759. Тоже, ген.-м. Сысоева, от 28-го июля 1819 года, № 595.

По прибытии моем в Имеретию я нашел, что мятежнические сборища уже разошлись, сделав народ между собою присягу, по многим сведениям заключавшую в себе единодушное обязательство удерживать существовавшие доныне правила духовной части и не выдавать никого Русскому правительству, если бы оное вознамерилось кого наказать или взять для отсылки куда-либо за возмущение их, но для защищения в таковом случае по первому знаку собраться, и сведение, что за выездом экзарха Грузии отсель более волнения не оказывается. Но совершенно ли оставлен Имеретинцами дух мятежнический или оный только умолк до случая, способного к выполнению большего злонамерения, я ни из чего о том настояще увериться не мог. Предоставить открыть сие времени я нашел неудобным потому, что может быть время для того нужно было бы год и следовательно столько же потребно бы содержать войска во всегдашней готовности к действию, для них не неотяготительной, как между тем жители имели бы случай может быть изобрести свои сильные средства; и для того приступил к действиям моим, чтобы без продолжения времени или увериться в благонадежности народа или обнаружить скрывающееся в оном неблагонамерение, найдя согласовавшись с прокламациею в. пр. и показываемым жителями спокойствием, ближайший к тому способ требовать от них присягу. Но требование сие объявлено им так, что оное никак не должно показать слабых мер наших к укрощению, а тем меньше страха нашего. Что происходило по таковому действию моему до 24-го сего месяца, в. пр. изволите видеть из отправленных к вам рапортов моих. Получивши же того 24-го числа предписание в. пр., 100, я предписал окружным начальникам, ежели жители не будут приступать к присяге охотно, не побуждать их к принятию оной никакими,— ни кроткими, ни строгими мерами, оставив оным руководствоваться относительно сего собственною своею волею; и в таком случае, когда они не примут с особенною своею охотою присяги, сделать только им предложение выбрать из себя каждого моуравства по два или более до 5-ти депутатов и прислать в Кутаис, как для удостоверения в спокойствии народа и для присяги, ежели пожелают принять оную, так и ради объяснения причин, побудивших их к составлению мятежных скопищ, и тоже не убеждать их к тому, но когда они по собственной своей воле приступят к присяге, наблюсти при том случае, что они принимают оную по чистому своему раскаянию, но не потому, чтобы ею одною загладить свой проступок. После того собралось Кутаисского и Шорапанского округов жителей до 200 чел. на Черную речку, от Кутаиса верстах в 9-ти, с желанием учинить присягу. Но когда послал я туда присяжный лист, представляемый при сем, они по оному принять присяги не согласились по вмещенным в нем словам, что раскаиваются и расторгают единодушную свою присягу, и отозвавшись, что поступок свой не признают за преступление против присяги, прежде данной ими на верность свою Е. И. В., сочинили свое клятвенное обещание, у сего прилагаемое, и просиди моего дозволения по оному предоставить им учинить присягу. Находя из сего, что в них нет еще совершенной признательности в своем преступлении и покорности, я не мог уважить их требование, но послал к ним мое предложение, в списке при сем представляемое, поручив оное для объявления окружным начальникам: Кутаисскому, маиору Андреевскому и Шорапанскому, штабс-кап. Орлову. Из них первый, сейчас возвратившись, донес, что князья, дворяне и простой народ Кутаисского и Шорапанского округов, находившиеся на Черной речке уже до 400 чел., того предложения моего всего не выслушали и от принятия присяги по присяжному листу, мною препровожденному, совершенно отказались, объявя с азартом, дерзостью и буйством, что они никак не сделают признания, что преступили прежнюю свою присягу на верность Е. И. В., якобы не считая себя против оной виновными и не желая принять имя изменника и бунтовщика; что они теперь же будут собираться все, возьмут свои семейства, пойдут к Ахалциху и, остановившись на горах, пошлют просьбу свою к [549] корпусному командиру о прощении их и ежели таковое получат, возвратятся в свои жилища, а в противном случае останутся в Ахалцихе; что Турки будто бы уже очищают им оттуда дорогу, как и они с этой стороны; что жители всей Имеретии с ними единодушны, что на нашей стороне ежели и есть, так не более человека 4, хотя многие стараются казаться усердными, и что живущие в Кутаисе как митрополиты Кутательский и Генательский, так и прочие, также их единомышленники и даже кажущиеся нам приверженными князья Церетели и мдиван-бек кн. Сехниа Цулукидзе,— в доказательство чего вывели из толпы и показали Цулукидзе человека; что равным образом на их же стороне Мингрельцы и Гуриельцы, а кн. Дадиани хотя показывает свою преданность России, но он по молодости лет не может удержать народ и что они, однакоже, как почитающие себя не изменниками, а верными Г. И., не будут с нами драться.

В сем собрании были главные из жителей кн. Иван Абашидзе Кайхосров, Николай Абашидзе Пинезев, кап. кн. Николай Абашидзе Амегарабов (?), Георгий и Давид Абашидзе и Давид Абашидзе Габуев.

Из них кн. Николай Абашидзе с жаром отзывался, что ежели бы и все жители приняли присягу и успокоились, он не мог бы не иметь неудовольствия, по случаю тому, что после многих его просьб к главнокомандующему и издержки 1,000 р. с. отобраны у него собственные крестьяне, и все бы уехал в Ахалцих. Кн. Иван Абашидзе по секрету сказал, что народ по своему присяжному листу принял бы присягу и разошелся бы по домам. Он же, вынувши образ и присягнувши пред оным, объявил, что причиною возмущения митрополит Церетели и маиор Григорий Церетели, сказавшие с самого начала введения правила по духовноё части всему дворянству, чтобы брали свои меры и что они теперь погибают. В заключение сего собрались, подтвердили присягу свою единодушия, проклинали виновников мятежа, единогласно кричали аминь и начинали убираться ехать. Маиор Андреевский спросил у них, куда они теперь поедут? Но они о том не сказали.

Представляя сии обстоятельства в благоусмотрение в. пр., покорнейше прошу насчет приведения народа в спокойствие не оставить снабдить меня наставлением. При том докладываю, что вместе с сим прошу я ген.-м. Дренякина, чтобы два орудия, баталион Херсонского гренадерского полка и казачий полк Попова следовали на Молитский пост, куда отправлюсь завтра же и сам, находя нужным быть там потому, что мятежники находятся большею частью в той стороне, а здесь войска поручу ген.-м. Курнатовскому. Каким же образом оные войска будут расположены,— я немедленно донесу в. пр., а теперь только успеваю объяснить, что ими будут обеспечены Редут-кале, Марань, коммуникация между ними и Квирильская переправа.

КЛЯТВЕННОЕ ОВЕЩАНИЕ

Я нижеименованный, раскаявшись чистосердечно в поступке моем, оказанном при начатии было введения преобразования в здешнем крае духовной части, и расторгая сделанную мною по тому же случаю присягу, обещаюсь и клянусь всемогущим Богом, пред св. Его Евангелием в том, что хощу и должен Е. И. В., великому Г. И. Александру Павловичу, самодержцу Все-Российскому и Е. И. В. Всероссийского Престола наследнику, который назначен будет, верно и нелицемерно служить и во всей Высочайшей Его воле повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови; все изданные и впредь издаваемые от постановленной Е. В. власти узаконения или учреждения принимать с должным послушанием, и оные по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять; восстановленное Е. И. В. в отечестве моем спокойствие и тишину по крайней возможности моей соблюдать и никаких никогда впредь неповиновений и возмущений не делать и с возмутителями отечества моего прямо или посредственно, тайно или явно не токмо делом, но и внушениями или иным чем, замыслом, действием и намерением не иметь. О вреде же Е. В. интересам или общей пользе, как скоро уведаю, не токмо благовременно объявлять, но всякими мерами отвращать и не допущать буду и таким образом себя вести и поступать, как верному в постановленной надо мною Е. И. В. власти и спокойному гражданину благопристойно есть и надлежит, и как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, в чем суще мне Господь Бог да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.

КЛЯТВЕННОЕ ОВЕЩАНИЕ.

(С Грузинского, перевод старый)

1819 года июля 26-го дня, мы ныне поименованные обещаем вам и клянемся всемогущим Богом, пред Его св. Евангелием и крестом, в том, что собрание наше и общественное скопище Кутаисской и Шорапанской округ имело предметом своим не что иное, как только чтобы насчет выдаваемого преосв. Феофилактом приказания о штатном учреждении просить нашего генерала; кроме сего против Е. И. В. Александра Павловича изменнических и противных произношений и мыслей между пани не имелось. Первая ваша присяга на верность Государю тверда и ничего о нарушении оной между нами не говорено. Хотя из Имеретин кто на нас и клевещет пред начальством, по мы извещаем, что по тем доносам ничего между нами не произнесено против Г. И. и против Его войск ничего нами не предпринято.

Обвещение ген.-м. Сысоева жителям Имеретии, от 27-го июля 1819 года.

Жители Имеретии! вы удерживаете мнением своим, что поступок ваш, оказанный при начатии было введения преобразования духовной части, есть не преступление против присяги, прежде данной вами на верность свою Е. И. В. великому Государю Александру Павловичу, самодержцу Все-Российскому, но сие утверждение ваше происходит от неискренности и непризнательности. Опою священною клятвою вы клялись всемогущим Богом и пресвятым Его Евангелием, что хотите и должны Е. И. В. и Его Всероссийского Престола наследнику, который назначен будет, верно и нелицемерно служить и во всем Высочайшей воле повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови; все изданные и впредь издаваемые от постановленной Е. В. власти узаконения или учреждения принимать с должным послушанием и оные по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять; восстановленное Е. И. В. в отечестве вашем спокойствие и тишину по крайней возможности своей соблюдать и никаких сношений с возмутителями отечества вашего прямо или посредственно, тайно или явно не токмо делом, но внушениями или иным чем, замыслом, действием и намерением не иметь. — Где сей обет ваш? — Правительство Русское, заботившееся о благе вашем, ведало правилами утвержденными Е. И. В. преобразовать и улучшить в Имеретии духовную часть, находящуюся в совершенном неустройстве, но вы с неповиновением и буйством не допустили учреждение сие.— В таком случае, когда бы по неизвестности вам пользы учреждения и по привязанности к прежним своим правилам желали [550] остаться при них, для вас оставалась позволительность с покорностью просить о том начальство; но вы вместо снискания благоуважения, в оскорбление Российских законов, дерзнули собираться мятежными скопищами, делать заговоры и подтверждать единомыслие своею присягою.— При начатии описания, каковое потребно было для введения учреждения, вы в поддержание явного сопротивления своего остановили отправленных для того чиновников и еще грозили им, что ежели бы они не оставили сего описания, то произошли бы худые последствия, как между тем некоторые и были уже вами задержаны. Среди таковых заблуждений ваших, были еще из вас, которые смекали в волнении вашем свою пользу и выгоду и потому утверждали более вас в оном, разглашая, что хотели переменить христианскую веру, оставить без доходов св. церкви, а из вас брать в солдаты и одним словом внушали о том, что можно только было изобрести хитрому, коварному и злонамеренному уму. Сии недоброжелатели ни Русскому правительству, ни вам не преступили верноподданнической обязанности? Исчислив, можно сказать, коротко ваши деяния, я и тем вас уличаю в погрешности вашей против присяги вашей, а не менее пред всеавгустевшим Монархом и Его законами.

Ген.-л. Вельяминов, соболезнуя о заблуждении вашем в несчастии, каковое влечет за собою мятежничество, велел прекратить описание церковного имущества и дал вам время поправить безрассудный ваш шаг, объявлял, что оный еще чрез покорность вашу может быть предан забвению. Сколько времени с объявления прокламации прошло, но вы не принесли покорности. Это не закоснелость ли неблагонамеренности? Вы видели наши с ген.-м. Курнатовским действия насчет водворения в здешнем крае спокойствия. Скажите, не заключали ли оные в себе милосердие Русского правительства и не удаляли ли от вас все те несчастия, которые должны быть неизбежны, ежели только не воспользуетесь кротостью нашею? Вы видели все сие, но будучи ослеплены, подстрекаемы коварными и буйными умами, не видите своего благоденствия, о котором мы по состраданию заботимся. Вы вместо того, чтобы стараться спешить удостоиться милости всеми покорностями, вымышляете свои предложения, посредством коих располагаете получит оную. Виновных ли дело предлагать нам мысли, на чем основать Русскому правительству уверенность в благонадежности Имеретии?

Имеретинцы! от вас теперь зависит пощадить себя от гибели и злополучия; но мы должны уже оставить наши попечения о благоденствии вашем, когда вы не соответствуете оному чувствованиями нашими. Хотите уверить нас в своей верности,— уверяйте присягою тою, которая вчера вам объявлена, но ежели нет вашего к тому расположения, объявите; мы знаем свои меры к укрощению недоброжелательства и мятежного духа, только сив меры для Русского сердца тяжки; но нечего делать, когда оне есть последнее средство!

За всем тем, я еще вас, Имеретинцы, не лишаю возможности объяснить мне на письме ли, чрез депутатов ли, причины волнения вашего, которые еще мне неизвестны. К благополучию же вашему объявить именно о действующих в удержании вас в том заблуждении, которое без чистосердечного раскаяния вашего нанесет вам совершенное несчастие. Я приму все это в рассмотрение потому, что мне видно из обстоятельств, что среди вас более есть таких, кои руководствуют непреклонностью вашею по одному мечтанию и мнимым надеждам удержать собственные свои пользы.