258. Отношение ген. Ермолова к гр. Нессельроде, от 31-го марта 1826 года.

В ответ на отношение в. с. от 8-го февраля имею честь объяснить.

Живущие в Черноярске несколько сеидов удалены из Дербента по моему распоряжению за изменнические против правительства поступки, исследованные учрежденною для того особенною коммисиею.

В. с. вкратце изложу я обстоятельства сего дела:

Известный Ших-Али-хан, бывший хан Дербентский, по долговременному нахождению в бегах был прощен правительством нашим и ему в управление отдано Кубинское ханство; но будучи свойств развратных, наклонен к измене и подстрекаем Персиянами, с которыми не прекращал он связей своих, возмутил он Дагестан и наконец в 1808 году бежал к Акушинскому народу, сильнейшему и более прочих воинственному между горцами. Получаемыми от Персиян деньгами и подарками наделял он старшин народа и они не упускали ни одного случая делать вред Русским, неоднократно нападая в больших весьма силах.

Весьма известно было, что Персияне во время продолжения войны с нами возмущали против нас и Дагестан; но весьма непозволительно было тоже продолжать поведение и по заключении мира, но имел я сведения, что доставляли они деньги как Ших-Али-хану, так и беглому Грузинскому царевичу Александру, что им способствовал Ширванский Мустафа-хан и пересылка денег нередко производилась чрез нарочно отправляемых сего последнего чиновников.

Не мог я обнаружить сего явным образом и сколько ни строгое учреждено было затем наблюдение, но легко было обманывать меня, когда перевод и денег и вещей взяли на себя купцы Дербентские; это — сеиды, живущие теперь в Черноярске.

Когда в конце 1819 года войска наши покорили Акушинскую область и Ших-Али-хан должен был спасаться бегством, один из ближайших чиновников, бывший при нем казначеем, явился ко мне и, получив пощаду, объяснил добровольно, что деньги и вещи редко уже прямо приходили из Персии, но доставлялись от торгующих Дербентцев, но не знал имена оных.

В начале 1820 года был я в Дербенте и, конечно, не более бы успел открыть измену; но один из главнейших участников в оной, житель Дербента бекского достоинства, конечно не из раскаяния, но в ожидании награды открыл самым и подробным образом, что все нужные для Ших-Али-хана и для делаемых им подарков вещи и деньги отправляют к нему купцы Дербентские, что в получении оных берут от него квитанции и по таковым получают в Тавризе уплату; при чем признался, что сам он не один раз имел от сообщников своих сие поручение. Деньги получал от известного каймакама Мирза-Безюрга и даже был представлен самому Аббас-мирзе.

Виновные в присутствии моем были уличены [114] доносителем и сняты с них показания, но для точнейших изысканий и чтобы удостовериться в истине я учредил нарочную коммисию.

Дербент среди большого пространства земли есть единственный город, коего жители почти все той же, как и Персияне, Алиевой секты и потому в оном с особенным уважением принимаются все сеиды, хотя бы совершенно были они неизвестны и даже бродяги, каковыми они по большей части бывают. В них имеют Персияне всегда вернейших агентов, готовых по невежеству и по озлоблении их против иноверцев на всякого рода услуги.

Никогда Персидское правительство не вызвалось ко мне с ходатайством за сих преступников, хотя без всякого стыда покровительствует самых гнуснейших, ибо, вероятно, остерегалось дать повод к невыгодному объяснению. Утруждавший же просьбою Г. И. Персиянин Хаджи-Мулла-Ахмед испрашивает свободу их собственно потому, что последователям Алиевой секты истолкована учителями закона обязанность употреблять все усилия, дабы единоверцев освобождать из рук неверных, не воздерживаясь даже от ложной присяги, если бы оная была для того необходима.

Если же благоугодно будет Е. И. В. даровать им свободу, то я о том только прошу, чтобы собственно для спокойствия земли не были они возвращены в Дербент.