545. Донесение к. с. Мазаровича ген. Ермолову, от 6-го октября 1824 года, № 130.

Я оставил Тегеран 12-го прошлого месяца. Фетх-Али-шах обласкал меня, сказав мне тысячу приветствий, одно лестнее другого. Мы расстались величайшими друзьями, однакоже консул наш остался в столице. Я сделал все, что возможно было, чтобы заставить шаха держаться строго смысла условий трактата и представил его министрам все последствия поступков, столь мало соответствующих народным правам; я даже дошел до того, что объявил ему, что если он позволяет себе уклониться таким образом от одной из статей трактата, то мы можем воспользоваться тем же правом в чем-нибудь поважнее, нежели пребывание консула. Все было тщетно. Е. в. сказал мне, что если принуждены будут поместить его в Гиляне, то провинция сия будет для него потеряна. Министры его должны писать в С.-Петербург, чтобы просить Е. И. В. взять во уважение опасность, коей подвергается Персия присутствием Ваценко в Реште, и льстят себя надеждою, что августейший Монарх наш назначит ему другое местопребывание. В приложенной при сем депеше я отдаю о сем отчет гр. Нессельроде и буду ожидать его приказаний. Хотя прискорбно, но должен объявить, что, кажется, без насильственных мер мы ничего не сделаем.

Прежде нежели откланяться шаху я ему говорил о несогласиях за границы и изъявил ему желание иметь при себе кого-нибудь с его стороны в то время, когда принц будет иметь свидание с в. выс-м. Е. в. отвечал, что для таких безделиц достаточно сына его.

Отзыв сей и вообще все, что я видел и слышал в сей стране, заставили меня поспешить своим возвратом сюда. Уже 12 дней как я нахожусь в Тавризе. Я их провел в переговорах с принцем и каймакамом единственно по делам о границах. Вы изволите помнить приказания, которые вы мне дали чрез И. А. Вельяминова, чтобы стараться о промене владений Абул-Фетх-хана на Гилян; я нашел удобным приступить к сему делу и прежде свидания вашего с Аббас-мирзою в намерении узнать по крайней мере цель его путешествия и соделать ваше небесполезным. После тысячи [298] неприятностей я имел выгоду узнать, как я полагаю, все намерения Персиян. Мне неизвестно, что Министерство отвечало на ваши отношения, когда вы послали в С.-Петербург переписку и ваши замечания насчет границ; но если должен я судить по политике Е. И. В., изложенной в моих инструкциях, то нет сомнения, что мы не можем и не должны иначе кончить всякие несогласия как дружелюбно.

Итак, осмеливаюсь подвергнуть вашему выбору два предложения, которые наиболее подходят к политическому нашему отношению к Персии и единственно могущие убедить ее в искреннем нашем к ней расположении. Отложив в сторону все странности логики и надменности Персидской, я изведал, что Гилян мог бы быть нам уступлен, ежели вы согласитесь отдать земли от Тапы-сарафана (?), Дударды и Цамбаля (?) до Салавата, или если вы предпочитаете, они будут договариваться насчет того, что находится в нашем владении и чем они обладают. Иначе свидание ваше было бы не что иное как потерянное время, ибо я уверен, что шах хочет послать Абуль-Хасан-хана к Государю, чтобы доказать Ему, что мы подвинули границы гораздо далее назначенной черты, постановленной при подписании трактата, как ген. Ртищев, говорят, может сие засвидетельствовать. Когда я в точности выведал, что бродит в голове сих людей, то я тотчас прекратил сношения мои с каймакамом и с огорченным видом сказал ему, что я слишком много на себя принял, обязавшись упрашивать вас об уступке Капан-чая, и что лучше расстаться нам добрыми друзьями, как будто мы о сем предмете никогда не говорили. Теперь, когда известны в. выс-у намерения сих господ и ход всех сих дел, вам легко принять свои меры и сообщить мне приказания ваши и как насчет свидания вашего с е. выс., так и насчет следующих переговоров в случае если вы отложите или предпримете тотчас путешествие ваше до границы.