356. Отношение ген. Ермолова к гр. Нессельроде, от 12-го апреля 1818 года. — Владикавказ.

Сообщение в. с. от 19-го февраля имел я честь получить и в нем объявленная мне Высочайшая Г. И. воля начертывает правила поведения моего в [187] отношении к Персии для большего утверждения существующего ныне доброго согласия.

К исполнению Высочайшей сей воли не одною побуждаюсь я обязанностью повиновения, но самое основание оной, твердое законами справедливости и великодушия, убеждает меня, что малейшее даже отклонение от оной не должно снискать извинения, ибо святость намерения и явная и ощутительная.

Итак, вразумясь, сколько предположения мои относительно старшого сына шаха Мамед-Али-мирзы не соответствуют политической системе, коей Г. И. в неизреченном величии души Своей дал и бытие и твердость, я уже впредь не дерзну возобновлять их в помышлении моем, ни же предложить что-либо подобное. Не могу я однакоже думать, чтобы в вину обращено мне было то, что пламенное усердие мое к пользе Государя моего и отечества, преступая по неопытности в деле, совершенно для меня новом, пределы строгой умеренности, представило мне в виде необходимой осторожности. Погрешность отвращена данным мне наставлением и я, свято исполняя оное, ожидаю впоследствии времени от самых обстоятельств некоторого оной извинения.

В. с. сообщить мне изволили, что Г. И. Высочайше соизволяет предоставить мне или приводить в исполнение предначертания в удобнейшее время, или представлять мысли, какие суть легчайшие средства достижения оных. В надежде на снисхождение к образу суждения моего, я, сообщая оное, обращаюсь к затруднениям, кои предстоят в исполнении намерений наших.

Нет ни малейшего сомнения, что шах, обнародовавши четвертый уже тому год наследником государства второго сына своего Аббас-мирзу, не переменит своего назначения в пользу старшого сына или, лучше сказать, в пользу справедливости, которую не затруднился он нарушить, хотя предвидел, что произвол сей будет стоить Персии потоков крови и к сему нужна была одна только уверенность, что сего при жизни его не случится, что, впрочем, весьма правдоподобно, ибо теперь партия старшего сына не смеет обнаружиться, боясь всей власти и самого шаха и наследника, которому даны от него большие способы.

К уничтожению влияния Англичан беспрекословно лучшее средство есть сделать их для Персии ненужными, т. е. заменить их во всех тех отношениях, в которых Аббас-мирза почитает их необходимыми; но их не один он удерживает для устроения войск своих и прочих военных заведений: их не менее прочными связями прикрепляют к Персиянам деньги, кои они большими суммами расточают между корыстолюбивыми министрами и вельможами, а сии, во зло употребляя слабость шаха, наклоняют его в их пользу. Правительство Английское не во всех участвует пожертвованиях и сколько ни велики расточаемые суммы, оне составляют весьма малую часть тех прибытков, которые приобретает Ост-Индия произведениями и изделиями своими, насыщая роскошь Персиян. Ни сей торговли, ни рассеиваемых ими денег мы заменить не в состоянии.

Народ Персидский, покорливый и послушный, как я и прежде заметил, по свойству своему воинственный и в войнах снискивающий облегчение от утеснительного правительства, не внятен будет к тому, что Англичане, обращая его исключительно к военному искусству, удаляют от истинной пользы и блага человечества, а оставляя во тьме заблуждения и варварства, приуготовляют ему бедствия. Шах и вельможи, управляющие народом, боятся просвещения его, ибо весьма знают, что оно полагает пределы ненасытимому властолюбию первого и смиряет жестокости последних. Духовенство не менее знает, что закон, заключающий в себе многие нелепости, не тверд устоять против просвещения и потому в поведении Англичан, удаляющих оное, не только не найдет упрека, напротив, находя его согласным с выгодами своими, всегда в глазах и правительства и народа будет представлять его в наилучшем виде. Самая вера мухаммеданская без частных выгод духовенства и произвольного оной истолкования слишком явно противится просвещению и по сей причине едва ли действительны будут усилия наши внушить Персиянам недоверчивость к Англичанам, как не радеющим о просвещении их и об очищении их нравственности посредством лучших гражданских учреждений.

Трудно также вразумить Аббас-мирзу, что с неосмотрительною поспешностью вводимые им новости, далекие от истинного порядка, знаменующего небесный о народе промысел, грозят оному бедствием, ибо прежде нежели может он постигнуть неопровергаемую сего истину, удобнее понимает он, что для утверждения себя на престоле и покорения противной партии ему нужна сила, как лучшее средство и удобопонятное рассудку человека с меньшим даже, нежели он, образованием.

Конечно, ничто не может быть более свойственным великодушию Г. И. и приличным [188] достоинству России, как уничтожая в соседях опасение внушать им доверенность и упование, что могущество Его есть надежнейшее ограждение политической их независимости и внутреннего их спокойствия; но таковые чувства не первые удобны расположить к нам сердце Аббас-мирзы и сему есть причины.

Племя Каджаров, беззаконно похитившее престол Персидский и даже не имеющее со стороны своей выгоды долговременного обладания, нередко законные права заменяющего, не истребило еще в Персиянах того унизительного мнения, которое всегда имели они о сем племени, коего имя служило поношением. Истребить сие мнение могла одна слава, одни блистательные успехи оружия и сего искал шах в продолжительной против нас войне, которой все распоряжения предоставил любимому сыну своему Аббас-мирзе с самых юных дет его возраста. Война не была ознаменована успехами: области, над коими стремилась Персия сохранить свое владычествование, ныне покорствуют скипетру великого Государя нашего и Аббас-мирза, зная возбужденное потерями негодование народа, почитает себя в обязанности приобрести его уважение и лучшее к тому средство есть оружие и, конечно, предположить возможно, что в связи с Англичанами, вспомоществуемый искусством их в военном деле и их деньгами, Аббас-мирза питает надежду отторгнуть от России страны, ею покоренные и тем оправдать избрание его в наследники престола и нарушение без всяких побуждающих причин священных законов первородства. Итак, Аббас-мирзе предлежит выбор или пособиями Англичан в образовании войск и деньгами Англии удовлетворить ожиданию народа возвращением потерянных областей и, в случае самой даже неудачи, иметь несчастие оправданием молодости, незнания и даже неспособности, в которых доселе его упрекали, или, предавшись с полною беспечностью расположению к России, собственно силою ее покровительства удерживать власть над народом вопреки его желания и умножая его негодование.

Смею полагать, что он не затруднится в выборе первого, ибо переменою поведения своего уничтожил бы во мнении народа единственное достоинство свое — злобы к нам и ненависти.

Зная свойства его и правила, в которых воспитан он одним из коварнейших людей и ныне управляющим им совершенно, имею я еще в подтверждение заключения моего происки Аббас-мирзы, которыми он старается обольстить ханов наших, обещевая им надежды присоединения к Персии и между легковерным народом снискивает себе людей расположенных. Весьма недавний пример того имею я в Карабаге и одно отсутствие мое на Линию причиною, что я до времени не предпринял решительных мер против хана Карабагского. По возвращении уже моем из Персии перехвачены письма бунтующего Ших-Али-хана к Аббас-мирзе, в которых дружественно напоминает ему об обещаниях каких-то пособий и просит о доставлении денег. Все сие доказывает расположение его к нам, совсем противное тому, каковое мы снискать у него ожидаем.

Вот мысли мои, которые сказать и позволено мне было и долг мой к тому меня обязывал, и во многих из них для лучшего успеха предположений наших желал бы я обманываться. Далее должность моя состоит в точном исполнении объявленной мне Высочайшей Г. И. воли, что усердному верноподданному никогда не трудно.

Об обстоятельствах, насчет которых не включено в данном наставлении никакого разрешения или которых предвидеть было не удобно, доведено будет мною немедленно до сведения в. с. и никакие не будут предприняты меры вопреки возложенной на меня ответственности.

В. с. изволите упоминать, что мы имеем право требовать, чтобы возвращены были нам все пленные и беглецы без утайки и исключения. На сие имею честь ответствовать, что по силе VI-й статьи договора пленные должны были быть возвращены в течении 3-х месяцев, но беглецы и преступники те только, которые сами возвратиться пожелают. В переводе же на Персидский язык пронырством и хитростью бывшего послом Мирза-Абуль-Хасан-хана статья сия получила совсем другой смысл и сказано, что как пленные, так равно и беглые возвращаются по их желанию и потому, когда объявлено мне было о том Персидским министерством, я, стыдясь признаться в столь непростительной неосмотрительности моего предместника и дабы не умножить неприятных и бесполезных объяснений, уклонился от настояния. Желавших возвратиться было весьма много, но Аббас-мирза с самым подлым коварством укрыл их, заковал некоторых в железа и многим грозил казнью. Пред самым отъездом моим из Тифлиса сюда прислал 9 чел. с уверениями и Персидскою клятвою, что большего числа желающих возвратиться не [189] явилось, но я, тверд будучи в сохранении данного мне наставления стараться приобретать его доверенность и расположение, отпустил беглых Персиян большее число и сверх того одного офицера регулярных его войск и одного знатного происхождения бека.