬРОДЕ О ПРИТЯЗАНИЯХ ПЕРСИЯН И О КАЛМЫКАХ.

Mon General!

J'ai eu l'honneur de recevoir la lettre particuliere, que Vous aviez bien voulu joindre a Votre derniere expedition, et je profite de cette occasion de Courier pour Vous remercier des details, dans lesquels Vous etes entres sur les dispositions d'Abas-Mirza et des Persans en general que ces dispositions se ressentent encore de l’humeur, qu' ont du leur avoir causee nos succes dans la derniere guerre, et les sacrifices, qu'ils ont ete obliges de faire a la paix, rien de plus naturel. Mais jusqu'ici cette irritation ne s’est manifestee, que par des propos et de petites chicanes, que l'Empereur est assez puissant pour pouvoir mepriser, et trop pacifique pour les relever et en faire l'objet d'une reclamation serieuse. Quant a la delimitation ce, que S. M. desire, c'est que le Traite de Gulistan soit strictement rempli, et qu'il n'y ait de notre part ni empietement, ni pretention quelconque, qui ne soit Iitteraliment conforme a la stipulation de ce Traite. De cette- maniere nous sommes bien plus forts pour repousser les demandes injustes des Persans. Je concois, qu'ils cherchent par tous les moyens a les faire prevaloir, et qu'ils nourrissent encore 1 i:ee d'envoyer quelque nouvel agent a Petersbourg. Vos observations a ce sujet sont tres-justes, mais jusqu'ici je ne sache pas, que ces agents eussent obtenu autre chose, que de bons procedes, qui [177] se rapportaient plutot personnellement a eux, qu'aux interets, qu'ils etaient charges de plaider aupres de nous.

Masarowitch a tellement insiste sur son rappel, qu'il a bien fallu le lui promettre. Au retour de Varsovie nous nous occuperons du choix d'un successeur ce, qui ne sera pas chose facile. Je tacherai, qu'il soit le meilleur possible et pour Votre repos et pour le mien.

L'Empereur vient de confirmer les nonveaux reglements pour Padministration des Calmouks, et on est occupe a les faire passer au Ministere de F Interieur. Je rends graces a Dieu et a l'Empereur de m'en avoir delivre. Ce sent eux, qui ont amene quelques malentendus entre nous. Je me flatte, mon General, que l'effet cessera avec la cause, et c'est dans cet espoir, que je Vous offre les assurances de mes anciens sentiments et de ma plus haute consideration etc.

Nesselrode.

St.-Petersbourg.
3 Avril, 1825.

_____________________

ПРЕДВАРЕНИЕ, ЧТО ВОЙНА С ПЕРСИЕЮ НЕИЗБЕЖНА, И ПО ТОМУ НЕОБХОДИМОСТЬ НАСТОИТ УМНОЖИТЬ ВОЙСКА.

Его Императорскому Величеству.

Обстоятельства довольно важные дают мне смелость испрашивать Вашего Императорского Величества на них внимания.

Давно продолжающиеся сношения с Персиею о границах доведены были до того, что Наследник Аббас-Мирза изъявил желание дружественно кончить оные, прислал ко мне одного из знатнейших чиновников, уполномоченного для переговоров.

Составив условия, которыми отзывался довольным чиновник Персидский, я представил их на рассмотрение Наследнику.

Не возразив против них, прислал он во второй раз тоже чиновника, который предложил мне о некоторых переменах в условиях. Желая оказать Его Высочеству угождение, и тем [178] способствовать утверждению дружбы и доброго согласия, сделал я возможную перемену, так что условия мои представляли немалые выгоды для Персии; ибо решился я на значительную уступку со стороны Карабага, дабы удержать за собою некоторые не весьма важные, но по своему положению необходимые для нас, пункты.

Персидский чиновник уверен был, что Аббас-Мирза доволен будет моими предложениями, и отправился в надежде награды за успех.

Вопреки ожиданий, Аббас-Мирза не хотел отвечать мне, но поручил Каймакаму объясниться с Поверенным в делах, Г. Статским Советником Мазаровичем, чтобы он сообщил мне Его Высочества волю.

Г. Мазарович внушил, сколько неприличен подобный поступок, особливо когда мною соблюдена самая внимательная вежливость; и тогда получил я Аббас-Мирзы письмо и замечания на предложения мои с изъяснением, что не иначе, как на основании объявленных им условий, имеет он власть кончить дело о границах, и что если не могу я исполнить желание его, то чтобы обратился я к Его Величеству, Шаху, а он, со стороны своей, обещает ходатайство.

Признание Аббас-Мирзы, что он власти не имеет, тогда как в бытность мою в Персии объявлено мне, что ему дано полномочие на дела о границе, и в то же время изъяснение, что он имеет власть, если только выполню я его требования, суть противоречия, которые ни мало не удивляют меня в особе Наследника, Аббас-Мирзы; ибо я хорошо знаю характер сего Принца; но я должен лишиться надежды и на Его Величество Шаха; ибо, не занимаясь делами сам, удобно преклонится он к мнению сына.

Но трудно объяснить сие поведение Аббас-Мирзы: при способностях ума посредственного, он ни воли, ни твердости не имеет, и кто хочет взять на себя труд, может иметь на него влияние. В совет его призывается и Первосвященник, которого боится он, мечтая, что может он давать направление общему мнению, и евнух, необходимая ему особа, хранитель тайн его, [179] нередко также и беглые от нас изменники. Все они рассуждают о назначении границ, о которых сам Аббас-Мирза не имеет понятия. В мудром совете сем не подверглось возражению мнение одного из прислужников Сардаря Эриванского, когда утверждал он, что если позволено будет его Господину, то в два месяца будут Русские изгнаны из Грузии. В совете сем с восхищением слушано обещание Первосвященника вооружить пять тысяч Муллов, которые воинам Персидским покажут путь к победам. Все кричат, что война необходима, и имеют выгоды желать оной. О причинах сего объяснил я Господину Управляющему Министерством Иностранных Дел, боясь обременить Ваше Императорское Величество пространным изложением.

Аббас-Мирза, не видя настоящих намерений, желание войны принимает за единодушие, предвещающее счастливые последствия.

Не столько явны советы иностранцев, окружающих Аббас-Мирзу, но он верит, что каковым бы ни было его поведение, Россию до войны не допустят другие Державы.

Между тем делаются Персиянами приуготовления к войне, собираются из отпусков войска, и уже на границах появились отряды оных, где прежде их не бывало. Думать можно, что сим желают они показать твердость, с каковою решились они поддерживать требования свои о границах, но в то же время дерзость некоторых из пограничных начальников простирается до неимоверной степени.

Посланного мною для обозрения Талышинского Ханства, квартирмейстерской части Полковника Эпегольма, встретил на границе нашей чиновник Персидский и объявил ему, чтобы он возвратился; ибо если противиться тому будет, имеет он приказание начальника своего понудить его силою; не вняв ни каким рассуждениям, возразил, что мир прерван, и что он оказывает много снисхождения, позволяя ему возвратиться. Это происходило на земле, нам принадлежащей. Со стороны Эривани начальник провинции, глупый и безграмотный, но вельможа сильный связями у Двора, не менее нагл в своих поступках. [180]

Строгий исполнитель священной воли Вашего Императорского Величества, не подал я ни малейшей причины к неудовольствиям и все доселе преодолевал терпением. Я мог бы перенести более, если бы в понятии здешних народов оскорбления относились собственно к лицу моему и снисхождение со стороны нашей не принималось в виде робости и бессилия.

Но есть предел снисхождению, далее которого оно порицательно и преступно. Могут оскорбления возбудить познание собственных сил, и кто обвинит меня в чувствах, что я принадлежу Государю великому, народу могущественному? Смотрят на поведение мое здешней страны покорствующие нам народы. Они легкомысленны, склонны к беспокойствам и еще не утвердились в обязанностях послушания.

Удостойте, Государь, воззрения последние бумаги мои, к Его Сиятельству, Графу Несельроде препровожденные. Ваше Величество, усмотреть изводите письма мои к Шаху и его Наследнику, наставления, данные мною Поверенному в делах, Г. Мазаровичу. Они, обнаруживая стремление мои исполнить наставления моего Государя, все усилия сохранить полезный для здешней страны мир, пожертвования, на кои решился я для продолжения онаго, послужат совершенным мне оправданием.

Не имея дерзости предугадывать воли Вашего Императорского Величества, я всеподданнейше испрашиваю оной в руководство. Но не могу не знать, что между прочими начертаниями должны необходимо заключаться следующие:

На мне возлежать должна вина, если подам я повод к прерванию мира, и ответственность безмолвная, в пример другим, как наругателя доверенности. Мне вменится в обязанность согласовать действия мои с достоинством Империи и мерами приличного снисхождения, уничтожить неудовольствия, по невежеству причиняемые, не терпеть оскорблений, с намерением наносимых, и наконец, если предложения мои будут отвергнуты, защищать святость прав наших точным смыслом Гюлистанского трактата.

Нельзя скрыть пред Вашим Величеством, что трактат составлен весьма неясно и обнаруживает совершенное незнание [181] земли. Сии-то пороки трактата искал я несколько исправить предложенными мною условиями и даже пожертвованиями на некоторых пунктах. Впрочем, по содержанию оного, мы имеем право на значительный участок населенной земли со стороны Карабагской провинции, который находится в руках Персиян, равно как некоторые участки земли во власти нашей.

Почти возможно утвердить, что без понуждения силою не оставят Персияне земли, нам принадлежащей и продолжат без совести настаивать, что река Капапакчай, означенная в трактате границею, вовсе но существует.

Но во всяком случае можно предположить, что неприязненные действия ни продолжительными не будут, ни больших издержек не потребуют. Накажет судьба правителей жестоких и зверонравных, и царствующую семью поколения, всегда бывшего в презрении и теперь ненавидимого.

Войска Кавказского корпуса должно будет необходимо содержать в полном комплекте и, если сверх того, составить резерв из одной дивизии пехоты, то более ни каких усилий не нужно будет.

Безбоязненно излагая мысли мои, не смею сомневаться, что Ваше Императорское Величество простить мне изволите, если простодушно скажу, что, имея несчастие возбуждать зависть многих милостями, которыми ущедряет меня Государь, мне благотворящий, я опасаюсь порицания, что я был виною прервания мира, что война есть замыслы мои для удовлетворения видов честолюбия.

Всего легче заменить меня на случай войны другим начальником.

Буду я скорбеть, что не мог быть полезным приобретенными сведениями в девятилетнее мое здесь пребывание, но почту наградою, если благоугодно будет Вашему Величеству позволить мне остаться здесь в состоянии частного человека; ибо свидетелем буду наказания Правительства самого низкого и вероломного, народа самых презрительных свойств в мире. [182]

Для точного и обстоятельного донесения о Персии, позвольте, Ваше Императорское Величество, Поверенному в делах, Господину Мазаровичу, предстать пред Вами, по увольнении его от должности: увидеть изволите и отлично верного и весьма способного служителя.

12 Июля, 1825 года.

_____________________

ПРИЧИНЫ ПО ЧЕМУ ПЕРСИЯНЕ ЖЕЛАЮТ ВОЙНЫ С РУССКИМИ.

Графу Несельроде.

Известно Вашему Сиятельству, что Наследник Персии, Аббас-Мирза, вторично присылал ко мне Фет-Хана, Беглербега Тавризского, и что угождая Его Величеству и стараясь удержать доброе согласие, в прежних предложениях моих о границе сделал я некоторые перемены.

Уверен был Фет-Али-Хан, что поступком моим доволен будет Аббас-Мирза и дело о границе получит окончание. Но долгое время не отвечая, наконец прислал Аббас-Мирза замечания свои на составленные мною предложения. Он соглашается во всем том, где делаю я значительные уступки, дабы, в замен того, удержать в руках наших некоторые пункты, по положению своему необходимые, но именно сих самых пунктов он нам не представляет, отзываясь, что иначе, как на сем основании, он не имеет власти заключить со мною условий, и что если не могу я исполнить его требований, то чтобы обратился с представлениями моими к Его Величеству, Шаху, где обещает он употребить свое старание. После такового отзыва, после того, что два раза присылал Аббас-Мирза для переговоров чиновника, уведомляя всякий раз, что дана ему полная доверенность, и, что более, когда известно мне, что Аббас-Мирза уполномочен Шахом кончить дело о границах, о чем объявлено мне в бытность мою в Персии, я не должен ожидать желаемого успеха от продолжения переговоров моих по сему предмету; ибо не трудно [183] будет Аббас-Мирзе наклонить родителя в пользу своего мнения, и обещание его употребить со стороны своей старание должен я почитать не чистосердечным. Но, имея в руководство священную волю Императора, употреблять все усилия для сохранения приязни и доброго согласия, и дабы не подпасть ответственности, что не все испытал средства для исполнения того, я обратился с представлением моим к Его Величеству, Шаху, и возложил поручение по сему предмету на Поверенного в дедах, Г. Статского Советника Мазаровича.

Я вызвал его в Тифлис, дабы с большею точностию узнать об обстоятельствах настоящего времени, и, приступая к средству последнему, дать наставления, более оным сообразные.

Господин Мазарович сообщил мне удивление свое на счет перемены расположения Аббас-Мирзы, который прежде не однократно говорил ему, что достаточно свидания со мною, и дело о границах кончено будет дружелюбнейшим образом, что он знает, сколько для него полезно покровительство России, которое подданным его внушает к нему уважение, но, по возвращении Фет-Али-Хана во второй раз из Тифлиса, не взирая на угождения мои, принял он его неблагосклонно, на письмо мое и предложенные о границах условия не хотел отвечать сам, но поручил объясниться Каймакану с Г. Мазаровичем, для извещения меня о его воле. Г. Мазарович весьма нежным образом дал почувствовать неприличие подобного поступка; Каймакан просил о возвращении к нему бумаг, и Аббас-Мирза писал ко мне сам.

Аббас-Мирза, как и прежде не преставал я сообщать, есть человек слабый и без характера: всякий, кто возьмет на себя труд, может иметь на него влияние; господствующее было влияние иностранцев. Делами его управлял умерший Каймакан, человек умный и ловкий, воспитавший Аббас-Мирзу и сохранивший над ним власть, и по тому поступкам его придавалась наружность благовидная и не все советы иностранцев принимались за благие. Не стало Каймакана, Мирзы Бюзюрка, составились партии во множестве, и в совете Наследника председит невежество, надменность и пристрастие. Иностранцы пользуются обстоятельствами, и слабый Аббас-Мирза бывает игралищем разных партий по [184] произволу. В делах, до нас касающихся, все партии действуют единодушно, и равносильно мнение как Лекаря, пользующего гарем, так и Первосвященника, с тою только разностию, что первый дает направление в тайне, другой явно безумствует в совете. Они-то судят о границе; следовательно, Аббас-Мирза не имеет о деле настоящее понятие.

Повсюду слух о войне с нами, и он тем правдоподобнее кажется многим, что приуготовления делаются необыкновенные, собираются войска из отпусков и на некоторых пунктах на границе появились отряды, которых доселе не бывало.

Беглые от нас трактуются с особенным благоволением: им обещаемы милости, а бежавшему Хану Карабагскому дано владение, снежное с Карабагом. В Тавризе Первосвященник, некто Мирза-Мехты, явно говорит о необходимости вооружиться против Русских, под игом коих томятся правоверные Мусульмане.

Войны точно желают разные состояния: люди знатные по тому, что мир дал Шаху возможность, смирив разные партии, утвердить могущество свое и, вопреки выгод их, поставить всюду начальниками детей своих. Таким образом состояние некоторых фамилий, в продолжение многих лет наследственно сохраняемое, делается их добычею. Нет провинции, нет округа сколько ни будь значительного, которые бы не подпали власти их, или их исчадия. Уже тысячами исчисляется обоего пола всепоглощающее порождение.

Потребности их, соответствующие происхождению, необходимость хранить пышность и блеск, дабы внушить к себе уважение, возлежат на всех без исключения, чего и самые знатные не избегают, которых приближая к себе узами родства, разрушают благостояние их, удовлетворяя ненасытимой наклонности присвоения.

Простому народу выгодна война; ибо Правительство, страшась негодований оного, смягчает жестокость своих поступков, уменьшает налоги и бедное достояние поселянина бывает неприкосновенным для хищного Правительства. Отдыхают в неге жители пограничных областей, им расточаются возможные [185] снисхождения из боязни, чтобы они не приняли нас как избавителей и не воздали за утеснение изменою.

Люди военного состояния обретают в войне средства достижения наград и доверенности, не возлежит на них ответственности; ибо известно превосходство Русских, и прежние происшествия и самого Аббас-Мирзы горькие неудачи служат им полным извинением.

Священнослужители во время войны пользуются большим уважением. На откупу у Правительства усердие главнейших из них, а действия их, соответствующие его цели. Им предоставляются легчайшие средства обогащения, к которому беспредельна алчность их, не страшатся Муллы опасности войны, ибо оным не подвергаются.

До Аббас-Мирзы и, вероятно, до самого Шаха доходят общие сии желания. Ласкательство представляет их в виде единодушного стремления и как счастливейший признак несомненного успеха. Желаниями сими увлекается Аббас-Мирза, и нельзя быть уверенным, чтобы война не возгорелась.

Я не осмеливаюсь ни чего сказать утвердительного; думаю, однако же, что Шах, по наклонности к жизни спокойной, по чрезвычайной скупости, не решится, без крайности, на издержки, коих война требует во множестве. Можно даже полагать, что делаемыми приуготовлениями, появлением на некоторых пунктах границы войск, желают Персияне показать, что они намерены с твердостию поддерживать свои требования. Хочу я отнести на счет невежества делаемые пограничными начальниками наглости, и со стороны своей употребляю одно снисхождение там, где взыскательность самая строгая не отняла бы у меня права заставить надменных сих невежд разуметь более обязанности уважения и приличий.

Весьма недавно, посланный мною в Талышинское Ханство, квартирмейстерской части Полковник Энегольм встречен был на границе нашей Персидским чиновником, который объявил, что имеет приказание от Касим-Хана Зувунтского обратить его внутрь границ и при малейшем сопротивлении понудить силою. [186] На объявление, что он находится на земле, принадлежащей России, и что подобные поступки противны существующему миру, Персиянин возразил, что нет мира, и земля принадлежит им, о чем объявил он Талышинским Бекам, сопровождавшим Полковника Энегольма, а ему, как великое снисхождение, что позволяет ему возвратиться. Со стороны Эриванской провинции не менее дерзостей.

Доселе непоколебимо терпение мое, и меня не заставят ни чего сделать неосторожного, к неудовольствиям не подам причины. Но если поручение, данное Поверенному в делах, Господину Мазаровичу, окажется безуспешным, если Шаху и его Наследнику не внятен будет глас благоразумия, и если дерзости Персиян возрастут до той степени, в которой снисхождение не должно иметь места, или делается оно порицательным и виновным, я принужден буду прибегнуть к средствам, которые истолкуют Персиянам обязанности хранить приличное достоинству нашему уважение.

Я убеждаю Ваше Сиятельство испросить мне наставление в руководство при теперешних затруднительных обстоятельствах.

Многие, не зная происшествий, готовы будут обвинить меня, что не отвратил я разрыва, скажут, что приуготовил даже войну, как могущую льстить видам моего честолюбия; лучшим правоты моей доказательством суть действия мои с самого начала переговоров о границе, что известно из отношений моих к Вашему Сиятельству. В доказательство же того, что в службе Государя моего нет и у меня места собственным выгодам, я не скрыл от Его Величества ожидания моего, что заменен я буду другим в здешнем краю начальником.

Имею честь препроводить у сего копии с писем моих Шаху и Наследнику и с двух предписаний Г. Мазаровичу; из сих последних изволите усмотреть, что, истощив все меры угождения, решившись на возможные пожертвования, предлагаю я, во избежание разрыва, как остальное средство, временное условие о границах.

Присоединяю в переводе письмо Аббас-Мирзы и его замечания на предложения мои о границах, с объяснением моим, [187] необходимым для представления предмета в точном его виде. Прошу покорнейше Ваше Сиятельство повергнуть их во внимание Всемилостивейшего Государя.

Имею честь быть с совершенным почтением и преданностию

Июля 12, 1825 г.
Lit. F.

_____________________

О СМЕРТИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЛИСАНЕВИЧА И ЕГО ЗАМЕЩЕНИИ ГЕНЕРАЛ-МАИОРОМ КНЯЗЕМ ГОРЧАКОВЫМ 3-М.

Алексей Петрович! С прискорбием получил я донесение ваше, от 30-го прошлого Июля, о случившихся в Чечне при Амир-Аджи-Юрте и в Аксае неприятных происшествиях.

Разделяя мнение Ваше, что причиною несчастия в первом месте была оплошность командовавшего Капитана Осипова, и что смерть Генерал-Лейтенанта Лисаневича последовала от собственной его неосмотрительности, допустив на подобный переговор людей не совершенно обезоруженных, не могу, однако жь, согласиться, чтобы сей Генерал был совершенно неспособен к командованию; ибо, доказав, в продолжении долговременной службы, многократные опыты своего усердия, он и в настоящем случае первоначально успел удачным действием рассеять превосходные силы неприятеля, и тем освободил укрепление Герзели-Аул.

Как, по последнему строевому рапорту, считается войск в краю, вам вверенном, более 60 т.— число, какового там в прежние времена никогда не бывало, то я полагаю и надеюсь, что сих способов, при вашем благоразумии, искусстве и испытанной деятельности, весьма достаточно будет, чтобы потушить возникающий мятеж и восстановить прежнее спокойствие и порядок.

На место покойного Генерал-Лейтенанта Лисаневича, сходно представлению вашему, Я соглашаюсь назначить Командира 3-й [188] бригады 22-й пехотной дивизии, Генерал-Маиора Князя Горчакова, командующим оною 22-ю пехотною дивизиею и исправляющим должность Кавказского Областного Начальника, бывши уверен сколько по известным его достоинствам, а наипаче по отличному вашему об нем свидетельству, что, под распоряжением вашим, он оправдает сей выбор принятием благоразумных мер противу мятежников и кротким обращением с мирными народами, устраняя строгим образом всякие случаи, могущие оскорбить тех, кои не изобличены во вражде.

На место же убитого Генерал-Маиора Грекова, предоставляю вам избрать командующим бригадою одного из отличнейших полковых Командиров вверенного вам корпуса, по собственному усмотрению вашему способностей и благонадежности.

Пребываю вам всегда благосклонным.

Александр.

В Царском Селе.
Августа 18 дня, 1825 года.

_____________________

О ДЕРЗКИХ ПРЕДЛОЖЕНИЯХ АББАС-МИРЗЫ И НЕВОЗМОЖНОСТИ ПРИНЯТЬ ОНЫЕ.

Графу Несельроде.

Имею честь препроводить в копии полученную мною депешу от Поверенного в делах при Персидском Дворе, Г. Мазаровича, и прошу покорнейше содержание оной довести до сведения Государя Императора.

Ваше Сиятельство усмотреть изволите, что, возложенное мною на Г. Поверенного в делах, поручение и все угождения со стороны моей, остались без успеха. Шах Персидский не обратил внимания на дела о границах и во всем положился на Наследника, Аббас-Мирзу, а сей, расточая пред ним лесть, умел наклонить его к мнению, что война может прославить его и доставить все желаемые выгоды. [189]

Аббас-Мирза простирает дерзость свою до того, что предлагает чертою границ речку Гамза-Чиман-Гогча, реку Капан, степь Муганскую и Талыш, не так как согласовался он прежде, но по прихотливому истолкованию Гулистанского трактата. С предложениями сими будет послан чиновник в С.-Петербург, и Аббас-Мирза, как мне известно, надеется успеть во всем, представя требования мои прихотливыми и самопроизвольными.

Аббас-Мирза не в состоянии постигнуть, как могу я не все исполнить его желания и не ищу счастия слепо угождать ему.

Мамад-Али-Ханом, препровождавшим лошадей в подарок Императору, сообщена ему странная мысль, что довольно принести на меня жалобу, чтобы снискать удовлетворение его требований.

Я должен повторить, что предложения Аббас-Мирзы дерзки, и я нарушил бы обязанности мои, если бы только сказал, что они невыгодны для нас: его предложения не соответствуют достоинству Империи, а исполнение оных уничтожит нас во мнении покорствующих нам в сей стране народов, которых все внимание обращено на предмет сей. Не будет меры прихотливым и наглым требованиям Персиян, и успех их в теперешнем случае будет иметь вредное влияние на Мусульманские наши провинции (с которыми имеют Персияне тайные сношения) и на спокойствие оных в предшествующие времена.

Может быть, отзыв Министерства нашего, обнаружив неосновательность требований Аббас-Мирзы, вразумит его и отклонит войну, для нас невыгодную, для Персии также неполезную. В настоящем случае может решить одна твердость.

Может быть, жалобы Аббас-Мирзы подвергнут сомнению правильность моих действий в рассуждении назначения границ; я прошу поручить обозрение их доверенной особе, независимо от меня и совокупно с чиновником с Персидской стороны. Сей способ может, по крайней мере, отдалить войну, если не сообщить Аббас-Мирзе точнейших о границе понятий и о том, что значительны пожертвования наши для сохранения дружбы и доброго согласия.

Я не останавливаюсь предложить то, что уменьшит уважение ко мне в здешних умах, но изыскиваю все средства к [190] продолжению мирного состояния, для устройства здешней страны столько необходимого.

Не поручусь, однако же, чтобы прежде нежели что-либо решено будет по предмету границ, и даже тогда, как чиновник Персидский будет находиться в С.-Петербурге, не произошло неприязненных действий: ибо Персияне собирают на границе войска, делаются вторжения и грабежи, и ни малейшего, по приносимым жалобам, не оказывается удовлетворения. Некоторые пункты, занимаемые караулами нашими в летнее время, для прикрытия кочующих народов, приказано тотчас занять, когда войска наши в приближении зимы их оставят. Словом, все то делается, что обнаруживать может самое неприязненное расположение.

Депеша Г. Поверенного в делах покажет Вашему Сиятельству, как мало оказано ему уважения, а из частных сведений, людьми верными доставляемых, известно, что Аббас-Мирза позволяет себе весьма неприличествующие рассуждения и с намерением делать их явными.

28 Августа, 1825 г.
Lit. H.

_____________________

ВЫСОЧАЙШАЯ ВОЛЯ ОБ ОХРАНЕНИИ СУЩЕСТВУЮЩЕГО С ПЕРСИЕЮ МИРА.

Алексей Петрович! Содержание письма вашего ко мне, от 12 Июля, и отношений ваших от того же числа к Графу Несельроде, которые он докладывал Мне, поставили Моня в необходимость войти в некоторые рассуждения по предмету, в них заключающемуся.

Препоручение, данное вами Г. Мазаровичу, Я совершенно одобряю. Оно согласно с миролюбивыми Моими видами и общим ходом нашей политики. Личные объяснения с Шахом о предполагаемом разграничении, в следствие данных вами наставлений, будут Персидскому Правительству новым доказательством, сколь искренно мы желаем утвердить дружеские с ним связи и отклонить все возможные поводы ко взаимным неудовольствиям. [191]

Отдавая полную справедливость усердию вашему к пользам отечества, и уважая мнения ваши о делах службы, я не могу, однако жь, разделить опасений ваших на счет военных замыслов Персиян против России. Быть может, что встретится еще много затруднений в переговорах с Министрами Шаха и Аббас-Мирзы; быть может, что они пребудут неуклончивы и долго еще не согласятся уступить то, чего мы, по уверениям их, не имеем права требовать, на основании точных слов Гюлистанского трактата. Но из сего трудно заключить, чтобы они решительно готовились к нападению и хотели силою овладеть уступленными и присоединенными к Грузии областями. До сих пор мы не видали в Персидском Правительстве признаков подобного ослепления, ни в Шахе воинственного духа; напротив того, все дошедшие до нас известия, и самые донесения Нашего Поверенного в делах, свидетельствуют о его наклонности к миру. В таковых мыслях утверждает Меня и последнее письмо Мирзы Абул-Гассан-Хана, с коего список доставит вам Граф Несельроде, равно как и с его ответа, Мною одобренного.

По сим причинам Я не могу предполагать в Шахе намерения действовать наступательно против России, и ожидаю от Персии, если не искренней дружбы, то, по крайней мере, соблюдения мира.

С другой же стороны, происшествия на Кубани и в особенности случившиеся в Чечне неприятные последствия общего в той стране возмущения, о коих вы донесли Мне, от 30-го Июля, делают всякое наступательное движение против Персии весьма неуместным. Нам нужно прежде восстановить в собственных наших владениях и окружающих оные народах совершенное спокойствие и порядок, нужно стараться истребить возмущение решительным действием для наказания тех из возмутителей, кои покажут себя упорнейшими, а увлеченных, но готовых к покорности, привести к повиновению мерами кротости. На каковый конец войска будут с пользою употреблены в своих границах.

И так с нашей стороны нужно принять непременным правилом охранение существующего с Персиею мира. Все действия ваши должны быть устремлены к сей главной и полезной цели, и [192] Я желаю, чтобы вверенные надзору вашему сношения с Персиею были соответственно тому учреждены.

Пребываю впрочем вам благосклонным.

Александр.

В С.-Петербурге.
Августа 31 дня, 1825 года.

_____________________

ЖЕЛАНИЕ ГОСУДАРЯ ЧТОБЫ ПОИСКИ В ЗЕМЛЯХ СОСЕДСТВЕННЫХ НАРОДОВ БЫЛИ ДЕЛАНЫ ТОЛЬКО В САМЫХ НЕОБХОДИМЫХ СЛУЧАЯХ.

Алексей Петрович! Получив донесения ваши, от 20-го Мая и от 9-го и 23 Июня, о сделанных поисках во владениях Закубанцев и об истреблении Генерал-Маиором Власовым нескольких аулов, а Полковником Князем Бековичем-Черкаским одного селения, в коем было до 300 домов, Я не могу переменить объявленное вам прежде убеждение Мое, что подобные поиски и истребление селений, коих жители не изобличены в действительном участии при нападении на подданных, или союзников, наших, не усмиряют их, но, по духу сего народа, склонного и обычаями и законами к мщению за обиды, ведут только к большему его противу нас ожесточению. По чему повторяю вам желание Мое, чтобы поиски в землях соседственных нам народов были деланы только в самых необходимых случаях, как то: для избавления пленных подданных наших, или союзников, если бы таковые увлечены были по какой-либо оплошности, иди недостаточной осмотрительности по военной нашей Линии, или же в таком разе, когда верные известия о сборе и намерении разбойничьих шаек напасть на границы наши представят полезным делом предупредить и разогнать их сборища. Но и в сих случаях, кои могут быть редки, Я желаю, чтобы вы внушили войскам и в особенности начальникам, под строжайшею их ответственностию, чтобы все действия были соображаемы более с видами существенной пользы и Моими на то повелениями, и что истинная военная храбрость [193] уважается и отличается только тогда, когда она употреблена против вооруженного неприятеля и соединена с тою необходимою воинскою дисциплиною, которая, в минуту победы, в состоянии пощадить побежденного, и остановить всякое мщение над обезоруженными, над женами и детьми, столь нетерпимое в Российских победоносных войсках и помрачающее всякую славу победителей. Сие самое останавливает Меня и в испрашиваемом вами награждении Полковника Князя Бековича-Черкаского орденом Святого Георгия; ибо если распоряжения его к первоначальному нападению на неприятельское селение и овладению оным без потери заслуживают одобрения, то, с другой стороны, он теряет право на награду тем, что благоразумно начатое было окончено совершенным истреблением более 300 семейств, из коих, конечно, большая часть была женщин и детей, невинных и верно не участвовавших в защите, если бы даже некоторые жители, при должном обещании пощады, и могли быть увлечены упорнейшими к обороне. Умение удержать подчиненных в должном повиновении при победе, равно как и в несчастии, есть из первых достоинств военноначальника, и Я не намерен награждать тех, кои не действуют в сем важном случае во всей точности Моих повелений.

Пребываю вам благосклонным.

Александр.

В Таганроге.
Сентября 29 дня, 1825 года.

_____________________

О ДЕРЗОСТЯХ ПОГРАНИЧНЫХ ПЕРСИДСКИХ ЧИНОВНИКОВ И НЕВОЗВРАЩЕНИИ ПОВЕРЕННОГО В ДЕЛАХ В ПЕРСИЮ.

Графу Несельроде.

Чиновника, посылаемого Его Величеством, Шахом, к Государю Императору, по прибытии его в Тифлис, в следствие отношения Вашего Сиятельства, я остановлю до разрешения Вашего.

Относительно дел о границе ни чего Вам, Милостивый Государь, не имею сообщить нового; ибо отправленный от Шаха ко [194] мне с поручением чиновник еще не приехал, и как предварен я, что желание Шаха состоит в том, чтобы исполнил я во всем требования Наследника, Аббас-Мирзы, который ни какой умеренности не допускает, то и следствий благоприятных ожидать нет причины. Сведения, доставленные Вашему Сиятельству Поверенным нашим в делах, Г. Мазаровичем, не оставляют в том ни какого сомнения, и я не без основания могу и то присоединить, что после письма Вашего Сиятельства к Мирзе Аббас-Гассан-Хану, конечно, Министерство Персидское предпочтет непосредственные с вами по сему предмету сношения, с удовольствием устраняя меня; ибо полагает, что, в рассуждении назначения границ, действую я произвольно и требования мои укрываю от сведения Императора.

Не может не понимать Аббас-Мирза, что требования его весьма далеки от того, чтобы могли заключать обоюдные договаривающихся выгоды, но я не могу истолковать ему, что нельзя допустить перемены в моих предположениях, не возможно сделать больших пожертвований, и что Государь Император, при всем беспримерном великодушии своем, усмотрит пределы безвредного снисхождения.

Между тем на берегу озера Гогча, на пространстве, которое, по силе statu quo ad praesentem, удерживаю я, как Аббас-Мирза удерживает земли, лежащие между реками Капаном или Чодидур и Кананакгоем; стоящий караул наш, из небольшого числа Татарской конницы, Сардарь Эриванский приказал выгнать силою и сжечь караульню. Я, по важности отнятого поста, послал роту пехоты с одною пушкою, о чем сведав Персияне, удалились заблаговременно. Сардарь употребил Персидскую хитрость, предложив пограничному нашему Начальнику, чтобы караулы с обеих сторон состояли из конницы и чтобы взял он обратно свою роту. Вскоре узнав, что Сардарь собирает большой отряд для вторжения, пограничный Начальник, вторично заняв прежний пост ротою, удержал его за собою, и прибывшие два баталиона пехоты с четырьмя орудиями, видя со стороны нашей готовность к обороне, атаковать нашу роту в твердом местоположении не решились. [195]

Не могут подобные действия происходить без воли Наследника, Аббас-Мирзы, а сам он, под видом охоты, прибыл по близости к границам Карабана. И прежде проводил он осень в сих местах, но теперь с ним регулярные войска и значущее число конницы, а в то же время появились войска в Нахичеванском Ханстве, на границе нашей, и умножились в Эривани.

Аббас-Мирза, имея тайные сношения в границах наших с людьми, которых поддерживает он неудовольствия против нас разными обещаниями чрез беглых от нас Ханов, прибытием своим на границах и оказанием на многих пунктах войск, думает возмутить их к беспорядкам и беспокойствам и, затруднив нас внутренним неустройством, воспользоваться оным, дабы окончить дела разграничения с выгодою или, на случай разрыва, удостовериться в мере пособий, которые может он ожидать от недовольных в земле нашей Мусульман.

Дерзости пограничных Персидских чиновников возрастают день ото дня, и я вижу необходимость, собственно охраняя достоинство, положить преградою оным твердость. Пребывание мое на Кавказской Линии, вынужденное почти всеобщим возмущением Горских народов, ободряет их к таковым поступкам; но если приближающаяся зима не даст места большим неприятностям, я надеюсь в начале весны возвратиться в Грузию и, будучи ближайшим свидетелем происшествий, я не упущу употребить приличествующих обстоятельствам мер.

Вызвав Г. Поверенного в делах, Мазаровича, для точнейшего сведения, как принят он был в Султании, и о том, как он производил переговоры, и можно ли обещать себе благоприятнейшие последствия, узнал я, что Его Величество, Шах, показывая желание сохранить дружественные связи, не только ни чего не сделал к удержанию оных, но слепо вверился в произвол Аббас-Мирзы и дал ему полную волю действовать, а сей, безрассудно предавшись озлоблению, не умел воздержаться от самых наглых угроз.

После сего не решаюсь я предложить Г. Мазаровичу о возвращении к своему месту; ибо не только не принесет он тем пользы службе Императора, но может подвергнуться оскорблению, [196] которое не всегда возможно будет обратить собственно к лицу его.

Аббас-Мирза оказывал уважение Г. Мазаровичу и даже старался приобрести его привязанность до тех пор, как почитал его облеченным доверенностию Правительства, но узнав, что, в бытность его в С.-Петербурге, он не был удостоен представления Государю Императору, он совершенно не имел к нему внимания. Ваше Сиятельство великодушно простите мне простосердечное изъяснение мое: не так понял Аббас-Мирза сей случай, и Г. Мазаровича не почитает ни на что себе надобным.

По сим причинам я имею честь просить покорнейше Вас, Милостивый Государь, оставить Г. Мазаровича на некоторое время при мне, с жалованьем, какое испросить заблагорассудить изволите. По совершенному знанию Персидского Министерства и главных действующих лиц, он, пребыванием здесь, принесет большую пользу.

13 Ноября, 1825 года.
Lit. A y.

_____________________

ПИСЬМО ПОЦЦО ДИ БОРГО С ИЗВИНЕНИЕМ О ПОЗДНЕМ ИСПОЛНЕНИИ ПОРУЧЕНИЯ КАСАТЕЛЬНО ЗАКУПКИ АПТЕКАРСКИХ ПРИПАСОВ ДЛЯ КАВКАЗСКОГО КОРПУСА.

Mon cher General!

La lettre, que Vous m'avez fait l'honneur de m'ecrire le 17 (29) Mai, ne m'est parvenue, que le 23 A. (4 7-bre). Ce retard m'a d'autant plus contrarie, qu'il ma mis dans l'impossibilite d'executer a temps la commission, que Vous avez bien voulu me donner; pour en employer l'objet au secours des malades de l'armee durant la mauvaise saison, qui se trouvait deja terminee. Considerant neanmoins, que ce serait remplir Vos intentions, mon cher General, que d'acheter la drogue demandee et de Vous mettre a portee de la recevoir dans le cours de l'hiver, afin de pouvoir l'administrer l'ete prochain, j'ai ordonne de faire l'acquisition de la quantite, que Vous m'avez indiquee. Elle coute deux mille cinq cent soixante dix francs, [197] partagee en cinq pots differents, dont deux adresses a M-r. Dieyoff partent avec le courrier d’aujourd'hui pour St. Petersfcourg. Les trois autres seront expedies par la premiere occasion.

Vous seriez dans l’erreur, mon cher General, si Vous ne jugiez pas de toute l'importance, qu'inspirent la situation eminente, ou Vous etes place, et le Bien, que Vous faites. Vous ouvrez route une immense au commerce et aux entreprises de l'Empire, et Vous preparez le theatre a des evenements, qui etonneront te monde, lorsque la Providence voudra, qu'ils se realisent.

Monsieur des Barrins a temoigne aux siens toute la reconnaissance, qu'il Vous doit pour la bonte, avec laquelle Vous l'avez traite; je Vous prie en mon particulier d'en aggreer mes remerciments.

Veuillez bien, mon cher General, aggreer les sentiments de la haute consideration, et permettez moi d'ajouter d'amitie, avec lesquels j'ai l'honneur d'etre

Mon General,

Votre tres-humble et tres-obeisant serviteur

Pozzo di Borgo

Paris. 3 (15) Octobre, 1825.

_____________________

СООБЩЕНИЯ НЕПРЕМЕННОЙ ВЫСОЧАЙШЕЙ ВОЛИ ОСТАВАТЬСЯ С ПЕРСИЯНАМИ В МИРЕ.

Mon General!

Dans la depeche, que je Vous adresse aujourd'hui, je transcris litteralement les propres paroles de l'Empereur, telles qu'il les a tracees dans un billet, que j'ai recu de sa part par le dernier courrier. Vous voyez par la, que la conviction et les intentions sont positives. Il veut le maintien de la paix, et il est persuade, mon General, qu'il ne depend, que de nous de la conserver. Il y a plusieurs annees deja, que Masarowitch nous signale des intentions hostiles, et pourtant nous n'en voyons aucun effet. En conscience je ne saurais croire, que les Persans soient assez extravagants pour venir nous attaquer dans un moment, ou nous sommes en pleine paix avec tout le monde. Evitons de notre cote tout sujet de contestation avec eux, et je suis [198] persuade, que, conformement a la volonte del’Empereur, la paix sera aussi peu troublee, qu'elle l'a ete depuis douze ans, qu'elle est retablie. Jusqu'ici nous ignorons encore, quand Sa Majeste reviendra. Je n'attends, que son retour pour lui soumettre un travail sur la delimitation et prendre ses ordres definitifs a cet egard. C'est au fond le seul sujet de contestation grave, que nous avons avec la Perse, et il est permis de supposer, qu'en n'exigeant strictement, que ce, que le Traite de Gulistan stipule, nous parviendrous a regler certainement cette affaire d'une maniere reciproquement satisfaisante.

Adieu, mon cher General! Je n'ai pas voulu laisser partir ce courrier sans ajouter quelques mots d'amitie et de souvenir a ma depeche officielle.

Nesselrode.

St.-Petersbourg.
Ce 15 Novembre, 1825.

_____________________

О ТОМ, ЧТО НИ КАКИЕ УСТУПКИ ПЕРСИЯНАМ НЕ МОГУТ ИМЕТЬ МЕСТА БЕЗ ОЩУТИТЕЛЬНОГО ВРЕДА ДЛЯ НАС.

Графу Несельроде.

В почтеннейшем отношении, от 14 Ноября, за № 940, Ваше Сиятельство сообщить мне изволили Высочайшую волю относительно Персии.

Прежде неоднократно мне подтвержденная, она служила мне руководством в моем поведении.

Сообразно оной доселе употреблял я все усилия, дабы удалить случаи, могущие нарушить приязненное Персии расположение, и какое лучше может быть доказательство, как умеренность предложений моих при назначении границ, и самое терпение, при делаемых Персиянами дерзостях и наглостях?

Прежде сего уведомлял я Ваше Сиятельство о предположениях моих, что Шах войны не пожелает; точно того же и теперь я мнения; но не могу сего сказать о Наследнике, [199] Аббас-Мирзе, на коего, по слабости характера, сильное имеют действие внушения, а Шах предоставил ему совершенную волю.

Усердно исполняя данные мне предначертания, и совершенно зная, сколько выгоден мир для здешней страны, я обязан изъяснить Вашему Сиятельству, что единою твердостию достигнуть возможно продолжения и прочности оного, но не чрезмерным снисхождением, которое возродит в Персиянах новые наглости.

Одно вежливое письмо Вашего Сиятельства к Управляющему Иностранными сношениями, Мирзе Абул-Гассан-Хану, дает уже ему надежду, что все требования их относительно до границ будут приняты благосклонно, и он, уведомляя о том чиновника, присланного ко мне от Шаха, пишет к нему с полною уверенностию, что он должен возвратиться не иначе, как с совершенным удовлетворением их желаний.

Чиновником сим письмо его доставлено мне в копии: вот понятия о деле определения границ, деле, конечно, довольно важном.

Если же уверятся они, что не будет противопоставлена сила для смирения дерзости, не трудно предвидеть, каковы будут последствия.

Ваше Сиятельство не изволите отвергнуть, основанной на опытах, истины, что, для избежания войны, не редко есть верным средством самая к войне готовность.

Сим средством удобнее всех прочих можно воздержать Персиян от оной.

Из особенного наблюдения характера Аббас-Мирзы в долговременное пребывание мое здесь, мог я заметить, что никогда не было для нас вредным оказать некоторую твердость.

Чиновник Его Величества, Шаха, прибыв в Тифлис для переговоров со мною, и, не отдавая письма иначе, как лично, доставил с оного копию. Письмо, кроме ничтожных приветствий, ни чего в себе не заключает, а о границах ни слова решительного; даже не упомянуто в оном, чтобы чиновнику сему дано было полномочие об окончания дела о границах. [200]

Шах думает, что, из угождения ему, должен я сделать перемену в моих предложениях и, не имея о предмете ни малейшего познания, не почитает не возможным пожертвование собственными выгодами.

Зная возлежащие на мне обязанности охранять оные, перемены в предложениях моих я допустить не должен и не сделаю! Продолжу осторожность мою, дабы не подать повода к нарушению приязненного расположения, о чем подтверждено и всем пограничным Начальникам. Буду удерживать пространство земли по озеру Гогча от реки Сатинаил большой до урочища Барат-Гедюк на правах status quo ad praesentem, на каковых удерживают Персияне со стороны Карабага пространство несравненно большее земли между реками Капанчаем и Канакчаем, которое они, вопреки смысла трактата, почитают себе принадлежащим.

В заключение обязан сказать, что ни какие уступки не могут иметь места без ощутительного для нас вреда, что утверждать не престану.

10 Декабря, 1825 г.
Lit. A x.

_____________________

ОБ ОТКОМАНДИРОВАНИИ В КРАЙНЕЙ НУЖДЕ НА ВРЕМЯ НЕКОТОРОГО ЧИСЛА ВОЙСК ИЗ 20-Й ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ В КАВКАЗСКИЙ КОРПУС.

Алексей Петрович! Военный Министр докладывал Мне отношения ваши к Начальнику Главного Штаба Моего, от 26-го и 29-го Ноября, коими уведомляете, что распространившийся между Чеченцами и прочими горскими народами мятеж проник в Кабарду, и что подтверждается дошедшее к вам известие о намерении Закубанцев вторгнуться в пределы наши большими силами. По таковому положению дел на Кавказской Линии, Я заключаю, что весьма легко может встретиться надобность в усилении пехотою правого фланга войск Кавказского корпуса. [201]

Дабы заблаговременно предупредить сию необходимость и преподать вам надежные способы к успешному действию против мятежников, я предназначил на сей конец 20-ю пехотную дивизию, в Крыму расположенную. По сему предоставляю вам, единственно в крайней только нужде, непосредственно обратиться к Главнокомандующему 2-ою армиею об откомандировании на время самонужнейшего числа войск из оной дивизии. Ожидаю, впрочем, что, с прибытием к вверенному вам корпусу седьмых взводов из 1-ой армии, изменится необходимость употребления таковой меры; и что, по известной Мне предусмотрительности и деятельности вашей, не должно опасаться неприятных последствий от предприятий хищников. В сих мыслях ожидая от вас лучших известий о положении дел наших в отношении к Горцам, за удовольствие поставляю пребыть к вам всегда благосклонным.

Николай.

С.-Петербург.
Декабря 16-го, 1825.

_____________________

О ДРУЖЕЛЮБНОМ ПРЕКРАЩЕНИИ РАСПРИ С ПЕРСИЕЮ.

Алексей Петрович! По вступлении Моем на престол, предприняв обозрение сношений наших с иноземными Державами, Я обратил особенное внимание на дела Персидские. В следствие Моего приказания, Управляющий Иностранным Министерством, Граф Несельроде, представил Мне все принадлежащие к оным бумаги, между прочими последнее отношение к нему ваше под литерою A y и Высочайший Рескрипт покойного Государя Императора, последовавший на ваше имя 31 минувшего Августа. Вникая в предлежащие обстоятельства, Я не мог не признать необходимости удерживать заключенный с Персиею мир, на основании Гюлистанского договора, доколе сия Держава сама не нарушит оного.

Верность данному слову и существенные выгоды России того от Меня требуют. Ныне, когда почти все Горские народы в [202] явном против нас возмущении, когда дела в Европе, а особливо дела с Турциею, по важности своей, заслуживают внимательнейшее наблюдение, неблагоразумно было бы помышлять о разрыве с Персиянами, или умножать взаимные неудовольствия. Напротив того, мы должны всемерно стараться прекратить дружелюбно возникшие распри, и уверить их в искренности желания нашего утвердить мирные с ними связи. Таковое поручение дано и Генерал-Маиору Князю Меньшикову, отправляемому к Шаху и к Аббас-Мирзе с извещением о горестной кончине любезнейшего Моего Брата и о вступлении Моем на престол Всероссийский. Между тем, соглашаясь в полной мере с правилами, начертанными в помянутом Рескрипте, от вашей прозорливости и усердия к пользам Отечества ожидаю ревностного содействия для достижения желаемой цели.

Николай.

С.-Петербург.
Генваря 11 дня, 1826 года.

_____________________

О ПРИСЛАННОМ ЧИНОВНИКЕ МИРЗЕ МАМАД-САДЫКЕ, ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ О ГРАНИЦЕ С ПЕРСИЕЮ.

Графу Несельроде.

Из прежних отношений моих известно Вашему Сиятельству, что, по возвращении из Персии Поверенного в делах наших, Господина Мазаровича, был прислан ко мне в Тифлис от Его Величества, Шаха, чиновник Мирза Мамад-Садык, для переговоров о границе.

После возложенного на Г. Мазаровича поручения, после письма моего к Его Величеству, Шаху, которое ни малейших не оставляло сомнений, чтобы не все употреблял я усилия к дружественному окончанию возникших по предмету границ споров, не менее и собственно по выбору Мирзы Мамад-Садыка, человека весьма малое значение имеющего, безошибочно мог я угадывать, что порученные ему переговоры не что иное есть, как пустословие, [203] свойственное Министерству Персидскому, и которым столько оно отличается; но, не взирая на то, уведомив Мирзу Мамад-Садыка об обстоятельствах, меня на Кавказской Линии удерживающих, предложил я ему вступить в переговоры с заступающим место мое, Г. Генерал-Лейтенантом Вельяминовым 1. Не смея приступить к тому, он испросил разрешение Наследника Персии, Аббас-Мирзы.

Обнаружив довольно глупую надменность и употребив весьма дерзкие выражения, составил он записку и, не приложив печати, подал оную Г. Генерал-Лейтенанту Вельяминову 1, сообщив ему, что таковой же формы получит он ответ. Г.-Л. Вельяминов 1-й заставил его переменить грубую бумагу. Для сведения Вашего, Милостивый Государь, препровождаю я перевод оной. Присоединяю также в копии письмо Г. Генерал-Лейтенанта Вельяминова 1-го к Его Величеству, Шаху, объясняющее самым основательным образом все обстоятельства, до разграничения относящиеся. Всякому другому Министерству, кроме Персидского, трудно было бы возразить против оного, но оно не остановится прибегнуть ко всяким бессовестным изворотам и самой лжи. Против меня истощило уже оно средства сии, и теперь предприемлет испытать оные против Вашего Сиятельства, ибо вскоре от Персидского Двора отправится в С.-Петербург чиновник. Знаю сколько важные дела возлежат на Вашем Сиятельстве и сколько обширны занятия Ваши, но убедительнейше прошу Вас, Милостивый Государь, приказать взять во внимание переписку мою с Наследником Аббас-Мирзою, со времени первой присылки им в Тифлис высокостепенного Фата-Али-Хана, Беглербека Тавризского, и до возвращения Г. Мазаровича из Султании, где представил он письмо мое Его Величеству, Шаху.

С Мирзою Мамад-Садыком был вместе присланный от Аббас-Мирзы Надир-Али-Хан, вероятно для надзора, за его поведением, ибо имел одно поручение представить мне Ваше пустое письмо. Таковое же точно было и письмо ко мне Шаха, и таковы же к обоим им мои ответы, препровождением коих обременять вас не решаюсь.

Из получаемых мною сведений от людей, мною за границею употребленных, обнаруживается: Персидское Правительство [204] в сопредельных нам провинциях, Карадаге, Ардавине, Тавризе, Хое и Эривани, набирает большое числе Саребазов (регулярных войск) и умножает артиллерию.

Под глазами Аббас-Мирзы в Тавризе, признаваемый общим мнением за праведника, Ших-Джафар, возбуждает народ против Християн и проповедует необходимость войны, дабы избавить единоверцев от ига Русских. Общий голос в Персии, что весною возгорится война. Трудно поверить сему последнему; ибо до возвращения посылаемого в С.-Петербург чиновника едва ли Персия решится на войну, которая, во всяком случае, не обещает ей больших выгод, разве грабеж, которого, впрочем, Персияне не насытимы.

Имею честь на усмотрение Вашего Сиятельства препроводить подлинный рапорт ко мне от Г. Генерал-Лейтенанта Вельяминова 1-го от 27 Генваря, под Lit. А.

23 Генваря, 1826 г.
Lit. F.

О НЕМЕДЛЕННОМ УСИЛЕНИИ КАВКАЗСКОГО КОРПУСА.

Алексей Петрович! Я с удовольствием получил донесение ваше, от 10 Генваря. Неутомимая деятельность ваша, неразлучная с свойственными вам твердостию и благоразумием, послужит Мне надежнейшим ручательством, что все предпринятые вами меры к водворению тишины и порядка на Кавказской Линии увенчаются желаемым успехом.

Но дабы удовлетворить настоятельному желанию вашему о усилении Кавказского корпуса, Я поручил Начальнику Главного Штаба Моего привести оное без потери времени в исполнение. От него вы получите подробнейшее по сему предмету уведомление.

Мне приятно уверить вас при сем во всегдашнем дружеском Моем к вам расположении и быть взаимно уверену, что по многолетнему опыту могу ожидать от вас в полной мере те [205] же чувства преданности ко Мне и усердия к пользе отечества, кои постоянно отличали служение ваше покойному Императору, общему нашему благодетелю.

Пребываю навсегда вам благосклонным.

Николай.

В С.-Петербурге.
Февраля 16 дня, 1826 года.

_____________________

ОДОБРЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ УСТУПИТЬ ПЕРСИИ УЧАСТОК ЗЕМЛИ СО СТОРОНЫ ТАЛЫШИНСКОГО ХАНСТВА, ДЛЯ ОКОНЧАНИЯ ПРОДОЛЖАЮЩИХСЯ С НЕЮ СПОРОВ.

Графу Несельроде.

С Господином Генерал-Маиором Князем Меньшиковым, по Высочайшей воле Государя Императора отправленным в Персию, имел я рассуждение о состоянии дел наших в отношении к оной, и в особенности по предмету границ.

Предположение Его Императорского Величества сделать уступку некоторого участка земли со стороны Талышинского Ханства не лишает нас ни какой существенной выгоды и, можно сказать, что нет лучшего средства, если бы только кончить оным давно продолжающиеся споры.

Ваше Сиятельство усмотреть изволите мысли мои по сему предмету из прилагаемой у сего копии отношения моего к Г. Генерал-Маиору Князю Меньшикову.

Весьма постигаю выгоду уклониться от всяких причин, могущих нарушить дружественные связи с Персиею. Знаю хорошо, из местных обстоятельств, сколько бесполезна война внешняя, когда нетвердо внутреннее земли спокойствие и многие из народов иноверных недовольно приобыкли к обязанностям покорности.

В сем убеждении испытал я все способы удержать доброе согласие, решился на довольно значительные пожертвования; [206] довольствуясь ничтожным для Персии участком земли, около озера Гогча, но для нас необходимым, и тогда как со стороны сей полезно было бы сделать большие приобретения.

Безуспешны были мои усилия, но я не престаю желать спокойствия, для здешней страны спасительного. Войну же я в том только случае почитал неизбежною, когда бы Персияне простерли наглости свои до оскорбления.

Может быть, Г. Генерал-Маиор Князь Меньшиков найдет Аббас-Мирзу в лучшем расположении к сговорчивости, но доселе не приметно было, чтобы умел он быть умеренным. Может быть, подействуют на него требования Турок исполнения последнего трактата и некоторые, делаемые ими, приуготовления в крепости Баязет и других местах близ границ с Персиею, что в настоящее время несколько занимает внимание Аббас-Мирзы. Но если имеет он надежду, что, впрочем, правдоподобно, кончить дела с Турками миролюбно, то я не иначе почту, как величайшим со стороны его старанием угодить и понравиться Его Императорскому Величеству, если удовольствуется он участком земли, уделяемым от Талышинского Ханства; ибо он не однократно, под разными видами, предлагал мне, чтобы Ханство все было ему уступлено, а наконец даже, чтобы за оное назначена была цена.

Если бы негоцияции Г. Генерал-Маиора Князя Меньшикова имели окончание, согласное с желанием нашим, то подписание окончательного акта, как Вы, Милостивый Государь, уведомлять меня изволите, должно быть возложено на особых, по выбору моему, Коммисаров.

Позвольте мне при сем случае почтеннейше объяснить Вашему Сиятельству, что, при подписании акта сего, полезно было бы находиться дипломатическому агенту, который заменит уволенного Г. Статского Советника Мазаровича; ибо оный, не будучи удален от подписания, в мнении Персиян приобретет большое к себе уважение.

Вы позволите также присоединить к сему мою покорнейшую просьбу, чтобы назначенный к Персидскому Двору [207] дипломатический агент не состоял ни в малейшей от меня зависимости. В делах всякого рода я с ним буду иметь сношение, и он уведомлять меня должен об одном том, что относиться может до безопасности пограничных наших провинций.

Таким образом действия Персиян непосредственно известны будут Министерству, а действиям моим не будут присвояемы произвольные истолкования.

Я прошу Ваше Сиятельство исходатайствовать Высочайшее на сие Государя Императора соизволение.

С совершенным почтением и проч.

31 Марта, 1826 года.
Lit. W.

_____________________

ПИСЬМО НАЧАЛЬНИКА ГЛАВНОГО ШТАБА О ТОМ, КАКИЕ НУЖНЫ ВЫСОЧАЙШИЕ РАЗРЕШЕНИЯ ДЛЯ РУКОВОДСТВА ПО УПРАВЛЕНИЮ КАВКАЗСКИМИ И ЗАКАВКАЗСКИМИ ВОЙСКАМИ И ЗЕМЛЯМИ.

Милостивый Государь,

Алексеи Петрович!

Государь Император узнал из письма Генерал-Маиора Князя Меньшикова о затруднениях, в коих Ваше Высокопревосходительство иногда находитесь, частию от того, что некоторые предписания, по разным частям Вам данные, не содержат в себе точного объяснения Высочайшей воли, а частию от того, что есть предметы, кои не могут быть приведены в исполнение, хотя и утвержденные, по неразрешению предшествовавших представлений с ними связь имеющих. По чему Его Величество, желая по возможности отвратить подобные затруднения и дать Вам все нужные способы к учреждению в войсках и вообще в краю, Вам вверенном, того совершенного порядка и устройства, коего в полной доверенности ожидает от столь известной Его Величеству опытности и усердия Вашего, Высочайше повелеть мне соизволил отнестись к Вашему Высокопревосходительству, дабы благоволили [208] уведомить меня со всею откровенностию, для доклада Его Величеству: 1, о содержании тех повелений, кои не довольно объясняют точность Высочайшей воли; 2, какие представления Ваши, как по военной, так и по гражданской частям, не получили разрешения? и 3, какие нужны Вам Высочайшие разрешения, для руководства по управлению вверенными вам войсками и землями?

В ожидании на сие почтеннейшего отзыва Вашего, имею честь быть с истинным почтением и преданностию

Вашего Высокопревосходительства

покорнейшим слугою

Иван Дибич.

С.-Петербург.
12-го Апреля, 1826 г.

Его Высокопревосходительству,
А. Петровичу Ермолову.

_____________________

ЕГО ЖЕ О ПРЕДОСУДИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЯХ ГЕНЕРАЛ-МАИОРА ВЛАСОВА ПРИ НАПАДЕНИИ НА ЧЕРКЕСОВ.

Собственноручное.

Милостивый Государь,

Алексей Петрович!

В дополнение к Высочайшему рескрипту на имя Ваше, при сем препровождаемому, я имею честь, по воде Государя Императора, уведомить Ваше Высокопревосходительство, что Его Величество тем с большим неудовольствием изволил узнать о предосудительных действиях Генерал-Маиора Власова при нападении на Натухайских Черкесов, что сведения о столь непозволительных поступках сего Генерала могли дойти до Его Величества прежде, как до Вашего Высокопревосходительства, в следствие чего Генерал сей воспользовался даже Монаршею наградою, именно за то же самое дело, за которое ныне подвергается военному суду. [209]

Государь Император, не желая о сем упомянуть в Высочайшем рескрипте, на имя Ваше данном, изволил мне приказать сообщить Вашему Высокопревосходительству, что Его Величество в полной уверенности, что Вы примете все возможные меры предупреждать всякие подобные действия Гг. частных начальников, и в особенности поставите всем непреложным правилом, не приступать ни к каким наступательным действиям без особенного разрешения Вашего, исключая тех случаев, когда получатся ими вернейшие сведения о сборе неприязненных нам Горцев к нападению на границы наши, или на дружественных нам соседей, требующих предупредить их без промедления, и чтобы они о всяком действии своем, о всем взятом, или уничтоженном, у Горцев мирных и неприязненных и о собственной потере, непременно доставляли самые точные сведения, под строжайшею ответственностию.

Сообщая Вашему Высокопревосходительству о сей Высочайшей воле, имею честь быть с отличным высокопочитанием и преданностию

Вашего Высокопревосходительства

покорнейший слуга

Иван Дибич.

Москва.
Июня 10 дня, 1826 г.

_____________________

О ПРЕДАНИИ ВОЕННОМУ СУДУ ГЕНЕРАЛ-МАИОРА ВЛАСОВА.

Копия.

Алексей Петрович! Из донесений Генерал-Адъютанта Стрекалова, окончившего порученное ему исследование о поступках командовавшего Черноморским войском, Генерал-Маиора Власова, с крайним неудовольствием усмотрел Я противузаконные действия его против Черкес Натухайского народа, превышающие еще степень первоначальных обвинений, дошедших до Меня. Ясно видно, что не только одно лишь презрительное желание приобресть для себя и [210] подчиненных знаки военных отличий легкими трудами при разорении жилищ несчастных жертв, но непростительное тщеславие и постыднейшие виды корысти служили им основанием. В следствие чего Я повелел предать Генерал-Маиора Власова Военному Суду при войске Донском, а на место его, в звании командующего Черноморским войском, утвердил Генерал-Маиора Сысоева. Несоблюдение мер кротости в действиях противу Горских народов, России приязненных, тем более увеличивают вину Генерал-Маиора Власова, что неоднократно подтверждаемо было блаженныя памяти Императором Александром Павловичем руководствоваться, в сношениях с мирными Горцами, правилами умеренности и снисхождения, как средством, могущим вселить в них большую к нам доверенность и утвердить их в чувствах покорности. Правила сии подтверждены Мною в полной мере, и Я желаю, чтобы вы взяли строжайшие меры, дабы оные исполняемы были всеми частными начальниками непременно во всей точности, под личною их ответственностию за малейшее отступление. Мне приятно думать, что вы, по испытанной вашей деятельности, твердости и усердию на пользу Государства, положите надлежащую преграду действиям, подобным тем, кои позволил себе Генерал-Маиор Власов при нападении на Натухайских Черкес, и что сведения о таковых неприятных случаях впредь до Меня доходить не будут.

Пребываю вам всегда благосклонным.

Николай.

В Москве.
Июля 29 дня, 1826 года.

Верно. Генерал-Адъютант Паскевич.

_____________________

ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ПУТИ ДЕЙСТВИЙ В ВОЙНЕ С ПЕРСИЕЮ.

Копия с отношения Начальника Главного Штаба Его Императорского Величества, от 31-го Июля, 1826 года, № 60.

Государь Император с крайним неудовольствием усмотреть изволил из донесения Вашего Высокопревосходительства [211] вероломство Персиян, дерзнувших начать военные действия, когда мирные переговоры не прекращены и когда доверенная от Нашего Императорского Величества особа находится при дворе Шаха. Хотя теперь полагать еще можно, что дерзостное нападение сие есть следствие своевольства Сардаря, действовавшего без приказания своего Правительства, но как в сем случае, и в том предположении, что само Персидское правление вознамерилось поднять оружие против нас, Его Императорское Величество считает, что достоинство Российской Империи не позволяет оставить без должного наказания столь наглый поступок, и совершенно соглашается с мнением Вашего Высокопревосходительства о необходимости сильного наступательного действия с нашей стороны. По требованию Вашему касательно усиления вверенного Вам корпуса новыми еще 24 комплектными баталионами, в полной мере удовлетворить не позволяют ни положение политических дел, ни настоящее размещение войск 1-й и 2-й армий. Из оных уделить Вам только можно одну 20-ю пехотную дивизию с ее артиллериею, которой полки в двух баталионах вместе с сим получают приказание следовать по прилагаемому маршруту к Усть-Лабинской крепости, куда благоволите Ваше Высокопревосходительство выслать им приказание Ваше на дальнейшее следование их по предположению Вашему; третьи же баталионы полков 20 дивизии, которые находятся в кадрах, также поступят в распоряжение Ваше и направятся для сего на Усть-Лабинскую крепость, коль скоро будут сменены в настоящем своем расположении третьими баталионами полков 18 и 19-й дивизий. Его Императорскому Величеству угодно, чтобы Ваше Высокопревосходительство заняли 20-ю дивизиею места, теперь занимаемые 22-ю дивизиею, а сию употребили бы на усиление действующего наступательного корпуса. Теперь же посылается предписание Атаману Донского войска послать немедленно шесть Казачьих полков в Георгиевск, где и ожидать им приказаний Вашего Высокопревосходительства о дальнейшем их следовании. Его Величество полагать изволит, что тех подкреплений тем более достаточно ныне будет Вашему Высокопревосходительству для успешных действий, что полки вверенного Вам корпуса находятся в комплекте и в недавнем еще времени были усилены сводным гвардейским полком и [212] людьми, выписанными из гвардии и из Черниговского пехотного полка.

Впрочем, Государь Император, приняв в соображение настоящее размещение вверенных Вам войск, находит, что даже и до прибытия сих усилений Ваше Высокопревосходительство будете в состоянии начать сильные наступательные действия. Вы имеете до 30 т. человек пехоты по ту сторону Кавказа. Из оных находится 15 т. в Тифлисе и окрестностях и близ границы Эриванской. Оставя 2 т. для охранения Тифлиса. Вы, без дальнейшего отлагательства, можете собрать в один корпус 13 т. пехоты. Корпус сей, с прибавлением нужных к оному артиллерии и кавалерии, можно безошибочно считать в 15 т. человек. Его Императорское Величество ни сколько не сомневается, чтобы, под предводительством вождя столь опытного, столь отличного и в столь высокой степени имеющего доверенность своих подчиненных, как Ваше Высокопревосходительство, сих войск не было достаточно для ниспровержения всех сил, которые Персияне возмогут противуставить оным. В следствие чего Государь Император поручил мне объявить Вашему Высокопревосходительству следующую свою Высочайшую волю:

1. Чтобы Ваше Высокопревосходительство, немедленно, по получении сего, изволили собрать сколь возможно сильнейший корпус для наступательных действий против Персидских областей. 2. Действия сии начать без дальнейшего отлагательства в направлении к Эривани и до занятия сего Сардарства не прекращать оные, разве только в том случае, если Персидское Правление удостоверит, что Сардарь поступил своевольно и даст надлежащее удовлетворение за причиненное России оскорбление нарушением неприкосновенности границ ее; но и тогда должно хотя не распространять далее завоеваний, но удержать уже сделанные впредь до постановления прочного мира. 3. Если же Персидское Правление и после занятия Сардарства Эриванского и в силу отправляемых депеш от Графа Несельроде к Вашему Высокопревосходительству и к Генералу Князю Меньшикову, откажется от требуемого удовлетворения, то надлежит быстро продолжать действовать чрез Нахичевань и Марант на Тавриз, и по занятии сего города истребить в оном все казенное имущество и сжечь все здания, [213] Правительству принадлежащие, в особенности же уничтожить все военные заведения и запасы. 4. По истреблении таким образом Тавриза обстоятельства укажут дальнейшие действия; но, для предварительного соображения Вашего, Государь Император приказал Вас уведомить, что пространство от черты, на прилагаемой карте красною краской означенной, до прежних границ наших, Его Величество предполагает, в случае действительной войны, присоединить к высокой Державе своей, в вознаграждение убытков, которые понесет Россия от предстоящего похода и как справедливое возмездие за нанесенное границам нашим оскорбление. Его Императорское Величество приказал еще известить Ваше Высокопревосходительство, что назначение Вам пути действий есть только предположительное и не должно вам препятствовать действовать по вашему усмотрению, лишь бы только была соблюдена необходимая для успеха военных действий совокупность. Завоевание Персидских областей до вышесказанной черты и разорение заведений в Тавризе суть предмет Высочайше предписанных Вам действий. Выбор путей, ведущих к достижению сей цели, неминуемо зависит от местных обстоятельств, более Вам известных. Его Императорское Величество ожидает успехов, соответствующих воинским дарованиям вашим и храбрости вверенного Вам войска.

_____________________

ВЫСОЧАЙШЕЕ ПРЕДПИСАНИЕ ВЫСТУПИТЬ НЕМЕДЛЕННО ПРОТИВ ПЕРСИИ.

Собственноручное.

С прискорбием читал Я донесение ваше, Алексей Петрович! Стало, не всегда добрые намерения венчаются успехом, и за скромность и миролюбие наше платят нам коварством.

Сколь ни избегал Я войны, сколь ни избегал оной до последней крайности, но не дозволю никогда, чтоб достоинство России терпеть могло от наглости соседей безумных и неблагодарных. Хотя надеюсь и полагаю, что происшедшие военные действия суть собственное нахальство Сардаря Эриванского, но в Государствах, столь благоустроенных, каково Персидское, можно, требуя [214] удовлетворения, и самим оное себе доставлять; а по тому, и предписав вам немедленно выступить против Эриванского Сардаря, ожидаю скорого извещения вашего, что, с помощию Божиею, нет Сардаря, и Эривань с его областию занят вами: вы и 15 тысяч Русских достаточный мне залог успехов.

Прочее увидите в предписании; одно здесь прибавлю: вы Хрстиянский вождь Русский; докажите Персиянам, что мы ужасны на поле битвы, но что мирный житель может найти верный покров и всегдашнее покровительство среди стана нашего.

На вашу ответственность возлагаю наблюдение сей моей непременной воли.

За сим Бог с вами! Был бы Н. П. прежний человек, может быть, явился к вам, у кого в команде в первый раз извлек из ножен шпагу; теперь остается Мне ждать и радоваться известиям о ваших подвигах, и награждать тех, которые привыкли под начальством вашим пожинать лавры. Еще раз Бог с вами! Буду ожидать частых донесений ваших, которых прошу доставления по возможности.

Вам искренне доброжелательный

Николай.

Москва
1-го Августа, 1826 г.

_____________________

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ ПРОСИТ ЕРМОЛОВА ПРИНЯТЬ В СВОЕ ПОКРОВИТЕЛЬСТВО СВОДНЫЙ ГВАРДЕЙСКИЙ ПОЛК ВО ВРЕМЯ ПЕРСИДСКОЙ ВОЙНЫ.

Алексей Петрович!

Полагая, что сводный гвардейский полк, под командою лейб-гвардии Преображенского полка Полковника Шипова, прибыл уже на свое место, я прошу Вашего Высокопревосходительства принять его в свое покровительство. Господина Полковника Шипова, отличного по службе Штаб-Офицера, со всеми Обер-Офицерами смею в особенности рекомендовать, прося покорнейше доставить им [215] случай показать истинное усердие свое к службе и, быв предводительствуемы вами, отличить себя на самом деле, уверен будучи, что они в полной мере постараются оправдать оное и заслужить одобрение ваше.

Пребываю к вам навсегда с отличным уважением

искренно доброжелательный

Михаил.

Москва.
3-го Августа, 1826 г.

_____________________

ВЫСОЧАЙШАЯ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ ЗА СОКРАЩЕНИЕ РАСХОДОВ НА ПРОДОВОЛЬСТВИЕ КАВКАЗСКОГО КОРПУСА В 1827 Г..

Алексей Петрович! Из доставленной вами к Начальнику Главного Штаба Моего сметы расходам на продовольствие отдельного Кавказского Корпуса в будущем 1827-м году, с особенным удовольствием усмотрел Я, что сумма для сего предмета уменьшена против настоящего года более двух сот тысяч рублей. Относя таковое сокращение расходов постоянному усердию и неусыпной попечительности вашей к пользе Государственной, Я не могу не изъявить вам за сие совершенной моей признательности. Оставшиеся от прошлых годов в сбережении 1 миллион 500 тысяч рублей ассигнациями, согласно с предположением вашим, предоставляю вам обратить в расход на продовольствие тех войск, кои прибавляются во вверенный вам Корпус, на случай, если военные действия противу Персиян должны продлиться. Я в полной мере уверен, что в употреблении сей суммы будете вы руководствоваться теми самыми правилами бережливости, коими многократно уже ознаменованы действия ваши по хозяйственному управлению вверенным вам Корпусом.

Пребываю вам всегда благосклонным.

Николай.

В Москве.
Августа 5 дня, 1826 г. [216]

_____________________

ОБ ОПЛОШНОСТИ, ПРОИСШЕДШЕЙ ПРИ НАЧАЛЕ ВОЙНЫ С ПЕРСИЕЮ, И ПРЕДПИСАНИЕ ПЕРЕЙТИ К НАСТУПЛЕНИЮ, ТАКЖЕ ОТПРАВЛЕНИЕ К ЕРМОЛОВУ ГЕНЕРАЛ-АДЬЮТАНТА ПАСКЕВИЧА И ГЕНЕРАЛ-МАИОРА ДАВЫДОВА В СОТРУДНИКИ.

С душевным прискорбием и, не скрою, с изумлением получил Я ваше донесение от 28 Июля.

Русских превосходством сил одолевали, истребляли, но в плен не брали. Сколько из бумаг понять Я мог, везде в частном исполнении видна оплошность неимоверная: где предвиделись военные обстоятельства, должно б было к ним и приготовиться

Я надеюсь, что вы нашли способ выручить Полковника Реута; и тут замечу, что мне не понятно, чтоб в Шуше, в сборном пограничном месте, не было достаточных запасов, чтоб держаться столько, чтобы ближние войска могли подоспеть на помощь. Первое письмо и посланные приказания вам достаточно объяснят намерения Мои; Я не вижу еще причины изменять их; ибо все считаю вас довольно сильными, чтоб хотя на время перейти в наступательные действия. Они тем ныне необходимее, что, после несчастного начала, надо ободрить войска блестящим успехом. Сколько отсюда судить Мне можно, предстоит вам возможность разбить Персиян по частям, начав с отряда, показавшегося против Шуши; если сие движение вам удастся, чему, с помощию Божиею, я и сомневаться не хочу, другой отряд, идущий вдоль морского берега, не может далеко проникнуть, и если б и осмелился на то, вы его без наказания назад не пропустите. Ваше опасение к стороне Турции не имею я доселе причины разделять; переговоры с Турками в Акермане продолжаются мирно, и на Дунае нет приготовлений; впрочем, мы там готовы их принять; вам же решительно я не имею на первый случай что прислать, кроме 20-й дивизии, которой уже велено переправляться; с прибытием ее на Линию, вся 22 дивизия будет у вас свободна, и вы ею себя подкрепите; к тому же времени прибудет и одна уланская дивизия. Сухум-Кале без нужды не велите оставлять, но если б и тут Турки принудили к отступлению, я надеюсь, что вы возьмете меры, чтобы все собралось заблаговременно, и назначите ныне же место, [217] где и куда войскам собраться. Между тем велел Я Адмиралу Грейгу со флотом обеспечить берега Мингрелии.

Я посылаю вам двух вам известных Генералов, Генерал-Адъютанта Паскевича и Генерал-Маиора Дениса Давыдова. Первый, Мой бывший начальник, пользуется всею Моею доверенностию; он лично может вам объяснить все, что, по краткости времени и по безызвестности, не могу я вам письменно приказать. Назначив его командующим под вами войсками, дал Я вам отличнейшего сотрудника, который выполнит всегда все, ему делаемые, поручения с должным усердием и понятливостию. Я желаю, чтобы он, с вашего разрешения, сообщал Мне все, что от вас поручено будет давать знать, что и прошу делать как наичаще. За сим прощайте, Бог с вами! Ожидаю с нетерпением дальнейших известий и, с помощию Божиею, успехов.

Николай.

Москва.
10 Августа, 1826 г.

_____________________

ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОВТОРЕНИЕ ДЕЙСТВОВАТЬ ПРОТИВ ПЕРСИИ НАСТУПАТЕЛЬНО.

Копия.

Алексей Петрович! С истинным прискорбием получил Я донесения ваши о вторжении Персиян в наши границы и о тех неблагоразумных частных распоряжениях, по коим частицы Российских войск подвергались неудачам и потери от неприятеля, досоле ими всегда презренного. Вы увидели из прежних Моих приказаний, объявленных вам Начальником Главного Штаба Моего, что твердое Мое есть намерение наказать Персиян в собственной их земле за наглое нарушение мира, и что Я, будучи уверен, что находящееся под начальством вашим многочисленное и храброе войско достаточно к достижению сего, не менее того приказал и 20-й пехотной дивизии идти на усиление оных. Усматривая же из последнего донесения вашего намерение ограничиться оборонительными действиями до прибытия сих подкреплений, я на сие согласиться не могу, и повелеваю Вам действовать, по собрании [218] возможного числа войск, непременно наступательно, сообразно обстоятельствам, по усмотрению вашему, против раздельных сил неприятельских. Уверен, что вы истребите их по частям, и заставите их почитать славу Российского войска и святость границ наших. Для подробнейшего изъяснения вам намерений Моих, посылаю к вам Генерал-Адъютанта Моего, Паскевича коему сообщив оные во всей подробности, уверен, что вы употребите с удовольствием сего храброго Генерала, лично вам известного, для приведения оных в действие, препоручая ему командование войск под главным начальством вашим.

На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою:

Николай.

В Москве.
Августа, 11 дня, 1826 г.

Верно. Генерал-Адъютант Паскевич.

_____________________

РАЗРЕШЕНИЕ, НА СЛУЧАЙ БОЛЕЗНИ ЕРМОЛОВА, ВВЕРИТЬ НАЧАЛЬСТВО НАД КАВКАЗСКИМ КОРПУСОМ ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТУ ПАСКЕВИЧУ

Алексей Петрович! На основании Учреждения о большой действующей армии, в случае болезни, или отсутствия, Главнокомандующего, или Командира отдельного корпуса, именем их управляют армиями, или корпусами, Начальники их Штабов. Искренно желая, чтобы сей случай не мог представиться в отношении к вам, я нужным, однако же, считаю, в предосторожность, для предупреждения всякого недоразумения, разрешить вас, в случае нездоровья вашего, или какого другого непредвидимого препятствия, вверить начальство над корпусом Генерал-Адъютанту Паскевичу, как старшему после вас.

Николай.

В Москве.
Августа, 11 дня, 1826 г. [219]

_____________________

РАПОРТ ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА ПАСКЕВИЧА О ПРИБЫТИИ ЕГО К ЕЛИЗАВЕТПОЛЮ.

Командиру отдельного Кавказского корпуса, Господину Генералу от Инфантерии и Кавалеру Ермолову,

Генерал-Адъютанта Паскевича

Рапорт.

Честь имею донести Вашему Высокопревосходительству, что сегодня, в 7 часов утра, прибыл я в стан, расположенный у Елисаветполя, с Нижегородским драгунским полком, остальная же часть отряда прибыла несколько позже.

Победа, одержанная Генерал-Маиором Князем Мадатовым, ознаменована дорогою, от Шамхора устланною неприятельскими телами. Жители сей страны довольно покойны, Армяне чрезвычайно преданы, даже и Татары прежде возмутившиеся действовали лично и убивали желающих скрыться в горы, или пробиравшихся к Нуре.

Аббас-Мирза с войсками от трех дней на реке Тергере и перешел оную. В продолжении дня слух пронесся, что передовые Персияне, в близком расстоянии, в следствие чего послан был отряд, который, дойдя до Каранчая, воротился, не встретив ни кого.

Хотя Князь Мадатов и до 1500 четвертей пшеницы отбил, но смолоть успел только 400, завтра начнется хлебопечение, и надеюсь чрез два, или три, дня отсюда выйти, что зависеть будет от провиянта, и, не имея на 10 дней, я не пойду в совершенно разоренный неприятельский край, ибо если случится разбить, то преследовать нельзя будет.

№ 18.
Сентября 10 два, 1826 года.
Стан при Елисаветполе. [220]

_____________________

ВЫСОЧАЙШЕЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ ПОСЛЕ ИЗВЕСТИЯ О ПЕРВЫХ УСПЕХАХ ВОЙСК В ВОЙНЕ С ПЕРСИЯНАМИ.

Собственноручное.

Алексей Петрович! Известие о первых успехах войск наших дошло до Меня сего утра; в след за тем получил Я донесения Князя Меньшикова, служащие развязкой тому, что для благородных душ и для добрых соседей было доселе не понятно.

Вникнув во все, Я наиболее убеждаюсь, что прежние Мои к вам предписания совершенно согласны с обстоятельствами, с правотою нашего дела, с честью нашего Государства. Мне остается, стало, вполне одобрить последние, принятые вами, меры и ожидать справедливых последствий, т. е., успехов. Обещанные подкрепления к вам следуют; резервные 6 бат. 20 дивизии не могут скоро последовать прочим, ибо их должно укомплектовать, что без рекрутского набора нельзя выполнить, а сию меру Я скоро принять не могу по другим, гораздо важнейшим, обстоятельствам. Предписано от Меня выслать к вам некоторое число на почтовых; от вас зависеть будет их взять в Грузию, или оставить на Линии, до сформирования остальных двух рот 8 бат. Уланская дивизия с конною артиллериею сего дня пошла в поход.

Стало, что можно, следует на усиление вашего корпуса. Видев отчет расхода людей, присланный вами, Я заметил роты женатых; сколь ни благоразумна мера сия, но Я не считаю полезным сих людей оставлять в военное время в домах своих, равно и показанные роты в Штабах. Я желаю, елико возможно, чтоб вы велели полкам выступить в полном числе людей, оставляя, для спокойствия земли, особый полк, или часть войск, чем дробить полки в их составе.

Прошу вас также настоятельно, при первом случае, выменять наших пленных, и вообще не упущать случая к избавлению сих несчастных. Вступая в бунтовавшие провинции, Я желаю, чтоб, в мерах необходимой строгости, вы ограничили всякое мщение частных начальников, за что вы отвечаете; лучше прощать, чем мщением походить на подлых наших противников. [221]

Бог с вами! Продолжайте, как начали, и тогда будьте уверены в искреннем Моем уважении.

Вам доброжелательный

Николай.

Москва.
16 Сентября, 1826 г.

Текст воспроизведен по изданию: Приложения к запискам Ермолова. Часть II. 1816-1827 г. // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских, Книга 3. 1867

© текст - Бодянский О. М. 1867
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Karaiskender. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЧОИДР. 1867