ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

VII

Постепенная потеря нашего влияния в Дагестане. — Измена Кибит-Магомы тилитлинского. — План действий на 1841 год. — Действия против Черкея и занятие его. — Заложение укрепления Евгениевского. — Переселение ауховцев на Кумыкскую плоскость. — Возведение Закан-юртовского и Казах-кичинского укреплений, как основание Сунженской линии. — Концентрическое движение Шамиля в Аварию. — Усиление его власти — Образование Лабинского казачьего войска. — План действий на 1842 год. — Экспедиция генерала Фези в Аварию. — Вторжение Шамиля в Казикумух и рассеяние его скопищ князем Аргутинским. — Неудачная Ичкерийская экспедиция генерала Граббе. — Безрезультатность действий наших в Чечне и Дагестане. — Первоначальные меры к устройству передовой Чеченской линии. — Отозвание генерала Головина и назначение на его место главнокомандующим генерала от инфантерии Нейдгардта.

Пока 14-я пехотная дивизия могла прибыть на усиление Кавказского корпуса, Шамиль продолжал утверждать свою власть в Дагестане. Он разорял те аулы, которые пытались противиться его власти, уводил с собою в горы жен и детей и заставлял чеченцев выдавать своих дочерей замуж за лезгин и обратно, чтобы породнить и связать эти племена между собою. Но все эти меры и успехи были ничтожны в сравнении с тем, что приобрел Шамиль с изменою нам Хаджи-Мурата, пользовавшегося огромным влиянием в Аварии и в короткое время успевшего привлечь на свою сторону более 18-ти аварских селений. [147]

Шамиль приобрел в нем превосходного сотрудника, а вслед затем у него явился и другой помощник в лице Кибит-Магомы, кадия тилитлинского — человека влиятельного среди горцев, фанатика, храбреца и способного самоучки-инженера .

Кибит-Магома не изменял нам потому только, что был отделен целою Авариею от земель покорных Шамилю; когда же эта преграда с изменою Хаджи-Мурата в его понятиях перестала существовать, то он сию же минуту протянул руку имаму. С изменою Кибит-Магомы последовало отпадение от нас некоторых обществ и быстрая связь преданных Шамилю земель, лежавших на север от Андийского койсу, с землями на юг от Аварского койсу. После такого переворота Шамиль, к апрелю 1841 г., сделался повелителем пространства в три раза большого, чем в начале 1840 года, и все почти племена нагорного Дагестана, исключая одной Койсубу (Хиндалала), находились во враждебных к нам отношениях.

Опираясь на таких двух боевых деятелей, как Хаджи-Мурат и кадий неприступного Тилитля, и имея в лице Джемаль-Эддина третьего весьма выдающегося сообщника и проповедника, Шамиль, конечно, мог начать прочную постройку своей власти в Дагестане и число покорных нам обществ постепенно уменьшалось.

На всем левом фланге оставались нам подвластными только кумыки и две надтеречные чеченские деревни. Шамхальцы и мехтулинцы колебались. Измена Черкея открыла Шамилю свободный доступ в северный Дагестан; волнение в Койсубу подвергало опасности Аварию и угрожало сообщениям хунзахского гарнизона с Темир-Хан-Шурою.

Возраставшее ежедневно могущество Шамиля заставляло нас торопиться принятием энергических мер, чтобы не потерять того, что приобреталось в течение многих лет. На этом основании в 1841 г. предстояло усмирить племена северного Дагестана, овладеть Черкеем, возвести там солидное укрепление, усилить оборону укрепления Низового [148] и Темир-Хан-Шуры. Главные действия предполагалось перенести в Чечню, заставить население принести покорность и устроить там несколько укреплений. Для исполнения этих предположений были сформированы: 1) дагестанский отряд 32, под начальством главнокомандующего генерала от инфантерии Головина, сосредоточивавшийся в Темир-Хан-Шуре; 2) чеченский отряд 33, под начальством генерал-адъютанта Граббе, собиравшийся у креп. Грозной; 3) назрановский отряд 34, под командою генерал-маиора Пирятинского, сосредоточившись у креп. Назрана, должен был обеспечить Военно-грузинскую дорогу, удерживать в повиновении население верховьев р. Сунжи и содействовать чеченскому отряду отвлечением на себя части неприятельских сил. Наконец для продолжения Лабинской линии был сформирован особый лабинский отряд 35, под начальством генерал-лейтенанта Засса. сосредоточивавшийся у Прочного окопа. Всем этим войскам приказано было прибыть на сборные пункты в 20-х числах апреля.

Желая вполне обеспечить операцию на Черкей, генерал Головин признал более удобным соединить в одно оба отряда — чеченский и дагестанский. Генерал-адъютанту Граббе приказано собрать свой отряд у Внезапной и направиться к Черкею через Хубарские высоты, в то время, когда дагестанский отряд подойдет туда через Ахатлинскую переправу на р. Сулаке.

К 1-му мая дагестанский отряд сосредоточился у Темир-Хан-Шуры и 7-го мая выступил в поход двумя колоннами: главная — по направлению к Ахатлинской переправе на Сулаке, в восьми верстах выше Черкея, а вторая, [149] под начальством полковника кн. Андроникова, — на позицию против самого аула.

Остановившись у сел. Ахатли с главными силами, генерал Головин произвел рекогносцировку переправы, причем оказалось, что на противоположном берегу были завалы в несколько ярусов и горцы готовились к упорной обороне. Устроенные нами три батареи и огонь полевых орудий, выдвинутых почти на самую оконечность обрывистого берега, заставили неприятеля очистить завалы. Произведенная вновь рекогносцировка показала, что в оврагах и за разными закрытиями собралось до 3000 горцев, готовых обрушиться на переправляющихся; что берега реки обрываются эскарпом до 20 сажен высотою и что если бы нам и удалось навести мост, то на десятиверстном пути до Черкея, пересеченном горами, оврагами и глубоким руслом р. Аксу, войска встретили бы массу затруднений и упорное сопротивление. Все эти соображения заставили отказаться от переправы, и генерал Головин решил идти к Черкею кружною дорогою: на Миатлы и Хубар. Под Черкеем был оставлен отряд генерал-лейтенанта Фези 36, которому поручено энергически демонстрировать, стараться захватить переправу, навести мост и охранять сообщение дагестанского отряда с его базою — Темир-Хан-Шурою. По прибытии к Миатлам дагестанский отряд переправился на левый берег Сулака и 14-го мая, у селен. Инчхе, в 12 верстах от Миатлов, соединился с чеченским отрядом генерала Граббе 37.

В тот же день была произведена рекогносцировка, обнаружившая, что по направлению к с. Хубарам высоты, расположенные по обеим сторонам дороги, сильно заняты неприятелем: здесь находились Шамиль и Ахверды-Магома, с салатавцами, гумбетовцами, андийцами, ауховцами, [150] ичкеринцами и другими племенами. Не смотря на то, решено было на другой же день атаковать неприятеля и двигаться с боем к Черкею. Отряд должен был наступать тремя колоннами: по ущелью — главная колонна с больными, ранеными и обозом, а по лесистым сторонам ущелья — две боковые колонны. При первом вступлении в ущелье войска наши встретили засеки и завалы, расположенные в несколько рядов. Штурмуя их один за другим и обходя некоторые из них с фланга, наши баталионы, предводимые генералами Клугенау, Лабынцовым и другими начальниками, успели оттеснить неприятеля и выйти на равнину. К полудню войска собрались у сел. Хубаров, оставленного жителями, где и расположились на ночлег.

16-го мая отряд выступил по направлению к Черкею, но на пути было получено донесение генерала Фези о занятии этого селения без боя. Бой на Хубарских высотах и оставление их горцами так подействовал на черкеевцев, что в 3 часа пополудни 15 мая они выставили белый флаг и прислали двух старшин для переговоров, результатом которых было занятие селения утром 16-го мая.

После занятия Черкея отряды разделились: дагестанский сосредоточился под Черкеем и приступил к заготовлению материалов для постройки укрепления, названного впоследствии Евгениевским, а чеченский отряд двинулся через сел. Дылым в крепость Грозную.

К 28 сентября укрепление Евгениевское было окончено, освящено и через р. Сулак устроен прочный мост, имевший ширину достаточную для проезда повозок. Укреплением этим упрочивалось за нами селение, считавшееся у горцев вратами Дагестана, прикрывалась вся плоскость Шамхальских владений и приобретался опорный пункт для действий против Гумбета и Андии.

С другой стороны генерал Граббе приступил к постройке на р. Сунже Закан-юртовского и Казах-кичинского укреплений. Первое было заложено 5-го июля, а второе 19-го августа. Оба укрепления, устроенные каждое [151] на баталион пехоты, послужили основанием так названной впоследствии Сунженской линии и если не совершенно закрывали Малую Чечню и Терек, то все-таки весьма затрудняли хищников, в их переходах на левый берег р. Сунжи и даже принудили некоторых надтеречных и присунженских жителей принести нам покорность.

Одновременно с этим были исправлены и усилены укрепления левого фланга: Назрановское, Герзель-аул, Умахан-юрт, Амир-Аджи-юрт, Таш-кичу, Внезапная и Грозная.

Конечно, прочное утверждение в Черкее было весьма важно для нас, но нельзя не сказать, что при общей обстановке оно было действием второстепенным, приковавшим почти на все лето значительные силы дагестанского отряда и давшим возможность Шамилю усилить еще более свою власть и значение. Генерал Головин думал начать свои операции с наказания гумбетовцев, но, запоздав окончанием работ по укреплению Черкея (Евгениевского), не мог уже предпринять ничего важного. Он ограничился распоряжениями по обеспечению вновь покоренной Салатавии и Аварии, но относительно последней распоряжения оказались запоздалыми.

Пользуясь приостановкою действий с нашей стороны, Шамиль принял меры к окончательному подчинению Андаляла, в центре которого находился неприступный Гуниб и где Шамиль думал основать свою резиденцию, в случае если бы русские принудили имама оставить Ичкерию.

Главным пунктом Андалялского общества был аул Согратль, а передовым Ругджа (Рогоджаб), владение которым обеспечивало господство всею западною половиною страны и Гунибом. Затем из наиболее важных и населенных пунктов был аул Чох, впоследствии сильно укрепленный Кибит-Магомою.

Главная особенность Андаляла, которою дорожил Шамиль, было то, что жители его, преимущественно перед всеми другими, занимались выделкою пороха. [152] Неудивительно, что Шамиль особенно хлопотал о подчинении себе Андаляла и приказал Кибит-Магоме сосредоточиться преимущественно в этом уголке Дагестана. Во второй половине сентября андалялцы вошли в письменные сношения с Шамилем и депутаты их отправились в Дарго ко дню, назначенному имамом для совещания. 26-го сентября совещание состоялось и Шамиль дал всем точные указания для будущих действий.

На основании этих указаний к 11-му октября собрались в гидатлинском обществе значительные ополчения, и на другой день Кибит-Магома направился с ними к Тилитлю, откуда должен был двинуться в Андалял. Он стремился занять селение Короду, овладение которым передавало ему в руки Кородахский мост, а с ним все общество с неприступным Гунибом и открывало кратчайший путь, через Аварское койсу в Хунзах.

С приближением Кибит-Магомы андалялский кадий уехал в Хунзах; магал за магалом передавались на сторону Шамиля, выдавали аманатов и в самом непродолжительном времени почти весь Андалял оказался в руках имама. Только Чох, Согратль и несколько незначительных аулов оставались еще в нашей власти.

Одновременно с этим Хаджи-Мурат вербовал себе сильную партию в Тлохе и интриговал в Аварии. 18-го октября аварское селение Голотль передалось мюридам, а за ним последовали и другие аулы. 22-го октября Хаджи-Мурат выступил из Тлоха и занял дер. Цолкиту, служившую ключом для входа с западной стороны в главную аварскую долину. Теперь выяснился план действий Шамиля: Кибит-Магома, обогнув Аварию с востока, открыл себе путь к Хунзаху через Кородахский мост, а Хаджи-Мурат занял выдающийся пункт с противоположной стороны. Страна была охвачена с двух сторон и две главные дороги были в руках неприятеля. Генерал Клугенау не мог лично отправиться в Аварию и был прикован к Шуре, вследствие измены салатавцев и [153] покушения неприятеля прорваться на плоскость. Все это было подготовлено Шамилем в виде диверсии и отвлечения наших сил от главного предмета действий — Аварии. Клугенау принужден был просить генерала Граббе возвратить ему три баталиона 19-й пехотной дивизии, взвод резервной № 2-го батареи и дивизион легкой № 5-го батареи. Граббе исполнил просьбу, и предполагавшаяся экспедиция в Чечню не состоялась. Прежде опасавшийся за свою резиденцию — Дарго, Шамиль теперь успокоился, округлял свои дела, приготовлял силы и средства для дальнейшей борьбы с нами и скоро явился опасным нашим соперником.

Наступивший у мюридов пост прекратил на время военные действия, но в половине ноября Шамиль оставил Дарго и прибыл в Дагестан, с намерением немедленно открыть тройственное концентрическое движение в Аварию. Это движение лучше всего свидетельствует о военных дарованиях Шамиля и о способности его исполнителей. Все приготовления к наступлению были сделаны столь скрытно, что мы не имели о них никаких сведений до фактического проявления деятельности имама.

По решению Шамиля с севера должен был наступать кадий аргуанский Абукер; с востока шел Кибит-Магома, а с запада Хаджи-Мурат. Командовавший гарнизоном в Цатаныхе, штабс-капитан Падлов донес Клугенау, что Абукер-кадий с толпою из 2000 человек, 17-го ноября, занял Унцукуль, а на другой день двинулся по дороге к Балаканам, занял их с боя, а затем занял и Моксох. С захватом неприятелем Балакан, прямое сообщение наше с Авариею было прервано, а с падением Моксоха заколебались и все койсубулинцы.

При незначительности наших сил и их разбросанности малыми частями, положение становилось критическим. Казалось, что никакие наступления были немыслимы с нашей стороны, но явился человек, решившийся нанести смелый и неожиданный удар скопищу Абукера и отбросить его от дверей в Аварию. Это был маиор [154] Познанский, задумавший опасное н гибельное дело, но вышедший из него героем и одним ударом восстановивший сообщение наше с Авариею. Соединив роты своего 3-го баталиона Апшеронского полка, стоявшие в Ахальчи и Цатаныхе, Познанский, в ночь с 18-го на 19-е ноября, выступил к Моксоху. На пути он узнал, что в Моксохе находится свыше 400 мюридов и решился немедленно атаковать их. В расстоянии 500 — 600 шагов от деревни колонна была открыта и роты после нескольких выстрелов бросились прямо в штыки на штурм. Мюриды обратились в бегство; оставшиеся в домах жители защищались недолго и бой прекратился без всякой потери с нашей стороны. Абукер-кадий отступил к Унцукулю и по пути сжег Балаканы. Лишь только он вышел из этого селения, как прибыл туда маиор Евдокимов с небольшим числом койсубулинской милиции и маиор Зайцев с сводным баталионом. Заняв селение, они приступили к его укреплению; прогнанные мюриды ворвались в Гимры, а Абукер-кадий занял Цатаных.

В это время Кибит-Магома собирал свое ополчение в Короде. План его состоял в том, чтобы овладеть Кородахским мостом, взять Новый Гоцатль, а если окажется это невозможным, то овладеть мехтулинскими деревнями Кикуны и Гергебиль и оттуда следовать на соединение с Абукером к Кодуху. Этим движением он отрезывал наши войска, находившиеся в Аварии и в Койсубу. С ополчением до 5000 человек Кибит-Магома 22-го ноября перешел через Кородахский мост и атаковал Новый Гоцатль. Две роты апшеронцев мужественно отбивались. Узнав о приближении подкреплений, под начальством штабс-капитана Веревкина и Ахмет-хана, Кибит отступил и, разделив свои силы на две части, отправил одну на Гергебиль, а другую в Короду. Гергебиль и деревня Кикуны перешли на сторону неприятеля.

Третье, не менее сильное скопище Хаджи-Мурата, собравшись в селении Харачи, 18-го ноября направилось [155] через Цельмес на Цалкиту, но, встретив здесь сильный отпор, Хаджи-Мурат отступил и, остановившись в селении Джелатлури, собирал ополчение, с которым намерен был занять Сиух и Ахальчи.

Кибит-Магома и Абукер-кадий рассылали свои партии по разным селениям с целью заставить их подчиниться власти Шамиля, пытались даже нападать на наши гарнизоны и хотя в большинстве случаев терпели неудачу, но успели пресечь сообщение и крайне затрудняли наши сношения с покорными еще обществами. Не только нагорный, но и северный Дагестан страдал от нашествия неприятельских партий и проезд от Шуры до самого Кизляра сделался опасным; сообщение с Хунзахом было почти прервано и доставка транспортов была возможна только при конвоировании их целыми отрядами. Постоянная блокада, в которой Шамиль держал Дагестан, была крайне тяжела для наших малочисленных гарнизонов. В распоряжении Клугенау было всего восемь баталионов, из которых семь были разбросаны на протяжении 100 верст, а восьмой оставался в резерве. Он просил о присылке ему подкреплений, но, не ожидая зимою энергических действий со стороны Шамиля, корпусный командир отложил усиление Клугенау до весны будущего года.

Предположения о бездеятельности Шамиля не оправдались: он заготовлял продовольствие, исправлял оружие, строил завалы между Балаканами и Моксохом, приказал усилить приготовление пороха, устроил запасы железа, стали и соли. С наступлением нового 1842 года он готовился вполне развернуть свои силы и, не пренебрегая ничем, поддерживал непрерывные сношения с глуходарами, джаро-белаканцами, дидойцами и даже с тушинами. Результатами этих сношении было то, что жители Тленсеруха и Мукраха колебались, анкратльцы и капучинцы перешли на сторону мюридов; дидойцы производили вторжения в наши пределы в такое время года, когда они прежде всегда оставались спокойными, а некоторые мелкие общества просили нашей помощи. К сожалению, мы ограничивались только одними убеждениями мало действительными для дикого горца, а появлявшиеся мюриды требовали покорности настойчиво и угрожали разорением. Население мало по малу склонялось на сторону Шамиля и увеличивало его силы и значение. [156]

Наступившее зимнее время, вопреки мнению корпусного командира, не останавливало деятельности имама, и сподвижники его получили приказание собрать как можно более войск и не оставлять в покое наших границ. Отчаянный наездник Шуаиб-мулла в три дня собрал несколько тысяч и 10-го ноября вечером выступил с 2000 самых доброконных с р. Гудермеса вниз по Тереку и окружил аул Энгель-юрт. Отбитый подоспевшими нашими войсками, Шуаиб в ночь сделал 80 верст и утром 11-го ноября появился в виду Кизляра, успел отбить там большое количество скота, выдержал несколько упорных стычек с преследующими нашими отрядами и через Качкалыковский хребет ушел в горы. Другой сподвижник Шамиля Ахверды-Магома, собрав свое ополчение в чеченском ауле Шали, выступил 1-го декабря в Казах-Кичу. Около полудня 2-го декабря 4-тыс. ополчение обложило Стодеревскую и Галюгаевскую станицы, где предуведомленные заранее гарнизоны были готовы встретить неприятеля. Видя, что расчеты на нечаянность нападения не оправдались, чеченцы после незначительной перестрелки отступили, горячо преследуемые казаками.

Хотя эти набеги и кончались неудачею, но обаяние Шамиля было так велико, что на него возлагали надежды осетины и даже отдаленные племена, каковыми были закубанцы.

Для более прочного утверждения нашего на р. Лабе решено было окончить начатые постройкою четыре укрепления, перестроить укрепление Хумаринское и Усть-Джегутское и заложить станицы, но не на самой Лабе, а на сообщении Кубанской линии с Лабинскою.

Рядом с этим генерал Засс успел убедить 18 аулов бесленеевцев переселиться на р. Тегень и 9-го мая под прикрытием войск заложил Мохошевскую станицу; 11-го числа он приступил к постройке поста на половине пути от этой станицы к Засовскому укреплению, а 13-го было избрано место для другого поста выше этого укрепления. [157]

К 20-му сентября была окончена постройка постов: Житомирского, Подольского, Шолоховского и в них введены гарнизоны, окончено укрепление Ахметовское и водворены станицы Урупская, Чамлыкская, Лабинская и Вознесенская, каждая на 200 семейств линейных казаков, образовавших Лабинское казачье линейное войско. Горцы хотя и выражали свой протест беспрерывными набегами на линию и в землю войска Черноморского 38, но, сознавая, что в будущем благосостоянию их грозит большая опасность, покинули р. Лабу и удалились на р. Белую.

Если на правом фланге Кавказской линии мы имели некоторый успех, то на левом 1841 год окончился значительною потерею нашего влияния.

Власть Шамиля распространилась за Аварское койсу до пределов ханства Казикумухского и почти до главного Кавказского хребта, отделяющего Дагестан от Кахетии; со стороны же Андаляла имам овладел селением Гергебилем, открывавшим оттуда вход в Мехтулинские селения. В конце ноября мюриды заняли Унцукуль, увлекли покорное нам койсубулинское общество и на время прервали сообщение наше с Авариею.

Сохранить последнюю было крайне для нас важно: Авария разобщает Чечню, Гумбет и Андию с племенами, живущими по правую сторону Аварского койсу, и дает возможность действовать как через Андийское, так и через Аварское койсу. Поэтому нам необходимо было прежде всего прочным образом утвердиться в Койсубу и Аварии или, другими словами, на всем пространстве между Андийским и Аварским койсу и овладеть главными на этих реках переправами.

Прежде всего явилось опасение, чтобы Шамиль, с началом весны, не предупредил наших действий вторжением через Гимры в шамхальские, а через Гергебиль — в [158] мехтулинские наши владения. Поэтому, отправив в Шуру подкрепления, генерал Головин поручил там командование войсками генерал-лейтенанту Фези, с разрешением, в случае надобности, пользоваться всеми способами как северного, так и южного Дагестана. Выбор генерала Фези был весьма удачен. Предприимчивый и решительный в своих действиях, он прекрасно понимал дух горной войны и положил начало прокладке сообщений, как одно из самых важных пособий при экспедициях в горы.

Прибыв в начале февраля в Шуру и узнав, что в Гергебиле собрались мюриды под предводительством карахского старшины Магомы, генерал Фези, с 5 баталионами и 7 орудиями двинулся к Гергебилю и 20 февраля взял его с боя. Последствием этой победы была покорность Унцукуля, койсубулинских и андаляльских аулов. Не давая остынуть впечатлению гергебилъской победы, Фези двинулся к Чоху и 2-го марта занял его без боя. В этот и следующий день шел глубокий снег, угрожавший войскам совершенною гибелью, если бы углубились далее в Андаляль; трое суток солдаты не имели дров и оставались на одних сухарях. Медлить было нечего, и генерал Фези повернул отряд на Кородахский мост и, выдержав несколько нападений неприятеля, 7-го марта прибыл в Хунзах. Таким образом менее чем в месяц неудачи прошедшего года были отчасти исправлены, но виновник этого, генерал Фези был отозван в апреле месяце в Тифлис и оставил Дагестан навсегда.

К этому времени все войска корпуса, назначенные для действий как на линии, так и в Дагестане, были соединены в пять отрядов: 1) В окрестностях Анапы, под начальством контр-адмирала Серебрякова (6 баталионов, два пеших Черноморских полка, 18 орудий, один конный Черноморский полк). 2) На правом фланге Кавказской линии, под начальством генерала Засса (6 баталионов, 1000 казаков, 10 орудий и 50 человек милиции). 3) В центре Кавказской линии, под командою полковника [159] Нестерова (6 баталионов, 450 казаков, 10 орудий и 170 чел. милиции). 4) На левом фланге, под начальством генерал-адъютанта Граббе (12 баталионов, 350 казаков, 32 орудия и 150 человек милиции). 5) В северном Дагестане, под командою генерал-маиора Клюки-фон-Клугенау (11 1/2 баталионов, 350 казаков, 20 орудий и 200 дагестанских всадников). Всего было 33 1/2 баталиона, 5050 казаков и 570 милиции с 90 орудиями.

Между тем добивавшийся полной независимости генерал-адъютант Граббе успел исходатайствовать разрешение на приведение своего плана в исполнение, не определяя сущности его, а обещая только важные результаты, если будут развязаны ему руки и даны все средства, которые он потребует. Эти средства заключались в том, чтобы независимо от войск всей Кавказской и Черноморской береговой линии отданы были в его распоряжение и все войска дагестанского отряда, а чтобы корпусный командир генерал Головин исполнял бы только требования Граббе по материальной и продовольственной части.

Получив разрешение действовать самостоятельно и по своему усмотрению, Граббе вошел к корпусному командиру с такими требованиями, которые не только выходили из пределов умеренности, но и превышали потребности 39. В подобных требованиях можно видеть только желание сохранить за собою возможность в случае неудачи объяснить ее недостатком в способах снабжения и свалить всю вину на корпусного командира.

Не смотря на то, что почти все требования были удовлетворены, что в его распоряжение был передан и отряд генерал-маиора Клугенау, сосредоточенный в северном Дагестане, Граббе не торопился выступлением и дотянул до последних чисел мая, когда Шамиль, воспользовавшись [160] этим, вторгнулся в Казикумух с ополчением, доходившим до 15 тыс. человек.

25-го мая неприятель в больших силах показался на кумухских высотах, а 30-го числа скопище разделилось: Шамиль с большею частью сил направился к селению Кюлюли, а остальная часть заняла селение Унджугатль (Унжухутлу) в 10 верстах от Кумуха.

Находившийся в этом последнем пункте, князь Аргутинский-Долгоруков решил идти на встречу главным массам и бить неприятеля в голову. С отрядом из 3 1/2 баталионов пехоты, 1160 человек милиции и 4 орудиями он выступил 1-го июня и 2-го числа стоял уже против Кюлюли, отделенный от селения довольно глубоким оврагом, на дне которого извивалась Койсу. Наступать далее было крайне затруднительно, но горцы предупредили нас, бросившись в значительных силах на оба фланга отряда. После упорного и продолжительного боя неприятель был сброшен в Койсу и рассеян картечными выстрелами. Победа была полная, но стоила нам довольно дорого: мы потеряли 127 человек убитыми и ранеными; у неприятеля же выбыло из строя до 1500 человек и 80 человек была взято в плен. Шамиль с немногими приверженцами оставил поле сражения одним из первых. В ночь на 3-е июня он шел так быстро, что к 7 часам утра был уже у Кумуха (около 30 верст) и затем толпа его очистила все Казикумухское ханство. Спокойствие было восстановлено повсеместно и отряд расположился лагерем на окрестных высотах.

Но когда небольшой отряд полковника князя Аргутинского-Долгорукова, обеспеченный с тыла только укрепленною линиею, устроенною по р. Самуру, так победоносно действовал против Шамиля, тогда экспедиция генерала Граббе со стороны Чечни, снаряженная с величайшими усилиями, была совершенно безуспешна и стоила нам громадных потерь.

По плану 1842 года предполагалось для обеспечения [161] Дагестана со стороны Чечни прочно утвердиться на Андийском койсу и для этого основать укрепленные переправы при Игали и Тлохе. Действия должны были начаться с двух сторон: главным отрядом с Кумыкской плоскости, чрез Ичкерию в Андию, и вспомогательным от Темир-Хан-Шуры. Общее начальство было поручено генерал-адъютанту Граббе, который 29-го мая сосредоточил у Герзель-аула отряд из 12 1/4 баталионов, 3 1/2 сотен линейных казаков и 24 орудий, — всего до 10 т. человек. Отряд имел продовольствия на 15 дней, двойной комплект снарядов, 500 т. патронов, 2540 лошадей и весьма значительный обоз. 30-го мая Граббе выступил из лагеря и направился ущельем вверх по левому берегу р. Аксая через Ичкеринский лес на дер. Шуани и Дарго (резиденцию Шамиля). Он надеялся быстрым движением истребить последний аул, перейти потом через хребет, разделяющий нагорный Дагестан от Чечни, покорить Гумбет и Андию. Движение это было предпринято в то время, когда известно уже было направление всех сил Шамиля в Казикумухское ханство, и, следовательно, предоставляя защиту Дагестана только слабому отряду кн. Аргутинского, генерал Граббе подвергал весь тот край большой опасности.

Между тем наступление Граббе отличалось чрезвычайною медленностью. По трудности дороги огромный обоз его растягивался на несколько верст и беспрерывно останавливался. Для прикрытия его даже редкою цепью стрелков приходилось употребить почти половину отряда; за отделением по два баталиона в авангард и ариергард оставалось весьма мало свободных войск для поддержания тех частей колонны, которые могли быть атакованы неприятелем, хорошо понимавшим, что только на походе и в густых лесах Ичкерии он может надеяться на какой-либо успех в борьбе с русскими. С выходом же нашим из дефиле и на открытое место чеченцам бороться с нами было невозможно. [162]

Препятствия, противопоставленные природою, были причиною того, что, в первый день по выступлении из лагеря, Граббе мог пройти только 7 верст. Перед ним лежала дорога, извивавшаяся по узкому лесистому гребню, пересеченная оврагами и глубокими промоинами; чем дальше, тем лес становился гуще и поляны встречались реже. Горцы со всех сторон стекались на защиту; приходили даже из Гумбета и Андии и поступали под общее начальство Шуаиб-муллы. На 31-е число в продолжение всей ночи лил проливной дождь, испортивший дорогу и затруднявший следование. К утру дождь прекратился, но затем появился неприятель, открывший огонь из-за закрытий и даже с деревьев. После 15-ти часового движения при беспрерывном бое, лишившем нас 72 человек выбывшими из строя, отряд успел пройти только 12 верст и принужден был остановиться на безводной поляне.

На следующий день число горцев увеличилось, дорога была еще затруднительнее и поперек ее были устроены завалы, защищаемые неприятелем. Приходилось выбивать врага штыками и вести бой в боковых цепях и в ариергарде. В этот день мы лишились убитыми и ранеными более 500 челов., и отряд уже другие сутки не имел воды. Идти далее было невозможно, во-первых, потому, что для подъема раненых было необходимо по крайней мере 2000 челов., а во-вторых, в три дня пройдено было всего 22 версты, а до Дарго оставалось еще столько же. В течение этого времени горцы могли стянуть к резиденции имама значительные силы и тогда овладение ею было бы почти невозможно. В виду этого Граббе решился 2-го июня двинуться назад по той же самой дороге, среди страшного боя в ариергарде и цепях.

Движение вперед стоило нам больших усилий и потерь, а отступление можно отнести к самым бедственнейшим событиям. Войска дрались отчаянно, но ими никто не распоряжался; замешательство и безначалие дошли до крайней степени. Этот день был самый ужасный: дорога была [163] загромождена трупами людей, лошадей и изломанными повозками; неприятель наседал с неистовством и все части расстроились от потери начальников. Отступление, сопровождавшееся необходимостью или бросать, или уничтожать все, что могло затруднять движение, чтобы спасти только раненых, артиллерию и хотя малую часть тяжестей, имело вид совершенного поражения. Солдаты упали духом и чтобы выйти из отчаянного положения решено было стянуть войска в боевой порядок и ждать наступления ночи, когда горцы, утомленные боем, обыкновенно расходились на ночлег, по ближайшим селениям и хуторам. Лишь только смерклось, отряд побросал в кручу все излишние тяжести, в глубокой тишине двинулся далее и 4-го июня вышел к Герзель-аулу. Потеря наша состояла из 9 штаб и обер-офицеров и 480 нижн. чин. убитыми, 57 офицеров и 1239 нижн. чин. ранеными; в руках неприятеля осталось одно полевое орудие и почти все запасы, бывшие при отряде.

Ичкерийская экспедиция осталась навсегда темным пятном в боевой летописи кавказской войны и ужасным эпизодом даже в рассказах. Предпринимая экспедицию и выбирая путь через ичкеринские леса, Граббе не имел точных сведений о степени проходимости дорог и пошел с слишком большим обозом, составляющим всегда огромное бремя при действиях в горах. Вообще дурно соображенная экспедиция эта имела громадное влияние на последующие события и вызвала полное торжество горцев. Забыв поражение свое в Казикумухе, Шамиль праздновал победу, собирал новые силы и выражал намерение напасть на Аварию. Необходимо было ослабить энтузиазм горцев и генерал Граббе решился действовать со стороны Аварии.

24-го июня он прибыл в Цатаных с отрядом, в котором было 11 1/4 батал., 3 сотни казаков и конной милиции и 20 орудий. На следующий день Граббе двинулся к Игали с целью овладеть им, устроить там укрепленную переправу и тем обеспечить за нами господство на обоих [164] берегах Андийского койсу. Игалинцы зажгли селение и вместе с мюридами засели в садах и за завалами. 28-го июня войска с двух сторон атаковали селение и взяли его. Но при ближайшем знакомстве с местностью оказалось, что оставаться в Игали было невозможно по недостатку воды, а на Андийском койсу нельзя было устроить укрепления, потому что левый берег состоял из отвесной скалы и командовал правым; притом же дорога из Цатаныха в Игали по своей трудности превосходила даже спуск в Гимринское ущелье. 29-го июля Граббе возвратился в Цатаных и действия наши в Дагестане в 1842 году были окончены; войска были обращены на разработку военно-дагестанской дороги, на улучшение Хунзахской цитадели и прочих укреплений в Аварии и, наконец, на возведение укреплений на Кумыкской линии, при разоренном ауле Ойсунгуре (впоследствии укреп. Куринское). Большие надежды, возлагавшиеся на кампанию 1842 года, не осуществились, несмотря на огромные средства и полную возможность дать делам благоприятный исход. Действия наши в этом году не только не содействовали к уменьшению власти Шамиля, а наоборот усилили его влияние, поселив в горцах глубокое доверие к его уму и счастью. Экспедиции Граббе дали горцам полную возможность оценить те затруднения, которые мы должны были встречать в Чечне и Дагестане, тогда как им представлялось обширное поприще тревожить нас с разных сторон. Дерзость их дошла до неимоверных пределов и они вновь, как и при Кази-мулле, стали мечтать об изгнании русских с Кавказа. Причина наших неудач главнейшим образом лежала в тех личных отношениях, которые установились между главнокомандующим генералом Головиным и начальником войск на Кавказской линии генерал-адъютантом Граббе. Желание последнего приобрести себе самостоятельность крайне вредила делу и ставила главнокомандующего в совершенно ложное положение. Чтобы положить конец бесконечным между обоими [165] генералами пререканиям, генерал Граббе после несчастной для нас ичкерийской экспедиции был уволен от командования войсками на линии, а в конце 1842 года был отозван и генерал Головин. Преемником ему был назначен генерал от инфантерии Александр Иванович Нейдгард, который прибыл в Тифлис и вступил в управление 21-го декабря 1842 года.

Никогда еще дела наши на Кавказе не находились в таком критическом положении, как именно в эту эпоху. Неудачи, испытанные нами в 1842 году, лишили нас прежней обычной энергии, и власть Шамиля в Чечне и Дагестане оказалась полною и неограниченною.

Но если действия наши на левом фланге линии или на главном театре были так неудачны, то положение наше на других пунктах постепенно упрочивалось. Охранявший центр Кавказской линии отряд полковника Нестерова успел устроить при Сераль-Юрте промежуточное укрепление на Сунженской линии, между Казах-Кичу и Назраном и такое же укрепление на р. Ассе, которое должно было служить началом предполагаемой передовой чеченской линии. На правом фланге вновь водворенные станицы приводились к окончательному устройству, а учреждение передового охранительного кордона на р. Лабе значительно улучшило оборону правого фланга. На Черноморской береговой линии было спокойно и для окончательного устройства наших дел в той части Кавказа, оставалось только открыть более надежное сообщение восточного берега моря с Кубанью. Для этой цели был собран особый отряд контр-адмирала Серебрякова, который построил укрепление на Гостогае и проложил дорогу к Варениковой пристани, на Кубани, где и была учреждена переправа. С устройством этой переправы, путь между Анапою и Новороссийском с Черноморией сокращался на 110 верст.


Комментарии

32. 12 1/2 баталионов, дивизион драгун, 5 сотен линейных, донских и уральских казаков, около 4-х сотен милиции, 28 орудий и 4 мортиры.

33. 12 1/4 баталионов, 3 сотни линейных казаков, 2 сотни милиции, 30 орудий и 2 мортиры.

34. 4 баталиона пехоты, 2 эскадрона, одна сотня и 2 орудия.

35. 9 1/4 баталионов, 6 сотен донцов, 10 сотен линейных казаков, полсотни милиции и 14 орудий.

36. Из двух баталионов, команды сапер, грузинской, дагестанской и шамхальской милиций, при 6 орудиях и 2 мортирах.

37. По соединении отрядов в распоряжении генерала Головина было 14 1/4 баталионов, 3 сотни казаков, один дивизион кавалерии, самурская милиция, 40 орудий и две мортиры.

38. Защищаемого укреплениями: Алексеевским на Кубани, Георгие-Афипским — на Афипсе, Лабинским, Варениковским и Ольгинским.

39. Он требовал, например, чтобы к половине мая было заготовлено в Шуре и других пунктах 21 тыс. четвертей сухарей, т. е. 4-х месячная пропорция для отряда в 21 тыс. человек, тогда как такое число войск не могло действовать в Дагестане.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896

© текст - Дубровин Н. Ф. 1896
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
©
OCR - Валерий. 2020
©
Корректура - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001