805. Письмо ген.-м. Лазарева к ген.-л. Кноррингу, от 5-го августа 1801 года.

Как я вам прежде сего имел честь доносить, что я отправился в Памбаки, для возвращения ушедших в Эриванское ханство Татарских селений, числом до 30-ти аулов, под предводительством шести агаларов; по прибытии моем на место лагерное при деревне Дарбасе первое мое старание было разведать, точно ли оные аулы ушли или только по обыкновению своему удалились на кочевки; но явившийся ко мне на походе малолетний агалар, брат агалара Наги-бека, подтвердил мне точно, что все те аулы с их агаларами или господами вошли в подданство Эриванского хана, но услышав, что войска Российские идут, хотели паки возвратиться, но двое из них первейших заарестованы в Эривани, а именно Сеид-бек и Рагим-бек, а третий находится также под арестом у султана, который стоит на границе с войсками Эриванского хана (султан — уроженец из Борчалов и ушедший при покойном царе в покровительство Эриванское, не престает делать свои набеги и беспокойства Памбакской провинции, за что от хана и дана оная ныне ему в правление); брат же сего малолетнего Наги-бека, скрываясь, прислал его к бывшему со мной с Казахскими войсками князю Чавчавадзе и князю Соломону Авалову, чтоб они его уверили, что он безопасно ко мне прибыть может, то и приедет. Я, узнав сие, приказал к нему писать, чтоб он надеялся на милосердие Г. И. и возвратился без малейшего сомнения; между тем приказал князю Аслану Орбелиани, чтоб он мне привез агаларов (хотя я и знал, что он сего выполнить не может, — первое потому, что в них никакой доверенности не имеет, да и их главных никого в границах нет, а второе по известному мне его робкому характеру он бы мог от лагеря не далее отдалиться как на самое малое расстояние; но дабы не подать ему к справедливому на меня ропоту повода, так как он, за отсутствием тестя своего князя Гогия Цицианова, в Петербург находящегося, управляет имением его сей провинции); он действительно отправясь, как я предусматривал привез мне одних старост, оставшихся за разными своими делами 3-х человек, да одного неважного агалара. На другой день прибыл ко мне из Эчмиадзина Армянский архиерей Григорий и с ним от Эриванского хана посланец; первый донес, что хан имеет весьма враждебные против России расположения, простирающиеся будто даже до того, что патриарха привел к присяге, чтоб с нами не иметь никаких сношений, и что его, архиерея, запретит выпускать, что мне показалось весьма сомнительно, ибо он прибыл и привез мне письмо от патриарха. Потому мое сомнение основательно мне казалось, что если б патриарх точно сделал такую присягу, то б его не отпустил и ко мне бы не писал, боясь, что сие, выйдя наружу и он быв во владении и почти под властью хана, на сие бы не отважился; притом сказал мне, что хан подстрекаем или побуждаем на все сие от царевичей Давида и Вахтанга, — первый стараясь для себя, а второй для брата своего Юлона, чтоб сего сделать царем, и что будто хан ему те письма показывал. Между тем посланный мой к хану с письмом также возвратился и наедине объявил мне то же, с прибавлением, что при нем приехал человек от царевичей, в Имеретии находящихся, в сопровождении человека [602] Шериф-паши Ахалцихского; по сему письму, по которому стали делать в Эривани заключение, что царевич Александр намеревается точно прибыть в Эривань и с сей стороны, соединясь с Персидскими войсками, сделать свое нападение; человек же Александр-царевича отправлен к Баба-хану. И в сем я также имея некоторое сомнение, ибо он прибыл с архиереем и почти все те же слова говорил, — отправил своего чиновника Грузинского к хану, написав к нему, чтоб он от неприязненных своих покушений воздержатся, ежели есть его искреннее желание быть в покровительстве Г. И., и отправив сего человека, приказал ему все подробно под рукою разведать; потом принял посланца. Письмо было весьма учтивое и основано на одних комплиментах, а словесные его препоручения были, что Памбакская провинция принадлежит ему, ибо имеет фирман от Ага-Магомед-хана в пожаловании оной во время разорения Грузии и потому вступает во владение оной, но что его никогда нет желания с противником Е. И. В.; но главная цель сего посланца, как я заметил, была, что точно ли прибыли войска и в каком количестве. Я его отправил и с ним послал кн. Соломона Тарханова, человека весьма хитрого, умного, храброго и весьма способного на такие посылки, написав также учтивое письмо, но при посланце приказав ему, чтобы хану донес, — если он не возвратит арестованных агаларов, не отпустит и не выгонит из своей земли Памбакских Татар и будет сей провинции делать притеснение, то я достаточно силен, чтоб его победоносными войсками Г. И. наказать и тогда он почувствует всю тягость своей вины, когда лишится своего владения; а мой совет ему, как другу, есть оставаться спокойно и не делать никаких покушений и не мешаться совсем в Грузинские дела, а буде действительно он имеет какую-нибудь справедливую претензию на сию провинцию, то просить Г. И. и ожидать Его милосердия, коего такими поступками век получить не может; за отсутствием в. пр. препоручена мне Грузия и я ее должен сохранить в тех пределах, как она была при покойном царе, и потому я ему удовлетворения сделать не могу, но напротив оную защищать буду, и хотя и знаю, что Шорогали также принадлежат Грузии, но как они были при покойном царе в его владении, то я об них и не вступаюсь; между тем приказал князю Тарханову все разведать искусным образом, от чего все сие произошло. Между тем прибыл Наги-бек, коего я спросил о причине их удаления; он мне на сие отвечал, что уведомясь, что Аслан Орбелиани должен быть их наместным моуравом и боясь, чтоб он их землю не разорил, также как и Шамшадили, от притеснения коего и доднесь в той провинции идут распри, а притом убоясь от хана Эриванского, что он их разорит, решились идти к нему, быв уверяемы из Тифлиса, что Российские войска никогда на защиту им не пойдут; но видя ныне, что действительно то ложь, вознамерились прийти с повинной, но уведав о сем, хан Эриванский арестовал Сеид-бека и Раим-бека и содержит в крепости; но он, имея случай, бежал и все свои аулы привел и за счастье себе поставляет, что он теперь в подданстве Российском, но под Грузинским правлением жить не желает и чтоб доказать свое усердие, то он желает ехать и украсть тех двух агаларов, содержащихся в Эривани, — а буде сие ему не удастся, то их аулы перевести в границы Грузинские. Я, видя благую наклонность, рассудил его отправить с тем, чтоб он всех агаларов привел и уговорил бы их, чтоб и аулы приведены были на зимовье. В течении сих 2-х дней получил я известие, что в Шамшадилях также Ганджинский хан намеревается сделать свое покушение и старается отвратить агаларов от должного повиновения, сих в той провинции только два, из коих один предан нам, а другой Ганджинскому хану и живет у него. Я, зная, что та сторона немного обнажилась, то принужденным нашелся князя Чавчавадзе и князя Соломона Авалова с Казахами отправить в их дома, дабы они могли защищать свою границу и склонили б и Шамшадильцев, дав также повеление и подпол. Кузеневу, чтоб он по требованиям сих 2-х князей, их в случае нужды подкрепил. Чрез два дни получил известие, что Сеид-бек и Рагим-бек возвратились в границы с своими аулами и сие известие привез мне Наги-бек, но что в лагерь не едут, то принужденным был (как ни Чавчавадзе, ни Авалова, к коим они доверенность имеют, не было) отправить полка 17-го протопопа, который отправляет при мне и переводческую должность, который расторопностью своею их к вечеру всех ко мне и привел. Они в извинение свое объявили то же что и первый, присовокупи, что когда уже хотели возвратиться, то узнав о сем, Эриванский хан их посадил в крепость и арестовал, но получив второе мое письмо, тот же час их приказал выпустить; но все еще имели за собой надсмотрщика, наконец и сего от них взяли и они, [603] удалясь, подтвердили мне тоже, что они никак не желали иметь князя Аслана Орбелиани своим наместным моуравом. За сими, прибыл чрез два дни и князь Тарханов и с ним первейший чиновник Эриванского хана султан посланцем, который привез мне от хана преласковое письмо и словесные его препоручения состояли, что хан его никогда не имел мысли и не смеет подумать, чтоб сделать какую-нибудь дерзость против России, но что он думал, что сим не нарушит спокойствия, чтоб войти во владение провинции ему принадлежащей по фирманам Ага-Магомед-хана; но коль скоро он видит, что сего сделать не можно, то и впредь без воли Г. И. на сие дерзновения иметь не будет, но чтоб я ему только доставил сию величайшую милость и что он намерен отправить своего человека к Высочайшему двору, но сожалеет, что я его не известил при своем выступлении из Тифлиса и что с сих пор он дает свое слово никак не выходить из моих повелений и просит, чтоб я ему дал наставление, как ему поступать, чтоб по неведению не подпасть под гнев Е. И. В. Я похвалил его расположение, объявив, что он, конечно, все может ожидать от милосердия Е. И. В., но силой ничего не получит, ибо я не позволю ни вершок земли, ни одной души никому взять без повеления Г. И., а все должно оставаться в том положении до воспоследования Его воли, как было при последнем конце жизни царя и потому прошу его, что буде впредь кто из подданных Императорских осмелится придти к нему, так как агалары пред сим сделали, то чтоб он их, заковав, прислал ко мне, равно и я с его подданными делать буду и чрез сие сохранится соседственная дружба; а что я ему не дал знать, что я выступаю, то сему есть та причина, что у нас никогда не водится давать знать куда идешь, да я же шел наказать преступников подданных моего Государя, то и не имел нужды его о сем уведомлять. И написав письмо, выхваляя его расположение, отправил сего султана, который взялся головой своей отвечать за все неусердства. С князем же Тархановым он мне приказал сказать, что он за первое благополучие почтет себе, ежели будет столько счастлив, чтоб войти в покровительство Г. И.; но имея своих жен в залоге у Баба-хана, сие опасается делать явно, а просит, чтобы чрез меня он мог получить сию милость. Касательно теперешних его поступков, то хотя явно не признался, но дал почувствовать, что имел на сие письма из Грузии и Имеретии, да и в бытность его, Тарханова, в Эривани приезжал человек от Александра царевича, с тем что хотя он и дал слово быть к нему, но по переменившимся обстоятельствам он до сентября сего сделать не может; есть же в Эривани один нам преданный из Армян юзбаши, чрез коего я и прежде имел некоторые сведения, который ему подробно рассказал, что царевич Давид писал к хану, уступал ему Памбакскую провинцию и обещал ту же дань, которую сей последний платил покойным царям Ираклию и Георгию, если он не допустит Русских вкорениться в Грузии и ему доставит царство, и что при выступлении из Тифлиса он ему дал знать, что хотя мы, Русские, и пошли, но не более как человек 400 под ружьем и чтоб он ничего не боялся, что для него это безделица, что от царевичей из Имеретии писано было также, что и они намерены идти на нас и что Юлон и Александр, соединясь с Шериф-пашей и Имеретинским царем, а к тому и еще войска Баба-хана достаточно сильны, чтоб нам сделать отпор, когда в тоже время с другой стороны Лезгины также сделают свое нападение. Сам же хан объявил, что один дворянин именем Патрело, приехав к нему, ему отсоветовал идти в покровительство России, говоря «ты видишь, что с Грузиею делается — так и тебя выгонят», и что он от сего и посумнился, — почему я сего Патрелу, находящегося в Тифлисе, и предписал ген.-м. Тучкову взять под караул и оный и теперь тут находится; а также и то хан объявил, что агалары Борчалинские, Казахские и пр. некоторые писали к нему, чтоб он их Татар и самих их не боялся, ибо они с ним драться не станут и также передавали вести. Но как сие показалось мне для переду важным, то и решился, как по повелению в. пр. должен был объехать всю границу, то в тоже время и их привести к присяге; что учинив с Памбакскими и отпустив деташамент под командою ген.-м. Леонтьева, сам быв везде, оных приводил и все весьма охотно принимали оную, исключая пяти Борчалинских, кои принадлежат царевичу Давиду, кои совсем ко мне не поехали и как оные теперь на кочевье в ущельях и горах, я же не имел при себе более сорока казаков, решился оставить их до сходу с гор, что будет чрез две недели, а сии и самые те, кои иногда возят письма в разные соседственные ханства. Во время моей бытности в Памбаках, Борчалинских два агалара с двумястами [604] своих Татар и тридцать Казахов поехали в границы Ахалциха и там отогнали тысячу скота, что я узнав, тот же час дал свое повеление кн. Зурабу Орбелиани, кн. Абашидзе и кн. Чавчавадзе оный весь собрать и хранить, доколе будет за оным прислано; и действительно скоро после того Шериф-паша прислал хозяев с курьером, которым я приказал оный возвратить, но между тем был послан от меня Грузинский чиновник за беглыми и пленными, которому оные уже и вручены были; но сей поступок наших Татар приостановил выполнение. Между тем уведомил меня Шериф-паша, что будто он всех Лезгин от себя выгнал и что некоторую из оных часть нанял Карсский паша, к коему я также намереваюсь писать, чтоб их также не держал. Со стороны Имеретии также получил приятные вести: царь Имеретинский посланному от Симоновича к нему с письмами отдал много беглых; но царевич Александр увидал у царя одного Армянина, приехавшего из Карталинии, весьма много и глупо над ним издевался и наконец ввел его (?) в подозрение, что он наш шпион, почему и был сутки задержан, но наконец царем выпущен и прибыл обратно и сказывал, что Александр собирался ехать в Персию, но царь его не отпускает под разными предлогами. — По Памбакской экспедиции осмеливаюсь в. пр. представить, яко весьма усерднейших, верных и расторопных людей, всеми способами старавшихся к приведению агаларов, — князей сердаря Ивана Орбелиани, ешка-абаша князя Александра Чавчавадзе и Соломона Авалова; по уверению сих 2-х первый Наги-бек возвращен и потом был преполезнейшим к обращению прочих; князь Соломон Тарханов, быв послан от меня к хану, с большею ревностью выполнил свою комиссию и все почти с его приездом кончилось и все препорученное так разведал, как лучше желать было не можно. Гавриил Корганов, дворянин, посланный от меня к Карсскому паше, проехав — сквозь самые опаснейшие места, сохранил всю твердость духа и все препоручения выполнил с наибольшим усердием. Протоиерей 17-го Егерского полка, находясь при мне за переводчика по знанию своему 3-х языков и по неимению при мне никого к сей должности способного, по известному его усердию и ревности уже неоднократно оказываемой как по части на меня возложенной, так и по всем здешним обстоятельствам, а к тому же и по части графа Пушкина, — был мной послан к агаларам Сеид-беку и Рагим-беку и оных всех привез в лагерь готовыми уже от недоброжелательных и возмутительных слов возвратиться паки в прежнее заблуждение; наконец, адъютанта своего шт.-кап. Котляревского, неусыпно трудящегося по всем делам на меня возложенным и не имея никакого себе помощника, также мирзу-Априама находящегося при мне по Татарской переписке, весьма усердно и скромно оную отправляющего. Агалар Памбакский Haги-бек для поощрения прочих заслуживает также мое об нем предстательство по усердию, с коим он возвращал все ушедшие аулы.