20. Сели мы, посредники и судьи, для разбора иска между Кутаисским митрополитом Максимом и Татией-швили Хосиею. Кутатель жаловался, что дескать, мой человек Махаробел Мардалей-швили стал убийцею поневоле и вверился тебе (ответчику), но ты из своего дома и через свое посредство выдал того человека и передал Инавакадзе. Мои чиновники вознамерились было его выкупить, под твоим же поручительством, ты взял их с собою, в Кутаисе продал сына упомянутого Мардалей-швили и вырученные деньги заплатил Инавакадзе, а человека моего снабдил отпускным, взыскав с чиновников моих один червонец за труды. Человек тот был водворен на моей земле, но Инавакадзе явился и начал его оспаривать. Сказал я тебе «это твое дело, и если претендатель имеет какое-либо основание, то я готов удовлетворить его». Но ты меня успокоил, и я положился на тебя, — ничего не дав претендателю — и потерял своего человека, благодаря твоему совету. — Татией-швили ответил действительно, это было так, но я притом доложил вам, что ваши чиновники должны присягнуть Инавакадзе, и если бы они выполнили клятву, то Инавакадзе ни в чем не мог бы вас оспаривать. Ваши люди не выполнили присяги, и Инавакадзе, улучив благоприятное время, распродал ваших крестьян. — Кутатель возразил на это насчет клятвы моих чиновников ты мне ничего не говорил, а обнадежил так, просто; я положился на тебя и через то потерял своих людей. Не будь этого, я выкупил бы их без труда. — Татией-швили не признался. А потому мы определяем так пусть Тотией-швили встанет, возьмет с собою одиннадцать человек своих, ровесников и поклянется таким образом: «Ни в начале твой человек Мардалей-швили не пропадал из моего дома и при моем содействии, ни потом, при продаже невольника, я не брал червонца, кроме одного марчила, который дал мне отец продаваемого на путевые издержки, ни письма о бесспорности я тебе не давал, ни совета ничего не платить Инавакадзе, кроме условленной клятвы, ни в [67] судебном взыскании, которому твой человек подвергся, я не был замешан и ему не содействовал. Если так поклянется, то Кутателю не об чем судиться, а в противном случае Инавакадзе должен уплатить цену проданных людей и пеню за душу.