1351. Рапорт подполк. Булгакова ген.-л. Вельяминову, от 7-го апреля 1823 года, № 230.— Ленкорань.

В минувшем марте месяце, когда Персидские разбойники под начальством Шукур-аги собирались из Карадага и Ардебиля в Мишкин ко впадению в наши границы для грабительства и увлечения жителей, давших им слово к побегу, что произведено ими на самом деле в Карабагской провинции, то в то время пронеслись слухи, якобы и из Талышей оставшиеся здесь в подданстве Мир-Хасан-хана Шахсевенцы и Уджарлинцы дали слово перейти в Персию при помощи Персидских войск, а при том были и такие сведения, что и сам Мир-Хасан-хан с пребывающим здесь Хашим-ханом намеревался бежать, в чему наклонял и Уджарлинского управителя Абдул-Хусейн-хана. Сколько таковые сведения казались мне невероятны, но собрание Персиян на наших границах подало мне сомнение, что Шукур-ага взамен своей претензии на Ширванцев и Сальянцев сделает грабеж в Талышах или в Сальянах: то к отвращению с одной стороны набега, а с другой и намерения наших подданных, если оное могло быть, я за [883] нужное почел командировать в то время на Мугань при одном орудии 150 чел. рядовых, под начальством маиора Карцева, который ныне по удалении Персиян от наших границ возвращен. Между прочим, маиору Карцеву поручил я объехать как кочующих Шахсевенцев, равно и пограничные наши магалы, с тем, чтобы он обозрел их расположение и инкогнито разведал от приверженных людей о носившихся между народом слухах, о коих выше сего упомянуто. Что же маиором Карцевым дознано и мне донесено, о том имею честь приложить при сем в копиях два его рапорта, по соображении коих с поведением здешнего владельца и прочих прописанных здесь ханов, хотя я не предвижу справедливого подозрения насчет собственного их поведения, но с заключением маиора Карцева о притеснениях подданных, что оные вынудят их к побегу (которые уже начинаются) я согласен, ибо лично мне известно, что Мир-Хасан-хан и все его братья с недавнего времени до такой степени сделались алчными и неограниченными к сборам податей с своих подданных, что не взирая ни на советы главнокомандующего и в. пр., неоднократно в письмах упоминаемые, о умеренном и кротком обхождении с подданными, устраня всякую справедливость и расчетливость в сборах, превышают самое дурное обхождение и Персидских владельцев, коих в случае несносных налогов подданные удерживают разными средствами, что и в Талышах нередко случалось над отцом нынешнего хана, которому в небытность здесь Русских войск подданные угрожали иногда изменою и возмущением; теперь же они, считая защитниками хана Российские войска, всякую несправедливость и угнетение сносят безмолвно, а хан и беки, пользуясь сим случаем, спешат обогатиться чрезмерными поборами.

По каковым причинам хотя необходимо нужно бы оказать подданным некоторую помощь со стороны Российского начальства к облегчению их участи ограничением беков в сборах и удержанием от несправедливостей, как то было по 1821 год; но как хану с сего времени предоставлена и неограниченная власть, то я о положении подданных долгом поставляю довести до сведения в. пр.

Рапорт маиора Карцева подполк. Булгакову, от 12-го марта 1823 года, № 10.

По повелению вашему, данному мне за № 118, прибыл я в сел Кизыл-агач сего месяца 9-го числа, где и осмотрел кочующих близ Кизыл-агача Шахсевенцев Хашим-ханских в Сеид-бекских подданных, из числа коих Хашим-ханских прибыл ко мне по полудни в 10 часов Персиянин Ахверди с объявлением о намерении к побегу помянутого хана, что он действительно хочет бежать заграницу, в Персию, в скором времени и угнать с собою всех своих подданных, каковой Персиянин просит о защите и объявляет, что он сколько лет уже служит Хашим-хану и находится под Русским покровительством, но никогда напред сего жалобы и донесений таковых не делал; а теперь как знает и слышит от многих своих товарищей, что действительно он хочет учинить сей побег и вывести всех подданных насильно, только ожидает в помощь из-заграницы войск, что также, по требованию моему прибывши ко мне, Хаким-Баба подтвердил и с прибавлением, якобы хочет послать с письмом к брату своему Мустафа-хану Шахсевенца. Я же по обязанности своей исполнил приказание ваше ездил в Аркеван к Мир-Хасан-хану 10-го числа, спрашивал его о слухах вам известных,— не имеет ли какого сведения о собранных в Мишкинском владении войсках, для чего и на какой предмет они собраны? Каковый мне на сие объявил, что действительно были в сборе, а теперь ушли в Карабаг, для отогнания тамошних жителей, и теперь уже есть слухи, что будто бы выгнали около 500 кочующих кибиток, называемых Джебраиллю, и после сего сказал Мир-Хасан-хан о нашем отряде, что он теперь уже не нужен, потому что войска Персидские отправились уже в Карабаг и мы их теперь не опасаемся; а когда понадобятся я также не умолчу, да и не думаю, чтобы они к нам пришли и осмелились отогнать Шахсевенцев или кого-нибудь другого и еще сейчас приехал во мне Хашим-ханский родственник Мустафа-бек, который также объявил мне, что Хашим-хан готов к побегу и кажется должно уже ему поверить, что справедливо, ибо он сказывал: это все дела его, Хашим-хана, что с ним согласился и Мир-Хасан-хан, ибо он неоднократно говорил здешнему хану, что ты живешь здесь под покровительством Русских, чего ты от них ожидаешь? Ты знал, кто был Ширванский хан у Русских или Мехти-хан Карабагский и то не могли с ними жить? Ты до того доживешь здесь, что останешься в одной шапке. Неужели там не будет тебе места? — Хашим-хан же, приехавши к Мир-Хасан-хану вчерашний день, говорил: вот ты на что надеешься, идут сюда Русские войска. Это ты всему причиною, ты теперь непременно должен ехать в Ленкорань и уверить подполковника обо всех слухах и тебе поверят,— и говорил еще Мустафа-бек, что он несколько дней тому назад был у Фетх-Али-бека, то узнал: Хашим-хан, рассердился на него и теперь отнял у него его людей за то только, что он привержен к Русским, а еще есть много при Хашим-хане худых поступков и вредных, но не смеют объявить всего; говорит, ежели меня отделят от него и не буду с ним, то я все открою Русскому начальству.

Тоже, от 20-го марта 1823 года, № 12.

На повеление ваше мною полученное от 8-го марта сего года, № 118, относительно дошедших до вас слухов насчет собирающихся на границах наших Персидских войск, для увлечения оставшихся у нас Шахсевенцев, а частью и наших подданных, согласившихся к побегу, как-то Хашим-хана, Абдул-Хусейн-хана и даже самого Талышинского владельца Мир-Хасан-хана, я доносил вам рапортом моим, от 12-го сего марта, № 10, и в добавление к оному ныне почтеннейше довести честь имею, что по приезде моем на Герминский пост я заметил, что жители хлебопашеством на сей год не занимаются, а именно в 2-х магалах Примбелписком и Миранлунском, более потому, что и прошедшего 1821 года на поле посев хлеба весь был поеден саранчою, а в минувшем 1822 году мышами, то по сим обстоятельствам я призывал тех магалов начальников Абдул-Хусейн-хана и Шуджа-Эддин-бека, также и Алларивского магала Аллах-Верди-бека в себе, которые на спрос мой подтвердили тоже, что и подданные, а о слухах носящихся мне ответствовали Абдул-Хусейн-хан, что Персидские войска были собраны по ту сторону границы Талышинской и отогнавши Карабагского владения из кочующих, называемых Джебраильцами, около 500 семей, обратились в свои места, к Талышам же они никак не смеют показаться; Шуджа-Эддин-бек ответствовал, что Шукур-ага хотя и просил у Ата-хана позволения ограбить Талыш, но Ата-хан не позволил ему сего сделать, говоря, что Талыш есть наше место и в случае притеснения от Персидского правительства, есть оное убежище нам и чтобы он, Шукур-ага, расположен был на черте границы и придерживался бы России. О побеге же ханов Мир-Хасана н Хашима Шуджа-Эддин-бек отвечал, что они сего не сделают и Аллах-Верди-бек считает слухи носящиеся несправедливыми; но как сей, так и оба вышеписанные объявили, да и жители их подданные, с ними приехавшие просили, чтобы в рассуждении неурожая хлеба хан оставил наложенный на них оброк на этот год, за уплатою 6,000 р., остальные 3,000 р. и еще скотом и тому подобным. Впрочем, таковые подати по неурожаю хлеба и по убыли скота заставят Уджарлинских подданных поневоле оставить свои жилища и удалиться заграницу, ибо требования хана слишком неограниченны; а чтобы не были они ханом обвиняемы напрасно в неуплате податей, то Абдул-Хусейн-хан просил определить для надзора их и посредства офицера, который мог бы усматривать наш недостаток и непомерное требование хана, который, не взирая на недостатки наших и своих подданных, как [884] слышали они, послал уже от себя мухессиля для требования вновь подати денежной и вдобавок 50 рабочих быков, каковое требование заставит бедных жителей по необходимости оставить свои жилища и когда они сие сделают, то чтобы с него Абдул-Хусеин-хана и Шуджа-Эддин-бека в то время не взыскивали, при чем пограничные здесь упоминаемые беки объявили, что хан сверх непомерных налогов не уравнивает их службою с прочими магалами и если о таковой его несправедливости кто просит Русское начальство, то оное посылает для разбирательства к хану, который вместо облегчения обкладывает их новыми оброками.— О чем описав вам, представляю и мои замечания, что если только власть ханская не будет ограничена на счет налогов, то немудрено подданным выйти из терпения и оставить свои жилища, удалиться заграницу; беков же и Абдул-Хусейн хана я обнадежил, что ни Мир-Хасан-хан, ни вы не известны о таковом неурожае хлеба и о упадке скота, и чтобы они подданных своих уговаривали обрабатывать землю и сеять хлеб, каковой совет мой ими принят и они были согласны приняться за хлебопашество, с тем, что если только еще раз Мир-Хасан-хан наложит на них непомерный оброк, то уже помянутые магальные беки отозвались, чтобы за побег их подданных не было с них взыскано, тогда когда они по преданности своей останутся подданными Русскому Г. И.