280. Отношение гр. Нессельроде к ген. Ермолову, от 16-го сентября 1816 года.

Бывший при Высочайшем Дворе Персидский посол Мирза-Абуль-Хасан-хан на обратном пути своем из Астрахани прислал сюда к разным лицам, в том числе и ко мне, письма одинакого содержания, в коих, изъявляя свое неудовольствие на нынешнего директора Астраханской таможни Смолина и, оскорбляя его неприличными выражениями, просит определить главным начальником всех того края таможен прежнего Астраханского директора, отрешенного от должности и находящегося под судом, к. с. Иванова. В заключение же требует, чтобы сие письмо его доведено было до Высочайшего сведения, присовокупляя, что он иначе из России не выедет, пока не получит в Тифлисе ответа удовлетворительного.

Сие отношение его, с которого прилагаю при сем копию, было внесено министром финансов в министерский Комитет с объяснением, что на директора Смолина до сего времени никаких жалоб не было и что, напротив того, он известен ему с самой лучшей стороны.

Все сие было представлено Г. И. — Е. И. В., вообще находя неприличным сей поступок Персидского посла, который принял на себя располагать назначением в России чиновников к должностям общественным, повелеть мне изволил отвечать в сем смысле е. высокост. на его ко мне отношение.

Вследствие чего, препровождая к в. пр. сей [136] ответ к Мирза-Абуль-Хасан-хану для доставления оного по принадлежности, здесь прилагаю также особую с него копию для сведения вашего и с тем, чтобы вы могли дать министерству Персидскому сообразное с сим ответом объяснение на случай, если бы могла настоять в том надобность.

Не будучи совершенно уверен, впрочем, в исправности перевода на Персидский язык сего ответа, на Русском языке по обыкновению подписанного, я препровождаю к вам пакет на имя посла под открытою печатью при покорнейшей просьбе приказать предварительно рассмотреть сей перевод кому-либо из чиновников свиты вашей, сей язык знающих, и если нужно, то исправить оный и потом уже отправить по надписи вместе с подлинником, запечатавши.

Письмо Мирза-Абуль-Хасан-хана к гр. Нессельроде, от сентября 1816 года. — Астрахань.

(С Персидского, перевод старый)

По благополучном прибытии моем в Астрахань я не успел еще воспринять отдохновения от дороги, как уже предстали ко мне с жалобою все почти здесь находящиеся купцы ваши, которые единогласно объявили мне, что они, упражняясь в торговле с давнего времени при разных портах России, ничего так сильно не опасаются, как притеснений от чиновников таможен, напротив же того первейшим благополучием почитают для себя, если оные чиновники обращаются с ними ласково, снисходительно и великодушно. А сие, поистине я могу заключить, производит великое влияние на распространение торговли. Производя же оную чрез здешний порт, они сильно чувствуют угнетающее их иго, налагаемое на них чиновниками таможни, Смолиным и прочими, под коими они к несчастию их находятся уже 5-й год. Особливо же в 1812 году, когда они прибыли к здешнему порту с немаловажным количеством пошлинного товара, коего в приготовлении и привозе сюда ни в одном году столько не было. Но вместо ожиданного ими прежнего уважения и ласкового снисхождения чиновников таможни встретили они, к несчастию их, от вновь определенных тогда одно токмо грубое обращение, разные притеснения, обиды и даже пренебрежение. Вместо одного рубля брали с них пошлины с тех же самых товаров вдвое, втрое и даже вчетверо, так что из самых важных купцов, кои прежде платили не более 10,000 р. в год пошлин, каждый принужден был взносить в таможню до 50,000 р. и более, а казна в том году гораздо уменьшилась противу прежних годов, как о том уверяли меня знающие купцы, да и из доходов пошлинных можно будет видеть.

Столь неслыханное притеснение, нашему купечеству производимое настоящими чиновниками таможни, побудило меня против воли моей по званию моему наложить на себя обязанность войти к защищению их с моим предстательством к в. с. единственно из уважения к Российскому государству и преданности моей к вам. Да и прежде сего, когда я еще находился в С.-Петербурге, по дошедшей также ко мне жалобе я просил в. с. чрез письмо мое об удалении от должности Смолина, который, как я известился ныне, происходя из низкой породы мещанства и не имея никогда у себя порядочного состояния, по приезде своем сюда с долгом составил оное в короткое время весьма значительное. А от чего? — От прозорливости вашей сокрыто быть не может. Но вместо уважения моей просьбы, он, Смолин, сверх чаяния моего, возвратился ныне опять к прежней своей должности с награждением еще чина.

Таким образом, наше купечество, увидя возвратившегося Смолина, единогласно и убедительно просило меня употребить всевозможное ходатайство мое пред Всероссийским Государем о непременном удалении оного и об определении начальником над всею Азиятского торговлею прежнего директора таможни Иванова, от коего все купечество пользовалось особенным уважением и покровительством, так что никогда и никаких притеснений и обид во все 13-ти-летиее время нахождения его при таможне они не видали, чрез что самое успел он привлечь к себе всех купцов и возвысить торговлю сию из самого низкого состояния до высочайшей степени. Напротив же того настоящие чиновники стараются по-видимому отвлечь ее вовсе от здешнего порта. Такое старание Иванова было известно не только во всех городах Персии, но даже и в столице моего государя; за каковую преданность его к пользе своего государства он по справедливости заслуживал достойного награждения; но вместо того по злобе недоброжелательствующих ему людей удален от сей должности и предан суду, как о том ген. Ртищев по бытности моей в Тифлисе объявил мне и уверил, что о таковой его невинности он непременно представит министру юстиции для доклада Г. И.

Я мог бы таковую справедливую по всем видам жалобу купцов наших представить прямо Е. В. Г.; но будучи уверен, что и вы, как верноподданный Его и пекущийся о благосостоянии великой Империи Его, не откажете по дружбе и уважению ко мне и для успокоения всего купечества нашего, здесь находящегося, довести все вышепрописанное до сведения Е. В., я ни о чем более не прошу, как о непременном удалении от должности Смолина и об определении над всего Азиятскою торговлею прежнего директора Иванова согласно с представлением главнокомандующего в Грузии, которое последовало от него уже теперь два года. А дабы вы более могли быть уверены в достоинствах Иванова и в невинности его, то можете спросить лично здешнего гражданского губернатора, который ныне находится в С.-Петербурге. Впрочем же я смело могу уверить в. с., что если останется далее при своем месте помянутый Смолин, то купцы наши совсем не будут продолжать торговлю свою чрез Астраханский порт.

Покорная просьба моя к в. с. основана на том добром расположении вашем ко мне, которое я имел честь заслужить по бытности моей в С.-Петербурге и которое дает мне право надеяться на снисхождение к оной. Поверьте, что я никак бы не обременил вас такого просьбою и, конечно, не вошел бы в сие обстоятельство, если бы я не был предан Двору Е. И. В. Я для того отправил сие с варочным, что иначе не выеду из России, пока не дождусь здесь в Астрахани, или в Тифлисе удовлетворительного от вас отзыва.

По прибытии ныне из Москвы в Астрахань Смолина я спрашивал его, получил ли он указ о новой пошлине, которая положена по трактату и о которой в. с. по бытности моей в С.-Петербурге изволили меня известить письменно? Но он мне отвечал, что такового указа еще им не получено, — следовательно и пошлины будет он взыскивать на прежнем основании. Почему прошу в. с. о присылке сего указа вместе с ответом на настоящее мое письмо.