-

ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

XII

План кампании на 1848 год. — Осада Гергебиля и разрушение этого аула. — Геройская защита укрепления Ахты.

К концу 1847 года деятельность наша в Дагестане выразилась устройством укрепленных штаб-квартир (в Чир-юрте, Ишкартах и Дешлагаре), необходимых для расположения главных резервов и для охранения всей равнины между р. Сулаком, Каспийским морем и Дербентом. В нагорном Дагестане с уничтожением Салты устроено укрепление у аула Ходжал-Махи, а с занятием укрепленной позиции при Цудахаре положено начало линии по Казикумухскому койсу. Эта линия обеспечивала прямое сообщение южного Дагестана с северным и запирала неприятелю главнейшие проходы в средний Дагестан.

На предстоявший 1848 год предполагалось усилить занятые пункты, усовершенствовать старые и проложить новые дороги, взять Гергебиль и на его месте возвести укрепление. Для этой последней цели было назначено 13 баталионов, 24 орудия, дивизион драгун, четыре сотни казаков и милиция. Войска должны были к 15-му мая сосредоточиться в Темир-Хан-Шуре и в селении Оглы.

В зиму 1847-1848 годов власть Шамиля висела на волоске: народ роптал на то, что, вследствие постоянной борьбы с русскими, поля остались не обработанными, а семейства голодными. Наибы ссорились между собою, обвиняли друг друга и дошли до доносов. Вся эта неурядица заставила Шамиля, в январе 1848 года, собрать к себе в Дарго (Ведень) наибов, главнейших старшин и духовных лиц. Совершенно неожиданно для собравшихся имам объявил им, что, не видя содействия населения в своих предприятиях и рвения к военным действиям, он слагает с себя звание имама. Собрание заявило, что оно этого не допустит, потому что в горах нет человека более достойного и способного носить звание имама; что присутствующие, вместе с народом, объявляют раз на всегда, что не только готовы подчиниться требованиям Шамиля, каковы бы они ни были, но обязываются безусловным послушанием и его сыну, которому по смерти нынешнего властителя должно перейти звание имама. [256]

Такое решение собрания было сколько неожиданно для Шамиля, столько же льстило его самолюбию и он тут же приказал держать свое ополчение в полной готовности и приступить к укреплению важнейших пунктов. Имам объявил, что главнейшею его задачею будет защита Гергебиля и разорение Казикумуха или верхних деревень Мехтулинского ханства.

В марте Хаджи-Мурат с конною партиею и рабочими прибыл к Гергебилю и заложил редут в урочище Улиабе, между селением Гергебилем и Кикуны. Здесь горцы привели в оборонительное положение до 30 сакель, обнесли их толстою стеною и приступили к укреплению Гергебиля и Моха, гарнизоны которых были значительно усилены.

В конце мая наши отряды под общим начальством князя Аргутинского были уже на назначенных местах и в начале июня двинуты к Гергебилю двумя отрядами: из Ходжал-Махи шел отряд генерал-маиора Бриммера (4 батал. пехоты, 9 сотен, 5 орудий, команды крепостных ружей и ракет), а из сел. Оглы — главный отряд князя Аргутинского (10 3/4 бат. пехоты, дивизион драгун, 6 сотен, 11 оруд., команды крепостных ружей и ракет). Для прикрытия Казикумухского ханства был выставлен небольшой отряд на Турчидаге (2 батал., 4 сотни милиции, 2 орудия и команда ракет), а для прикрытия сообщений было оставлено по два баталиона на переправе у Миатлы, в Шуре, в селении Оглы и в Ходжал-Махи.

Приказав генералу Бриммеру идти прямо к Гергебилю и занять ту высоту, на которой в прошлом году был штаб главнокомандующего, князь Аргутинский двинулся правее селения Аймяки и стал подыматься на высоты. Лишь только небольшая рекогносцировочная колонна, сопровождавшая командующего войсками, появилась в виду Гергебиля, как из селения последовал приветственный орудийный выстрел. Осмотрев доступы к Гергебилю и расположение неприятеля, кн. Аргутинский решился обложить аул со стороны Ходжал-Махи. С огромным трудом и усилием отряд спустился в Кодухское ущелье и двинулся [257] по течению ручья. То спускаясь почти с отвесных скал, то подымаясь на них, отряд, через селение Кутеши и Ходжал-Махи, 18-го июня соединился с войсками генерала Бриммера, уже несколько дней стоявшего под Гергебилем и перестреливавшегося с неприятелем. Позицию наших войск составляла отвесная с трех сторон возвышенность, круто спускавшаяся к р. Койсу и посредством цепи холмов соединявшаяся с горами, окружавшими долину. У подошвы этой возвышенности был расположен лагерь трех баталионов пехоты с инженерным парком, кубинской и ахтынской милиции, а все остальные войска поднялись на высоты. Гергебиль был в полуразрушенном состоянии, но окружающая его стена была выложена вновь, башни отделаны заново и число их увеличено; толщина стен везде увеличена, нижняя часть аула во многих местах покрыта блиндажами и усилена баррикадами. Сообщения в ауле совершенно скрыты; в верхней части аула построена оборонительная казарма и поставлены три орудия.

Возле Гергебиля был расположен на высотах укрепленный лагерь горцев, доступ к которому был возможен только по одной тропинке, пролегавшей по отлогостям. На площадке этой возвышенности была устроена батарея на два орудия. Кикунский мост был сильно укреплен, а мост на Казикумухском койсу уничтожен. Гарнизон Гергебиля состоял из 1000 человек.

С прибытием наших войск, почти со всех сторон стали стекаться к Гергебилю партии горцев и прежде других прибыл Хаджи-Мурат с 600 человек и двумя орудиями. 15-го июня прибыла наша осадная артиллерия, и на другой день неприятель был сбит с передовых высот, где были построены в прошлом году наши брешь-батареи. К рассвету 17-го мая на этих высотах была построена батарея на четыре орудия. Неприятель беспокоил нас преимущественно артиллерийским огнем и, имея в своем распоряжении семь орудий, возлагал на них [258] большие надежды. Для противодействия огню неприятеля пришлось употребить большую часть наших орудий, и канонада с обеих сторон не прекращалась в течение нескольких дней.

Среди этой канонады князь Аргутинский решил занять сады, окружающие Гергебиль, и с этою целью сформировал особую обходную колонну ⁴⁹, под начальством полковника Евдокимова. Ему поручено было через сел. Аймяки подняться на Кодухские высоты и оттуда спуститься к Гергебилю, чтобы появлением своим угрожать тылу аула и содействовать занятию остальных садов со стороны передовой позиции. Поднявшись на высоты, Евдокимов должен был войти в связь с колонною кн. Барятинского в садах, а генерал Бриммер — овладеть глубоким оврагом, где протекала речка Гергебилька, разработать через него удобное сообщение и укрепиться на противоположной окраине возведением редута. Одновременное движение это было назначено на 23-е число.

В два часа по полуночи генерал Бриммер с пятью баталионами двинулся к оврагу и приказал кн. Барятинскому с кабардинским баталионом занять противоположный его берег. Несмотря на крутизну террас, кабардинцы быстро взобрались на окраину оврага и под прикрытием их было тотчас же приступлено к разработке спуска и устройству дороги. Лишь только горцы увидели наши роты на гребне оврага, как открыли сильный орудийный и ружейный огонь и вслед затем огромные толпы их из Гергебиля и укрепленного лагеря атаковали кабардинцев Отбрасываемый штыками неприятель дрался отчаянно и три раза бросался в атаку. Кн. Барятинский просил о присылке ему подкреплений, но вместо того получил приказание генерала Бриммера отступить. Князь отвечал, что отступать невозможно и настаивал на присылке подкреплений. С [259] прибытием их упорство неприятеля было надломлено и кн. Барятинский остался победителем. Сады были заняты и горцы принуждены были отступить с весьма значительною потерею. В это время колонна полковника Евдокимова показалась на высотах над Гергебилем и прервала всякое сообщение его с Кодухом.

Бой прекратился. Кн. Барятинский явился к генералу Бриммеру и получил приказание все-таки отступить за овраг. Отступление вызывалось невозможностью укрепить противоположный берег оврага и окончить в этот день работы по проложению дороги. К вечеру войска перешли овраг обратно, а на следующий день, 24-го числа, он был вновь занят, но уже без выстрела со стороны горцев. Тотчас же было приступлено к разработке спуска и подъема по оврагу и устройству на противоположном берегу его редута на один баталион и два орудия. Со своей стороны полковник Евдокимов укреплял позицию над спуском, ведущим в сады, а затем пространство между позициею Евдокимова и редутом занято было цепями.

К вечеру 25-го числа до подошвы кудухских высот устроена через сады просека в 8 сажен ширины, с подъемами на террасы и удобными с них спусками. Полковник Евдокимов устроил у себя завалы в рост человека и одну батарею, а над спуском возвел небольшую башню для помещения орудий. Вслед за тем было приступлено к осадным работам и к устройству удобных сообщений между разными пунктами занятой нами позиции. К 27-му июня на пространстве от оврага до опушки садов было возведено три редута и гарнизону оставался только один выход — в Аймякинское ущелье. В последующие дни осадные работы велись весьма успешно и горцы каждый день видели перед собою или новую батарею, или траншею. Стараясь противодействовать этим работам, неприятель не прекращал огня ни днем, ни ночью. 1-го июля, в день рождения Императрицы, был произведен по аулу 101 боевой выстрел и часть верхнего аула была обрушена; 5-го июля [260] было занято селение Аймяки и Гергебиль был окончательно обложен. В этот день все работы были окончены: правый фланг нашей позиции крытою сапою был доведен, до Аймякинского ущелья, в тылу аула и по садам было устроено четыре редута и несколько промежуточных башен левый фланг, поднимаясь на кодухские высоты, также примкнул к Аймякинскому ущелью, а речка Гергебилька. находилась под нашими выстрелами.

Теперь оставалось только довести гарнизон до полного истощения и заставить его или сдаться, или покинуть аул. С этою целью в три часа утра 6-го июля было открыто бомбардирование со всех батарей (8 мортир, 11 батарейных и 6 легких орудий) и к девяти часам аул находился в самом печальном положении. Одна из разрушенных башен завалила водопровод и, чтобы добыть себе, воду, горцам приходилось выходить почти под дула наших орудий и в упор нашему ружейному огню. Бомбардирование продолжалось до девяти часов вечера, а в десять часов, пользуясь темнотою, горцы вышли из аула и бросились бежать по разным направлениям. Окруженные со всех сторон, они всюду натыкались на наши посты и, не думая о защите, быстро подбирали убитых и раненых и старались только пробраться вперед.

К полуночи все затихло, и наступающее утро озарило обезображенный и опустевший Гергебиль, впоследствии окончательно разрушенный нашими войсками. Уничтожив сады и приготовляясь к стягиванию войск в главный лагерь князь Аргутинский предвидел, что оно не обойдется без назойливого преследования, и приказал заложить по пути шесть мин и один каменометный фугас.

В полдень 15-го числа, когда горцы во время намаза, менее всего были готовы к бою, началось отступление отряда. Первое время неприятель не заметил нашего движения, но потом все толпы, бывшие на левой стороне р. Койсу, насели на наши войска. Едва горцы вступили в сферу мин, как они были взорваны и похоронили под собою множество [261] обезображенных трупов. Но горцы были чересчур многочисленны, чтобы отказаться от преследования, которое и продолжалось настойчиво и довольно долго. В 11 часов утра 16-го числа отряд сосредоточился у Ходжал-Махи и отсюда был разведен по разным пунктам.

С падением Гергебиля неприятель лишился опорного пункта, из которого производил набеги в Даргинский округ и Мехтулинское ханство; теперь по необходимости он должен был делать сборы гораздо далее по левую сторону Кара-койсу у сел. Кикуны, или в непокорных нам селениях Араканы и Кодухе. Для лучшего прикрытия Мехтулинского ханства и ограждения Даргинского округа было приступлено к разработке дорог и устройству укрепления в 6 верстах от Гергебиля, у сел. Аймяки, на один баталион пехоты, но с возможностью, в случае нужды, поместить там от трех до четырех баталионов. Назначенный начальником войск в Прикаспийском крае князь Аргутинский деятельно трудился над возведением укрепления и зорко следил за спокойствием края. Горцы не препятствовали нашим работам и, по-видимому, оставались покойными. Но не оставался бездеятельным сам Шамиль. По совещании с наибами, он собирал войска, рассылал повсюду свои воззвания, готовился ворваться в Самурский округ и напасть на сел. Ахты.

В последних числах августа партии мюридов стали показываться в пограничных деревнях горных магалов (уездов) Белаканского округа. В ночь с 27-го на 28-е августа горцы в числе 3000 пеших и 900 конных под начальством Мусы-Гаджи спустились в Ихрекское ущелье Казикумухского ханства и утром 28-го числа атаковали сел. Ихрек, но были выбиты оттуда подоспевшими нашими милиционерами; 30-го числа они повторили нападение, но были также отбиты с весьма значительною для них потерею.

Между тем к началу сентября Шамиль успел сосредоточить до 12 тыс. челов., с которыми и двинулся к границам Самурского округа. По первым известиям о [262] движении неприятеля полковник Рот занял сел. Лучек 800 милиционеров, а в сел. Рутул и Ахты отправил: в первое 1200 челов., а во второе 1000 челов. милиции. 5-го сентября Даниель-бек с конною партиею в 4000 челов. показался в Шиназском ущелье и в ту же ночь толпы его ворвались в Самурский округ через сел. Шиназ, Лучек и Амсар. Предоставленное собственной защите, население не сопротивлялось, а наша милиция, не поддержанная пехотою, бросила свои посты. 7-го сентября неприятель занял высоты и всю местность у сел. Кахка, вблизи сел. Борч. На следующий день полковник Рот, с ротою пехоты и 1300 милиционеров произвел рекогносцировку вверх по р. Самуру, но был оттеснен Хаджи-Муратом и принужден отступить к стенам Ахты. Партия неприятеля проникла в Казикумухское ханство и заняла сел. Куркалю. Усилив отряд полковника Манюкина, расположенный около Кумуха, и пост, бывший в Курахе, князь Аргутинский 10-го сентября выступил из Темир-Хан-Шуры и усиленным форсированным маршем двинулся к сел. Оглы, с отрядом, состоявшим из 4 баталионов пехоты, трех взводов стрелков, дивизиона драгун, 4 орудий, взвода ракет и части аварской милиции. Шамиль с толпою в 12,000 челов. и тремя орудиями стоял тогда у сел. Хрюк и продолжал собирать и увеличивать свою толпу. Предвидя участь, ожидающую Ахты, полковник Рот просил о присылке подкреплений и надеялся на помощь генерала Бюрно, разрабатывавшего дорогу и стоявшего с двумя баталионами по Ахтычайскому ущелью между селениями Борч и Хнов. В подкрепление Рота были высланы генерал-маиором Бриммером рота в 200 штыков кн. Варшавского (Ширванского) полка, а генерал Бюрно не оправдал ожиданий. По первым известиям о наступлении неприятеля он стянул свой отряд к сел. Борч. Это был важный стратегический пункт, по нахождению своему в тылу неприятеля по дороге в Рутул, пункт, обеспечивавший Элисуйские владения и Нухинский уезд, прикрывавший дорогу в Шинское и [263] Хачмазское ущелья. Сознавая все это, генерал Бюрно решил сначала держаться в Борчи до последней крайности, но потом ему показалось, что пункт этот, охраняемый всего 1000 человек без орудий, не может долго продержаться, и потому 13-го сентября он отступил за гору Салават в Шинское ущелье. С этой минуты связь между войсками Прикаспийского края и лезгинского отряда была прервана; неприятелю открывался путь в Нухинский уезд и представлялась полная возможность действовать вниз по р. Самуру, не опасаясь за свой тыл.

Прибыв в селение Рутул, 12-го сентября, Шамиль приказал своим наибам следовать вперед и взять сел. Ахты. На другой день Хаджи-Мурат занял аварскою конницею карахскую дорогу, а Даниель-бек со своим ополчением занял селение Ахты, учредил там свою квартиру и приступил к осаде Ахтынского укрепления. Все селения по обеим сторонам Самура, весь рутульский и докузпаринский магалы очутились в руках неприятеля, который появился, таким образом, на границах Кюринского ханства и Кубинского уезда. Укрепление Ахты было обложено со всех сторон и положение его было почти безнадежно: в нем было всего 250 человек гарнизона, едва достаточного для караульной службы и самых необходимых работ, по приготовлениям к обороне. Начальник гарнизона, полковник Рот, был давно известен своею храбростью, стойкостью и неутомимой деятельностью. Он не думал о сдаче, но смущался только тем, что в укреплении находилось много жен нижних чинов, его дочь и жена горного инженера Хрещатитского. Обе женщины высказали желание разделять все опасности гарнизона.

Счастье неожиданно улыбнулось гарнизону и 13-го сентября в укрепление прибыли 48 человек Мингрельского полка, шедшие на военно-ахтынскую дорогу, под начальством поручика Ищенки. На следующий день, пробившись сквозь ряды неприятеля, вступила в то же укрепление 5-я гренадерская рота князя Варшавского (Ширванского) [264] полка, высланная генералом Бриммером. Сделав в одну ночь более 70 верст, рота была под начальством капитана Новоселова, будущего спасителя укрепления.

Расположенное на правом берегу р. Самура, при впадении Ахты-чая, укрепление Ахты состояло из пяти фасов, соединенных между собою пятью батареями, вооруженными каждая двумя орудиями; куртины укрепления составляли оборонительные казармы. Самая сильная сторона была южная, а слабая северная, где обрывистый спуск к реке давал возможность неприятелю подойти незаметно к контр-эскарпу. Этот недостаток отчасти устранялся люнетом на одно орудие, обстреливавшим подошву обрыва и мост через р. Самур.

Разместив гарнизон по укреплению и назначив командиров батарей и фасов, Рот ожидал дальнейшего действия неприятеля. Горцы все ближе и гуще окружали укрепление, заняли сады, обрывы Ахты-чая и, наконец, землянки ротного двора, которые не успели уничтожить. Проделав в них бойницы, неприятель открыл учащенный огонь, который на следующий день усилился еще более. Под прикрытием этого огня и ободряемые присутствием Шамиля, горцы устроили несколько завалов и ложементов. Часть из их спустилась к Ахты-чаю и стала устраивать завалы под самым обрывом (gh), огибая батарею В; другая партия, пройдя по оврагу Н, устроила там другой завал (ik). «По недостаточному количеству туров и фашинника, горцы ставили в сапу поленья дров (захваченных у ротных дворов) точно так же, как ставятся туры, и бросали их к стороне укрепления по мере того, как сами подвигались сапою; эти же дрова служили им и мантелетом».

По мере приближения неприятеля огонь постепенно усиливался и к вечеру полковник Рот был тяжело ранен. Гарнизон приуныл, потому что в начальнике видел надежду на спасение. Понимая это, полковник Рот продолжал распоряжаться с постели и передавал свои приказания через капитана Новоселова.

К вечеру гарнизон лишился 20 убитыми и 32 ранеными; о помощи извне не было никаких известий. Рот [265] собрал к себе офицеров и, чувствуя, что на следующий день не будет в состоянии распоряжаться, просил их не сдаваться, а взорвать укрепление на воздух и к этому подвигу приготовить людей. Офицеры с полным единодушием приняли решение. Взоры их невольно обратились на дочь Рота, сидевшую у изголовья раненого отца, но ни одно движение ресниц не выдало ее: «она, как видно, с покорностью подчинилась в эти минуты роковой необходимости и разделяла все побуждения отца и его подчиненных». Рот предложил выбрать себе преемника, и все единогласно произнесли имя Новоселова, который тотчас же и вступил в отправление своей обязанности. Он обошел все укрепление; уничтожил ненужные посты, приказал караулу люнета присоединиться к гарнизону, орудие заклепать, а лафет разломать.

С рассветом 16-го числа огонь возобновился, и осадные работы неприятеля деятельно продолжались. Около полудня наш пороховой погреб от действия неприятельской гранаты взлетел на воздух — и 400 пудов пороха с множеством снарядов не существовало. Взрыв этот произвел большое разрушение и в самом укреплении. Горцы не сумели воспользоваться этим разрушением, и Новоселов быстро завалил образовавшуюся брешь тремя рядами кулей муки. Когда горцы опомнились и вздумали было двинуться на штурм, то были встречены почти в упор усиленным картечным огнем и принуждены отступить. Они обратились к осадным работам и скоро в укреплении услышали стук, свидетельствовавший, что неприятель ведет подземные работы от реки Ахты-чай. Не будучи в состоянии идти навстречу подземному врагу, Новоселов приказал откатить орудия на несколько саженей от исходящего угла и устроил в этом месте ретраншемент из кулей, с амбразурою посредине, чтобы орудие, поставленное в вершине угла батареи, могло бы в нее откатиться.

Полковник Рот все время следил за ходом дела и [266] опасался за состояние духа гарнизона, который шесть суток оставался без сна, без теплой пищи и с самым ограниченным запасом солонцеватой воды. Разрушенные казармы едва вмещали в себе раненых, площадь завалена была грудами убитых, для погребения которых не имелось ни средств, ни времени; изувеченные женщины с их детьми, голодные и оборванные, искали спасения от неприятельских пуль между убитыми и ранеными лошадьми. При таком положении, полковник Рот «пересилил свои страдания и, опираясь на руку своего достойного товарища капитана Новоселова ⁵⁰, поддерживаемый с другой стороны денщиком, вышел из своей небольшой мазанки и отправился с батареи на батарею». Солдаты встречали его с восторгом, но с начала осады и по 16-е число малочисленный гарнизон не досчитывался 150 человек, и такая потеря не могла не заботить Рота, тем более что горцы лезли на укрепления и были сбрасываемы с них штыками. «Что будет далее»? спрашивал Рот. — «Нужно дать знать князю Аргутинскому», отвечал бесстрастно Новоселов. Вызвали охотника, и штабс-капитан Бучкиев, в сопровождении двух самурских беков, отправился искать князя Аргутинского.

Осадные работы неприятеля между тем продолжались и перестрелка не умолкала. Гарнизон терпел страшные лишения: сухарей было недостаточно, вода становилась редкостью, и приготовлять горячую пищу было невозможно; раненые оставались без пособия, люди обессилели настолько, что для исполнения караульной службы были привлечены женщины; надземные и подземные работы неприятеля близились к концу, а о помощи не было никакого слуха. Полковник Рот 18-го числа отправил еще двух охотников к Аргутинскому и поручил капитану Новоселову объявить нижним чинам решение офицеров взорвать укрепление. Солдаты приняли это известие с восторгом и начали сознательно готовиться к смерти. По указанию [267] Новоселова они сносили все снаряды и горючие материалы в места наиболее удобные для взрыва, уничтожили бочонки со спиртом, чтобы приступить к геройскому подвигу разумно, а не в порыве опьянения. Нижние чины прощались со своими женами и детьми и утешали их только тем, что умрут вместе.

Между тем, князь Аргутинский спешил на помощь, осажденным. Он шел без дневок, часто без горячей пищи; шел среди глубоких снегов и был застигнут на одном из перевалов сильною метелью. В отряде его было шесть баталионов, 1 1/2 роты стрелков, дивизион драгун, сотня конной милиции, шесть орудий и взвод ракет. Оставив часть своих сил по пути следования, в наиболее угрожаемых неприятелем пунктах, князь Аргутинский с одним баталионом и четырьмя горными орудиями 16-го сентября прибыл в сел. Курах. Здесь явился к ему «татарин, измученный и оборванный; в нем нельзя было узнать нашего офицера», но это был штабс-капитан Бучкиев и рассказал о тягостном положении гарнизона. Князь Аргутинский, несмотря на утомление войск, тотчас же двинулся вперед, не позволив им даже приготовить горячей пищи. Он шел без дорог прямо через горы.

«Мы шли, говорит участник, извиваясь по прихоти спусков, отыскивая доступные тропы. Часто тропинка, пробитая стадом овец, терялась, заваленная осыпью; тогда саперы возобновляли ее тонкою чертой, едва достаточной для прохода человека. Крутые и короткие зигзаги по обрывам, в 60° и 70°, требовали иногда до 20-ти человек для спуска маленького горного лафета».

При таких затруднениях, 18-го сентября отряд явился на отвесных возвышенностях правого берега Самура. Перед ним открылась вся долина Ахты: над серой массой аула веяло знамя Шамиля; сады, скалистое русло Ахты-чая и все углубления местности были наполнены густыми толпами горцев, с многочисленными значками; в [268] особенности их много гнездилось на Ахты-чае, откуда они заняли ротные дворы перед самыми укреплениями».

Блеск русских штыков на горах был приветствуем гарнизоном громким «ура», раздавшимся и по ту сторону Самура. Озадаченные горцы заколыхались. Князь Аргутинский выдвинул на окраину хребта взвод ракет и приказал им открыть частый огонь в тыл мюридам. Толпы выскочили из завалов и бросились бежать в разные стороны. Новоселов с 40 охотниками тотчас же вышел из укрепления, разрушил часть завалов и обошел почти все завалы, — горцев не было, они исчезли. Спасение гарнизона казалось возможным, но надежды его не оправдались. Не будучи в состоянии переправиться через Самур, против укрепления, так как захваченный горцами мост был разрушен, князь Аргутинский принужден был отступить и искать иного места для переправы. Ободрив гарнизон и советуя ему защищаться стойко, князь объявил, что вернется скоро, и затем двинулся назад. Гарнизон с грустью следил за удалением Аргутинского и терял всякую надежду на помощь. Горцы опять заняли свои завалы и ложементы, и перестрелка возобновилась. Неприятель привел свою траншею на край гласиса и стал заваливать ров. Едва мюриды забросали его на четверть глубины, как по приказанию Новоселова были обданы десятком ручных гранат и брандскугелями, от которых сухой фашинник их траншей загорелся. Осажденные стали бросать смолу и сало, — и пожар быстро охватил большую часть леса. Горцы отступили, но 20-го сентября они бросились на укрепление с трех сторон и решили овладеть им открытою силою. В это время под батареей В. (№ 1) раздался треск и грохот, и толпа неприятеля от своего же взрыва взлетела на воздух, вместе с передовым углом батареи. Но это не остановило атакующих.

По всему укреплению раздался беглый огонь защитников, и на засевшего во рву неприятеля посыпались ручные [269] гранаты. С закрытыми глазами горцы лезли вперед и падали под штыками защитников. Бой длился несколько часов, и силы гарнизона видимо истощались. Новоселов был тяжело ранен в бок на вылет и камнем в голову; многие офицеры выбыли из строя убитыми или ранеными.

Ни криков, ни возгласов в укреплении не было и лишь в разных местах раздавался звук скрещивающегося оружия. В углу у пороховых погребов и артиллерийских складов стояло несколько солдат и женщин с горящими пальниками, готовыми взорвать пороховой погреб... Но вдруг на батарее B (№ 1) бой затих и затем горцы, опрокинутые штыками, бросились назад, провожаемые русским «ура» и беглым огнем. Примеру их последовали ворвавшиеся в другие части укрепления и штурм на всех пунктах был отбит с громадным уроном для неприятеля. К удивлению, при столь горячей схватке мы кроме нескольких офицеров лишились всего 11 человек нижних чинов убитыми и 12 ранеными. С 14-го же и по 21-е сентября выбыло из строя до 90 убитых нижних чинов и 142 раненых. Только теперь раненый капитан Новоселов оставил свой пост и его бережно свели с батареи.

Шамиль не потерял еще надежды овладеть укреплением и приказал усилить осадные работы, но капитан Новоселов противопоставлял ему сильные преграды. Несмотря на тяжелую рану, он на следующий день обошел укрепление, распорядился исправлением повреждений и сосредоточил последние средства для защиты. Все ожидали повторения штурма, но, к удивлению, 22-го сентября заметили, что горцы отступают с лихорадочною поспешностью по направлению к сел. Мескинджи. Скоро узнали, что они по приказанию Шамиля спешили туда для того, чтобы задержать отряд князя Аргутинского.

Последний, притянув к себе подкрепления, сформировал отряд из 9 баталионов пехоты, 10 орудий, двух взводов ракет, роты стрелков, дивизиона драгун, трех [270] сотен казаков и милиции. Минуя Курах, князь Аргутинский двинулся на селен. Кабир, 21-го числа переправился с большим затруднением в брод через р. Самур у дер. Зухул (Цухул) и стал подходить к сел. Мескинджи. Оно и окружающие его высоты оказались сильно укрепленными. Позиция, занятая неприятелем, тянулась поперек дороги, между камнями громадной величины. Левый фланг ее упирался в обрыв реки Самура, а правый в крутой и высокий хребет. По обоим флангам были устроены каменные завалы в пять аршин вышины; третий завал был посредине и несколько впереди, так что мог обстреливать два крайние. На защиту этой позиции выступили лучшие сподвижники Шамиля: Кибит-Магома, Хаджи-Мурат и Даниель-бек.

Торопясь на освобождение гарнизона Ахты, князь Аргутинский, несмотря на труднодоступность позиции, решился атаковать ее с фронта, а в обход ее направил кавалерию, которой и приказал переправиться на левый берег Самура. Двинутые на штурм завалов ширванцы встретили огромные препятствия — им приходилось прежде всего разбирать завал и вырывать руками по одиночке камень за камнем. Несмотря на то, люди становились друг другу на спину, взлезали на плечи, быстро разбирали завалы, перепрыгивали внутрь и бросались в штыки. Неприятель не выдержал такого напора и после горячей схватки был, буквально рассеян в разные стороны. Остававшийся в Ахты при блокадном отряде Шамиль, при первом известии о поражении, нанесенном его полчищам, бежал за Кара-койсу; его примеру последовали и горцы, сидевшие в завалах и ложементах. Вслед затем показался перед укреплением авангард отряда князя Аргутинского, встреченный единодушным и неумолкаемым «ура!» Трогательна была сцена встречи освободителей и освобожденных: объятия и возгласы сменялись одни другими.

Спустя несколько дней было приступлено к возобновлению Ахтынского укрепления, а затем войска князя [271] Аргутинского направились к Цудахару и оттуда разошлись по своим квартирам. К 1-му октября было окончено укрепление близ Аймяки и занято тремя ротами Дагестанского полка; в двадцатых числах была окончена дорога между Цудахаром и Ходжал-Махи, а к концу этого месяца возобновлено и укрепление Ахты.

Таким образом, все планы Шамиля были разрушены. Он обвинял в своих неудачах Даниель-бека и, поссорившись с ним, возвратился в свою резиденцию Дарго (Веден). Желание имама остановить хотя на время постепенное стеснение нами его территории не осуществилось. Работы на Лезгинской линии по прежнему продолжались и решено было перенести линию на южные отроги Кавказского хребта. Неприятель употреблял все силы, чтобы воспрепятствовать нашим работам, и лезгины то там, то сям старались ворваться в паши пределы.

Вторжения эти имели слишком частный характер, чтобы вовлекаться в подробности их описания. Достаточно сказать, что необыкновенная энергия и распорядительность генерала Шварца давали всюду блестящие результаты. С крошечным отрядом он успевал предупреждать непрерывный ряд покушений неприятеля и уничтожал их в самом зародыше. Много было выказано блестящих подвигов с обеих сторон, но горцы были отражаемы повсюду с весьма большими для них потерями.

Наши успехи в борьбе с неприятелем каждый раз имели последствием своим нравственное влияние на непокорных горцев, стремившихся переселиться в наши пределы. Противодействие, оказываемое этим лицам со стороны наибов Шамиля, порождало другую форму выражения нам покорности горцев Лезгинской кордонной линии: они испрашивали разрешения прибывать к нам на зиму на плоскость для пастьбы скота и производства торговли в крае. Если они были из обществ более или менее благорасположенных к нам, то начальство не препятствовало их побуждениям, усматривая в этом начало и задаток их будущей безусловной покорности. [272]

Так, еще в начале февраля 64 семейства джурмутского и тебельского обществ переселились на плоскость по р. Мазым-чай, между селен. Ковахчель и Белаканами. В сентябре 1848 года кистины, соседние с Тушетиею, переселились к нам в числе 32 семейств и были водворены на урочище Бацары. Вслед затем 150 семейств дидойцев явились со своим имуществом и просили приюта в наших пределах. Они были приняты, и часть их, как прежде нам не покорных, была отправлена во внутренние губернии России.

Хотя все попытки неприятеля были удачно отражены, но опыт убедил, что настоящее расположение постов лезгинской линии невыгодно в военном отношении и недостаточно обеспечивает Кахетию от прорывов мелких хищнических партий; что необходимо устроить линию так, чтобы все проходы через горы были под нашим наблюдением. На этом основании было приступлено к устройству: 1) в Лагодехах квартиры для баталиона Тифлисского полка, который в этом центральном пункте должен был служить резервом для всей линии, 2) к возведению укрепленного поста на г. Губахе, для прикрытия дорог, ведущих с главного хребта в Лагодехи и Белаканы, и наконец 3) к продолжению разработки военно-ахтынской дороги.

Сверх Лезгинской линии, в состав левого фланга Кавказской линии входили: Терская и Сунженская линии и Кумыкское владение.

Терская линия начиналась от Екатеринограда, пролегала по р. Тереку и упиралась в Каспийское море. По всему левому берегу Терека тянулись богатые станицы Моздокского, Гребенского и Кизлярского казачьих полков, с двумя городами: Моздоком на западе и Кизляром на востоке. Между станицами, в близком друг от друга расстоянии, в небольших турлучных оградах содержались казачьи посты с вышками для наблюдения за неприятелем. Терская линия замыкала собою фронт левого фланга Кавказской линии. [273]

Вторую оборонительную линию, обращенную к Большой и Малой Чечне, составляла Сунженская линия, от устья Гудермеса до Казах-кичу. К 1848 году на этой линии было четыре крепости: Умахан-юрт, Грозная, Закан-юрт и Казах-кичу.

Третью Чеченскую передовую линию, против Малой Чечни, составляли укрепления: Воздвиженское и Ачхоевское. Для обороны Кумыкской плоскости были устроены две линии крепостей: в передовой стояли: Внезапная, Умахан-юрт, Куринское (Ойсунгур) и Герзель-аул; вторую боевую линию составляли: Амир-Аджи-юрт, Хасав-юрт, Таш-кичу и Баташ-юрт.

Наиболее слабою была Чеченская передовая линия, имевшая лишь два укрепления, промежуток между которыми в 40 верст не представлял никакой преграды. С этою целью решено было в самом средоточии Малой Чечни возвести укрепление на берегах Урус-Мартана, отстоявшего от Воздвиженского в 15, а от Ачхоя в 27 верстах. Но прежде чем приступать к устройству укрепления необходимо было расчистить местность вокруг намеченного пункта и обеспечить его сообщение с соседними пунктами устройством широкой просеки. С этою целью, в половине ноября 1847 года был сформирован, под командой начальника левого фланга Кавказской линии генерал-лейтенанта Фрейтага, отряд из 9 баталионов, 518 челов. кавалерии, 20 орудий и пешей команды с ракетами. 18-го ноября отряд выступил из Воздвиженской к Гойтинскому лесу и приступил к расчистке его и уничтожению окрестных аулов. Вслед за тем последовало уничтожение лесов по дороге от Гойты к Урус-Мартану, между рр. Шалажем и Нетхоем, вверх и вниз по Валерику, по р. Гехи и в других местах.

Вырубка лесов в Малой Чечне и соединение сделанных просек с полянами дали этой части линии совершенно иной вид; вековые дремучие леса не существовали, отрядам открыт был свободный путь по всем [274] направлениям и движения, стоившие нам прежде кровопролитных боев, совершались теперь почти без выстрела.

Возведение укрепления в Урус-Мартане восстановило прочную связь между Ачхоевским и Воздвиженским укреплениями и отняло у неприятеля обширную и богатую равнину, где жители имели главное свое скотоводство и хлебопашество. Население упало духом: часть его переселялась ближе к нашим укреплениям, а другая уходила в горы; несколько влиятельных лиц и даже наибов Шамиля явились к нам с покорностью и увлекли с собою многих последователей.

Устройство мостов: у Грозной и стан. Сунженской через р. Сунжу, у стан. Николаевской через р. Терек, при креп. Воздвиженской через р. Аргун обеспечивали сообщение, а постройка башни на правом берегу Аргуна поставила нас твердою ногою в Большой Чечне.

Возведение укреплен. поста на р. Карасу, между Амир-Аджи-юртом и Таш-кичу, и устройство в Хасав-юртовском укреплении штаб-квартиры Кабардинского полка улучшили оборону Кумыкской плоскости, и жители, не опасаясь более внезапных нападений, спокойно занимались хлебопашеством и скотоводством.

Рядом с обеспечением линии нашей по низовьям Терека были приняты меры к улучшению обороны и на других пунктах. В центре Кавказской линии Баксанское укрепление было перенесено выше, для лучшего наблюдения за кабардинцами и устройства моста через Баксан. На правом фланге линии продолжалось заселение передовой Лабинской линии водворением новой станицы Владимирской при Засовском укреплении и постройкою на сообщениях двух новых постов. Замышлявшие зимою вторжение в наши пределы абадзехи были наказаны двукратным движением нашего отряда за р. Белую и истреблением нескольких аулов и хуторов. Другая попытка их летом на скот и жителей станицы Воздвиженской окончилась совершенным их поражением. [275]

Наконец на Черноморской береговой линии прибрежное население хотя и производило сборища, но не предпринимало ничего решительного и в течение 1848 года производилась перестройка укреп. Лазарева и Головинского в виде каменных фортов.

Комментарии

49. Четыре баталиона пехоты, дивизион драгун, 8 сотен милиции, взвод крепостных ружей, взвод Кавказского стрелкового баталиона, четыре орудия и взвод конгревовых ракет.

50. Подлинное выражение донесения Рота.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896