369. Тоже, царевича Александра к ген. Ермолову, от 9-го февраля 1817 года. — Анцух.

(С Грузинского, перевод старый)

В прошлом ноябре я имел честь получить письмо ваше; из оного увидел я благие советы ваши, паки подтверждающие мне отправиться в Кизляр к Ивану Петровичу (Дельпоцо). Когда получил я от Е. И. В. милостивое повеление, то без [285] отлагательства времени стал собираться к отъезду, но после были такие причины к возмущению чрез употребленное мошенничество Ивана Корганова, что в том встретил я препятствие. Также 19-го ноября получил я письмо от Ивана Петровича чрез Бастамова, а другое таковое же чрез Мадатова и паки собирался я отправиться к Кизляру, но в тоже самое время найдено письмо ваше для возмущения Анцухцев, что самое послужило и мне препятствием; вы писали, чтобы меня, царевича, как изменника Государю, взять и чрез 20 дней представить к вам, в противном же случае они сами сожгут дома свои руками своими, — то письмо ваше я препроводил к Ивану Петровичу чрез Бастамова; также и в прошлом январе Анцухцы получили от вас письмо другое, подобное первому и оное принесли ко мне, которое также отослал я к Ивану Петровичу. Я весьма удивляюсь, что вы делаете такового рода предписание, сие неприлично искренности вашего сердца. Небезызвестны вы, что я не вашей команды, — что вы пишете повеление с гневом? Не одни вы, но и все бывшие в Грузии начальники, исключая маркиза, старались поймать меня, также тайно отравить меня, и вы поставили Корганова на Дагестанской границе, который также старается тайно меня отравить, что самое произнести и на словах даже стыдно. Я полагаю, что на таковое искушение нет воли Государя. Будьте уверены, что никто не может принудить меня отстать от Иранского государя, ибо 20-й уже год, как я по милости его живу и не следует осуждать меня за то, что я пишу к нему, когда только время позволит, доколе Государь удовлетворит мою просьбу. Удивляюсь также, что как мог плут-мальчик найти у вас ходы, что вы его донесениям верите? Верьте мне, что обо всем в подробности известно мне в рассуждении действий Корганова у вас или у других касательно моей смерти. Я не хотел даже письмо мое представить вам, но совесть наставила меня, ибо нельзя было не объясниться с вами. Я не знал об отъезде Корганова из Тифлиса к Высочайшему Двору, пока не получил от него самого письма из Кизляра, при том он поздравлял меня с получением от Государя моего отцовского хлеба. После того я получил Высочайший рескрипт и письмо от министра; я оные прочел, но ничего не нашел в ответ моей просьбы. Просьбу мою, письмо к министру и данную от меня инструкцию должен был сам Гогиа Бастамов доставить; но ему самому не случилось ехать, ибо моего посланного не пускали отправиться к Высочайшему Двору. Почему он, нашед Корганова, скрытно отправил его с тем, чтобы он выходил повеление от министра Бастамову со всеми моими бумагами явиться у Государева Двора. Корганов же, не стерпев действовать обманом своим у министра, весьма облегчил и все дело мое он взял на себя. Нечего распространяться о доброй его совести, а прошу оного Корганова отправить в Кизляр. Бог даст, пройдет жестокость зимы и мы с Иваном Петровичем сойдемся и тогда узнаете о справедливости его, Корганова.

Вы сами хорошо знаете, что от Государя все мое дело вверено Ивану Петровичу и ему должен я обо всем изъяснить, когда вы оставите писать подобные возмутительные письма и Корганова отошлете в Кизляр. Мое донесение истинное состоит в том и вы волю имеете.

(Приложена печать Александра)