1203. Тоже, ген.-л. Вельяминова ген. Ермолову, от 13-го сентября 1818 года, № 126.

Наконец, к совершенному моему удовольствию, получил я нынешнего числа два донесения кн. Мадатова, удостоверяющие в совершенном спокойствии и благосостоянии дел Ширванского ханства. Вместе с оными доставлены мне также и два письма от самого Мустафа-хана, из коих одно на имя в. выс-а, а другое ко мне. Почему приказав поспешнее сделать с сих писем переводы и также списать копии с донесений кн. Мадатова, честь имею оные представить при сем на благоусмотрение в. выс-а.

По мнению моему, одна легковерность кн. Баратова и не менее того непозволительное сношение ген.-м. Пестеля с Касим-ханом, братом Мустафа-хана, если только он действительно имел таковое, было единственною причиною всех беспокойств, неосновательно наведенных правительству.

Завтрашнего числа я по летучей карте посылаю предписание ген.-м. Пестелю открыть немедленно сообщение между Ширванским ханством и Кубинскою провинциею, которое им пресечено, как видно из рапорта ген.-м. кн. Мадатова, при чем даю ему на замечание, чтобы он в делах подобного рода как при донесениях своих начальству, так и в распоряжениях не был бы тороплив, а прежде изведал бы истину со всею основательностью, не полагаясь на одни слухи.

Распоряжение кн. Мадатова о возвращении к своим местам войск, подвинутых им к Ширванскому ханству, я одобрил.

В заключение же долгом поставляю донести, что Горийский окружный начальник маиор Титов донес мне по словам лазутчика, посыланного им в Ахалцих, якобы к царевичу Александру прибыло в Хертвиси 100 чел. Персиян и что вслед за ними ожидается еще 500 чел. Сам же царевич вознамерился якобы ожидать в Хертвиси прибытия в Ахалцих нового паши, ожидаемого вскорости. О сих сведениях я немедленно известил по летучей почте полк. Ладинского.

Письмо Мустафа-хана н ген. Ермолову, от 12-го зиль-каадэ 1233 (1817) года.

(С Персидского, перевод новый)

Дошло до меня, что злонамеренные люди оклеветали меня перед вами в неприличных и мнимых поступках. В. выс-о муж правосудный и прозорливый; всякого человека узнаете лучше других. Верность и преданность всех подданных Падишаха можете различать и определить, кто кого превосходит в верности и приверженности. Жаль, что вы далеки, а поприще злонамеренным людям открыто и они решаются на меня клеветать. Прошу оставить исследование этих слухов до личного вашего прибытия в нашу сторону, а до того можете узнать от своих (подвластных) начальников и других верных слуг Падишаха о степени безукоризненности моего поведения и убедитесь, что я пребываю в верности, и мои недоброжелатели интригуют против меня. Пока я жив, вы ни на волос не усмотрите с моей стороны предосудительного поступка.

Тоже, к ген.-л. Вельяминову..

(С Персидского, перевод новый)

Я получил ваше письмо, в котором вы пишете о прибытии одного Лезгинского ополчения, об измене моей высокой Российской Державе и о разных обстоятельствах здешних местностей, которые не имеют ни малейшего основания. Да будет вам, сердарю, известно, что у нас существует народная пословица “никто на судне не вступит в драку с кормчим". Всем известно, что я уже 12 лет нахожусь на судне покровительства Российского Монарха; следовательно измены Ему с моей стороны быть не может. Что касается до прихода Лезгинского ополчения, то допустим, что известие это достоверно, допустим, что враги наговорили правду. В таком случае толпе этой предстоит только два прохода: или чрез Шеки или через Кубу. Но ген.-м. кн. Мадатов, после прибытия своего сюда, лично обозрел эти местности и удостоверился в сущности всех обстоятельств. Я удерживаю перо от дальнейших уверений в этом деле, предоставляя таковое (т. е. уверение) кн. Мадатову, как испытанному приверженцу Российского правительства. Вероятно он и письменно и словесно вам об этом доложит. Мне остается только просить вас считать меня непоколебимым рабом Падишаха и возвеличить мое значение требованиями заслуг с моей стороны и тем успокоить мое сердце среди моих недоброжелателей.

Рапорт кн. Мадатова ген.-л. Вельяминову, от 9-го сентября 1818 года, № 314.

Сейчас получил секретное повеление в. пр., № 114, и в дополнение рапорта моего, № 312, имею честь донести, что Мустафа-хан с [805] Мехти-Кули-ханом политически между собою взаимно расположены, но настояще они весьма не терпят один другого. Войска, в Карабаге расположенные, я при выезде оттуда, сколько возможно, соединил между собою, взяв в штаб-квартиру 9-го Егерского полка роту в Геррус и другую с Горячих вод, а две оставил в Геррусе, обеспечив их в исправном продовольствии.

За сим имею долг присоединить, что братья Мустафа-хана: двоюродный Касим-хан и родной Хашим-хан, пребывающие — первый в Дагестане, а последний в Талышинском ханстве, суть единственные враги его, а потому все донесения их, клонящиеся ко вреду Мустафа-хана, основаны на лжи и, по мнению моему, не заслуживают вероятия.

В заключение имею честь донести, что ген.-м. Пестель по обстоятельствам сим пресек коммуникацию из Кубинской провинции в Ширван купечеству и другим людям, чем более навел подозрения Мустафа-хану. А потому покорнейше прошу в. пр. предписать ему открыть по прежнему свободный путь каждому и уничтожить всякое сомнение; а я с своей стороны вместе с сим сообщил ему обо всем подробно и о том, дабы отклонил он впредь всякие неосновательные разглашения народа. Медленность в донесении моем о обстоятельствах Ширванского ханства произошла от того единственно, что я, желая доставить в. пр. настоящие и вернейшие сведения, разведывал о том со всею точностью.

За сим имею честь присоединить, что Мустафа-хан в доказательство непоколебимой своей преданности и верности к Российскому правительству давал мне одного из своих сыновей в залог, но я принять оного не согласился.

Тоже, от 9-го сентября 1818 года, № 313. — Из лагеря близ кр. Фит-дага и сел. Сулута.

По двум повелениям в. пр., №№ 104 и 110, я прибыл в Ширван к Мустафа-хану и по точном рассмотрении обстоятельств в его ханстве касательно волнения, по подробным исследованиям и от посланного от меня вперед сюда чиновника с денежным награждением, дознал следующее.

Мустафа-хан, будучи от природы недоверчивого и мнительного расположения духа, в сем разе поколебался единственно от того, услышав, что ген.-м. Пестель с прибытия своего в Дагестан обласкал двоюродного брата его Касим-хана и при всегдашнем с ним тайном и продолжительном переговоре дал ему верное слово, что он в скором времени будет восстановлен владетелем Ширванского ханства, снабжая его при том всем нужным к содержанию себя, а вслед затем собрал войска и выступил с отрядом в окрестности Дербента. Мустафа-хан признательно мне сказал, что сношение сие ген.-м. Пестеля, сопряженное с движением войск, о чем известился он чрез вернейших ему приверженных (на что в доказательство имеет и свидетелей) действительно заставило его подозревать и увериться несколько в справедливости предположения ген.-м. Пестеля. Но призывание Лезгин из Дагестана, приуготовление к военным действиям противу Русских и намерение бежать в Персию, как было донесено маиором кн. Баратовым и он известился о сем чрез письмо к нему в. пр., мною лично доставленное, крайне его изумило и он по сему изъяснился мне, что если бы и был уверен, что с 5-ю т. Лезгин может драться с Русскими, то на что ему призывать оных, тогда как он такое число воинов, лучше вооруженных и более надежных в верности, может набрать в своем ханстве. К тому же присовокупил, что состоя 15 лет верноподданным Г. И., коего справедливость законов ему известна, никак не смел полагать утвердительно, чтобы таким образом и без всякой причины смещен был с управления ханством. Впрочем, повиновался бы и тому без роптания; но никогда не решился бы вооружиться противу столь сильной державы, какова Россия и преобороть то способом оружия; а в крайней уже необходимости лучше прибегнул бы с просьбою к снисходительному правительству России уволить его от ханства и отпустить на жительство куда пожелает. Таковое изъяснение со мною Мустафа-хана, спокойное расположение духа, в каком я нашел как его, равно и весь народ, совершенно переменили меня в мыслях подозревать его в описанном предприятии, а тем более когда я уверился, что во всем ханстве, кроме человек 20 Лезгин, по уверению самого хана, приехавших к нему по своим надобностям от родных жены его, нет более ни одного и даже ни малейшего следа не видно к приготовлению действовать вооруженно, ибо нет и прямой дороги Лезгинам из Дагестана в Ширван, а есть таковые чрез Шекинское ханство и Кубинскую провинцию, от которых можно узнать о верности его. Сверх того, все покойно здесь и самый образ настоящей жизни жителей и поведение опровергают всякое подозрение касательно волнения их. А письмо в. пр. и личное убеждение мое совершенно успокоили Мустафа-хана в том, что он долго мыслил справедливо,— относительно двоюродного брата своего Касим-хана. Племянника Мирза-Безюрга из Персии и из Дагестана старшин 50, как уведомил меня ген.-м. Пестель, в Ширване совсем нет и не было никогда, кроме одного Дагестанского кадия, сына приезжавшего к нему гостить по взаимному и всегдашнему между ними ведению Поведение Мустафа-хана касательно посылок в Персию с подарками к Аббас-мирзе и другим, а также и сношений его с ними есть в теперешнем случае безвинно оклеветанное, ибо с самой весны никто из Персии к нему не приезжал и он никого туда ни зачем не посылал.

По сим переменам обстоятельств и вместе с сим предписал войскам, бывшим на предмет сей подвинутыми мною в Агджабеди, обратиться к своим местам.

Представляя о сем в. пр. в благоусмотрение самую истину моего дознания и сделав надлежащее распоряжение касательно успокоения Мустафа-хана на будущее время, имею честь донести, что я вслед за сим отправляюсь отсюда в Шекинское ханство для предостановления в предприятии Измаил-хана жениться на дочери Сурхай-хана и для других необходимостей, призывающих непременного по обязанности моей прибытия и для дознания о поведении некоторых тамошних беков, откуда не замедлю отправиться в Карабаг.