332. Тоже, ген. Ермолова к Аббас-мирзе, от 22-го сентября 1817 года. — Маранд.

Письмо в. выс. получить удостоился я и на оное имею честь ответствовать. Е. в. шах, соответствуя искренним желаниям великого Государя моего, утвердил связи дружества на точном основании прежде заключенного в Гюлистане трактата, без малейшей оного перемены. IV ст., сохраняя прежнюю силу свою, великие возлагает на нас обязанности в пользу того из сыновей шаха, которого назначит он наследником, но не обязывает теперь же дать ему титул наследника и е. в. шах не рассудил за благо предложить мне о том, ибо сие необходимо заставило бы сделать прибавление к трактату и вызвало бы меня на новые предложения. К тому же Российско-Императорский Двор с давнего времени не иначе дает сей титул, как на основании трактатов и в сем смысле на требование Мирза-Абуль-Хасан-хана дан был ответ июня 3-го дня 1816 года, как впоследствии в самых грамотах Е. И. В. титула сего употребляемо не было. Теперь, прекратя дела мои в Султаниэ, не имею я права входить в рассуждение о том предмете, о коем е. в. шаху угодно было хранить молчание, которое скрыло от меня точную его волю.

Из Тавриза выехал я, не отвечая, потому единственно, что Мирза-Безюрг сообщил мне о сем по получении уже мною отпускной аудиенции и я, потеряв много времени на бесполезные переговоры, потерял бы еще более, рассуждая о предмете, на который предположил я отвечать с дороги.

В. выс. донес я, что я совершенно всем доволен и только огорчает меня один скорый отъезд мой из Тавриза. Таковы теперь чувства мои относительно до особы в. выс. и я окончу жизнь мою с тем почтением, которое приобретают вам от всех редкие качества души вашей и отличные добродетели.

В рассуждении пленных и беглых солдат я имел неосторожность положиться на обещания и хотел оставить чиновника избрать желающих возвратиться в Россию. Довольно мне было разуметь, что когда я был в 2-х часах пути от Тавриза, то они высланы из оного и оставлены другие войска; довольно было доказательства, как воспрещено им было обнаружить желание, когда один из сих несчастных бросился с крыши в караван-сарае, где были солдаты посольства. Знаю я также, как и прежде допускаемы были Русские чиновники к допросу о желании их и как подкупаемы были они на дерзкие ответы, и в последнюю ночь пред моим отъездом как жестоко были некоторые наказаны по одному подозрению. Донесено в. выс, что они наказаны за отлучку после зори; но можно ли поверить, что не было за ними присмотра, особливо после того, как некоторые явились ко мне и когда всякую ночь кругом самого меня и даже по крышам обставляли солдатами и всех нас содержали под караулом? Все сии поступки заставили меня отложить намерение оставить чиновника и поспешить вывести посольство, которое справедливо на меня роптало за таковое к ним обращение.

Поступки подчиненных, конечно, не всегда могут быть относимы насчет начальников, но весьма часто дают понятие о намерении их, ибо подчиненным всегда выгодно угадывать волю начальников. Мирза-Мамед-Али, Аскер-хан Авшар и второй адъютант в. выс. исполнили возложенное на них поручение с похвальным усердием: они предложили мне обо всем самым благоразумнейшим и вежливейшим образом, а паче Мирза-Мамед-Али употребил особенное старание уверить меня, что в. выс. приятно было бы, чтобы могли кончиться встретившиеся со мною неудовольствия. Я нимало не сомневаюсь в том и прошу продолжения вашего милостивого ко мне благорасположения в награду совершенной моей приверженности и почтения. Прощу Бога об исполнении желаний ваших.