142. Письмо ген.-м. Лазарева к ген.-л. Кноррингу, от 2-го января 1801 года.

По предписаниям в. пр. и по местному здесь моему нахождению, не упуская ничего из глаз, долгом поставляю вам донести о некоторых моих примечаниях, сделанных до кончины и после е. в. царя, над обеими противными партиями.

До кончины е. в. царя царевич Давид Георгиевич посылал в разные стороны, стараясь присовокупить больше себе партию, даже и принуждали присягать; я хотя неоднократно ему докладывал весьма учтиво, что спешить не к чему и что царь [189] может выздоровеет, то ему сие не может быть приятно; но он мне всегда в сих поступках запирался, с другой же стороны царевичи, зная все сии происки и быв обмануты разнесшимся слухом о кончине царской, собрались все в одно место с достаточным прикрытием и с своей стороны не упускали приумножать свою партию даже и с принуждением, также приводили к присяге, что я узнав, тотчас их старался вывести из неведения о пронесшемся ложном слухе о кончине царя, также просил и патриарха их о сем уведомить и они тотчас, получа сие известие, разъехались по своим домам, но тайно под рукой все работали, равно и отсюда все старания употреблялись, и в один день вдовствующая царица Дария Георгиевна, призвав меня, отдана мне разные копии с повелений, посланных царевичем Давидом Георгиевичем в Кахетию, прося меня оные отправить к в. пр., объявя, что подлинные она прямо к вам отправила и я при рапорте моем приложил. Тот же день получил письмо от царевича Вахтанга, коим уведомлял меня, что за Мцхетом от Тифлиса поставлен пикет, который всех проезжающих Грузин грабит и отымает письма; я тот же час о сем известил царевича Давида, что от Лезгин теперь тут опасности нет, то посему и не знаю, на что сей пикет учрежден и он в ту же ночь послал оный снять, а мне объявил, что о сем не знает, но люди были его.

В первый раз, когда царю сделалось худо, то его соборовали маслом и он исповедовался и я всю ночь провел при нем; на другой же день поутру два священника, его духовники, пришли ко мне в караульню, где я был, объявили мне именем царским, что имеют мне объявить секретное дело; по выходе всех сказали, что царь препоручает мне свою супругу и детей, а приказывает тотчас по его кончине возвести царевича Давида на престол. Сие последнее показалось для меня весьма странно, ибо дней за пять я еще слышал от него, что он Грузию уступил совсем Г. И. и сие было только повторение многократных его меня о сей материи извещений. Письма, писанные к графу Пушкину, также противоречили, да и данное мне письмо, при рапорте моем к вам отправленное, о сохранении порядка, в коем не раз упоминал, что Грузия Императорская, — все сие ввело меня в сомнение, старался как можно секретнее изыскать истину и по весьма незначащим обстоятельствам заметил, что сие был обман 1) когда царь был очень труден, то при нем царевич очень редко и почти никогда не был, а когда и приходил, то царь либо отвертывался, либо зажмуривался будто спит; 2) когда ему докладывали, что сын его тут, не имеет ли он что-нибудь ему приказать, — он отвернулся; 3) когда он его раз спросил, каков он в своем здоровье, то он отвечал, что «так теперь здоров, как бы и не желал ты, чтоб я был»; 4) когда царица Дария его навещала, то он взял ее руку, поцеловал и весьма томно сказал, что он перед ней виноват. Все обстоятельства сии ничего не значащие мне некоторым образом подали сомнение, а наконец, после уже кончины, он в одном доме сказывал, что послал к Государю письмо, по коему его царь утверждает царем; но также знаю, что сие письмо диван царский не писал, а дни за 4 или 5 перед кончиной он от царицы взял все ключи и печати, пересматривал все и бумаги и между прочими нашел одну черную, по которой узнал, что царь просил у Государя 30,000 душ и 200,000 в год, а братьям своим пенсиона здесь или в России; призвав к себе Игнатия дивана князя Туманова, спрашивал, известен ли он о сей бумаге, но как при писании оной царь привел Туманова к присяге, чтоб никому не объявлять, то сей отвечал, что он не знает; он на сие сказал «Батюшка нас зарезал». —28-го числа прошедшего месяца царь когда скончался, то тотчас везде поставлены были часовые, чтоб не давать ничего выносить, и я тот час, собрав князей, объявил им Высочайшую волю, что принято с большим благоговением и усердием; но бывший тут князь Леванидзе, разумеющий Русский язык, сказал, что я поздравил царевича царем, что мой бывший переводчик мне тотчас перевел и я им еще раз растолковал, а его просил в переводы не мешаться, ибо я имею своих переводчиков и тотчас написав письма по-русски и по-грузински, оные отдал. Сей же князь Леванидзе, происшедший из низкого поколения, при царе Ираклии был диван бегом, но за сделанную сплетню с ним и с царем Георгием был изгнан и объявлен сплетником, ныне же нашел случай у царевича Давида, его с истинного пути сбивает.

Про тех царевичей еще ничего не слыхать, а только от царевича Вахтанга и Мириана получил я письмо, при рапорте моем приложенное, также и ответ на оное; посему и заключаю, что я избрал лучшее средство, дабы удержать в тишине и спокойствии здешний край, который если б оставался так без царя, то бы с ним и справиться [190] не можно было, ибо здесь правления никакого нет, а царь делал всякую малость сам и бараты или указы подписывались всеми царевичами, каждым от себя, и так если царевич Давид будет подписывать, то те примут сие за обиду и с своей стороны также будут выдавать бараты, от чего и произошла бы междоусобная брань; а как я, не имея на сей конец ваших повелений, решился до получения их таким образом сделать, от чего все могут быть спокойны и довольны, как они и теперь благодарить за то что здесь мы находимся и воссылают молитвы о здравии Г. И. Без того, говорят, мы бы друг друга перерезали.

30-го числа, по причине тесного дома царского, где не более 2-х покоев, тело е. в. царя вынесено в соборную церковь с приличной церемонией и предшествуемо регалиями; все батальоны были в параде и поставлено все там. Ожидаю от в. пр. повеления, что делать войскам при похоронах, кои должны быть по завещанию в одном монастыре, за 60 верст отселе.

Царица находится в весьма жалком положении, как от горести, так и потому, что ничего почти после покойного не осталось, а при том и очень больна.

Здесь на сих днях от приезжих из Моздока Армян разнесся слух, что в. пр. скоро сюда изволите прибыть и изволите привезти царевичу Вахтангу орден св. Анны, да и сие странно, что я почти всегда за несколько дней узнаю, какие повеления я получу или что мне будет предписано, через Армян здешних. Нетерпеливо ожидаю прибытия вашего и от искреннего сердца оного желаю; чувствую, что весьма недостаточен с сими странными людьми и обстоятельствами обходиться и где всякий шаг может быть пагубный; если сам чего не сделаешь, так верно выдумают и где только того и смотрят, чтоб друг друга ограбить, отнять все имение, а если б можно было, то и жизнь. Царь неоднократно спрашивал у меня, скоро ли будет князь Чавчавадзе, и как я видел, что его утешает скорое прибытие сего последнего, то всегда докладывал, что он весьма скоро приедет; то он всегда отвечал «тогда я спокойно умру».