361. Отношение ген. Ермолова к гр. Нессельроде, от 10-го июля 1818 года. — Сунжа.

Имею честь сообщить в. с. полученные мною из Персии сведения, которые по достоверности своей могут заслуживать внимания и, может быть, служить и для самых соображений.

Наследник Персии Аббас-мирза имел в Тегеране необыкновенно продолжительное пребывание и призыван был туда известный Мирза-Безюрг для совещаний. Шах хотел ввести Аббас-мирзу в управление государством и сложить с себя последние ничтожные занятия оным. Аббас-мирза отклонил предложение, дабы не возбудить старшого брата прежде нежели власть неограниченная будет совершенно в руках его и он, распоряжая сокровищами и доходами государства, не принужден будет разделять их с корыстолюбивым шахом. Аббас-мирза возвратился недавно в Тавриз и шах, дабы умножением войск его дать верные средства противустать брату, предоставил ему управление и доходы Гилянской и еще одной из богатейших провинций. В Хорасанской области, воинственной, многолюдной и давно уже возмутившейся, оружие Персиян не делает успехов и недавно еще со стороны их урон был весьма значительный. Не взирая однакоже на то войска Аббас-мирзы не идут в помощь и остаются на границах против нас. Аббас-мирзе, окруженному врагами нашими, никакие средства, нами употребляемые, не внушают ни малейшей к нам доверенности. Он не ограничивает себя одним сим чувством, но и самые поступки свои в отношении к нам основывает на собственной души своей коварных свойствах и на злонамеренных советах каймакама. Из добровольного признания Мустафа-хана Ширванского известно, что со времени возвращения моего из Персии получил он семь [192] писем от Аббас-мирзы, чрезвычайно ласкательных, которыми старается отвратить его от нас. С ханом Карабагским производит беспрерывную переписку посредством сестры сего хана, состоящей в замужестве за шахом и им уважаемой, и посредством его родного брата, живущего в Персии в особенной милости Аббас-мирзы и получающего большое жалованье. Один из достоверных людей открыл, что окружающие хана получают письма и подарки и есть некоторые из них, расположенные в пользу Персиян. Замечен также в них дух к мятежным предприятиям способный.

Недавно сообщил я в. с. о дружеской переписке бунтовщика Ших-Али-хана с Аббас-мирзою, перехваченной перед отъездом моим из Грузии. Теперь доставлены ко мне письма к нему же от царевича Александра, также перехваченные с посланными от сего последнего. Копия одного из них, при сем препровождаемая, докажет ясно в. с., что Аббас-мирза имеет с ним сношения, ощутительно вредные и после даже моего из Персии возвращения. Я содержу также в крепости известного вам по делам Армянина Бастамова, отличнейшего из мошенников, ближайшего человека беглому царевичу. В забранных у него бумагах нашел я письмо оригинальное в. с. к царевичу, коим обнадеживаете вы его в великодушии и щедротах Г. И. и в милостивом забвении вины его. Признаюсь в. с., что я с удовольствием достал письмо сие, ибо беглец царевич милосердия не достоин и, долго слишком обманывая нас обещаниями выехать в Россию, внушал он легковерным Персиянам, что он человек для нас опасный и, предъявляя подобные письма и от предместников моих, всегда за обман нас получал он или от шаха, или от Аббас-мирзы значущие награждения. Долгом поставляю сообщить также к сведению в. с и для всеподданнейшего Г. И. доклада о действиях моих касательно всех объясненных мною обстоятельств.

Отношения мои к Аббас-мирзе основаны на точном смысле данных мне наставлений и я, стараясь всемерно снискивать его доверенность, не ослабеваю в усилиях, хотя нимало не надеюсь на успех, зная свойства его, достойные нынешних Персиян. Внушений, делаемых им Мустафа-хану Ширванскому, не опасаюсь, ибо и он до сего времени не был нимало предан Персиянам, а жители ханства по различию закона еще менее расположены к ним. Короткие связи с Мехти-ханом Карабагским весьма могли бы быть нам вредными, если бы в них участвовали не одни только ближайшие чиновники хана, пользующиеся слабостью его и грабительством отягощающие жителей. Сии последние большею частью привержены к нашему правительству и знают, что в порядке оного могут сыскать желаемую безопасность. Хан детей не имеет и ничто к нам его не привязывает; недавно прекратил вражду с родными своими и правдоподобно для того, чтобы между нами не было изобличающих его в поведении. Здесь одного наблюдения со стороны моей недостаточно и оно даже невозможно, ибо смежное с Персиею положение ханства дает удобность в сношениях, а в случае возмущения малое число в ханстве войск и отдаление их от прочих не в состоянии восстановить порядок. Сего хана, буде внешние обстоятельства благоприятствовать будут, отправлю я со всею роднею в Россию. Перемену сию Персияне не могут истолковать невыгодным для нас образом, ибо во всех почти приобретениях Персии и непременно в пограничных областях прежние владетели заменены другими.

Остается мне сказать о беглом царевиче Александре. Все домогательства наши склонить его выехать в Россию и обещеваемое ему Г. И. милосердие, все старания, чтобы он не прокрался в Персию, представляют его в общем понятии человеком для нас опасным. Грузинские князья, наипаче и дворяне, мало весьма привязанные к правительству нашему, обуздывающему самоуправство их и Азиятские свойства, в состоянии рабства укоренившиеся, по легкомыслию своему думают, что умеренные повинности и легкие подати не принадлежат кротким намерениям правительства по опасению, что Грузины могут взять сторону беглого царевича. Дворянство Грузинское внушает простому народу, что по сей единственной причине избавлен он доселе от рекрутского набора. Похищая таким образом привязанность простодушного народа, думают они хотя несколько вознаградить потерянное прежнее над ним самовластие. Я смею думать, что гораздо менее вредно для нас, если царевич будет в Персии, нежели в горах, ибо, прервав с горскими народами связи свои, трудно впоследствии, или по крайней мере не скоро, может он возобновить оные на случай разрыва с Персиею и если теперь успевает он одними обещаниями, то, всеконечно, тогда тоже самое не иначе сделает, разве деньгами и немалым количеством, каковым не всегда охотно Персия жертвует. Непристойно было бы нам позволить ему [193] выехать в Персию, но не бесполезно уничтожить наблюдение, чтобы он не выехал, потому что нет возможности в том воспрепятствовать, когда собственно положение земли дает все средства к побегу человеку, наименее предприимчивому. Я полагаю, что и доселе не бежал он потому единственно, что ожидал чем окончатся дела наши с Персиею; по возвращении же моем оттуда препятствовали снега, в горах лежащие, а теперь ожидаю, что уйдет непременно и имею о том предуведомление.

Прошу в. с. на сей предмет испросить мне наставление.