1158. Тоже, к гр. Нессельроде, от 29-го июля 1824 года, № 207.

Вследствие Высочайшей воли Е. И. В., сообщенной мне в. с. в отношении от 10-го июня, № 458, имею честь сообщить вам, что водворение пребывающего ныне в Астрахани Мамед-Хасан-хана в Шекинской провинции и возвращение имения, приобретенного им в сей области личными средствами, было бы сопряжено с крайними неудобствами и с вредом для самого правительства.

Хан сей, известный здесь с одной стороны по уму своему и лучшему против других ханств устройству, введенному в Шекинской провинции в его правление, а с другой по властолюбивому и предприимчивому духу, особенно же по бесчеловечной жестокости, с каковою истребил он большую часть своих родственников и всех тех, кого подозревал в неблагорасположении к себе,— имеет еще и теперь между Шекинскими жителями и Лезгинами сильные партии приверженных в нему людей; содействием их он при Персидском правительстве два раза низлагал брата своего Селим-хана с Шекинского ханства и не столько силою оружия, сколько народною к себе приверженностью возвращал свои права. Сии самые сообщники и в 1814 году, когда Шекинское владение состояло уже в подданстве Российской Империи, произвели было в легкомысленном народе возмущение против Измаил-хана, утвержденного тогда Г. И. в достоинстве Шекинского владельца. Правда, что в то время он сам явно не изобличен в искательстве восстановления своего на Шекинском ханстве; но обнаруженные в пользу его покушения приверженной к нему партии и беспорядки, произведенные сим мятежом, заставили предместника моего принять весьма благоразумную меру, удаля его немедленно во внутренние губернии России.

Приличествует ли же, после такового неблагоприятного опыта, допустить водворение [782] Мамед-Хасан-хана в той самой земле, в которой предки его издавна господствовали и сам он, бывши законным владетелем, пользовался неограниченною властью; где существуют еще в живых многие возвышенные и облагодетельствованные им люди и где пребывание старца сего, удрученного летами и несчастием, в виде частного человека, лишенного всякой власти, может не только в доброжелателях его, но и в самих врагах возбуждать сострадание? Особенно теперь, как жители едва только начали чувствовать благополучие спокойного состояния и устройства между ними водворенного — присутствие его в Шекинской области ни коим образом не может благоприятствовать той цели правительства, которая для блага самих провинций, от Персии приобретенных, требует с некоторым даже усилием стараться изглаждать из памяти народа все то, что может напоминать ему о ханском правлении и возбуждать уважение к прежним властям. Напротив того, оно ежедневно будет обновлять воспоминания о бывшем некогда могуществе сей особы и преклонять сердца к соучастию в его положении, с чем вместе уважение и преданность к нему народа могут возрасти до такой степени, что в некоторых ветренных умах родится сожаление о прежнем ханском правлении, коего беспутный образ, благоприятствующий своеволию, насилиям и беспорядкам, и теперь еще любезен немалой части Шекинцев. Между тем, само правительство поставлено будет в неприятную обязанность, с одной стороны, для поддержания собственного своего влияния, ослаблять всемерно народное к нему уважение и доверенность,— что преогорчило бы остаток дней сего старца,— а с другой непрестанно наблюдать за связями и поведением его приверженцев, ибо предположив с совершенною уверенностью, что преклонность лет Мамед-Хасан-хана и слепота угасили уже в нем всякое побуждение к властолюбию и что никакие обольщения не сильны будут поколебать в нем обязанностей верноподданного и отвлечь от спокойной жизни,— при всем том, знавши ветренные и беспутные свойства Шекинцев, вкоренившиеся в них от беспокойных соседей их Лезгин, нельзя будет правительству оставаться равнодушным насчет партий ему преданных. Почему местное там начальство должно будет находиться в беспрерывном бдении, дабы по примеру 1814 года не допустить приверженцев его покуситься на какие-либо вредные сношения с неприятелями России, особливо в случае неожиданной войны с Персиею или с Турецкою империею. Таким образом, одно неуместное присутствие сей особы в Шекинской провинции всегда может нарушать спокойствие целой области и вовлекать многих в бедствие.

Что касается до благоприобретенного имения Мамед-Хасан-хана, состоящего в ханском доме и значительном числе давок, также в садах и пахотных землях, то возвращение ему оных равномерно представляет решительную невозможность, по следующим причинам: дом в г. Нухе им построенный, заключая в себе несколько отделений, обнесенных стеною с бастионами, составляет единственное пристойное и удобное помещение Нухинского гарнизона с комендантом, провинциального суда, казначейства и разных магазинов; а лавки, находящиеся ныне в откупном содержании от казны, хотя по строению своему совершенно ничтожны, но важны как по значительным доходам ими приносимым, так еще более в том отношении, что правительство, имея их в своей собственности, употребляет все зависящие от него средства для содержания в оных лучшего благоустройства и обеспечения от пожара, воровства и прочего, что весьма много споспешествует промышленности сего торгового города. Недостаток же сих способов в руках частного человека и корыстолюбие, стеснив промышленность, могут произвести ропот, наипаче в заграничных купцах, в довольном числе там торгующих. Затем некоторые сады и самая большая часть пахотных земель давно уже перешли в собственность к разным лицам по покупке или чрез подарки от бывших после Мамед-Хасан-хана Шекинских владельцев: Селим-хана, Джафар-Кули-хана и Измаил-хана. Следовательно, чтобы вознаградить за отобрание сих имений, правительству предлежали бы две крайности: или обратиться к важным от казны пожертвованиям или же к мерам насильственным, лишив собственности нынешних владельцев, в числе коих есть люди весьма благонамеренные и усердствующие правительству, коих мера таковая сделала бы недовольными. При том должно еще принять в соображение то, что Мамед-Хасан-хан лишился своего владения не по влиянию Российского правительства, а от коварств собственного своего брата, в то время, как оное состояло еще под зависимостью Персии. Чрез добровольное же вступление Селим-хана со всею Шекинскою провинциею в подданство России и по измене сего последнего в 1806 году, чрев взятие штурмом г. Нухи и покорение всей области, потеряно им [783] невозвратно всякое право на какую-либо собственность в Шекинском владении, как в земле Российским оружием завоеванной. Наконец, может ли у владетельных ханов быть какая-либо благоприобретенная собственность, из недвижимых имений состоящая, тогда как наследственные уделы, получаемые членами ханской фамилии от своих предков, никогда не отделяются от принадлежности их к составу целого владения; а самими ханами во время их управления покупаемые у своих подвластных земли и другие недвижимые имущества не могут уже почитаться их собственностью, как обыкновенно приобретаемые не личными их, а общественными средствами, т. е. из доходов от народа собираемых. Итак, по мнению моему, Мамед-Хасан-хан за верх счастия своего должен почитать и одно великодушное покровительство, дарованное ему Г. И. чрез безопасное в России убежище от преследований Персидского правительства, с обеспечением при том и существования его весьма пристойным содержанием.

Впрочем, если бы, не взирая на все сие, благоугодно было Е. И. В., по единой неизреченной благости сердца своего, еще более улучшить жребий сего слепца, то я полагаю, что милосердое соизволение Г. И. на отъезд к нему в Астрахань тех лиц из его семейства, кои добровольно пожелают с ним соединиться, и прибавление к получаемому им ныне содержанию еще на вспоможение его семейства по 1,000 р. с. из Шекинских доходов, кои ежегодно могут быть высылаемы в Астрахань, сколько ознаменовали бы новую Монаршую в нему щедроту, столько же послужили бы весьма достаточным воздаянием за потерянную им собственность в Шекинском владении.