648. Отношение ген. Ермолова к д. т. с. Ланскому, от 12-го января 1827 года, № 32.

В. выс-о в отношении от 12-го октября 1826 [479] года, № 920, изволили требовать от меня объяснений по жалобам Шотландских миссионеров, состоящим в двух предметах.

1) что один из сих миссионеров, занимавшийся проповедыванием между Ингушами, выслан оттуда в 1822 году местным начальством, без всякой видимой причины,

и 2) что в 1823 году миссионеры, обратив в христианство находившегося в Астрахани Дербентского уроженца Мамед-Али, принявшего по крещении имя Александра, желали употребить его на дело миссионерства, но местное начальство не только им в том воспрепятствовало, но содержало некоторое время его под стражею, принуждая вступить в службу, и хотя он соглашался служить по Иностранной Коллегии, но послан в Сибирь, в г. Омск и определен там учителем восточных языков.

По последнему обстоятельству вам доставлены уже подробные сведения прямо от Астраханского гражданского губернатора при представлении от 4-го ноября, № 7271; в дополнение к оным я считаю нужным препроводить при сем копию с отношения моего к управляющему Министерством иностранных дел от 28-го октября 1824 года, № 255, из которого вы усмотреть изволите причины, побудившие меня означенного Мамед-Али не допускать к выполнению поручений миссионерских, а также и то, что я сам ходатайствовал об определении его в Коллегию иностранных дел, но Е. И. В. в Бозе почившему Императору благоугодно было повелеть определить его учителем Азиятских языков в Омск, о чем Высочайшее соизволение объявлено мне гр. Нессельроде в отношении от 29-го августа 1825 года, № 631.

Что же касается до миссионера Шотландского общества, находившегося у Ингуш, то к удалению его оттуда побудили меня следующие причины.

Во время пребывания моего в С.-Петербурге, в 1821 году, объяснялся я лично с бывшим министром духовных дел о необходимости не дозволять иноверным миссионерам проповедывать христианскую религию в Назране и князь Александр Николаевич, соглашаясь совершенно с сим моим мнением, добавил, что таковые миссионеры допускаются только там, где нет миссии Греко-Российской церкви, к Ингушам же посланы были священники наши от св. Синода.

Потом, в 1822 году, в проезд мой чрез Владикавказ явились ко мне несколько старшин Назранских, принявших от наших священников св. крещение, и удостоверяя, что с переменою религии потеряли они общее уважение от народа, сопротивляющегося явно введению христианства, что они не могут уже более удерживать его в надлежащем повиновении и что при дальнейших действиях наших миссионеров Ингуши решились, оставя Назран, удалиться в горы, просили меня дозволить им обратиться опять к прежнему их закону. По важности места, занимаемого Ингушами, которые, быв до сего преданы России, по положению их селения при Назране служат наилучшим сторожевым постом нашим и оградою с сей стороны от неприязненных Чеченцев и Карабулаков, не мог я не предвидеть, сколь неприятные последствия могли бы произойти, если бы народ сей — самый воинственный и мужественнейший из всех горцев, быв доведен до возмущения, решился удалиться в горы, и потому хотя и не мог я дать означенным старшинам прямого позволения отпасть от принятой ими веры, но должен был однакоже приказать местному начальству смотреть на поведение их в и сем отношении сквозь пальцы. Вместе с тем склонил я проповедника нашего, дабы он на некоторое время остановил предприятия свои к обращению сего народа.

В то же время узнал я, что у Ингуш находится Шотландский миссионер Блей, который, выдавая себя за лекаря, начинал входить у них в доверенность.

Почитая неприличным в то самое время, когда я остановил действие нашего проповедника, дозволить пребывание между Ингушами миссионера иноверного и основываясь на вышеупомянутом личном объяснении моем с бывшим министром духовных дел, считал я себя в праве выслать его от сего народа, что было тогда же и исполнено.

Вслед затем кн. Голицын, по поводу просьбы агента Шотландского миссионерского общества пастора Нилля о дозволении означенному Блею возвратиться к Ингушам, в отношении от 26-го июля 1822 года, № 2574, меня уведомил, что о причинах удаления сего миссионера, по личному разговору со мною ему уже известных, доводил он до сведения Е. И. В., но Г. И. благоугодно было знать, не было ли еще и других каких побуждений к таковой высылке. Вследствие чего в отзыве моем от 19-го сентября того же года, № 194, я объяснил все вышепрописанные обстоятельства и полагаю, что распоряжения мои были одобрены Е. В., ибо миссионеру Блею возвратиться к Ингушам [480] позволено не было и насчет сей никакой дальнейшей переписки не происходило.

Изложив таким образом в. выс-у все обстоятельства, до жалоб Шотландских миссионеров на здешнее начальство относящиеся, я предаю собственному благоусмотрению вашему, до какой степени жалобы сии могут быть признаны основательными, да и если за все время существования их колонии на Кавказе, кроме изъясненных 2-х предметов, миссионеры сии не могли изыскать никаких других претензий, то сие одно уже ясно доказывает, сколь строго здешнее правительство охраняло права их и что к удалению из пределов Кавказских побудили их совершенно другие причины.

Причины сии вы изволите постигнуть по рассмотрении доставленных при отношении моем от 8-го октября 1826 года, № 191, бумаг, из коих весьма заметно, что все расстройство в Шотландской колонии произошло от влияния на оную Эдинбургского общества и от раздоров между колонистами от того возникших. Вероятно также предусмотрительность колонистов была обращена и на то, что с поселением близ Горячих Вод новой казачьей станицы трудолюбивые жители оной не допустят уже колонистов обогащаться исключительным снабжением сих вод жизненными потребностями за непомерную цену.

Впрочем, я должен еще сознаться и в том, что выезд Шотландских миссионеров из Карраса не считал я важным ущербом для Кавказского края, ибо в отношении к хозяйству ни особенным трудолюбием, ни введением новых рукомесл и лучших способов земледелия до сего времени не оказали они полезного примера; касательно же прямой их цели, т. е. проповедывания христианства известно уже, сколь мало они сего достигли.

Но предполагая, что предприятия их в сем последнем отношении, в продолжении времени были бы увенчаны желаемым успехом и что попечением их целые народы, в Кавказских горах обитающие, были бы обращены в религию ими проповедываемую, нельзя упускать из виду следующих суждений.

Неоспоримо, что введение христианской религии между горцами могло бы умягчить суровость сих полудиких народов и сделать их нравственному образованию более доступными; но дабы переворот сей и в политическом отношении в полной мере был полезен для России, необходимо также, чтобы вместе с тем как понятия народов сих, так и самые обычаи их и нравы сближены были с нашими, но сего едва ли можно достигнуть посредством миссионеров иностранных и иноверных.

Весьма естественно, что миссионеры сии, истолковывая догматы и обряды религии, ими проповедываемой, коснутся разности оных с господствующею Греко-Российскою церковью и, конечно, не станут выставлять со стороны выгодной последних, в предосуждение собственного вероисповедания; вероятно также, что излагая правила их церкви, иностранцы сии будут упоминать о тех странах, где вера их господствует и не преминут объяснять тамошние постановления и нравы с нашими несогласные.

В сих случаях без сомнения говорить они будут в свою пользу и, показывая себя некоторым образом существами превосходными, не остерегутся поселить пренебрежение к другим вероисповеданиям и обычаям, родящееся всегда у новых прозелитов с особым фанатизмом.

Итак, можно наперед предугадывать, какие были бы последствия, если бы народы, среди владений наших обитающие в местах неприступных, были таким образом просвещены иноверцами, но если бы с нравственным образованием оных вражда к нам ныне питаемая усилена была еще новыми побуждениями;— я не упоминаю уже о том, что под видом миссионеров удобнее всего могут вкрадываться в страну сию агенты кабинетов, неравнодушно смотрящих на приобретения наши в сей части Азии и что вызывая для распространения в областях наших христианства проповедников иностранных, мы сознаемся пред лицом всей Европы или в недостатке способов наших или в неспособности к проповедыванию слова божия нашего духовенства.

По всем сим соображениям я полагал бы полезнейшим, не допуская в здешние страны миссионеров иностранных, образовать особое общество для проповедывания Греко-Российской веры из почетнейших и просвещенных духовных особ наших, подчинив оному и существующую ныне Осетинскую духовную Коммисию, с тем, чтобы общество сие занялось прежде всего приуготовлением миссионеров из молодых и способных студентов, дав им способ изучить языки народов, к коим их посылать будут, и приобрести некоторые сведения в медицине, вообще между горскими народами особенно уважаемой; потом сие же общество руководствовать будет и самыми занятиями сих миссионеров и надзирать за их действиями.