556. Рапорт с. с. Ваценко ген. Ермолову, от 20-го февраля 1825 года, № 67. — Тегеран.

Без сомнения, Бог во гневе своем на меня внушил в. выс-у и гр. Карлу Васильевичу назначить меня в сие царство на службу. Я в 60-ти-летней своей жизни не претерпел столько, сколько здесь в течении семи месяцев. Холод, продолжающийся поныне и сырость от беспрестанных дождей и снега расстроили мое здоровие; разлучен я от семейства, о коем почти не получаю никакого сведения; недостаток во всем нужном, отчаяние и уныние всех, при мне находящихся, приводит и меня в таковое же состояние. Я начинаю сверх того бояться, чтобы люди мои, находясь здесь как в тюрьме, с отчаяния не приняли мухаммеданскую веру. С другой стороны уверен будучи, что я не останусь в Персии, не могу приступить к какому-либо распоряжению об улучшении пребывания моего здесь или о вызове сюда семейства своего, дабы быть спокойным душевно.

Находясь в сем положении, я получил письмо от Мазаровича, кое дошло до меня в 20 дней и коим известил он меня, что Абуль-Хасан-хан по нерадению своему поныне не прислал к нему письма к гр. Карлу Васильевичу о несогласии шаха на пребывание мое в Энзели. Изумленный сим известием, потому что шах 27-го августа прошлого года приказал при мне Абуль-Хасан-хану отнестись к гр. Карлу Васильевичу о назначении мне другого местопребывания, а не в Гиляне, я сомневался в истине оного, но Абуль-Хасан-хан удостоверил меня в оном, говоря, что точно он не относился поныне к графу, потому что Мазарович, отъезжая отсюда, убедил здешнее министерство в том, что он берет на себя обязанность об отозвании меня скоро отсюда; когда же он в сем не успел, то он тотчас доложит шаху и будет писать к е. с., что 29-го октября исполня, послал письмо с нарочным к Мазаровичу для отправления. С того дня беспокоясь когда получу разрешение об участи моей, внезапно получил 18-го прошлого декабря нарочного курьера от Мазаровича; распечатав конверты, я нашел только С.-Петербургские Ведомости. Курьер имел однако особый конверт к Абуль-Хасан-хану, который спустя два дня сказал мне, что Мазарович возвратил ему его письмо к гр. Карлу Васильевичу и просил сделать в нем какую-то перемену, что он исполня 24-го прошлого ноября, отправил оное скрытно от меня с курьером, возвращенным мною к Мазаровичу.

15-го прошлого января прибыл сюда другой курьер от Мазаровича, который привез мне только два №№ Ведомостей октября месяца. Спустя несколько дней Абуль-Хасан-хан сказал мне, что по просьбе Мазаровича он выпросил у шаха рекомендательное письмо об его ревностной службе, кое я видел и кое он 18-го января курьеру, возвращенному мною к Мазаровичу, мимо меня отдал, как тоже и 10 туманов, шахом ему пожалованных.

16-го сего течения прибыл третий курьер от Мазаровича, который привез ко мне два №№ Ведомостей и большой пакет к Абуль-Хасан-хану, который, прося меня отдать ему, пишет, что он в другой раз прислал к нему письмо для доставления к гр. Карлу Васильевичу о пребывании моем в Тегеране; но как оное написано по форме, установленной между ним и Персидским министерством, и сверх того он должен бы просить графа именем шаха, почему он находит необходимым возвратить ему оное с тем, дабы он отправил оное как хочет, а не чрез него, ибо неприлично, чтобы Министерство получило чрез него новость неприятную и противную трактату.

Абуль-Хасан-хан, прочитав два письма Мазаровича, взбесился. Он сказал мне, что Мазарович обманул его два раза, что он доложит шаху и надеется на другой день дать мне приятную новость. [304] 19-го сего течения он сказал переводчику Ганжаеву, что он по повелению шаха отправил с нарочным курьером к Аббас-мирзе отношение его к гр. Карду Васильевичу обо мне и все письма к нему Мазаровича об уличении его в его поведении с здешним министерством, кое будет неприятно шаху, если сделается известным. При том приказал ему сказать мне, что шах безмерно меня любит по причине кроткого моего поведения. За всем тем я поныне дрожу от холода и живу под лестницею в маленьком темном чулане, потому что дом мой от дождей приходит к разрушению. Он состоит из двух комнат, из коих в одной везде течь, а другая раздалась на двое, потому что стены треснули. Сверх сего по недоверчивости к нашей нации назначили ко мне другого пристава, дабы знать, что я делаю и кто ходит во мне. Пристава беспрестанно просят в награждение или в займы денег, в чем иногда я принужден, по здешнему обыкновению, удовлетворять их просьбу. В бытность же здесь Мазаровича он сказал мне первоначально, что письмо к гр. Карлу Васильевичу обо мне пишется; потом уверил меня, что оное отправлено к Аббас-мирзе; потом сказал, что он при отъезде получит для отправления; потом сказал, что он не хочет знать ничего о нем, ибо подумают в С.-Петербурге, что оное написано по наущению его. 12-го числа сентября Мазарович, будучи со мною у Абуль-Хасан-хана, отъезжая в Тавриз, спросил его скоро ли пришлет он то письмо, что он подтвердил ему. Как же оное с 27-го августа прошлого года поныне может быть не отправлено, а если и отправлено, то я должен жить здесь и мучиться напрасно еще 4 месяца до получения ответа, что приводит меня в уныние и отчаяние.