625. Тоже, ген. Ермолова к архиеп. Нерсесу, от 27-го мая 1825 года, № 1824.

С истинным сожалением вижу я из отношении в. преосв. от 11-го текущего апреля, № 79, что распоряжения мои об удостоверении в действительности духовного завещания, Парсеговым учиненного, вы считаете оскорбительными для вашего сана и самого человечества, как будто в каждом случае старание открыть истину и чрез дознание опровергнуть слухи, до начальства доходившие о сем завещании, если оные неосновательны, — могло показаться вам обидным.

Мне не нужно отдавать отчета в действиях до обязанности моей касающихся, и в настоящем случае я ограничил бы себя одним уверением вас, что вы напрасно приписываете мне намерение оскорбить вас,— если бы по чувствам моего уважения, которое постоянно в течении многих лет старался я доказать вам, не считал я себя обязанным объясняться с вами с полною откровенностью.

По смерти Парсегова дошли ко мне слухи о том, что он не имеет здесь родственников, что прямые наследники его находятся заграницею, что духовное завещание сделано им тогда, когда он уже ослабевал в душевных силах, и наконец, что не все имение Парсегова поименовано в завещании его.

Слухи сии не могли быть оставлены мною без внимания, ибо правительство обязано пещись о сохранении в целости имущества, после умершего здесь иностранца оставшегося, пока не удостоверится в том, что не возникнет об оном никакого спора и требовании со стороны той державы, к которой умерший принадлежал. По сему уважению я приказал Тифлисскому полициймейстеру Мельникову собрать о Парсегове и имуществе его сведения, а до того времени приостановить исполнение по означенному завещанию.

Полициймейстер донес мне, что ему было дано знать о смерти Парсегова тогда уж, когда дворянин Арцруни и свящ. Аламдаров находились в комнате умершего и занимались разборкою бумаг его и имущества, между тем, как сии лица были обязаны, для отклонения от них всякого подозрения, приступить вместе с полициею, к описи имущества умершего, а без ведома оной ничего не начинать. [463]

Следствие, полициймейстером произведенное, некоторым образом подкрепило слух, будто Парсегов не пользовался уже в полной мере душевными способностями при подписании завещания, ибо лечивший его оператор Тифлисской Врачебной Управы Депнер удостоверяет собственным свидетельством, что уже с 10-го ноября он заметил в нем расслабление рассудка, духовное же завещание совершено после сего чрез 3 дня. Сверх того, Арцруни 17-го минувшего ноября раздавал от имени умершего деньги арестантам, в здешней крепости заключенным, тогда как имущество Парсегова не было выдано душеприкащикам; следовательно и тут падало подозрение, что не все деньги, умершему принадлежавшие, показаны в завещании.

Не утверждая и не отвергая возникших таким образом сомнений, я предложил Исполнительной Экспедиции Верховного Грузинского Правительства дополнить произведенное полициймейстером Мельниковым дознание, предоставив оной поступить в рассуждении сего дела на законном основании, и уведомил о том в. преосв. в совершенной уверенности, что вы сами одобрите попечение мое уничтожить невыгодные слухи о завещании Парсегова раскрытием истины.

Как ревностный пастырь стада Христова, увлекаясь усердием к пользам церкви, для которой в завещании Парсегова сделаны многие пожертвования, и не входя в подробности обстоятельств, сопровождавших болезнь и смерть сего иностранца, в. преосв., изредка посещая больного, могли не заметить расслабления его рассудка и потому приняли участие в завещании его. Защищая действительность оного, в. преосв. судите о настоящем деле, как человек частный, не соображая, что несоблюдение строжайшей осторожности в подобном случае могло бы навлечь правительству затруднение, если бы возникли споры от родственников покойного, в Турецких владениях проживающих, и они, дабы более обратить внимания к жадобам своим, прибегли бы к посредству самого правительства.

Изложив побудительные причины распоряжений моих насчет духовного завещания Парсегова, обращаюсь к обстоятельствам, в отношении вашем заключающимся, о поступках полициймейстера Мельникова, по мнению вашему предосудительных.

Если Мельников действительно поносил тех людей, которых он застал в квартире Парсегова, словами, упоминаемыми в отношении вашем, то никто его в сем не оправдывает. Обиженные могли в тоже время требовать удовлетворения установленным порядком. Нельзя однакоже не заметить, что донос о произнесенной будто им брани последовал как бы в отмщение за приписываемые ему действия о духовном завещании Парсегова и что в сем случае в. преосв. основались на отзыве людей, считающих себя оскорбленными.

Догадки в. преосв., будто полициймейстер Мельников желал прежде времени вступить в распоряжение богатым имуществом Парсегова, по примеру других гостей, скоропостижно здесь умерших, и нарушил власть, должности его свойственную, начав делать розыск о завещании Парсегова по чувству зависти или другого какого-либо порочного желания,— с одной стороны опровергаются изложенными выше обстоятельствами, из которых видно, что он приступил к сему делу по моему приказанию; с другой стороны оскорбляют без причины чиновника, долговременною службою и усердием приобревшего уважение начальства. Не каждому предоставлено право судить о чиновниках, облеченных доверенностью правительства, и порочить их по произволу; в подтверждение сего могу привести в пример точные слова, в письме в. преосв. заключающиеся: “Никто не в праве укорять других в преступлении по догадкам, ибо оные нередко рождаются от собственных лишь опытов в преступлении".

Имя доносчика, которое вы даете полициймейстеру, не принадлежит ему. Он доводит до сведения начальства по обязанности своей обстоятельства, заслуживающие внимания, и действует на основании данных ему приказаний. Итак, если впредь угодно будет вам, великодушный архипастырь, наполнять письма ваши ругательством, то не наделяя оным полициймейстера, можете обращать его на лицо мое.

Я желаю от всего сердца, чтобы встретившиеся в действительности завещания Парсегова сомнения оказались неосновательными и чтобы чрез скорейшее окончание дела сего были доставлены в. преосв. средства к немедленному исполнению благотворительных намерений завещателя; но я не могу переменить распоряжения моего об исследовании обстоятельства сего формальным порядком, и если вы считаете подобное распоряжение оскорбительным для вашего сана и превосходящим обязанность мою, то от вас зависит принести на меня жалобу Г. И., что могли бы с не меньшею сделать удобностью, мне [464] тем не угрожая. Но при том позвольте мне просить вас покорнейше впредь отзывы ваши писать на языке более вам знакомом, нежели Русский, дабы составление оных не поручать людям, сколько приметно, не весьма благонамеренным.