ПЕРВЫЙ ЯПОНЕЦ В РОССИИ

1701-1705 гг.

I.

Первое основательное знакомство России с Японией не восходит раньше начала нынешнего столетия, когда совершены были к Японским берегам плавания Крузенштерна (посольство Н. П. Резанова), Хвостова, Головнина и Рикорда. Наиболее обстоятельные сведения собраны Головниным во время его двухлетнего плена в Японии (См. «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах. С приобщением замечаний ею о Японском государстве и народе». (Спб. 1816 г., ч. I и II).). Раньше этих плаваний — в прошлом столетии Россия очень мало знала Японию и редко вступала в сношения с нею. Если не считать (вследствие безрезультатности) нескольких плаваний на Японские острова частных судов (См. об этих плаваниях в «Прибавлении» к «Описанию земли Камчатки Крашенинникова (2-е издание в «Полн. собр. учен. путеш. по России», изд. акад. наук. Спб. 1819), т. II, стр. 481.), за весь XVIII век было всего две правительственных экспедиций в Японию — поручика Лаксмана, в 1792-1793 гг. (См. тоже «Прибавление» к «Описанию» Крашенинникова, II, 481; «Записки» Головнина, 1, 15-16; более подробные сведения си. в «Известии о перв. российск. посольстве в Японию, под начальством поруч. Адама Лаксмана» (М. 1805).), да капитана Шпанберга и лейтенанта Вальмона, в 1738-1739 гг. («Прибавление» к «Описанию» Крашенинникова, II, 473-474.). [12]

Об экспедиции «геодезистов» Лужина и Евреинова, плававших в 1721 г. собственно к Курильским островам («Истор. обозр. Сибири» Словцова, 1, 244-5; «Наука и литература в России при Петре В.» Пекарского, 1, 347-8, «Полн. Собр. Закон.», V, ? 3266.), так мало известно, что нельзя сказать, увеличила ли она запас русских сведений о Японии. Одно несомненно, что эта первая правительственная экспедиция к Японии была вызвана появлением в России, в начале XVIII в., нескольких японцев, случайно очутившихся здесь. Именно они обратили внимание Петра Великого на Японию и заставили его искать случая поближе познакомиться с этою новою для России страною.

Первым таким японцем был именно тот, которого Владимир Атласов, покоритель Камчатки, нашел на полуострове в 1697-1698 гг. Сведения нашей литературы об этом японце не и велики («Опис. земли Камчатки» Крашенинникова (по 2-му изданию 1819 г.), т. II, ч. IV, стр. 331; «Опис. морск. путеш.» Миллера («Сочинения и переводы», 1758, т. I), стр. 301-302; «Историч. очерк главнейших событий в Камчатке» А. Сгибнева (Спб. 1869 г.), стр. 12; «Нов. данные о Вл. Атласове» («Чтения М. О. И. и Др.», 1888, кн. I) Н. Оглоблина, стр. 11.).

Миллер не верил показанию Штраленберга, уверявшего, что японец Вл. Атласова был «привезен в Москву». Но Штраленберг совершенно прав: найденные мною документы Сибирского и приказа (в моск. архиве министерства юстиции) (Сибир. приказа кн. № 1232, л. л. 79-84; кн. № 1292, л. 741; кн. № 1311, лл. 122-123; кн. № 1348, л. 74; кн. № 1388, л. 264.) подтверждают, что в конце 1701 г. японец Денбей привезен был в Москву и здесь оставлен для изучения русского языка и для обучения русских «робят» японскому языку. Оказывается, что Петр В., воспользовавшись пребыванием Денбея, задумал открыть в Москве школу японского языка.

Помимо этого факта, очень характерного для обрисовки широких стремлений великого царя, среди найденных документов очень ценна «Скаска» (т. е. рассказ) Денбея о Японии, которую следует признать первым в России документальным свидетельством очевидца об этой стране.

В виду такого значения этого любопытного документа, печатаю его целиком, а из остальных документов о Денбее выбираю более интересные сведения. [13]

II.

В Москве услышали первый раз о японце Денбее от самого Вл. Атласова. Во второй «скаске» Атласова об открытии Камчатки, записанной с его слов в Сибирском приказе 10-го февраля 1701 г. (Сибир. приказа кн. № 1292, лл. 709-713. В «Истор. оч. главных событ. в Камчатке» Огнбвева эта 2-я «скаска» Атласова напечатана (стр. 7-12) по списку сибирской летописи Есипова, с значительными пробелами, со многими ошибками и с переделкою текста.), встречаем следующее место о Денбее, которого Атласов ошибочно называет «индейцем».

«А полоненик, которого на бусе морем принесло (в Камчатку), каким языком говорит, того (Атласов) не ведает. А подобием как бы гречанин — сухощав, ус не велик, волосом черн. А как увидел у русских людей образ Божий — зело плакал и говорил, что и у них такие образы есть же. А с ними (русскими) говорил тот полоненик иное по руски, для того что жил он с ним, Володимером (Атласовым), два годы, а иное говорил через толмачь по корятцкому языку, для того, что у иноземцов жил он до него, Володимера, дваж годы. А сказывался индейцем, и золота-де у них родится много, и палаты цениные, а у царя-де индейского палаты сребряные и вызолочены. А у Курильских иноземцев взял он, Володимер, сребряную копейку, весом блиско золотника, а полоненик называл ее индейскою копейкою. А соболей и никаково зверя у них не употребляют. А одежду носят тканую, всяких парчей, стежную на бумаге хлопчатой. И тот полоненик шел с ним, Володимером, на лыжах от Анандырского зимовья 6 дней, и стали у него ноги пухнуть и заскорбел (заболел), и затем (Атласов) поворотил ево назад в Анандырское зимовье, и буде он оздоровеет, то он с рускими людьми в Якутской (острог) выйдет. А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен...»

В первой «скаске» об открытии Камчатки, записанной в Якутской приказной избе 3-го июня 1700 г. (Сибир. приказа столбец № 1422, лл. 1-12.), Атласов рассказывает следующее о японском «полоненике»:

«И услышал (на р. Иче) он, Володимер, с товарищи у камчадалов: есть-де на Нане реке у камчадалов же полоненик, а [14] называли они, камчадалы, ево русаком. И он-де Володимер велел ево привесть к себе, и камчадалы, боясь государской грозы, того полоненика привезли. И сказался тот полоненик ему, Володимеру: он-де Узакинского государства, а то-де государство под Индейским царством. Шли-де они из Узакинского государства в Индею, на 12 бусах, а в бусах-де у них было — и у иных хлеб, у иных вино и всякая ценинная посуда. И у них-де на одной бусе дерево (т. е. мачту) сломило и отнесло их в море, и носило 6 месяц, и выкинуло к берегу 12 человек, и взяли их 3 человек курильского народа мужики, а достальные-де подле того же морского носу в стругу угребли вперед, а где девались — того он им не сказал. И товарищи-де ево два человека живучи у курилов померли, потому что они к их корму не привычны: кормятца-де они, курилы, гнилою рыбою и кореньем. И тот-де индеец им Володимеру с товарищи — что они русково народа — обрадовался и сказал про себя, что он по-своему грамоте умеет и был подъячим, и объявил книгу индейским письмом, и ту книгу привез он Володимер в Якуцкой. И взяв ево, он, Володимер, к себе и оставил на Иче реке у своего коша с служилыми людьми...»

Затем Атласов взял его в Анадырский острог, а оттуда двинулся в Якутск. «И тот полоненик шел с ним 5 дней и ногами заскорбел, потому что ему на лыжах ход не за обычай и идти ему было не вмочь. И он-де Володимер того полоненика с дороги с провожатыми возвратил в Анандырской. И после того, встретя на дороге прикащика Григорья Посникова, и о том ему говорил, чтобы он ево не задержав выслал в Якуцкой с служилыми людьми, и дал ему Григорью 35 лисиц красных, чем тому полоненику дорогою наймывать под себя подводы...»

Но «полоненик»» Денбей был доставлен в Москву из Якутска только в конце следующего 1701 года. [15]

III.

Осенью 1701 г. Сибирский приказ узнал о выезде Денбея из Якутска и 1-го ноября сделал следующий любопытный приговор, показывающий, как сильно интересовался Петр японцем и заботился о благополучной доставке его в Москву:

«1701 году, ноября в 1 день, по указу великого государя... думной дьяк Андрей Андреевич Виниюс, с товарищи, приказали: послать великого государя указ на встречю государевы якуцкие казны к посыльщиком к служилым людям, которые с тою... казною к Москве едут, для того — ведомо великому государю учинилось, что послан с ними из Якуцка к Москве иноземец, которой взят в Камчадальской земле, и чтоб они, якуцкие служилые люди с тою... казною и с иноземцом ехали к Москве со всяким поспешением и обережью от всяких непотребных случаев, и того посланного с ними иноземца берегли и никакой нужды в одежде и в кормех отнюдь бы ему не было, и буде какая потреба прилучитца и ониб, служилые люди, тому иноземцу одежду и кормы потребные покупали, а им из сибирского приказу те издержки выданы будут» (Сибир. приказа кн. № 1292, л. 741.).

Но по каким-то непонятным причинам этот приговор состоявшийся 1-го ноября, приведен в исполнение только 21-го ноября, когда отправлена была на встречу «наказная память» якутским служилым людям, сопровождавшим Денбея в Москву (Ibid., л. 741 об.).

В конце декабря Денбей благополучно доставлен в Москву, как говорит «выпись» Сибирского приказа от 29-го декабря 1701 г. (Ibid., кн. № 1282, л. 79.). «Выпись» приводит извлечение из «отписки» якутского воеводы стольника Дорофея Траурнихта и дьяка Максима Романова, писавших, что 20-го октября 1700 г. «прикащик» Ковымского зимовья Федор Мартынов прислал в Якутск «полоненика, именем Денбея». 18-го февраля 1701 года воевода отправил Денбея в Москву с казачьим пятидесятником Иваном Софронеевым, которому выдал на дорогу для японца — «на одежду 2 кумача» и «19 аршин без чети крашенины», да «куплен санаяк оленей, дано рубль, да на корм в дорогу и на обуви» выдано деньгами 2 р. 16 алтын 4 деньги. [16]

29-го декабря 1701 г. Ив. Софронеев «в Сибирском приказе явился и того полоненика объявил. А на Москве того полоненика языку переводчики и никто не знают».

Тем не менее через несколько дней в Сибирском приказе записали «скаску» Денбея (Ibid., лл. 79 об., 83. См. «скаску» Денбея ниже.), говорившего уже с грехом пополам по-русски.

8-го генваря 1702 г. Денбей представлялся Петру в селе Преображенском и в тот же день состоялся следующий «именной указ», решивший участь Денбея (Ibid., л. 84.).

«1702 г., генваря в 8 день, по указу великого государя присланной из Якуцкого иноземец Денбей ставлен пред великого государя в Преображенском. И великий государь... указал ево, Денбея, на Москве учить руской грамоте, где прилично, а как он рускому языку и грамоте навыкнет, и ему, Денбею, дать в научение из руских робят человека три или четыре — учить их японскому языку и грамоте. А о крещении в православную христианскую веру дать ему, иноземцу, на волю, и его, иноземца, утешать и говорить ему: как он рускому языку и грамоте навыкнет и руских робят своему языку и грамоте научит — и ево отпустят в Японскую землю. А ныне ему, иноземцу, пока он на Москве будет, давать своего великого государя жалованья на корм и на одежду по небольшому, чем ему пронятца».

Сибирский приказ спросил Ив. Софронеева: сколько в дороге выходило «на прокорм и платье» Денбею? — Софронеев «сказал», что дорогою он и товарищи его, якутские служилые люди, «промеж собою клали они вхарчь денег по рублю и по полтора и по два, и он-де, Иван, и за него, иноземца, вхарчь деньги давал свои», а сколько именно истратил на него — не помнит (позже вспомнил).

20-го генваря приказ решил давать Денбею «поденного корму по 5 копеек на день и те деньги давать ему помесечно с сего числа...»

23-го генваря Ив. Софронеев подал «челобитную» о возврате ему денег, истраченных им дорогою на Дембея, на которого; он «покупал платье и клал в артель вхарчь за него свои деньги» (Ibid., кн. № 1311, л. 122.). Из представленной им «росписи» видно, что он [17] истратил на Денбея 8 р. 20 алтын. «Скаска» (Ibid., л. 122 об.) спутников Софронеева (тобольского боярского сына Андрея Тутолмина и якутских казаков) подтвердила, что Софронеев действительно «один» тратился на Денбея, а спутники его не участвовали в этих расходах, так как японец был поручен попечениям собственно одного Софронеева.

8 рублей 20 алтын были выданы Софронееву «собольми», как говорит приговор думного дьяка А. А. Виниюса и «память» приказа «казенным целовальникам» гостю Максиму Чирьеву с товарищи (Ibid., л. 123.).

Тот же Ив. Софронеев росписался за Денбея в получении им первого «поденного корма» — 20 алтын, выданных с 20-го генваря по 1-е февраля «по 10 денег на день». Эта запись находится в «денежной расходной книге» Сибирского приказа, за 1702 год, в статье «приказной росход» (Ibid., кн. № 1348, л. 74.).

IV.

Итак, Денбей остался в Москве. К сожалению, мне не известны подробности о дальнейшем пребывании его в России. Успел ли он изучить «русский язык и грамоту», открыл ли он для «русских робят» задуманную Петром В. школу японского языка, долго ли Денбей прожил в России, отпущен ли он на родину, как ему было обещано государем и проч. — все это нерешенные вопросы.

Мне известен, впрочем, один документ, касающийся Денбея и утверждающий, что в 1705 году японец еще был жив и жил в Москве, находясь с апреля 1702 г. в ведомстве Приказа Артиллерии. Это — «память» из Сибирского приказа от 16-го октября 1705 г., за приписью дьяка Ивана Чепелева, в Приказ Артиллерии, на имя «генерала-фелцехмейстера» царевича Александра Арчиловича (Имеретинского) и «генерала-маеора и губернатора» Якова Вилимовича Брюса с товарищи (Ibid., кн. № 1388, л. 264.).

«Память» говорит, что по государеву указу от 16-го апреля 1702 г. послан из Сибирского приказа в Приказ Артиллерии «Японского государства иноземец Денбей для учения руского [18] языка и грамоты, а как он, Денбей, рускому языку и грамоты изучитца, и ему, Денбею, учить своему японскому языку и грамоте робят человек 4 или 5. И великий государь... указал из Приказу Артилерии в Сибирской приказ отписать: Японского государства иноземец Денбей рускому языку и грамоте выучился-ль и своему языку и грамоте робят сколько человек выучил-(ли) и ныне учит-ли?...

К сожалению, ответной «памяти» Приказа Артиллерии не сохранилось среди документов Сибирского приказа.

У Сгибнева («Истор. оч. главн. событ. в Камчатке», стр. 51.) есть глухое известие, что в 1739 г. существовала «школа японского языка, учрежденная в 1706 г. в С.-Петербурге Петром I...» — Откуда взято им это известие — не видно, но если оно достоверно, то несомненно, что эта школа была открыта именно первым японцем, попавшим в Россию — Денбеем, Атласовским «полоненником». Второй японец — Санима, найденный русскими также в Камчатке (с разбившейся бусы) в 1710 г., доставлен был в Петербург только в 1714 г. («Опис. Морск. путеш.» Миллера («Сочинения и переводы», 1758, т. I), стр. 305; Словцов, 1, 244; Сгибнев, 18.). Следующие японцы, получившие после крещения имена Кузьмы Шульца (sic) и Дамьяна Поморцева — найдены в Камчатке в 1729 г., а в Петербург отправлены в 1730-х гг. (Сгибнев, 50-51.). Поморцев, — говорит Сгибнев — «был назначен в 1739 г. учителем в школе японского языка, учрежденной в 1706 г., в С.-Петербурге, Петром I...»

Перехожу к «скаске» Денбея, которую привожу ниже в полном объеме, без всяких сокращений. Помимо рассказа о приключениях самого Денбея, «скаска» очень богата ценными сведениями по географии и этнографии Японии описываемого времени. Попадаются также у Денбея данные о социальной и религиозной жизни японцев. Как показания современника и знатока японской жизни — все данные «скаски» Денбея заслуживают полной веры.

Особенно ценно известие Денбея о том, что в его время Япония была соединена сушею с Китаем. Он говорит: «с Японского острова в Китай сухой и морской путь есть, и он, Денбей, к Китаях сухим путем и морем бывал...» Не верить же ему, как очевидцу, нельзя, да и не трудно поверить, зная, что Японский архипелаг пережил много геологических переворотов. Известно, напр., что «земля Езо», во время [19] плавания к Японии голландского корабля «Кастрикома» была одним островом, а позднейшие мореплаватели представляют ее архипелагом островов (Миллер, 318-320.). Известны также перевороты, происшедшие на соседних грядах Курильских и Алеутских островов.

V.

«Скаска» Денбея

(Сибирского приказа кн. № 1282, лл. 79 об. — 83.).

«А тот полоненик говорит немного по руски и в Сибирском приказе сказался — Денбеем зовут, Дисаев сын, родом Японского острова города Осакка, а стольной того острова город Meако, растоянием от Осакка города верст с полтораста. В нем живет владетель того острова — званием Даин-Сама. А отец ево, Денбеев, Диаса, живет в том же городе Осакка — промышляет торговым промыслом. А он-де, Денбей, с товаром хозяина своего тогож Осакка города торгового человека, именем Авасжия сына Матавина, в найму у него с иными хозяина ево с наемными людьми, всего 15 человек, на судне, да с ними на иных на 30 судах — на бусах или на кораблях, а по их званию едовни, длиною те суды сажень маховых по 15, а шириною и вышиною по 4 сажени. — пошли было парусами по морю-окияну тогож Японского острова в город Енду, которой стоит на взморье, расстоянием от Асакка с 700 верст. А товары с ними были: пшено сорочинское, да вино пшонное, да камки и китайки, бумага хлопчатая, сахар белой — мелкой, что мука и леденец, да древо сандал, да железо, для мены на шолк и на дощатое железо, и на полотна крапивные, и на золото и на серебро, для того что-де серебро и золото печатают только в двух городех — в Меаке и в Енде, и владетель их в тех двух городех переезжая живет.

И на окиане-де море те их суды волнами рознесло — а куда те суды рознесло, про то он не ведает. А их-де судно носило по морю великим ветрм 28 недель, и они-де, избывая от ветру, шоглу с парусами срубя опустили в воду, а с теми парусами потонуло у них 2 человека. А в том судне была с ними пресная вода взята из Осакка города, и той воды стало им на 2 месяца, а как воды не стало — тогда они пшено варили в вине, и то вино выцедя, [20] подсычивали пшено сахаром леденцом и понемногу питались. И как-де ветры престали, тогда они по матошнику усмотрели, что их далеко в море занесло, стали домышлятца — как бы им назад возвратитца? И нашли на море небольшое дерево с коренем, и то дерево вместо шоглы на судне они поставили, и сшили из камок паруси.

И теми парусами принесло их к Курильской земле, и они, увидя реку, пошли тою рекою вверх, и дошли до курильского народу. И от тех курильских народов пришел к ним один человек, и он-де, Денбей, с товарищи своими, хотя уведомитца, стали для познавания земель и языка писать на бумаге, и то письмо отдали тому курилу, чтоб он также по своему языку написал. И курил-де тое бумагу положил в пазуху, потому что де камчадальские и курильские земли у народов никакова письма нет, — и пошел от них прочь. А на утро-де пришло их в 4 лодках человек с 20, и, посмотри на них, пошли прочь. А в ночи-де пришло их в 40 лодках человек с 200, и почали на судно по них Денбею с товарищи стрелять из луков и топорами каменными и костяными судно их рубить, и его, Денбея, из лука у левые руки по персту ранили. И они-де, Денбей с товарищи, видя их многолюдство, стали из судна выносить камки и китайки, и железо, и отдавать им, чтобы их не убили. И курильские-де люди те камки и китайки и железо у них взяли. А пшено и сахар нюхали, и что запаху никакова оттого нет, також и вино, которого с ними было с 500 бочек — понюхав, бочки и россекли и пометали то пшено и сахар и вино вылили в воду. А бочки оставили себе — класть рыбу, для того что-де в Курильской и в Камчадальской земле никакой посуды у иноземцев нет. А рыбу кладут в ямы, а поверх покрывают деревьем я травою, и та рыба вся измыловеет, и они тое рыбу кладут в корыта и наливают водою и розогревают горячим каменьем, да к тому прибавливают грибов-мухоморов, и то пьют, и гостей свою братью подчивают, и бывают оттого пьяни. А он-де с товарищи Денбей того их питья пить не могли, а ели корение и рыбу, которая не больно залежалась.

Да и онеж, курильские люди, двух человек из них, которые будучи на судне на море от великих слез ослепли — убили до смерти. А ево-де, Денбея, взял один человек и свез на Камчатку реку. А товарищи ево 10 человек остались у тех курилов. А вместе он с товарищи своими жил у тех курилов с месяц. [21]

А на Камчатке реке жил он, Денбей, до приходу Володимера Отласова с товарищи блиско году, и по их камчадальскому языку немногие слова стал познавать, и слышал от тех камчадальцов, бутто к той Курильской земле приходили люди на бусах или на кораблях, и тех товарищев ево 10 человек взяли с собою, а их ли Японские земли или Китайские люди были, про то он не ведает.

И как Володимер Отласов с казаками в Камчадальскую землю пришли, и он-де, Денбей, видя у них в ествах чистоту, приехал к ним, чтоб ево от голоду не покинули. И Володимер-де с товарищи взяли ево, Денбея, к себе, а камчадальским иноземцам не отдали и вывезли в Сибирскую землю.

А как он, Денбей, из города Асакка на море пошел — тому ныне седьмой год. И в городе Осакка есть у него, Денбея, жена да двое детей.

А в их-де земле пушечки есть маленькие — по аршину и по 1 1/2 аршина, и порох есть же, а делают тот порох в их же земле. А об иных ведомостях сказать он не знает, потому что он руского языка мало умеет. А наперед-де сего в Курильскую и в Камчадальскую землю из их Японские земли никто не езживал.

Да он же, Денбей, сказал: вера-де у них с китайцы одна — покланяются идолом, которых у них златых, и сребряных, и медных, и железных, и дровяных многое число, разными образцы.

И он, Денбей, описательные книги Японского острова на цесарском языке, в лицах, смотря сказал: городы-де Японского острова Миако, Осакка, Ендо, как они стоят в лицах в той книге — написаны сходны. И идолы человеческими и змеиными и зверскими и иными разными воображеньями, которым они поклоняются и вместо богов почитают, и божницы и иное строение, что в той книге в лицах написано — в их земле есть против той книги сходно.

А про Господа Бога создателя неба и земли он, Денбей, спрашиван: в него они веруют ли и где ево исповедают? — И против того он сказал:

Создатель-де неба и земли живет год на земле, а год на небеси, только-де они ево не знают, а своих-де богов называют они разными имяны: Амидаками, Токи, Хачимам, Каннов, Фудо, Ша-Кайтовдай, Амида, Недай, Коожин, Жиго, Якуш, Кокуро, Шигачиман, Кобондойш, Ишешмей, Амагу-Само, Омнег. [22]

А китайцов-де у них с японцами считают за одних людей, потому что у них идолопоклонение и язык и письмо и обычаи одни, а те-ли-де китайцы, куды руские люди с караваны ходят или иные — про то он не ведает, потому что де с Японского острова в Китай сухой и морской путь есть, и он Денбей в Китаях (sic) сухим путем и морем бывал в китайских городех, которых по их японскому языку называют: Акитай, Квота, Нощро, Тонга, Фиага. И китайцы к ним морем и сухим путем приезжают, а с собою привозят китайские товары — пшено, железо, доски корабельные, кость рыбью и мамонтовую. А они, японцы, им, китайцам, продают: бумагу хлопчатую, камки, китайки, золото, серебро.

А в Японской-де земле владетель их или царь, которому имя Кубо-Сама, да вподобие патриарха — Дайро-Сама, да меньши того Дайра властью Кинчю-Сама, живут (они) во граде Миаке, а иное царь их переезжая живет в городе Енде.

А снег бывает у них в двух месяцах — в одном три дни, в другом 2 дни, как ветр будет с полунощную страну и того снегу нанесет малое число, толщиною на перст, и тогож дня стает, а морозов не бывает, только бывают ветры студеные три месяца. И дожди зимою и летом у них бывают. А большей день 12 часов, меньшой по 7 и по 8 часов, а середи лета солнце бывает над самым теменем и зело бывает жарко.

А скот у них быки, лошади, свинии, овцы, и тех скотов они не едят, а едят гусей, уток, кур руских и индейских жаравлей, да по их языку птица кужаку — величиною с быка, перье белое, хвост черной, ноги красные, да рыбы большие сажени по две, кои живут в море, а в озере их живут караси, а в реках рыбы не бывают, потому что-де вода зело теплая. Да в мореж ловят мелкую рыбу — подобна вологоцким нельмушкам. Да ягоды, сладкие и кислые, и яблока родятся, да пшено сорочинское, а иногда пшено сорочинское привозят из Китай в ним на продажу.

А у воинов их японских оружие — мушкеты, копья, сабли. А начальные люди носят по 2 сабли. Только-де у них войны никакие ни с кем не бывает.

А около городов их стены каменные из большого дикого камени; стены толщиною аршин по шти, в вышину сажен по десяти. А домы у них делают: ставят деревянные столбы высокие, столб от столба по аршину, и землю с водою разбивая, и примешивая к ней сена, меж тех столбов кладут, толщиною в аршин и в полтора, слоями, а меж слоев кладут [23] железо и веревками утягивают и убивают накрепко. Также и божницы делают, и покрывают те домы и божницы железом, а иные медью, а иные серебром и золотом. А у царя-де их и у патриарха домы и начальная божница покрыта золотом.

А посуда-де у них серебряная и медная и ценинная. А ценинную посуду делают у них из морских раковин: толкут их намелко и мешают с глиною, и держат в земле многие годы, и из того те ценинные посуды делают.

А как царь их гулять куды на судах ездит -пушечки и пищали на суды с собою для потехи берет. А торговым людям того Японского острова пушек и мушкетов и пищалей с собою брать у них заказано, только в домех пищали и пушки торговые люди держат.

А в иные-де земли они, японцы, не ходят, а в Японскую-де землю приходят к ним кораблями немцы, с сукнами и с иными товары, в город Нангасаки, и в том городе многие немцы домами живут, а в иные городы Японские земли немец и никого чюжеземцов торговать не пущают, а для чего — про то он не ведает. А наперед сего, тому ныне 15 лет, принесло ветром на карабле немец в город Кинокуни, и переводчика-де их языку в том городе не сыскали, и взяв у тех немец письмо, послали в город Нангасаки и переводчика сыскали, и о всем их допрося отпустили в город Нангасаки, а из Нангасака велели их отпустить в немецкую землю.

А об их японских судах сказал он выше сего. А те-де их японские суды делаются без крышек, только для бережения товаров делается на всяком судне по чюлану с покрышкою. А как на море бывает дождь, тогда дерево шогольное снимают и положат вдоль по судну и покрывают от дожжа бумагою, которая держана в рыбье жиру. А как великими волнами судно станет бить и в судно воду плескать, и по самой нужде то судно лехчат — бочки с вином и иные тяжелые товары бросают в море, а как то их судно лехко будет, тогда воды в него плескать не станет, и то судно по морю носит многие месяцы.

А ево, Денбея, с товарищи на море носило 28 недель. А из дому он, Денбей, пошол зимою и западным ветром носило ево целую неделю, а в иные дни были с иных стран ветры, а в иные дни ветров не было, только-де выправитца они не могли, (по)тому что у них шоглы не было, а как дерево на море нашли и парус сшили, тогда по самой нужде по матошнику прибились к Курильской земле. А та Курильская земля, как они от [24] востоку шли, была у них в правой стороне. А в Камчатской земли до зимы жил он, Денбей, 6 месяцов.

А в их Японской земле считают они в году по 12-ти, а в ином году по 13-ти месяцов, а в месяцах по 4 недели, а в месяце по 28-ми, а в иных по 29-ти дней. А год починается у них зимою.

А городы-де Батавию, Формосу, Кантон — он, Денбей, не знает и не слыхал, и ензуитов и попов немецких в городех японских нет, а есть ли-де или нет в Нангасаке городе — (того он не ведает). И креста Христова у них нет же, и иных никаких вер они, японцы, не принимают и быть иным верам не велят.

А платье у них в Японской земле носят камчатные и китайчетые, а зимою стежное на бумаге.

А родится-де у них золото, серебро и делают камки и китайки, а жемчюгу и каменья дорогова у них нет, потому что де у них жемчюгу и каменья никто не носит. А в море у них звери бывают изретка — подобны быкам, и рыбы большие сажени по 4 и по 2 бывают.

А деньги у них медные называют жени, подобны руским медным денешкам округлостью и толщиною, да серебреные деньги, которые называют у них гин, весом блиско московского золотника, а такую копейку привез к Москве Володимер; Отласов. А медных денег на серебряную копейку дают по 50-ти. Да у них же есть золотые, шириною против ефимка, толщиною против московской медной деньги, которые (золотые) называют у них кованы, а за тот золотой серебряных их денег дают по 40 копеек. А иные золотые большие — шириною вершка в два, которые называют убан, а дают за них по 4 кована. А иные золотые есть меньшие, которые называют ичим, за которые дают серебряных по 10 копеек.

А серебра-де и золота в их земле много. А в Курильской-де; земле тамочные народы взяли у них, Денбея с товарищи, меньших золотых 2 ящика, пуда по два, и тех золотых они, камчадальские народы, не знают — роздали играть детям своим».

«Скаска» собственноручно по-японски подписана Денбеем.

Н. Н. Оглоблин.

Текст воспроизведен по изданию: Первый японец в России, 1701-1705 гг. // Русская старина, № 10. 1891

© текст - Оглоблин Н. Н. 1891
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1891