615. Отношение ген. Ермолова к гр. Нессельроде, от 8-го июля 1824 года, № 110.

У сего к сведению в. с. имею честь препроводить в копии отношение ко мне первенствующего в Грузии над Армянским духовенством архиеп. Нерсеса и отношение командовавшего за отсутствием моим ген.-л. Вельяминова 1-го к нашему поверенному в делах Персии.

Воздерживаюсь я от всякого моего по сим предметам заключения, ибо в представлениях моих, редко весьма имея случай сказать что-либо похвальное насчет Персидского правительства, напротив весьма часто о низких и гнусных его поступках, я, как думаю, ослабил внимание к оным и может быть даже подал повод к сомнению, что не всегда строгая справедливость начертывает представления мои.

Итак, в заключение остается мне сообщить вам, что по жалобе Армянского архиепископа я ничего не предпринял, ибо неоднократно прежде просил сердаря Эриванского и даже самого наследника Аббас-мирзу о покровительстве служителям церкви, но просьбы мои были неуспешны. О происшествии же в Гиляне письмом моим довел до сведения Фетх-Али-шаха, и как он продолжает мне благоволение свое, надеюсь, если богатые подарки виновных не отклонят, впрочем, не весьма строгого правосудия его, то предпримет меры к удовлетворению. Но успешнее всех моих домогательств и усилий к утверждению дружественных отношений было бы то, если бы в. с. одному из посылаемых нередко в С.-Петербург Персидских чиновников объявить изволили о главнейших упомянутых мною неудовольствиях. Увидит Аббас-мирза, что не укрываются от сведения его поступки и что есть какое-нибудь внимание к моим донесениям, тогда как доселе насыщается он одними расточаемыми ему похвалами.

Отношение архиеп. Нерсеса н ген. Ермолову, от 13-го сентября 1823 года, № 130.— Тифлис *).

(Письмо это несколько исправлено в отношении слога, при чем из него опущено все лишнее.)

Несколько уже веков, как Эчмиадзин и его патриархи пользовались особенным покровительством Персидских государей при каждом новом их воцарении, так что храм сохранял приличное ему значение, а патриархи подобающее им достоинство, как о том свидетельствуют имеющиеся у нас грамоты. Последствием тех милостей было цветущее положение престола и уважение патриаршего сана до смерти патриарха Луки в 1797 году, безмятежная свобода при беспрепятственном духовном управлении, ежегодные приращения и всемирное значение нации.

По кончине же упомянутого патриарха, Мамед-хан Эриванский, обольщенный богатствами Эчмиадзина, пренебрег всеми его привилегиями. Выбор патриарха обусловливался согласием всей нации, пребывающей в Персии, Турции и России, а утверждение — грамотою Императора Российского и других из упомянутых держав.

Но Мамед-хан при помощи Персидских войск силою вынудил Эчмиадзинское духовенство помазать в 1800 году патриарха не по выбору, а по собственному назначению. Армяне, видя такое нарушение правил, не признали выбора и старались отклонить Мамед-хана от его намерения. Когда же не было надежды на успех, Турецкие Армяне решились перенести патриарший престол из пределов Персии в Турцию; живущие же в России обратились к защите Русского Монарха, который и отправил к Мамед-хану и Келб-Али-хану рескрипт о прекращении насилий, повелев кн. Цицианову отрешить патриарха, поставленного Мамед-ханом и утвердить Даниила, избранного всею нациею. Но Мамед-хан, получив рескрипт, не только не прекратил своих насилий, но подверг Даниила разным мучениям, а в 1804 году, по отступлении Русских войск из-под Эривани, предал его Фетх-Али-шаху как государственного преступника. Но благодаря Е. И. В., патриарху была дарована жизнь, после чего его отправили в г. Марагу, где он и находился.

По отозвании около этого же времени в Тегеран Мамед-хана, управление Эриванью было поручено сердарю Хусейн-Кули-хану. Последний, убедившись в расстроенном положении Эчмиадзина и общества Армян, сделал обо всем подробное донесение шаху, ходатайствуя об освобождении Даниила и утверждении его патриархом. Вместе с тем он сообщил о том же и гр. Гудовичу, прося его о возвращении в Эчмиадзин тех из духовных, которые, спасаясь от насилий Мамед-хана, бежали в Тифлис. Гр. Гудович исполнил просьбу и вместе с духовными возвратил Эчмиадзину и некоторую часть принадлежащих ему сокровищ, хранившихся в здешнем казначействе. Все это подавало надежду, что Эчмиадзин снова достигнет своего прежнего значения.

Но едва прошел год, как Хусейн-Кули-хан, известясь о приближении Русских войск (в 1808 году), не смотря на болезнь Даниила, взял с монастыря 25 т. р. Эриванскими деньгами, несколько столовых часов и разные другие вещи. По кончине же патриарха и отступлении войск взял еще слишком 10 т. р., множество хлеба и ячменя, из коих нам возвратили едва пятую часть. Осиротевшие монахи, видя престол без патриарха, просили о выборе нового. Они рассчитывали, что обстоятельство это повлечет для них новые милости со стороны шаха и надежды их на этот раз осуществились, благодаря Аббас-мирзе, который одобрив выбор Ефрема, отправил к нему в Россию письменное приглашение, обещая полное покровительство. Тем не менее угнетения со стороны Хусейн-Кули-хана не прекращались. Так, когда в 1810 году недоброжелатели бежавшего из Грузии Наги-хана ночью подбросили порох в дом патриарха, на рассвете брат того хана напал на духовенство в требовал выдачи виновных. Когда же о сем была принесена жалоба Хасан-хану, брату Хусейн Кули-хана, находившегося тогда в Тавризе, то вместо того, чтобы взыскать с обидчика, он заарестовал меня с одним монахом на 16 суток у себя в доме, откуда мы едва освободились, уплатив ему 4,000 черв., а его людям 500.

По прибытии патриарха в Эчмиадзин, Аббас-мирза приказал освободить все деревни, принадлежавшие монастырю, от повинностей и податей, прибавя к тому ежегодную выдачу в 4,000 черв. Кроме того, он лично поручил Хусейн-Кули-хану патриарха с его престолом, заклиная его быть осторожным, «чтобы и крылатые не имели полета в монастырь».

По таковому приказанию Аббас-мирзы мы действительно не видали вреда от птиц, но сердарю следовало велеть оберегать вас не только от крылатых, но и от тигров и львов, которые, врываясь в монастырь, грызли патриарха и терзали монахов. В прежние времена монастырь покрывал свои расходы доброхотными пожертвованиями, стекавшимися к нему от [456] Армян из всех стран и имел еще достаточное богатство; ныне все эти доходы не удовлетворяют его потребностям и ввергли монастырь в немаловажные долги по причине громадных процентов, простирающихся до 320 т. р. с. Эриванскими деньгами. Патриарх же, сложив с себя это звание, уже около 2-х лет как удалился в Ахпат.

Оставляя все эти притеснения и грабежи, испытанные Эчмиадзином, упомяну о некоторых выдающихся событиях: в 1811 году Аббас-мирза возвратил монастырю дер. Аштарак, отнятую у него отцом Мамед-хана Хусейн-Али-ханом. Но Хусейн-Кули-хан сердарь, требуя за то 10,000 черв., поныне не возвращает нам деревни, пользуясь всеми ее доходами. Таким точно образом он в 1812 году населил людьми уроч. Кегварт, с которого из 6-ти частей монастырю принадлежат 4 1/2, а остальные частным лицам, и пользуется сам всеми доходами. В том же году, потребовав к себе причетника Аарона, приказал совершить над ним обрезание. В 1816 году сердарь уничтожил все привилегии монастыря, обложив его крестьян окладною повинностью в 4,000 черв. и податью бегара также более чем на 4,000 черв. В 1817 году, когда ему принесена была жалоба о неплатеже Муганлинцами за обрабатывание земли, принадлежащей монастырю, то не прежде удовлетворил нашей претензии, пока не уплатили 5 т. черв. Но хуже всего, когда он в 1819 году прислал серхенга Мамед-хана с 12-ю сарбазами заключить в келлии 6 архиепископов и несколько почетных из предместья Эчмиадзина, с тем, чтобы заложить за ними двери и таким образом лишить их жизни. Поводом к тому послужило будто бы оказанное ослушание патриарху, который хотя и уверял, что подобного ничего не было, но все тщетно и несчастные были тогда только освобождены, когда дали расписку в 10 т. р. сроком на один месяц.

В 1821 году, когда патриарх приехал к сердарю в день ноуруза и облечен был пожалованным ему Г. И. орденом, то ему было объявлено, что если он осмелится быть у него в другой раз в орденах, то будет повешен на их лентах.

В 1822 году, когда патриарх находился в Шуше, в Эчмиадзине скончались два архиепископа. После похорон, двери их келлий по монастырскому правилу были запечатаны управляющим престолом, чтобы в назначенный день, в присутствии всей братин составить подробную опись оставшемуся имуществу для включения оного в монастырское. Сердарь, услышав о кончине тех архиепископов, прислал Джафар-хана, который запечатав своею печатью двери келлий, предложил монахам или принять то имущество за 150 т. р. или же не касаться келлий; затем Джафар-хан через несколько дней приехал в другой рад и собрав в два сундука все оказавшееся в тех келлиях золото и серебро, а также в особый сундук драгоценные камни, часы и прочие вещи, отправился к себе домой, где выбрав все лучшее, послал за епископами, как бы не желая открыть без них сундуков и вручил им тут же составленную опись. Таковы были притеснения сердаря и Джафар-хана!

В начале прошлого августа заехал в Эчмиадзин мирза Джабар,— один из слуг сердаря, он приказал своим людям обнажить оружие и бить всех, при чем два епископа были ранены, одному монаху разрубили клобук, другому ранили плечо поленом, а третьего избили до полусмерти; при этом убит один из монастырских сторожей.

Подобным управлением монастырь был доведен до того, что на нем в 5 лет накопилось долгу 365,845 р. 90 к. Эриванскою серебряною монетою, уплачено же им в течении этого срока кредиторам 355,363 р. 25 к., а остается уплатить еще более 320 т. Все эти притеснения неизвестны Аббас-мирзе.— Столь несчастное положение монастыря налагает на меня обязанность избавить его от насилий сердаря и долгов, накопившихся большею частью от грабежа и разных поборов. А потому прибегаю к ходатайству в. выс-а пред Г. И. о защите Араратского престола противу испытываемых им гонений и облегчения его долгов.