-

ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM III.

II.

Вторжение Аги-Магомет-хана в Грузию. — Разорение Тифлиса и его окрестностей. — Положение Грузии. — Союзный трактат владельцев Грузии, Имеретин, Мингрелии и Гурии. — Просьба Ираклия о помощи. — Рескрипты Императрицы Гудовичу. — Предположение последнего о походе в Персию. — Отправление в Грузию русских войск. — Движение отряда генерал-маиора Савельева в Дагестан.

Во второй половине 1795 года, по степным и горным дорогам в Грузию, из Карабага, Нахичевани, Эривани и других мест тянулись огромными толпами жители этих областей, как христианского, так и магометанского исповедания. Они узнали, что Ага-Магомет-хан «идет войною на Эривань».

Стараясь избежать насилий и разорений, сопряженных с [27] каждым подобным вторжением, они бежали со всем имуществом и скотом в пределы Грузии, надеясь там иметь спокойное пристанище, и были уверены, что Ага-Магомет не одолеет грузинского царя.

Переселенцы ошиблись в своих предположениях. Тянувшиеся длинными вереницами, преимущественно по долине реки Куры, бежавшие от родных городов и селений, они с самого начала своего странствования встретили недостаток в пропитании. Истощив на покупку хлеба все свои средства, переселенцы, по приходе в Грузию, должны были испытать еще большую нужду и платить за все дорогою ценою. За три фунта хлеба они отдавали овцу, за лидер (10 фунтов) — лошадь; наконец, пришлось продавать и последнее свое платье. Бедствия их тем не кончились. «Грузины чего не успели лишить их (за деньги), то отняли у них силою и даже весьма многих из них обобрали совсем, т. е. сняли рубахи и оставили нагих. Таковыми бедствиями доведенные до отчаяния, томимые голодом и обнаженные, отдавались они тамошним богатым грузинам в рабство, лишь бы только избавиться от голодной смерти. Многие из них, помершие от такового бедствия, валялись по полям непогребенными, ибо у сих пришельцев не было лопаток, чтобы зарыть в землю умерших собратий своих...» (Артемий Араратский, изд. 1813 г., ч. I стр. 282.).

По следам переселенцев двигался и Ага-Магомет-хан с своими войсками. Он разделил их на три части: одну, под начальством братьев своих, Джафар-Кули-хана и Али-Кули-хана, отправил к Эривани, другую на Муганскую степь, около которой река Кура, одна из лучших рек Грузии, сливается с Араксом и где обыкновенно персидские шахи принимали в прежние времена шахское достоинство. Покоривши ханов талышинского, ширванского (шемахинского) и шекинского (нухинского), они должны были вторгнуться в Грузию. Сам же Ага-Магомет-хан с третьим отрядом двинулся в Карабаг против Ибраим-хана, чтобы наказать его, как за то, что тот отказался признать его шахом, так и за союз его с царем Ираклием. [28]

В последних числах августа 1795 года, Ага-Магомет-хан обложил Шушинскую крепость. Известие о вторжении персиян в Карабаг быстро распространилось по всему Закавказью. Ираклий просил о присылке ему 3,000 русского войска. Еще раньше того, узнавши только о намерении Аги-Магомет-хана вторгнуться в Грузию, царь обращался с просьбою оказать ему помощь войсками или казною (Московск. Арх. Мин. Иностр. Дел. дело № 455.), а супруга его, царица Дарья, умоляла Императрицу «подать им помощь непобедимою конницею» (От 6-го июня 1795 г. Там же.).

Не ограничиваясь этим, Ираклий просил позволения лично повидаться с Гудовичем и объясниться с ним словесно по делам, весьма полезным, «нужным и касающимся как до интересов высочайшего двора, так и до здешних стран.»

«Сим способом — писал Ираклий к князю Герсевану Чавчавадзе (Бывшему в то время в Петербурге, от 20-го июля 1795 г. Там же.), — хочу я на самом деле доказать усердие и преданность мою к службе. Если воспоследует такое высочайшее дозволение на мое прошение, в каком я не отчаиваюсь, то оное ко мне прислать, дабы я, при изыскании удобного случая, мог снестись с упомянутым главнокомандующим и просить его, чтобы он для принятия меня выслал на границу военную команду свою, состоящую из 300 или 200 человек, в деревню Чим или Моздок, где, по условию нашему, удобнее съехаться будет.»

В ожидании ответа, царь наделся, что если карабагцы и нс отразят персиян, то задержат их на столько, что он успеет приготовиться к обороне. Царь поручил жителям Тифлиса составить соображение о приведении города в оборонительное положение, но грузины, надеясь главнейшим образом «на руки российские», просили Ираклия исходатайствовать присылку русских войск, которые одни только, по словам самих жителей, могли избавить их «от стыда» и с помощью которых надеялись составить гарнизон из 4,000 или 5,000 человек.

Грузия находилась тогда в самом печальном положении: никто не мог ручаться ни за свою жизнь, ни за безопасность. [29] Вокруг столицы бродили шайки хищных лезгин, грабивших и разорявших селения. В течение шести лет, начиная с 1789 года, грузины не знали покоя. В июле 1789 года они воевали с турками, которые проникли в Карталинию со стороны Ахалциха. Девятое число этого месяца памятно грузинам; три раза схватывались они с врагом и, предводимые царским внуком, храбрым царевичем Давидом Георгиевичем, одержали над ними победу близ Кварели. В октябре того же года курды ворвались в Грузию и производили в ней опустошения. Царевич Давид спешил разогнать разбойников, но за них заступились турки, восстали карсские жители и под предводительством Али-бека и Мехмет-бека, в числе шести тысяч, двинулись преследовать грузин. Царевич Давид отчаянно защищал родину, убил одного из предводителей, но за то и сам был поражен шестью ударами; кольчуге своей он обязан тем, что нанесенные ему раны были несмертельны, и он скоро выздоровел.

В следующем году лезгины ворвались в Кахетию; они явились в августе, именно в то время когда жители, занятые сбором плодов и винограда, оставляют свои селения и уходят за несколько верст от дома. Тогда деревни пусты, и для грабителей представляется полная свобода и широкий простор распоряжаться чужим добром как угодно. Селение Тионеты подверглось первое нападению хищников; окрестные сады, поля и леса были усеяны трупами оплошных жителей. В сентябре лезгины снова спустились в числе 3,000 человек в Кахетию, и хотя грузины, сделавши засаду, успели положить на месте множество врагов, но это не помогло — грабежи лезгин производились по-прежнему. Их не смущало то, что царевич Давид отрезал 700 неприятельских носов и отправил их как трофеи в Тифлис.

Не лезгин смущали эти трофеи, а грузинам надоели постоянные разорения и вечно тревожная жизнь; жители впали в уныние. Истощенные беспрерывною борьбою и грабежами, грузины видели, что ничто и никто, кроме собственного ружья и кинжала не в состоянии защитить их, что заниматься земледелием и обзаводиться собственностию нет возможности. Всякий стал [30] думать о себе, и интересы общества были забыты; целое раздробилось на части без связи, силы и значения. Всеобщая бедность породила преступление; между самими грузинами явились разбойники и грабители; многие монастыри были ограблены, разорены и обращены в развалины. О восстановлении порядка никто не думал; об умственном развитии, чести, долге — и подавно; каждому прежде всего необходимо было, для собственной защиты, уменье владеть конем, кинжалом или шашкою, чем заниматься хозяйством, хлебопашеством, торговлею и наукою. Народ с каждым днем мельчал, общество разлагалось, и в нем не было ни силы, ни единства.

«Времена славы исчезли из народной памяти, народ помнил только иго персов, иго турок, иго Магомета; казна была до того истощена, что царь занимал деньги у своих подданных» («Закавказский Вестник» 1850 г., №№ 10 и 11.).

В царском семействе существовали раздоры и несогласия. Царевичи не спешили на защиту отечества и не слушали просьб царя-отца. Старший сын его Георгий, как увидим, не пошел вовсе на встречу неприятелю. Собравши до 4,000 человек, он остановился в Сигнахе, где кутил и бражничал. Понимая очень хорошо свое положение и видя настроение общества, Ираклий предложил было всем жителям, оставить Тифлис и скрыться в горы; но население не приняло предложения правительства, потому что в подобных случаях, как говорили грузины, «подданные грабили своих помещиков, а соседи своих соседей, так что и церковных уборов не оставили, а что все сие справедливо, то о том и вашему высочеству также и всем известно» («Кавказ» 1854 г, № 23.).

Слух о том, что Джафар-Кули-хан и Али-Кули-хан, отправленные к Эривани, захватили в свои руки армянского патриарха и требовали с него выкупа 80,000 руб. и 8 фунтов золота (Письмо Ираклия II князю Чавчавадзе 29-го августа 1795 г. Арх. Главного Штаба в С.-Петербурге.) и что сам Ага-Магомет обложил уже Шушу, заставил Ираклия торопиться обороною царства. Готовясь к встрече, царь собрал наскоро войска, и не надеясь на свои силы, [31] пригласил Имеретинского царя к совокупному действию с грузинами, на основании заключенных союзных условий,

В 1790 году, в Тифлисе, был заключен союзный трактат между царем Грузии и Имеретии и владетелями Мингрелии и Гурии.

«Мы — сказано в трактате — будучи единоверный народ, глагольствующий единым языком, и сыны единыя кафолическия церкви, благоумыслили водворить в отечестве нашем вожделенный покой, распространить исповедуемую в оном религию и восстановить любовь, к каковой приглашают нас христианский закон и тесный: союз родства» (Московский Арх. Мин. Иностр. Дел: «Переписка грузинских царей с императорским двором», № 45.).

По трактату этому грузинский царь обещал:

1) Всех врагов договаривающихся признавать своими врагами.

2) Принять верховное попечение над царем имеретинским и владетелями мингрельским и гурийским.

3) Заботиться о них так, как прилично попечительному отцу о своих детях.

4) В случае вторжения неприятеля в пределы союзников, Ираклий должен был отражать их или своими силами, или ходатайством, или же, наконец, приисканием помощи у соседей.

5) Своим ходатайством доставить договаривающимся покровительство России.

С своей стороны, опекаемые обещались:

1) Признать над собою «отцепопечительную» верховную власть Ираклия.

2) Признавать врагом того, кто будет врагом Ираклия.

3) Заботиться о спокойствии Грузинского царства и, по мере сил своих, быть его защитниками; заботиться о благоденствии царя Грузии и его семейства.

4) При неприятельских вторжениях быть послушными в предлагаемых советах и признательными за ходатайство. [32]

Вскоре после заключения этого трактата, союзники обратились с общею просьбою о принятии их под покровительство России.

«От давних времен мы желали — писали они (Перевод прошения от 10-го февраля 1793 г. Моск. Арх. Мин. Иностр. Дел.), — и от высочайшего двора к нам всегда через посланников писано было о соединении нас, царей всея Иверии. Чего для мы ныне между собою вечным трактатом соединились, согласясь положить и утвердить, чтобы нам, царям и владельцам, по единоверию закона и православия, единодушно рабски служить и повиноваться вашему императорскому величеству, как православной монархине. Все вообще христиане усерднейше просим, дабы подтвердить сие наше вечное соединение и принять во всеавгустейшее ваше покровительство, сходственно так, как благоденствует Грузия.

«Но каким средством или силою нам сие оказано быть может, сие мы, все христиане, предаем премудрому матернему вашего величества благопопечению и просим единодушно принять нас, рабов своих, соединенных царей и владельцев, к услугам, под сень скипетра вашего и освободить нас из-под ига магометанской власти.»

Предстоявшая возможность вторжения персиян давала повод к тому, чтобы союзный трактат привести в исполнение и подтвердить делом. Ираклий просил помощи имеретинского царя Соломона и приготовлялся к встрече его войск.

За воротами города Тифлиса собралось множество жителей посмотреть на вступление своих союзников — имеретин. Князь Зураб Церетели, начальник имеретинского войска, посредством обмана, думал внушить Ираклию мысль о многочисленности своего отряда. Он разбросал его по всей равнине маленькими кучками, с целью показать возможно большее число людей, которых на самом деле было не более 2,000 человек.

Ираклий II встретил их с радостию и с торжеством, «которое заключалось в нескольких выстрелах из пушек и ружей.» [33]

Имеретинские войска расположились в Казахе (Письмо Ираклия к князю Герсевану Чавчавадзе, 29-го августа 1795 г.) и Картсанисе (Артемий Араратский, ч. II., стр. 6.).

В Грузии не было обыкновения запасать провиант для продовольствия войск, поэтому продовольствие имеретин производилось сбором с каждого обывательского дома по нескольку хлебов, вина и прочих жизненных потребностей.

Жители Тифлиса с охотою угощали своих союзников, тем более, что по городу был распущен слух о числе прибывшего имеретинского войска, простиравшегося будто бы до 8,000 человек, с прибавлением, что оно составлено из отборнейших воинов. Грузины ободрились; народ верил в превосходство своих сил против неприятеля.

— Пускай покажется теперь Ага-Магомет-хан! кричали одни с сознанием собственного достоинства, ходя по городу.

— Кто может устоять против нас! кричали другие.

Хотя персияне в сражении нападают как львы — слышалось в беседах грузин — но весь успех полагают только на первую удачу, а в противном случае тотчас же обращаются в бегство.

— Ты видишь — говорили встречавшиеся на улице Тифлиса — что город крепок и жители все герои; сверх того, из каждой удельной области грузинские царевичи пришлют по 1,000 воинов. Эриванский хан уже противится шаху, с надеждою на нашу помощь. Нет никакого сомнения, что мы истребим все персидское войско и завладеем его имуществом. В городе будет тогда хорошо и все дешево. Я не один раз был в сражении и сужу так по опыту...

Грузины придавали слишком большое значение той горсти войск, которая была прислана им на помощь имеретинским царем Соломоном.

Присоединив к себе эти войска и поручив жителям Тифлиса принять меры к обороне города, Ираклий выступил на границы царства, куда звал и царевичей с их дружинами. Никто из них не явился на помощь, и царь очутился с весьма [34] небольшим числом войска, но и то не имело почти никакого устройства. Присланные на помощь имеретинские войска, простоявши несколько дней на границе, стали расходиться по домам; их примеру последовали и многие грузины. Вероятность отразить врагов с успехом с каждым часом уменьшалась, тогда как опасность для Грузии постепенно возрастала.

Действия Аги-Магомет-хана под Шушою не увенчались успехом, и эта неудача только ускорила развязку дел по отношению к Грузии. Постоянным нападением небольшими партиями шушинцы беспокоили персидские войска, отгоняли у них скот и тем причиняли значительный вред неприятелю; да и положение Шушинской крепости представляло немалое затруднение к ее овладению.

Высоко, до облаков поднимается гранитная крепость шушинская, построенная между утесистых гор и скал, представляющих один только узкий проход. «С вершины отвесной скалы взор простирается далеко к югу, через лесистые горы и знойные долины, вплоть до серебристых струй Аракса и до темной цепи Карадага. К северу сверкают громады снежных гор, означая пределы благословенной Грузии.»

Располагая войсками, состоящими преимущественно из одной кавалерии, Ага-Магомет-хан сознавал, что подобною твердынею овладеть нелегко, и к тому же, встретивши сильное сопротивление со стороны жителей, он не мог рассчитывать на скорую сдачу Шушинской крепости. Не желая же терять напрасно время, повелитель Персии решился оставить Карабаг и быстрым движением в Грузию вознаградить свои неудачные действия.

«Известно тебе да будет — писал Ага-Магомет-хан брату своему Джафар-Кули-хану (Перевод письма Аги-Магомет-хана. Арх. Главн. Шт. в С.-Петербурге.), — что, хотя народы шушинской округи, карабагцы, и пришли теперь в ослабление, однако, я брать еще город Шушу вдруг не велел, потому что располагаю тут зимовать, а между тем, оставя там с войском Сулейман-хана, намерен идти с 20,000 войска на Грузию; почему и предписываю тебе, оставя под Эриванью 4,000 войска, быть в [35] готовности с остальными на прибытие ко мне и ожидать на сие моего повеления. Впрочем, если даст эриванский хан в аманаты жену и сына, то можете оставить Эривань в покое.»

Посланный братьям указ Ага-Магомет-хана был перехвачен Ираклием и отправлен к Гудовичу; из него он узнал об опасности, угрожавшей Грузии. Вскоре получено было сведение, что Ага-Магомет снял блокаду Шуши и отступил сначала к местечку Хатун-Архи, а потом перешел в Ганжу. Из Хатун-Архи он послал воззвание к джаро-белоканцам, которых подговаривал действовать с ним заодно, обещал выдать на каждого но 100 рублей и распускал слух, что все встреченное на пути победоносных войск его, вплоть до Ганжи, покорилось, а непокорные преданы огню и мечу.

Остановившись в Ганже, Ага-Магомет-хан отправил к царю Ираклию своего посланного с требованием покорности; но царь, надеявшийся на помощь России, отверг это требование (Конс, ч. II, стр. 188. Шагубатов, Летопись. При пользовании этою летописью необходимо быть осторожным. Шагубатов, хотя и был очевидцем событий, но описал их очень неверно.).

Супруга Ираклия, Дарья Георгиевна, обратилась к Гудовичу с просьбою о помощи. Описывая, что Ага-Магомет-хан, овладев Ганжею и Эриванью, приближался к Грузии, она сообщала, что Ираклий со своими и имеретинскими войсками двинулся на встречу персиян, к стороне Эривани.

Гроза, висевшая над Грузиею, с каждым днем увеличивалась. Аварский хан, имевший в своем подданстве значительное число лезгин и подговоренный Агою-Магомет-ханом, располагал напасть на Кахетию (Рап. гр. Гудовича Императрице 13-го сентября 1795 г. Письмо Ираклия Гудовичу 29-го августа 1795 г. Георгиев. Воен. Арх.).

Ираклий писал о том Гудовичу и сообщал, что Ага-Магомет-хан имеет гораздо более войска, чем он вместе с союзником своим, царем имеретинским. Царь снова просил о присылке ему 3,000 русских войск (Рап. гр. Гудовича Императрице 13-го сентября 1795 г. Георг. Воен. Арх.).

На все просьбы, Гудович отвечал Ираклию, что [36] Аге-Магомет-хану предстоит достаточно еще препятствий и затруднений для исполнения своих замыслов относительно Грузии; что соединенные силы грузин и имеретин довольно велики; тем более, что они имеют еще и третьего союзника — Ибраим-хана шушинского, который, твердо решившись отразить Агу-Магомет-хана, уговаривал и обнадеживал даже в том Ираклия. Гудович советовал только грузинскому царю соблюдать осторожность и не допускать персиян вторгнуться внутрь страны. Он обещал также донести Императрице о том положении, в котором находятся Грузия и Имеретия. К аварскому хану, который несколько раз изъявлял свою преданность и усердие к России, Гудович писал и просил его, чтобы он не только не предпринимал лично ничего противу Грузии, но и запретил бы лезгинам, на которых он имеет значительное влияние, делать то же самое.

Аварский хан отвечал, что, хотя он был совсем уже готов идти на Грузию, но, получив письмо, остановился. Хан просил себе за это вознаграждения. Гудович отправил ему соболью шубу в подарок и советовал скорее прислать посланного с просьбою о принятии его в подданство и покровительство России (Рапор. гр. Гудовича Императрице 28-го октября 1795 г. Георг. Воен. Арх. Полусгнивший журнал донесений.).

Положение Грузии не улучшалось от таких советов.

Сознавая это, Гудович считал необходимым для защиты Грузии дать ей помощь нашими войсками.

«Для проведения в Грузию войск, писал он, хотя переход чрезвычайно труден, но осенью с половины августа и до ноября месяца, а весною с апреля до половины мая месяца, с приуготовлением дороги возможен. Но в ноябре месяце стужа в горах начинается, часто выпадает большой снег, жилья по дорогам почти нет, и фуража подножного иметь нельзя, и тогда, без крайнего изнурения, войска провести не можно; в другое время, с половины мая месяца до половины августа, вода в реке Тереке очень велика и быстра, вдоль которой [37] через горы проходит одна только возможная дорога и через которую на одном марше шесть мостов надобно делать» (Рапор. Гудовича Императрице 23-го октября 1795 г. Георг. Воен. Арх., Полусгнивший журнал донесений.).

Только теперь, когда персияне стали уже приближаться к границам царства, среди ее защитников был поднят вопрос, вызвавший горячие споры, о том, встретить ли врага грудью или отступить внутрь страны. Одни говорили, что следует обороняться на границе, но большинство, а с ними и царь Ираклий положили отступить к Тифлису. Присланные на помощь имеретинские войска разошлись по домам, высказывая нежелание драться с персиянами. По отступлении от границ и по приближении к Тифлису, имеретины нападали на выезжавших из города для спасения себя в горы и грабили их имущество. Границы царства остались без всякой обороны. Ага-Магомет-хан, узнав о несогласии между грузинами и имеретинами и о недостаточности средств к обороне самого Ираклия, не останавливаясь, быстро двинулся по пути, указанному Джевад-ханом ганжинским, лучшим проводником персиян (Рапорт Гудовича Императрице 23-го сентября 1795 г. Моск. Арх. Мин. Иностр. Дел.).

Известие о том, что персияне, миновав Шушу, вступили уже в Ганжинское ханство, произвело всеобщее волнение. Разнохарактерное население Тифлиса не имело единства. Ираклий требовал, чтобы царица была отправлена в горы. Жители согласились, но царица намерена была выехать с огромною свитой. Это возбудило всеобщее негодование, так как уменьшало число защитников. Рассерженный царь объявил, что каждый может ехать куда хочет, и Тифлис быстро расползся в разные стороны: большинство населения оставило город. Армяне, татары и даже сами грузины спешили укрыться в горах или в деревнях, лежавших по реке Арагве. Покидая дома, жители прятали своп драгоценные вещи в кувшины и зарывали их в землю. По дороге к Мцхету бежала столь огромная толпа, что женщины принуждены были привязывать своих детей друг к другу, чтобы не затерять их среди бегущих. Большинство [38] переселенцев скрылось в горах неподалеку от Тифлиса, но были и такие, которые пробрались к Моздоку и даже достигли до Георгиевска (Письмо Гудовича графу П. А Зубову. 23-го сентября 1795 года.). Ираклий отправил царицу в Мтиулеты; все почти царевичи разъехались в разные стороны.

В Тифлисе осталось очень немного жителей, когда 9-го сентября Ага-Магомет подошел к городу и расположился в семи верстах от него. Он окружил себя рвами и насыпал земляные валы, в обеспечение от нечаянной атаки грузин («Кавказ» 1850 г., № 87.). Повелитель Персии думал, что грузины не отдадут ему дешево Тифлис и употребят все средства к его защите; но в городе мало заботились об обороне, все надеялись, как писал Ираклий Гудовичу, «на одни только руки российские», и каждый старался уйти как можно далее от театра военных действий.

На следующий день, 10-го сентября 1795 года, Ага-Магомет-хан подошел к Тифлису. Авангард его войск был разбит небольшою горстью грузин, решившихся защищать свое отечество и не последовавших примеру большей части соотечественников, искавших спасения в бегстве.

Из Тифлиса полетели во все стороны гонцы с известием о победе. Один из них, 11-го сентября, прибыл и в Сигнах, где жил царевич Георгий, тотчас же отпраздновавший торжество победы. Он выехал на загородный луг и предался народному празднику, состоявшему в том, что царевич и народ «стреляли из находившихся там четырех пушек, пили много нового вина, делали радостные восклицания и определяли погибель шаха» (Артемий Араратский, ч. II, стр. 21.).

Расположившись на пике Шави-Набада (что означает черная бурка) и испытав неудачу, Ага-Магомет готов был отступить, но ганжинский хан уверял шаха в бессилии грузин и малочисленности их войска. Опасаясь военной хитрости царя Ираклия, Ага-Магомет-хан все еще не решался перейти в наступление, и тогда ганжинский хан показал ему в подзорную трубу на Дигомское поле, по которому тифлисские жители уходили [39] из города в большом беспорядке, кто пешком, кто верхом, кто на арбах («По пути на Ахталы.» Газета «Кавказ» 1876 г., № 123.). Тогда шах решился двинуться на штурм города. Ираклий вышел на встречу со своими войсками, число которых не превышало 2,700 человек (Срав. «Отечественные Записки» 1827 г., ч. 31, стр. 127: «Историческое известие о походе российских войск в 1796 г. в Дагестан и Персию под командою графа В. А. Зубова.» Статья эта хотя и заимствована из журнала одного из участников, но во многом грешит против истины.) против 70,000 человек, приведенных Ага-Магомет-ханом. Царь расположил их у сайдабадских садов и разделил на четыре отряда. Справа, на верхней тифлисской дороге, там, где пересекается она дорогами из Салалака и Табаклили, стоял отряд царевича Давида. Проходя через Сайдабад, дорога эта, суживаясь к Чорчкале, соединяется с нижнею дорогою. Вся эта местность скалиста, а дороги были неровны и неудобны. В центре стоял сам Ираклий с царевичем Вахтангом и князем Амилахваровым; на левом фланге стоял князь Иоанн Мухранский со своим отрядом, а авангард поручен был внуку царскому, царевичу Иоанну.

Авангард персиян спустился в долину, примыкающую к позиции, занятой грузинами, а царевич Давид, по приказанию Ираклия, занял Картсанисы.

Пользуясь утренним туманом, грузины напали на персиян и гнали их перед собою, но лишь только прояснилось, персияне увидели перед собою горсть храбрых и пользуясь своею многочисленностью, перешли в наступление. Разбивши свои войска на четырнадцать отрядов и занявши приступом возвышенности Саганлуга, Каснабада, Телет и Картсанис, Ага-Магомет-хан решился штурмовать город.

Для поощрения своих солдат к храбрости и для возбуждения в них особенных усилий к одержанию победы, повелитель Персии прибегнул к весьма странному способу. «Он всегда водил с собою до 6,000 туркменов, ненавидевших персиян и возбуждавших в последних то же самое чувство. Связанные религиею, но разделенные обычаями и привычками, эти два народа явно враждовали и презирали один другого. Ага-Магомет-хан [40] воспользовался этим обстоятельством, собрал туркменов вокруг себя, поставил в тылу своего войска и приказал бить и умерщвлять каждого персиянина, которому пришла бы охота показать пятки» («Кавказ» 1850 г., № 89, стр. 355.).

Вынужденные обстоятельствами и изобретательностью своего предводителя, персияне упорно наступали. Авангард грузин, дравшийся с семи часов утра, потеряв много убитыми, стал было отступать, когда на подкрепление ему явился царевич Вахтанг, посланный Ираклием с отборным войском, составленным из кизихцев, жителей берегов Арагвы, пшавов и хевсуров. Подкрепленный авангард дрался отчаянно и перешел в наступление тогда, когда получил новую помощь, посланную царем, под начальством Мочабелова, начальника над шутами и музыкантами. Взяв свой чонгур и пропев несколько строк веселой песни, Мочабелов присоединился к отрядам царевичей Иоанна и Вахтанга и вместе с ними «проник до знамен персидских», из которых многие достались грузинам, отнявшим их у персиян в глазах Ага-Магомет-хана.

— Я не помню — проговорил тогда властитель Персии — чтобы когда-либо враги мои сражались с таким мужеством.

Находившаяся в резерве и в ариергарде мазандерская пехота получила приказание шаха идти в атаку. Ираклий двинул свои последние и немногочисленные резервы, и если только не все, то большая часть их погибла в свалке с несоразмерным числом неприятеля.

Сражение продолжалось с утра до вечера. Три раза персияне были отбрасываемы грузинами от стен города; но превосходство персидских войск подавило незначительное число грузин, начавших отступать к городу. Ираклий все-таки не хотел покинуть места сражения.

— Каждый из подданных твоих — говорили царю его окружающие — знает, что ты презираешь смертию для пользы парода и отечества; но если уже суровая судьба изменила нам, то не увеличивай своею смертию торжества неприятелей. Ты нужен для отечества. [41]

Царь не слушал увещаний даже и тогда, когда персияне зашли в тыл отрядам Вахтанга и Иоанна, чтобы завладеть дорогами, и двинулись к позиции, занимаемой Ираклием. Произошла жаркая схватка. Ираклий бросился на персиян и наверное погиб бы, если бы «внук не спас своего знаменитого деда.»

С 300 человек царевич Иоанн врубился в глубь толпы персиян «и вырвал своего деда почти из рук их.»

Тем не менее Тифлис был взят и предан разграблению. Ираклий, покинув город, скрылся в ущельях Арагвы; при нем было только до 150 человек грузин, по большей части раненых.

«Царь сам в Кахетии, писал Гудович (В письме графу П. Л. Зубову от 23-го октября 1795 г. Московс. Арх. Главн. Штаба, дела графа Салтыкова.), с царицею и с детьми, но войска при нем нет; большой царевич Георгий имеет тысячи три; он стоит тут же в Кахетии, но особливо. Общим голосом грузины ропщут, что войска грузинского совсем в собрании на границах с царем не было и что будто сие по совету царицы, надеясь на внука — царя имеретинского; но имеретины, увидя, что одним им остается драться, ушли.»

С удалением Ираклия из Тифлиса, в городе произошло страшное смятение.

Оставшиеся жители искали спасения, а ворвавшиеся персияне грабили и опустошали дома, покинутые их хозяевами. Один только царевич Давид твердо держался на своей позиции и несколько раз опрокидывал нападавших персиян. «Но когда он увидел, что толпы их занимают город, когда сведал, что царь покинул свою столицу, то решился отступить к северу в горы. Узкими и крутыми тропинками проник он туда, и через три дня прибыл на Арагву в Мтиулеты, с намерением не покидать своего деда, пока персияне не уберутся восвояси.»

С удалением царевича Давида, Тифлис всецело перешел в руки персиян. «Сие сделалось так странно, писал Гудович (Графу П. А. Зубову, 28-го сентября 1795 года.), что похоже, как будто хотя не сам царь Ираклий [42] Теймуразович, а приближенные его умышленно отдали Аге-Магомет-хану.»

«Ага-Магомет-хан не завладел Тифлисом, сказано в одной частной современной записке (Архив Главного Штаба.), а ему отдали Тифлис тамошние раздоры и интриги. Все приезжающие оттуда так сказывают, и на царя, а особливо на царицу жалобы горькие приносят. Говорят, что совсем не защищали и не имели намерения защищать.»

Если бы грузины сколько-нибудь хотели отстоять свою столицу, они легко могли это сделать и даже отразить неприятеля. Царю и всей Грузии давно были известны неприязненные намерения Аги-Магомет-хана, и более четырех месяцев было времени для приготовления к защите. В день штурма в городе было тридцать пять пушек, тогда как во всей армии Аги-Магомет-хана было только два дурных орудия. На сколько нетрудна была защита, видно из того, что цитадель тифлисская, «ничего незначащая и развалившаяся», защищалась и неприятелем взята не была. По всему видно было, что Ага-Магомет-хан имел себе преданных среди подданных царя Ираклия, вел с ними переписку и шел смело, заранее зная, что не встретит значительного сопротивления.

В течение шести дней персияне грабили Тифлис; увели в плен более 10,000 человек и оставили вдовыми до 7,000 грузинских женщин; из 61,000 населения едва осталось 35,000. Город был обращен в груду развалин; христианские храмы разрушены, Авлабарское предместье все выжжено, мост через реку Куру сожжен и во всем предместье один только дом мелика князя Бебутова уцелел от пожара (Записано мною со слов князя Д. О. Бебутова.).

Ага-Магомет-хан вступил в Тифлис в сопровождении Джевад-хана ганжинского, показавшего ему дворец Ираклия. Шах осмотрел все внутренние покои, присвоил себе все сокровища и украшения, которые ему понравились, а затем остальные богатства отдал на расхищение своему войску, которому прежде всего приказал ограбить и разрушить христианские храмы. [43]

Узнав о существовании в Тифлисе царских бань, Ага-Магомет-хан отправился осмотреть и их. «Построенные из твердого камня и мрамора, оне понравились ему своим устройством и богатством. Он с охотою и удовольствием нежился в них, искал в теплых струях минеральной воды исцеления от болезней, не нашел и приказал разрушить бани.»

Из бань он отправился в арсенал, забрал оружие, а все остальное приказал разрушить и уничтожить («Кавказ» 1850 года, № 90, стр. 355.).

Опасаясь располагаться на ночь в самом городе, Ага-Магомет-хан расположился лагерем в Саганлуге. С каждым рассветом дня толпы персиян, вместе с своим повелителем, устремлялись в столицу Грузии, где предавались полному неистовству, не щадя даже и мусульманского населения города. Татары были убиваемы своими единоверцами. Многие из них заперлись в мечетях и молили о пощаде; персияне ломились в запертые двери.

— Оставьте нас!.. кричали муллы — мы такие же правоверные...

— Отворяйте!.. отвечали им персияне. Мы пришли истреблять подданных грузинского царя.

Персияне ворвались в мечеть. Одна девушка в испуге бросилась к отцу; старик обнял дочь, но ему отрубили руки; дочь в свою очередь обняла отца — ему отрубили голову. Красота девушки заставила персиян пощадить ее жизнь, но, оставшись живою, она не спаслась от поругания (Закавказский Вестник 1859 г., № 15.).

Персияне отнимали у матерей грудных детей, хватали их за ноги и разрубали пополам, чтобы попробовать, хороши ли их сабли; они издевались над женщинами, уводили их в свой лагерь, заставляя бросать детей на дороге. Выставив на мосту через реку Куру икону Богоматери, персияне заставляли грузин издеваться над этим образом, и кто не соглашался на это, того бросали с моста в р. Куру, которая была запружена трупами. Дорога за банными воротами была усеяна детьми моложе [44] трехлетнего возраста, которые будучи брошены персиянами, плакали по своим матерям (Кавказ 1849 г., № 25.). К довершению бедствия, спустившиеся с гор лезгины и пришедшие было на помощь имеретины, грабили грузин и уводили множество пленных. Помощь имеретин была столько же гибельна для Грузии, сколько и самое вторжение неприятеля. Мало того, что имеретины бежали от неприятеля: они, кроме того, на пути своего бегства грабили, разоряли Карталинию и уводили в плен тысячи беззащитных семейств.

— В дымящихся развалинах Тифлиса блуждали по ночам, как тени, кахетинцы, приходившие отыскивать или свое имущество, или средство к пропитанию.

«Пройдя в Тифлис через тапитагские ворота — говорит современник (Артемий Араратский, ч. II, стр. 39.) — я еще более ужаснулся, увидев даже женщин и младенцев, посеченных мечом неприятеля, не говоря уже о мужчинах, которых в одной башне нашел я, на глазомер, около тысячи трупов. Бродя по городу до ганжинских ворот, я не встретился ни с одним живым человеком, кроме некоторых измученных стариков, которых неприятели, допрашивая, где есть у них богатство или деньги, делали над ними различные тиранства. Город почти был выжжен и еще дымился, а воздух от гниющих убитых тел, по жаркому времени, был совершенно несносен и даже заразителен.»

«Страшный был час, говорит в своей летописи протоиерей Тер-Оган Воскерчянц («Кавказс. Старина», стр. 197.), и не в состоянии ум мой обрисовать тот страшный гнев, ниспосланный Господом над своей маленькой паствой, ибо пока раздавался благовест с колоколов христианских церквей и голос молитвы стада Христова возносился к небу подобно дыму, в то же время распространился над плачевным городом дым Вавилонской печи, а потому замолкли звуки колоколов и возвысился голос крика; онемели прославляющие Господа, и раздался печальный вопль [45] матерей и детей... Смыли город от конца до конца стремительным потоком христианской крови, а после восьмидневного истребления жителей подожгли город, сожгли и уничтожили украшения святых церквей и увеселительные дворцы городские и, оставив город как дымящую головню, ушли.

Взяв в плен множество женщин и невест с покрывалами и красавиц-девиц и отделив как стадо животных дочь от матери, сына от отца, влекли их плачущих, босых и нагих; таковых средних лет и лишенных красоты продавали персам, армянам и туркам в ближайшие города, а красавиц вели в Персию и оттуда далее чем внутренний Хоросан. Число же убитых и пленных знает лишь Тот, Кто дал им жизнь.»

Историограф Аги-Магомет-хана сознается, что, при разорении Тифлиса, храброе персидское войско показало неверным грузинам образец или пример того, чего они должны ожидать в день судный («Сын Отечества» 1835 г., т. 171, стр. 333.).

Множество жителей разбежалось в Карс, Ахалцих и другие места турецких владений. Разорение города было так велико, что у Ираклия в первое время явилась мысль уничтожить Тифлис, а оставшихся в нем жителей перевести на другое место, но грузины не соглашались на это (Прошение тифлисских жителей царю Ираклию 16-го февраля 1796 года. См. газету «Кавказ» 1849 г., № 24.). Сам царь не имел в нем пристанища; захватив с собою мощи святых угодников и некоторые вещи, он бежал из города и укрылся сначала в Мтиулетской провинции (Письмо Ираклия к сыну его Мириану, бывшему в С.-Петербурге, от 15-го сентября 1795 г. Москов. Арх. Мин. Иностр. Дел.), а потом в Анануре. Богатая добыча досталась Ага-Магомет-хану.

«Уверяем, ваше высокопревосходительство, — писал Ираклий Гудовичу (Письмо Ираклия к графу Гудовичу 14-го сентября 1795 года.), — что приобретенное, как нашими предками, так равно и нами имущество, пожалованные от всемилостивейшей Государыни: корона, скипетр, порфира, знамя, пушки, также детей и верноподданных наших имение, от святых [46] церквей драгоценные образа, кресты, ризница и прочая церковная утварь, словом сказать, все тифлисское богатство попало в его руки.»

Грузия гибла от недостатка единодушия не только среди народа, но и среди царского семейства. Вместо пособия и помощи Ираклию, царевичи, его сыновья и внуки, разъехались кто куда попало, а старший сын царя и его наследник Георгий хотя и собирал войско, но стоял «без соединения с родителем в Кахетии» (Письмо царя Ираклия князю Чавчавадзе 9-го апреля 1796 года. Георгий жил тогда в Сигнахе, в доме Моурава (царского наместника), которого в то время не было.).

Еще до приближения Аги-Магомет-хана, Ираклий убедительно просил Георгия (Артемий Араратский, ч. II, стр. 13.) и других царевичей поспешить присылкою ему войска. Георгий торопился исполнить просьбу отца. Он формировал войска в Сигнахе, отправлял их из города; но грузины, не заботясь о защите отечества, возвращались назад окружными дорогами и расходились по домам, «чтобы успеть собрать с полей хлеб, сделать вино и тем доставить семействам своим пропитание»

В окрестностях Тифлиса началось опустошение. По дорогам открылись разбои и грабежи. Бежавшие грузины начали убивать друг друга, чтобы захватить себе чужое имущество.

Известие о падении Тифлиса скоро достигло и до Сигнаха. Оно дошло туда 14-го сентября, около полудня. Городские жители стали также оставлять город и искать спасения в бегстве; должен был бежать и Георгий, будущий царь Грузии.

Сундуки его (яхтаны) были уже навьючены на лошадей, когда народ узнал о желании царевича оставить Сигнах. Собравшись огромною толпою вокруг его дома, грузины кричали Георгию, что они его не выпустят. Они упрекали его в том, что «умел их быками, баранами и вином довольствоваться, а когда пришла опасность, то хочет их бросить.»

— Так нет же — повторяли они все в один голос — [47] теперь мы тебя не выпустим; умирай вместе с нами! Когда будут рубить наши головы, то пусть срубят и твою.

Георгий просил сигнахцев отпустить его из города; но народ не только не слушал его просьб, а, напротив того, приставил к его дому караул. Царевичу оставалось одно средство — подкупить караульных, в чем он и успел, простившись, однакожь, навсегда со всем своим имуществом, которое имел при себе. В одном кафтане он бежал в Телав.

Мцхет был также выжжен персиянами, которые хотели сжечь и знаменитый мцхетский храм, но были остановлены начальником отряда, нахичеванским ханом.

— Не следует осквернять святыню и гроб царей, сказал он своим войскам.

Монастырское имущество было разграблено, и повсюду валялось множество убитых. Монахи все разбежались, предоставив расхищению монастырские богатства.

Наместник и монашествующие, при побеге своем, спрятали монастырские сокровища в потаенном месте внутри стены, которой отверстие сделано было в самом верху и закладывалось таким же камнем, как и прочие. Но, спрятав их, по торопливости или по простоте, монахи оставили у того самого места лестницу, а это подало повод догадаться персиянам, что тут есть скрытые сокровища, которые и похищены были ими без остатка.

Отряды персиян проникли в Мухнар и Джалы, не встретив там ни одного человека. Села и деревни были пусты. Близ Гори отряд остановился в виду крепости, но, простояв некоторое время и не предпринимая ничего, отступил. Персияне бродили по всей Верхней Карталинии, проникли до Цхинвала и возвратились, не находя нигде ни людей, ни стад, не поживившись богатою добычею.

Разоренный народ, за неимением хлеба, питался орехами и травою, когда узнал, что Ага-Магомет-хан оставляет Грузию и что он отступил уже к Ганже.

Укрывавшиеся в лесах за Душетом и Анануром жители [48] Тифлиса и других мест стали выходить в селения. В Анануре собралось огромное кочующее поселение. Пришельцы, не имея помещения, проводили день и ночь под открытым небом, в ненастную погоду, без одежды и пропитания. Каждый из них не досчитывался кого-нибудь в своей семье: отец потерял сына, сын не знал, где и что сталось с его отцом, матери лишились дочерей, жены мужей; и со всех сторон стоны и вопли оглашали улицы Ананура.

В полуразрушенном старинном грузинском монастыре Ананура, в одной ветхой келье, бывшей в углу монастырской ограды, можно было встретить человека, сидевшего лицом к степе и закрытого простым овчинным тулупом. Человек этот, некогда гроза всего Закавказья, был царь Грузии Ираклий II. Подле него стоял старый армянин слуга.

— Кто сидит в углу? спрашивали проходившие.

— Тот, которого ты видишь — отвечал со вздохом армянин — был некогда в большой славе, и имя его уважалось во всей Азии. Он был лучший правитель народа своего. Как отец, он старался о благоденствии его и в течение сорока лет, до сего времени, умел сохранить целость царства своего; но старость, лишившая его сил, положила всему преграду и конец. Чтобы отвратить раздоры и междоусобия в семействе своем, могущие последовать после его смерти, он думал сделать последнее добро народу своему, и для лучшего управления разделил царство по частям. Несчастный царь Ираклий ошибся в своих надеждах. Бывший евнухом Тахмасп-Кули-хана (шаха Надира), в то время, когда Ираклий носил звание военачальника Персии, пришел ныне победить немощную старость его. Собственные дети отказались помочь ему и спасти отечество, потому что их было много, и всякий из них думал, что будет стараться не для себя, а для другого. Царь Грузии принужден был прибегнуть к царю Имеретии; но если ты был в Тифлисе, то, конечно, видел весь позор, какой представляли там войска его. Ираклий с горстью людей сражался со ста тысячами и лишился престола оттого, что был оставлен без жалости детьми своими, и кому же на жертву? — евнуху, человеку, [49] который прежде раболепствовал пред ним!.. Померкла долголетняя слава его; столица обращена в развалины, а благоденствие народа его в погибель. Вот под сею стеною видишь ты укрывающегося от всех людей славного царя Грузии, без помощи и покрытого только овчинною кожею!.. Царедворцы и все находившиеся при нем ближние его природные подданные, которых он покоил и питал на лоне своем во всем изобилии, оставили его: ни один из них не последовал за владыкою своим, кроме меня, самого последнего армянина...

При вторжении Аги-Магомет-хана в Грузию, все кочующие там народы, которые находились поверх так называемого «Красного моста», отошли к Карсу и Ахалцыху, где жители их обобрали. Впоследствии они по одиночке возвращались в Грузию (Письмо Ираклия к князю Чавчавадзе 8-го апреля 1796 г. Москов. Арх. Мин. Иностр. Дел.). Многие князья с их семействами, жены, дети и женщины оставлены персиянами в числе пленных.

Ираклий молил Гудовича о помощи; он надеялся, что Россия не оставит без отмщения поступок Аги-Магомет-хана. Грузинский царь уверял главнокомандующего, что если бы он не надеялся па помощь России, «то, говорил он, через других приглашенных войск против его (Аги-Магомет-хана) вооружились бы или другим способом сохранили бы наше царство; но мы были уверены в вспомоществовании от высочайшего двора и от вас.» Ираклий II просил не потерять навсегда для России «столько народа и городов» грузинских и помочь ему русскими войсками выгнать персиян из Грузии.

«... Мириан и Герсеван (Чавчавадзе)! писал Ираклий в С.-Петербург (Письмо Ираклия к сыну Мириану, бывшему в С.-Петербурге, от 15-го сентября 1796 г. Там же.). Вот время принять вам всевозможный труд за отечество ваше, за церковь и христианский народ! Ничего уже у нас не осталось, всего лишились. Вы сами знаете, что ежели бы мы присягою к высочайшему двору привязаны не были, а с Агою-Магомет-ханом согласны были, то бы сего приключения с нами не было. [50]

«Для Бога приложите возможное старание, чтобы ускорить исходатайствованием войск, пока Ага-Магомет-хан не усилился, не успел овладеть всем и отогнать находящийся при нас кочующий народ, до прибытия помощи. Войско получит Богом данную знаменитую победу, страны же сии навеки славою своею освободят.»

Из Мтиулет Ираклий разослал повсюду повеления готовиться к войне и собираться на назначенных местах, а из Ананура отправил князя Кайхосро Авалова с письмом к Ага-Магомет-хану.

«Если ты считаешь себя шахом, писал Ираклий, и повелителем всей Персии, зачем разорил ты мою столицу, зачем полонил моих подданных, неповинных пред тобою? Умей ты поступать по-царски. Ты после битвы даровал бы мир жителям Тифлиса и привлек бы тем их сердца. Выслушай теперь мое предложение: возврати свободу пленным, а после мы подумаем об условиях союза, заключим его, и я исполню его ненарушимо, как требуют того честь и справедливость. Если ты не исполнишь моего желания, я сделаю все, чтобы спасти отечество, потому что сердца всех грузин полны негодованием и мщением. Объявляю тебе также, что единоверная нам Императрица России не потерпит того, что ты делаешь с нами» («Кавказ» 1850 г., № 90.).

В ответ на это Ага-Магомет-хан требовал от Ираклия выдачи пришедших к нему на помощь карабагских жителей (которых Ираклий успел, однакожь, проводить в горы); большой белый алмаз, доставшийся грузинским царям от Азат-хана, и часы, висевшие в диване (совете) (Часы эти были присланы в подарок Ираклию князем Григорием Александровичем Потемкиным.), и в качестве аманатов нескольких человек из своих приближенных и одного из сыновей или внуков. Ага-Магомет обещал при этом, если Ираклий согласится на все требования, освободить 30,000 пленных грузин, исправить все сгоревшее и разоренное в Тифлисе и даже заключить с царем Грузии дружественный союз (Письмо Ираклия Гудовичу от 16-го сентября. Моск. Арх. Мин. Ин. Дел.). [51]

Считая свое положение безвыходным, Ираклий готов был согласиться на это требование и стал было приготовлять к отправлению в стан персидский своего внука царевича Давида, которого сам воспитал, познакомил с персидскою политикою и любил за его ум, храбрость, красноречие и энергию. Случайные обстоятельства помешали решимости царя согласиться на требование Аги-Магомет-хана. Едва только Джевад-хан ганжинский узнал о готовности Ираклия на уступку, как тотчас же решился, во чтобы то ни стало, расстроить это дело в самом его начале...

— Если союз состоится, говорил Джевад-хан, то мне, состряпавшему всю эту грозу, упавшую на Грузию, плохо придется...

Зная, что Ираклий разочтется с ним, как только выйдет из затруднительного положения, Джевад-хан действительно успел поколебать доверие персидского властителя к чистоте намерений Ираклия II. Ганжинский хан говорил, что грузинский царь не помышляет о заключении союза; что он собирает в Кахетии и Мтиулетах войска и послал за помощью к русским. Подарками приближенным Аги-Магомет-хана, подложными письмами, будто бы полученными от некоторых ему преданных грузин, и другими пронырствами Джевад-хан успел в своих происках на столько, что Ага-Магомет-хан согласился на отправление к Ираклию нескольких посланных, с тою целью, чтобы, под предлогом переговоров, они высмотрели настоящее положение Грузии.

С своей стороны, Джевад-хан пустился на новую хитрость. Ганжинский хан писал Ираклию, что он самый вернейший раб его, что персияне пришли внезапно в его город, ничем неукрепленный, и потому он не мог защищаться, и если бы Ага-Магомет-хан не взял его насильно с собою, то все заботы хана были бы устремлены на укрепление его поданных в верности грузинскому царю. В конце письма Джевад-хан предлагал свое посредничество между Ираклием и Агою-Магомет-ханом и просил все дело по заключению мира возложить на него. [52]

Ираклий, хорошо зная двуличие ганжинского хана и то участие, которое он принимал при вторжении персиян в Грузию, не принял письма и прогнал его посланных. Джеваду только то и было нужно. Явившись в персидский лагерь, его посланные, по наущению хана, рассказывали, что Ираклий собрал уже войска и в самом непродолжительном времени атакует персиян; что они сами видели до 5,000 человек грузинского войска, и что со всех сторон спешат к царю новые силы.

По поводу этого известия, Ага-Магомет-хан собрал совет, на котором его приближенные, опасаясь потерять награбленное, считали лучшим отступить, не ожидая нападения грузин.

— Мы взяли Тифлис, говорили они, разорили и разграбили все, что поценнее. Теперь Тифлис почти не существует: жители ушли, улицы и базары безлюдны, дома пусты и очищены от пожитков. Чего нам более? Зачем нам ждать грузин, наших заклятых врагов? К тому же у нас не хватит надолго хлеба и боевых припасов, нужно идти домой.

Оставив предместье Саганлуга, Ага-Магомет-хан отступил от Тифлиса, но, остановившись неподалеку от города, вел переговоры с дагестанцами, которых подучал сделать нападение на Кахетию, обещая им за то много денег.

Между тем, не зная о решении персиян оставить Грузию, Ираклий, по получении требований от Ага-Магомет-хана, отправил посланного к Гудовичу с просьбою о помощи. Царь писал, что если помощь эта не будет дана ему в скором времени, то, не в состоянии будучи противиться силам персиян, вынужден будет согласиться на все требования Аги-Магомет-хана. Такое решение Ираклия не согласовалось с видами многих и в том числе армянского архиепископа Иосифа. Все еще мечтая о соединении армян в одно целое, Иосиф явился горячим ходатаем за Грузию и за ее царя Ираклия. Архиепископ говорил, что предвидел все бедствия, писал о том многим, но они не хотели верить «искренности дома грузинского.»

«Благоверный царь, Государь скорбящий! — писал Ираклию [53] архиепископ Иосиф (В письме от 27-го ноября 1795 года. «Кавказская Старина», стр. 29.): — О бедственном происшествии с вашим царством, о разорении, гибели и полонении моего отечества узнал я... Пусть проснутся наши предки и пусть сложат ныне раздирающий душу плач про падение царства Багратидов, на поколение которых возлагались надежды, что оно пустит большие ветви и отростки, — но ныне стало хуже чем прежде. Ныне да плачут вместе с вами и рассеянные по лицу земли армяне, ибо они возлагали надежду лишь на страну и царство ваше.»

Иосиф обещал похлопотать за Грузию, уверял царя, что Россия не оставит его без помощи, и заявлял, что он написал уже о том кому следует в Петербург и в том числе графу П. А. Зубову.

«Виноват Гудович, прибавлял Иосиф в письме Степану Давыдову (От 15-го декабря 1795 года. Там же, стр. 30.). Несчастный и злополучный царь еще в марте (1795 года) присылал к нему и писал: помочь или отречься (от покровительства Грузии). Хотя я много говорил ему, что страна без вашей (русской) помощи погибнет, но крепкая голова его не приняла.»

Не имея прямого повеления действовать наступательно (Рескрипт Императрицы, от 4-го сентября Гудович получил только 1-го октября.), Гудович не решался, без разрешения Императрицы, оказать существенную помощь Ираклию. При всем том, в уважение крайнего положения, в котором находился тогда Ираклий, Гудович приказал осмотреть дорогу в Грузию, исправить ее и двинул часть войск к Моздоку, с тем, чтобы некоторые из них переправились через реку Терек (Всеподд. рапорт Гудовича Императрице 28-го сентября 1795 года.). Он рассчитывал, что один слух о намерении русских двинуться в Грузию заставит Ага-Магомет-хана отступить в свои владения.

Все эти меры не могли, однако же, удовлетворить Ираклия, просившего, чтобы русские войска прибыли к нему на помощь не позже, как через восемь дней — срок, в который невозможно было, при самых усиленных маршах, перейти с [54] Кавказской линии в Тифлис. При подобном движении, по местам безлюдным, войскам необходимо было иметь с собою провиант не только на весь путь, но, и прибыв на место, иметь в запасе, так как получить его в Грузии не было возможности. Притом, одна пехота не могла быть отправлена на помощь, а движение кавалерии и артиллерии, по тогдашним дурным дорогам, было крайне затруднительно, а главное весьма медленно.

Гудович писал Ираклию, чтобы он переговорами старался выиграть время и в крайнем случае согласился на отдачу шаху белого алмаза и часов, если успеет за них выговорить отступление его от Тифлиса, так как вещи эти могут быть со временем возвращены грузинскому царю.

Относительно же отдачи сына в аманаты, главнокомандующий предлагал Ираклию отвечать, что он исполнить этого не может, так как состоит под покровительством России, и что о том снесется с русским главнокомандующим.

«Прискорбно мне чрезвычайно, писал Гудович (Графу П. А. Зубову от 8-го октября 1795 года.), что, по переменившимся неожиданным, так сказать, обстоятельствам, от внутреннего несогласия в Грузии и от распоряжений в ней недостаточных, во всех пунктах оный (рескрипт от 4-го сентября) в точности теперь исполнить скоро невозможно. Когда Ага-Магомет-хан без пушек в восемь дней завладел знатною частью Карталинии и взял без обороны Тифлис, то могло ли тут поспеть от войск российских подкрепление, по отдаленности и труднейшей дороге чрез ущелины снеговых гор, и кого же бы российские войска подкрепляли, когда грузинских в собрании не было, так что при царе у Тифлиса оставалось не более 200 человек... По свидетельству многих грузин, слышал я известия странные: первое действительно справедливое, что, по неудовольствию на царевичей, большая часть дворян не поехали на ополчение к царю; потом, что царевич Юлон, старший по наследнике, любимый сын царицы, которому поручен был Тифлис, уехал прежде своего родителя, и наконец, чему я не даю веры, будто царица, желая сделать царевича [55] Юлона наследником, равнодушно глядела, что Грузия попадается в руки Аги-Магомет-хана, чтобы через то отдалить от царства признанного наследником большего царевича Георгия, от первого брака.»

Положение Грузии было весьма критическое. Царь нуждался в поддержке русских войск не только для защиты царства от врагов внешних, но и для водворения спокойствия внутри страны, среди подданных, «которые худо ему повинуются».

Хотя в половине октября Ага-Магомет-хан и отступил к Ганже, находившейся в 180 верстах от Тифлиса, однако, грузины опасались обратного возвращения его в их столицу, тем более вероятного, что климатические свойства страны не могли воспрепятствовать Аге-Магомет-хану употребить все свои усилия к окончательному покорению Грузии.

Имея приказание отправить в Грузию два или четыре баталиона пехоты, Гудович спрашивал Ираклия: где находится Ага-Магомет-хан и не вступал ли он с ним в какие либо переговоры? В каком положении находятся персидские войска и может ли царь исправить дороги и доставить продовольствие для войск, назначенных в Грузию? Ираклий отвечал, что Ага-Магомет-хан находится в Ганже; что условий с ним никаких не заключал; что сам он с царицею Дарьею находится в Кахетии; но войск у него нет, а есть несколько у старшего сына Георгия, который также в Кахетии, но не вместе с ним; что дорог исправить не имеет средств, но продовольствие надеется доставить для 7,000 или 8,000 человек (В другом письме он обещал доставить продовольствие для 10,000 или 12,000 человек.), которых и просил прислать как можно скорее, так как Ага-Магомет-хан намерен зимою опять вторгнуться в Грузию и предать ее столицу новому разграблению.

Разорение Тифлиса обнаружило явное нерасположение Аги-Магомет-хана к России, под покровительством и охраною которой находилась Грузия. Оставить безнаказанным подобный поступок было бы несогласно с достоинством России и могло иметь весьма вредное влияние на ханов и владетелей соседних [56] им областей. Последние, заботясь о своей независимости, не были искренно преданы ни России, ни Персии, и всегда склонялись на сторону того, кто был сильнее, кто мог нанести им большие разорения. Поэтому Гудович находил необходимым, для пользы дел того края, наказать Агу-Магомет-хана за его вероломный и коварный поступок против России.

«Ежели благоугодно будет повелеть, писал он (Всеподданнейшее донесение Гудовича, от 8-го октября 1795 года.), опрокинуть Агу-Магомет-хана и покорить надежно и с пользою высочайше предположенные провинции в Персии, а особливо шушинского хана и адербейджанских, которые отдалены, то, по известности мне положения здешнего края, всеподданнейшее мое мнение в том (состоит), чтобы с самого начала весны послать небольшую часть войск прямо через горы в Грузию; ежели удобности не предстанет теперь оные туда доставить, а другой знатнейшей части войск, не меньше, как с двенадцатью полными баталионами, с знатною частью артиллерии, с тридцатью эскадронами драгун, с частью казаков — располагая оставить надобных на линии — вступить в марте месяце в Персию, берегом Каспийского моря и идти с оными мне или, как благоугодно будет повелеть, в Гилян, а оттуда и далее.»

Движение этого последнего отряда, отвлекая главные силы персиян, дозволяло надеяться, что незначительный отряд русских войск, отправленный в Грузию, будет достаточен для того, чтобы восстановить в ней должный порядок и спокойствие. Наступление же наше с главными силами внутрь Персии могло склонить на нашу сторону многих ханов, пограничных с Россиею, а дойдя до Гиляна, мы могли восстановить там в ханском достоинстве преданного России Муртазу-Кули-хана, непримиримого врага брата своего Аги-Магомет-хана.

К тому же направление экспедиции вдоль берега Каспийского моря, при тогдашнем положении наших границ, было единственно возможным направлением. Здесь для экспедиции мог быть составлен довольно значительный отряд, успеху которого [57] могла содействовать каспийская флотилия; здесь можно было, пользуясь выгодою морского сообщения, сосредоточить в некоторых прибрежных пунктах значительные запасы продовольствия и боевых припасов. Всякое же движение прямым путем, через горы, было сопряжено с большими затруднениями. Отсутствие путей сообщения, затрудняя движение войск, делало почти невозможным доставку продовольствия и боевых припасов. Рассчитывать на возможность прокормления войск средствами края было бы крайнею ошибкою: Грузия, как увидим, не могла прокормить и двух баталионов, в ней бывших.

За направление экспедиции вдоль берега Каспийского моря стоял и епархиальный епископ всех обитающих в России армян Иосиф князь Аргутинский-Долгоруков.

Архиепископ Иосиф пользовался вниманием нашего правительства и особым доверием князя Потемкина-Таврического. Последний, при посредстве Иосифа, поддерживал постоянные сношения с армянами, обитавшими в Персии и Турции. Иосифу известны были виды и намерения русского правительства относительно народов, населявших закавказские провинции; ему же впоследствии было поручено перевести на армянский и персидский языки и напечатать в своей типографии, в Астрахани, манифест Императрицы, обращенный к народам, населяющим Персию (В то время в Петербурге не было такой типографии, в которой бы имелся армянский шрифт, и потому русский текст манифеста был отправлен к Иосифу в Астрахань, где переведен и напечатан.).

Доверие, оказываемое Иосифу, сделало его на столько самонадеянным, что он, как увидим ниже, считал себя в праве вмешиваться в дела и был причиною некоторых замешательств среди населения Дагестана и всего Закавказья. Лишь только узнал Иосиф о предполагаемой экспедиции в Персию, он тотчас же отправил графу Платону Зубову составленные им сведения об Армении и о прилежащих к ней персидских провинциях (Собрание актов, относящихся к обозрению истории армянского народа, Москва. изд. 1838 г. Т. III, 336.) и просил о назначении Суворова начальником экспедиционного отряда. [58]

Если русские войска, писал Иосиф, (Степану Давыдову, от 15-го декабря 1795 г. «Кавказская Старина», стр. 30.) пойдут «лишь на Тифлис, то ничего не помогут, разве легко завладеют развалинами, ибо неприятель разорил (Тифлис) единственно из-за них. Если же пойдут на Дербент, Баку и на Ганжу, то сперва легко завладеют Шекою и Ширваном, а потом возьмут Ганжу; оттуда же могут помочь эриванским армянам и другим, а также и полоненным в Персию. Если же хан шушинский все еще находится в крепости своей, то он присоединится к нашим и положит конец скопцу (Ага-Магомет-хану). Хотя составленный мною, на основании существующих у меня данных, проект о Грузии и Армении поднес я через Попова графу (П. А. Зубову) вместе с собственным моим рассуждением и письмом, но может быть его утеряли, а потому присылаю вновь; ибо сверх этого плана, полного указаниями, ничего не могут предпринять. Но если пошлют графа Суворова, то все дело разом будет кончено ко благу нашему. По сему делу и 1-го января 1780 г. был он же назначен; он приехал в мае и в доме Турджинова записал все; тогда и сам он желал быть в тех краях, но потом все изменилось. От меня привет ему с благословлением и скажи: о святой Георгий, быстро летящий на помощь страждущим и спаситель пленных, поспеши на помощь злополучному Грузинскому царству и моему отечеству, любимому тобою.»

В столь быстрой помощи нужды уже не было. По полученным сведениям, Ага-Магомет-хан оставил Грузию и отступил к Ганже. Гудович полагал, что, за недостатком продовольствия, персияне принуждены будут отступить еще далее и, следовательно, отказаться от вторичного вторжения в Грузию. Основываясь на этих соображениях, он писал Ираклию, что в посылке теперь просимых царем 7,000 или 8,000 русских войск надобности не встречается, тем более, что нет возможности продовольствовать такое число войск ни во время пути, ни в самой Грузии, разоренной до основания, а потому и считает достаточным, «для поддержания в его царстве [59] должного уважения к высокой его особе послать 2,000 человек пехоты с шестью орудиями, Отправление этих войск в Грузию признавалось необходимым еще и потому, чтобы показать соседним с нами персидским ханам и прочим горским владельцам, «что успехи Аги-Магомет-хана ничего не значат», и что он ушел уже от одного известия о движении русских войск.

«Донесение ваше», писала Императрица Гудовичу (В рескрипте от 16-го ноября 1795 г.), о выходе войск Аги-Магомет-хана из Тифлиса в Ганжу, об отзывах к вам царя Ираклия Теймуразовича и хана аварского, о приуготовлениях, чинимых вами для переходу войск через горы кавказские, и о посылке в Кахетию двух баталионов пехоты и шести орудий в первых числах ноября, мы получили в 15-й день сего месяца, и потому учиненные вами распоряжения и отзывы как царю грузинскому, так и хану аварскому, одобряя в полной мере, возобновляем вам войска обращать лучшим усмотрением вашим по обстоятельствам, поелику по частым переменам оных нет возможностей, за вашею отсюда отдаленностию, вовремя снабжать вас надлежащими наставлениями. Но со всем тем, если бы повеление сие дошло до вас до переправы за Кавказские горы отряженных баталионов, и в походе сем, а особливо по причине позднего годового времени, встретилися большие трудности, от коих войска те могли потерпеть изнурение, в таком случае, поелику разорением Тифлиса и причиненным расстройством в Грузии от впадения Аги-Магомет-хана, сами вы в предыдущих донесениях ваших видя совершенную перемену положения дел в той стране, заключали, что данные вам прежде сего разрешения о посылке войск в Грузию с большею осмотрительностию производиться имеют, почему считая, что отправление войск в Грузию полезнее быть может в будущую весну, а паче потому, что подвиги их облегчены бы были, когда при открытии весны предположенным походом к Дербенту и вдоль берега Каспийского моря и содействием у оных каспийской флотилии в пользу их учинена бы была [60] сильная диверсия, повелеваем, отложа поход сей до будущей весны, баталионы те для зимования расположить по распоряжению вашему, дав знать царю, что позднее годовое время и непроходимость дорог, кои он заблаговременно починить отказался, тому причиною. Если же они прошли за горы, то обратите все попечение, чтоб до весны, чрез зиму, никаковым недостаткам и изнурениям тамо они подвержены не были. Снабдите их нужным продовольствием, покойными и безопасными, а следовательно и совокупными зимовыми квартирами, которые, судя по донесению вашему, могут они иметь в Кахетии, поелику в сию часть владений царя Ираклия Теймуразовича войска Аги-Магомет-хана не вступали, и сия область, оставаясь неприкосновенною, осталась неразоренною. Пятьдесят тысяч руб. золотою или серебряною монетою предписали мы графу Самойлову доставить к вам в самой скорости.

Что же лежит до дальнейших предположений, до походу войск с весны и до обращения их в Персии, вскоре не оставим мы снабдить вас обстоятельнейшими наставлениями, надеясь между тем получить от вас достовернейшие известия об ответах и расположениях разных владельцев, а равномерно и о дальних решимостях самого Аги-Магомет-хана, а паче куда и в каких намерениях из Ганжи он обратится. Всего бы лучше для нас, если б он устремился к пределам Оттоманской Порты; в том ни препятствовать, ни отвлекать его не следует. Если же обратится он вновь для грабежа в Карталинию или в Кахетию, то пребывающим там баталионам, до помощи и до сильного отворота от моря Каспийского, соединенно удерживать честь и славу оружия нашего; если же он вступит в Ширван и займет Шемахию и Баку и тем приблизится к Каспийскому морю и к пределам нашим, тогда уже, по учинении всех нужных приуготовлений и принятии всех надлежащих мер, должно будет предупреждать елико возможно его в Дагестан и занятием Дербента от войск наших оградить безопасностию и не оставить без покровительства подданного нашего шамхала тарковского, уцмия каракайдакского и самого хана дербентского. При дальнейшем же походе стараться, опрокинув скопище Аги-Магомет-хана поражением и преследованием, искоренить [61] властителя сего, если дерзнет он до конца противиться пользам и воле нашей.»

Рескрипт этот получен был Гудовичем в конце ноября, когда назначенный в Грузию отряд был уже на пути в Кахетию.

Вскоре после обещания послать в помощь Ираклию 2,000 человек Гудович отправил один баталион пехоты для починки дороги и для устройства, в 95 верстах от г. Моздока, по дороге в Грузию, складочного депо для провианта. Кроме починки дороги, баталион этот должен был сделать 27 мостов через реку Терек. Далее, за Дарьяльским ущельем и до самого Тифлиса, починка дороги и заготовление провианта возлагались на попечительность грузинского царя, которому и посланы были необходимые для того инструменты и 100 пудов пороха.

Ко 2-му ноября дорога была исправлена на столько, что можно было проходить по ней без разборки повозок на части (Рапорт Гудовича Императрице 5-го декабря 1795 г. Московс. Арх. Минист. Иностр. Дел.), а в конце ноября два баталиона, под начальством полковника Сырохнева, выступили в Грузию. Отряд этот численностию в 1,480 человек строевых чинов состоял из двух баталионов пехоты (Баталион Кавказского гренадерского полка в 750 челов. и баталион Кавказского егерского корпуса в 700 человек.), тридцати казаков и шести полевых орудий.

Сырохневу было приказано не входить в Тифлис иначе, как тогда, когда получит от Ираклия уведомление, что к нему собрались его вооруженные подданные, так как «без того не был бы сей отряд подкреплением, но единым действием войск российских.» По приходе в Тифлис, Сырохнев должен был требовать от Ираклия укрепления города его подданными, «на что время и обстоятельства ныне способствуют, тем более, что Ага-Магомет-хан оставил Ганжу и отступил на Муганскую степь, на реке Куре лежащую.»

Весть о том, что русские войска переправились уже через горы, достигла и до Аги-Магомет-хана. Не смотря на просьбу Джевад-хана не покидать его, он оставил Ганжу и отступил на Муганскую степь. Пограничные с Грузиею ханы и владельцы [62] земель, лежащих по берегу Каспийского моря, вздохнули свободнее, тем более, что большая часть их получили письма Гудовича, обнадеживавшие в скорой помощи.

Шамхал тарковский, уцмий каракайдакский, посланный которого присягнул уже на подданство России, хамбутай казыкумухский и прочие владельцы Дагестана решились единогласно и общими силами противиться Аге-Магомет-хану, причем первые два владельца просили, для лучшего успеха, прислать им на помощь русские войска.

Дербентский Шейх-Али-хан, зная, что Ага-Магомет-хан, отступив на Муганскую степь, отдалился на значительное расстояние от его владений, также думал извлечь возможную пользу из этого положения. Не желая вовсе вступать в подданство России, Шейх-Али-хан готовил на всякой случай подарки Аге-Магомет-хану, и в то ж самое время, считая невыгодным навлекать на себя нерасположение нашего правительства; заявлял Гудовичу о своей преданности и просил помочь ему против Аги-Магомет-хана присылкою денег, говоря, что «войск ему не надобно.»

Между тем, Ага-Магомет-хан, остановившись на Муганской степи, распускал слух, что идет на покорение провинций, лежащих по берегу Каспийского моря, и что он посылает к Шемахе 20,000 человек войска для завладения этим ханством.

По получении этих сведений и просьбы дагестанских владельцев прислать им в помощь русские войска, Гудович, руководясь последним рескриптом Императрицы, тотчас же собрал у Кизляра отряд, под начальством генерал-маиора Савельева, состоявший из трех баталионов пехоты, шести орудий, одного регулярного эскадрона легионной казачьей команды, 400 казаков и 500 калмыков. Главнокомандующий приказал Савельеву двинуться в Дагестан и следовать через город Тарки (Главный город шамхальства.) в Бойнаки, куда пригласить к себе всех владельцев Дагестана и обязать их собрать войска для общей обороны [63] против персиян; кроме того, внушить ханам, что вступление войск в их владения доказывает покровительство русской Императрицы; что силы персиян ничтожны в сравнении с силою и могуществом России, и что «гордые замыслы Аги-Магомет-хана и сам он скоро ни во что обращены будут.»

Согласив владельцев на общую оборону, Савельев должен был поспешно следовать к Дербенту, занять город и, потребовав к себе Шейх-Али-хана, как изъявившего желание вступить в подданство России, заставить, «чтобы он, оставя свои ветренные поступки, вошел, конечно, без обмана, в общую связь с дагестанскими владельцами против Аги-Магомет-хана, стремящегося на их разорение, для обороны собственных земель своих» (Всеподданнейший рапорт Гудовича 5-го декабря 1795 года.).

Стоявшие на линии небывалые морозы задерживали переправу Савельева через реку Терек, и он мог выступить только 19-го декабря, имея с собою продовольствия на два месяца. В Тарках Савельев был встречен с полным почетом, и сын шамхала, Мегтий, изъявил желание следовать с русским отрядом. Уцмий каракайдакский равномерно высказывал желание принять присягу на подданство России. Табасаранский и акушинский кадии и султан дженгутайский также согласились действовать общими силами против Аги-Магомет-хана, но только потому, что видели пред собою русские войска. Тем не менее, для поддержания верности в одних и расположения к нам в других, Гудович приказал Савельеву выдать уцмию каракайдакскому 2,000 руб., и кадиям табасаранскому и акушинскому по 500 руб., под предлогом необходимых расходов на содержание войск, предназначавшихся для действий против Аги-Магомет-хана.

Последний, оставаясь еще на Муганской степи, отправил двадцатитысячный отряд для покорения Шемахинского ханства. Переправившись через реку Куру, персияне разорили и разграбили Шемаху. Хан бежал в горы, а персияне хозяйничали в его владениях. Пользуясь этим успехом, Ага-Магомет-хан [64] разослал свои фирманы в Дагестан, к ханам дербентскому и бакинскому, требуя от них безусловной покорности и повиновения. Один из таких фирманов был перехвачен шамхалом тарковским и доставлен Савельеву.

«Высочайший повелителя Персии фирман в том состоит, писал Ага-Магомет, дабы известно и ведомо вам было, что удостоился уже я быть в Персии шахом; адербейджанские же ханы и владельцы все мне покорились, и я прибыл теперь с войском к стороне здешней с тем, чтобы наказать противников. Почему и можете вы прислать своего посланника с прошением и изъяснить все до вас касающееся, что, конечно, приму я за благо. Только пришлите ко мне нарочного своего с обстоятельным вашим прошением; по исполнении же сего и по мере услуг ваших, не останетесь вы без воздаяния.»

По получении этого фирмана, дербентский хан отправил к Аге-Магомет-хану подарки, но последний, не довольствуясь этим, требовал доставления к нему фуража и 20,000 руб. денег; от бакинского хана властитель Персии требовал 10,000 р. дани, но тот не отвечал, точно так же, как и владельцы Дагестана отказались признать его власть над собою.

Таким образом, только один Шейх-Али-хан высказывал явное нерасположение к России. Услышав о движении русских войск в Дагестан, он заперся в Дербенте, с намерением защищаться и отстоять свою независимость. На требование Савельева, чтобы он, как желающий вступить в подданство России, прислал довереннейших чиновников для заключения условий к совокупному действию с дагестанскими владельцами против Аги-Магомет-хана, дербентский хан отвечал отказом. Поэтому, Гудович признал необходимым усилить отряд генерала Савельева двумя баталионами (С прибытием этих последних баталионов отряд Савельева состоял из третьего и четвертого баталионов Кавказского егерского корпуса, баталионов Московского и Кавказского мушкетерских полков, из которых каждый состоял из 4-х мушкетерских и 2-х гренадерских рот. Кавалерия Савельева состояла из 100 человек моздокских казаков, 100 гребенских, 200 терских, 116 легионной команды и 250 калмыков.) и предписал ему, устроив дела [65] в Тарках, тотчас же двинуться по направлению к Дербенту, с целью, приблизившись к владениям Шейх-Али-хана, заставить его исполнить наши требования.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том III. СПб. 1886