722. Отношение ген. Ермолова к гр. Нессельроде, от 21-го марта 1817 года, № 30.

Имею честь препроводить при сем в в. с. копию с отношения моего к барону Строгонову, из [403] коей усмотреть изволите, до какой степени поведение начальников Турецких пограничных областей не соответствует дружественным связям обеих держав. Слабые меры, принимаемые правительством к укрощению возникших в сих областях замешательств, укрепляя мятежный дух в начальниках, дают свободу самовольным их поступкам. С основательностью предполагаю я, что действия их противны намерениям Порты; но от того жители земель наших, претерпевающие разбои, грабежи и увлечение в плен жен их и детей, не менее теряют доверенность к защите нашей и покровительству. Я оградил себя самыми строгими правилами умеренности в отношении к Турецким начальникам и причиною тому скорый отъезд мой в Персию; но по возвращении моем сам осмотрю границу нашу и ручаюсь, что дерзнувшему преступить ее придется сыскать наказание. Ответствую честью за сохранение дружбы между обеими державами, сколько от меня то зависеть может: я оной не нарушу, но разбойников смирю и Турецкие начальники будут осторожнее в своих поступках.

Прошу покорнейше в. с. со стороны своей препоручить барону Строгонову поставить на вид Порте описанные мною обстоятельства.

Отношение ген. Ермолова к барону Строгонову, от 12-го марта 1817 года, № 19.

Хотя сношение чрез Одессу подвержено чрезвычайной медленности, но в теперешнем случае я потому употребляю сие средство, что недавно имел честь писать к в. пр. с посланным нарочно кап. Назаровым.

Нужным почитаю сообщить вам для доведения до сведения Порты, что начальствующие в Карсском и Ахалцихском пашалыках чиновники, не менее и паша Трепизондский, поступками своими дают все право сомневаться в желании их удерживать связи дружества и доброго согласия, между обеими державами существующие; позволяют делать беспрерывные набеги на земли наши; производят хищничества; увлекают в плен поселян и их имущество и даже до того простирают дерзость свою, что нападают на солдат и их захватывают; приглашают и удерживают у себя Лезгин, жителей подвластных нам областей и их поощряют на грабежи и разбои. Их поселили по близости границ наших и нет спокойствия.

Свято храня союз дружества, сколько ни прибегал я к средствам убеждения, писал много раз, просил, но вижу решительное намерение не вникать справедливым моим жалобам. Сколько, впрочем, ни оскорбительно подобное поведение чиновников Порты Оттоманской, но строгий исполнитель воли моего Государя со стороны своей не подам я ни малейшей причины к неудовольствиям, удержу негодующие войска в должном порядке и строго воспрещу всякое действие, противное обязанностям спокойных и добрых соседей; но никак не могу смирить ропот и озлобление жителей пограничных наших областей, которые готовы мстить за похищаемых у них жен и детей и которым запрещая то, возбуждаю я и их негодование против себя.

Знаю н очень, что подобное поведение чиновников Порты не может быть в видах самого правительства, ибо в то же время паша Анапский поступками своими внушает единое к себе почтение. Знаю также, что внутренние беспокойства и междоусобия в пограничных Турецких владениях не допускают порядочного влияния правительства, а потому предваряю, что всякое оскорбление и неуважение отношу я непосредственно к самим чиновникам Порты и всякое могущее произойти неудовольствие, не нарушая искренних и дружественных между обеими державами отношений, будет вынуждено теми же мятежными чиновниками и собственно на них обращено. Прошу покорнейше в. пр. известить меня, что по сему предмету ответствовано вам будет Портою и как сие принято будет. В. пр. изволите знать, сколько от успеха возложенных на вас поручений зависит успех и моих дел. Надеюсь, что вы изволите чрез кап. Назарова меня уведомить, ибо я и прежде имел честь писать, что наставление ваше будет служить правилом в моих действиях.