О ВООРУЖЕННЫХ СИЛАХ ЯПОНИИ И КИТАЯ.

(Лекции, по приглашению морского ведомства читанные зимою 1876 года в Кронштадте и Петербурге.)

Япония. Сухопутные силы. Управление, вооружение и снаряжение. Военный флот. — Китай. Устройство и вооруженные силы. Вооружение и снаряжение; пороховые и оружейные заводы. Военный флот.

ЯПОНИЯ.

Когда 22 года назад у берегов Японии появились эскадры: американская — комодора Перри и русская — адмирала Путятина, чтобы открыть эту страну для цивилизованных наций, она была еще вполне средневековою, как вообще по государственному устройству, так и, в частности, по организации военных сил. Удельные князья, в числе около 600, владели почти всею териториею и нередко вели междоусобные войны. Их зависимость от действительного государя Японии, микадо, была почти номинальна; с наместником его, сиогуном, они большею частию находились в натянутых отношениях. Войска, состоявшие из привилегированного сословия, саймураев или шляхты, подчинялись непосредственно князьям, и потому каждый ратник носил на одежде фамильный герб своего феодального сеньора, за честь и выгоды которого верные саймураи нередко дрались с рыцарскою отвагою. Хотя и был общий для империи закон, по которому число воинов в уделах ограничивалось цифрами доходов с княжеств, именно, полагалось выставлять по 60-ти пехотинцев с района, доставлявшего 10,000 кокф риса, но в действительности эта норма вовсе не соблюдалась. И какой нибудь Сацума или Нагато, гордые васалы императора, вступали в Иеддо, резиденцию его наместника и действительного правителя государства, с конвоями из многих тысяч вооруженных людей, которые и водворялись в замках своего князя, построенных в разных частях города, особенно в Сото-Сиро, прилегающей к императорскому кремлю. Васалы эти окружали стражею своего господина каждый раз, когда нужно было ему выезжать из [79] замка; за обиды, ему наносимые, они не затруднялись немедленно мстить кровью, и иногда якунины одного княжеского дома вели многолетнюю вражду с саймураями другого, хотя в столице государства сиогун строго наблюдал за тем, чтобы эти антипатии не проявлялись кровавыми сценами. Еще в 1870 году, то есть когда феодальный порядок был уже потрясен, бывали в самом Иеддо случаи вооруженных столкновений между приверженцами отдельных даймиосов.

Тесные феодальные связи между отдельными князьями и их васалами не исключали, впрочем, для последних службы государству в целом его составе. Эта служба выражалась в мирное время очередными нарядами в караулы по городам, особенно в столице, где караульные здания у многочисленных ворот всегда занимались командами из якунинов разных князей, хотя и не смешивавшимися никогда в одном карауле. Для обороны государства от внешних врагов, берега его были разделены на участки, охранение которых вверялось тому или другому князю и его дружине. Так, известно, что около Нагасаки военные силы и средства были подведомственны князю Хизену, хотя Нагасаки — город имперский; оборона Симоносаки лежала на князе Нагато, и пр. Устройство военной защиты государства вообще было рационально и вполне соответствовало общему государственному устройству. А что на энергию обороны от внешних неприятелей можно было рассчитывать, тому история приводит множество доказательств. В 1639 году, когда один испанский линейный корабль попробовал, вопреки запрещению, войти в нагасакскую гавань, на него было сделано нападение, с мелких лодок, якунинами князя Аримы, которые легли при этом в числе более 3,000, но цели своей достигли, т. е. корабль уничтожили.

Замечательно, однако, что Япония, не смотря на то, что вся состоит из островов, расположенных среди океана, не имела флота. Причиною этого было состоявшееся в 1637 году запрещение входить в какие либо сношения с иностранцами, почему и постройка морских судов для дальнего плавания была запрещена. Японцы занимались только каботажем, и как междоусобий на море не бывало, то военных кораблей, даже малого размера, вовсе не существовало, хотя многие джонки, правительственные и княжеские, имели пушки, изготовленные, преимущественно, мастерами христианских наций, бывших в сношениях с Япониею в XVI и XVII веках.

Это отсутствие военного флота, эта раздробленность военно-сухопутных сил и зависимость их от князей, нередко враждебных друг другу, немало значили в деле вторичного открытия Японии для [80] иностранцев. Полного военно-политического единства государства и полного развития его оборонительных сил не было. Между представителями высших сословий всегда были люди, не только не противившиеся прекращению вековой замкнутости страны, но и желавшие его. Какой нибудь Сацума, например, удививший в 1854 году голандцев вопросом: какое приложение имеет фотография к регистрации метеорологических наблюдений? — конечно, не очень заботился бы явиться на помощь тем князьям, которые бы вздумали вооружиться на защиту отсталой системы национальной замкнутости. Да и как можно было противиться желаниям иностранцев открыть доступ в Японию, когда эти иностранцы владели уже паровыми флотами и могли, по усмотрению, атаковать любой прибрежный пункт страны вполне безнаказанно.

Заключение договоров с Соединенными Штатами, Россиею, Англиею, Франциею и пр. перевернуло весь государственный, а с ним и военный строй Японии. Прежде всего японцы увидели, что им без флота существовать невозможно. Оттого они бросились на покупку европейских судов, особенно пароходов. Разумеется, им сбывали всякую дрянь, по очень дорогим ценам; но тем не менее, в начале 1870 г., то есть через 11 лет после открытия Иокогамы, японское правительство и князья владели 128-ми судами, в числе которых было два броненосца, Stonewall и Iho-shu-maru. Полный список этих судов был сообщен мне американским торговым домом Walsh and C° в 1870 году, в Нагасаки, а от меня передан лейтенанту Старицкому, который и напечатал его в «Морском Сборнике». Эта корабле-покупательная горячка японцев имела также свои невыгодные, даже смешные стороны. Платя огромные деньги за пароходы, японцы не умели ими управлять, и однажды был случай на иокогамском рейде, что японский корабль, разведя пары и пустив в ход машину, не умел ее остановить, почему и делал по рейду вольты между европейскими судами, пока, наконец, боязнь столкнуться с одним из них не заставила его выкинуть сигнал об опасности, к общему смеху европейских моряков. Чтобы стать, по возможности, скорее вне зависимости от иностранцев по части судостроения, в 1859 году был устроен большой пароходный завод в Аконуре, близ Нагасаки, а для доставления флоту знающих офицеров и техников, несколько молодых людей отданы были юнгами на корабли голандского флота. В числе их, если не ошибаюсь, находился и нынешний японский посланник в Петербурге, вице-адмирал Эномото. Аконурский завод, устроенный голандцами же, через 10 лет после своего основания, не имел уже ни одного иностранца: все в нем служащие, [81] от директора до последнего молотобоя, были японцы, а матросы и офицеры японского флота водили его вдоль берегов Японии и даже в морские битвы не далее как летом 1869 года.

Сухопутные силы Японии, в период времени от открытия для иностранцев портов до начала междоусобной войны, приведшей к уничтожению тайкуната и восстановлению военно-политического единства империи, т. е. в 10 лет, с 1859 по 1868 год, подверглись также значительному влиянию европейских понятий о военном искусстве. Прежде всего, разумеется, японцы убедились в совершенной непригодности своего прежнего оружия для войны в современном смысле. Их ополчения были вооружены предпочтительно саблями, стрелами, пиками и лишь изредка ружьями устарелых систем. Теперь пришлось заботиться о штуцерах, и по сведениям, которые мне удалось собрать, в 1870 году, по начало этого года, разными японскими князьями и центральным правительством было куплено до полумилиона ружей разных образцов, предпочтительно, впрочем, тех, которые уже выходили из употребления в Европе. Другой вопрос по отношению к войскам состоял в их тактическом переустройстве. Ни центральное правительство, ни князья не трогали, до 1872 г., основного государственного закона, по которому военная служба составляла монополию дворянства; но они гораздо раньше убедились, что необходимо сформировать и обучить части войск по европейски, почему, в начале 1860-х годов, тайкуном вызвана была из Франции партия инструкторов, носившая название французской военной мисии. Эти инструкторы сформировали первые в Японии баталионы, эскадроны и батареи, и реформирующее правительство не только снабдило их хорошими ружьями, по и ввело европейскую обмундировку, что было шагом немаловажной смелости и большой денежной стоимости. Обмундировка эта, резко отличная от национального японского костюма, была, впрочем, мало удовлетворительна в европейском смысле; например, солдаты не имели прочной обуви, а продолжали, по большей части, носить японские сандалии и чулки, которые во время похода должны были крайне стеснять войска, быстро обращать их в воинство босоногое и мешать скорости и правильности боевых и походных движений.

Не смотря, однако, на эти несовершенства в первых преобразованиях японских войск по европейскому образцу, войска эти имели уже многие превосходные качества, именно: искусство в стрельбе, выносливость в походах, любовь к своему званию, горячий патриотизм и, главное, высокое чувство чести, доходившее до рыцарства. [82] Примером последнего может служить эпизод борьбы теперешнего правительства, т. е. микадо, с приверженцами тайкуната в 1869 году. Адмирал Эномото, предводитель тайкунова флота, после неудач Айдзу и других начальников сиогуновых войск на острове Нипоне, увез остававшихся еще приверженцев тайкуната на остров Иезо и здесь, в Хакодате, занялся приготовлениями к возобновлению борьбы. Но силы его и империалистов были далеко неравны. Правительство микадо выслало против Эномото значительную эскадру и трехтысячный отряд, между тем как у адмирала было лишь несколько сот человек и три или четыре небольшие судна. Скоро последние были потоплены или брошены на мель, а в рядах сухопутной рати около двух третей солдат были ранены и убиты; но остававшиеся в живых не хотели сдаваться, пока не расстреляли последних патронов, не смотря даже на обещание противников, что им, по сдаче, будут сохранены жизнь и личная свобода. С своей стороны империалисты, не желая покорять своих храбрых противников иначе, как силою оружия, и зная, что они нуждаются во всем, посылали им от себя продовольствие, на подобие того, как делал в 1590 году Генрих IV при осаде Парижа.

Утверждение единовластия микадо и последовавшее, затем, уничтожение феодального строя империи повело к дальнейшим переменам и улучшениям в организации японских военных сил. Постепенно была устроена правильная общеяпонская армия, основаны многие военно-технические и военно-учебные заведения, введены наилучшие образцы оружия и даже принят принцип общеобязательной военной службы, чем уничтожена de jure сословность армии. Чтобы не затруднять читателей подробною историею развития этих военных учреждений, я перейду прямо к тем результатам, которые достигнуты ныне.

Японская сухопутная армия, состоящая в прямом и исключительном ведении правительства, а не удельных князей, которых, впрочем, теперь и нет, имеет следующий состав:

 

Линейные войска измен. числительности.

Гвардия постоянно.

Всего в военное время.

В %

В мирное время.

В военное время.

Человек.

Человек.

Человек.

Человек.

Пехоты

26,880

40,320

3,200

43,520

86,6

Конницы

860

450

150

600

1,2

Артилерии

2,160

2,700

300

3,000

6

Сапер. и инженеров

1,200

1,500

150

1,650

3,3   [83]

Железн.-дор. команд и фурштатов

360

480

80

560

1,1

Береговой артилерии

720

900

-

900

1,8

Итого

31,680

46,350

3,880

50,230

 

Процентное отношение разных родов оружия, как видим, не то, которое принято большинством европейских наций; но это и естественно, так как Япония страна гористая, с узкими дорогами, которые иногда имеют ступеньки, и следовательно, кавалерия в ней мало нужна. Да и лошади в стране недовольно многочисленны, а содержание их дорого, по малому количеству лугов, обыкновенно распаханных под рисовые и другие поля.

По закону 28-го декабря 1872 г., японская армия есть учреждение всесословное, с обязательным трехлетним сроком службы для всех молодых людей 20-ти-летнего возраста. Но de facto всесословность еще не достигнута, потому что закон допускает замену одних рекрутов другими, а между тем купцы и крестьяне неприязненно относятся к военной службе; саймураи же, с своей стороны, считают ее как бы своею наследственною професиею. Вследствие такого разногласия требований справедливости и положительного закона с народными обычаями и предубеждениями, микадо, 21-го ноября 1875 г., издал новый указ, подтверждающий прежнее постановление. Указ этот, или, правильнее рескрипт на имя первого министра, напоминает нации, что сословность армии не есть что либо вечное на японской почве, что в ранние эпохи японской истории каждый гражданин был вместе и воин, что образование класа саймураев было нарушением всеобщего равенства людей пред законом и отечеством, а потому нынешняя реформа есть, в сущности, возвращение к старине. Неизвестно, как скоро новое направление идей одолеет национальные предрассудки; нужно думать, что для этого потребуется немного времени, потому что японцы вообще очень легко усвоивают европейские понятия; но сохранится ли, при всесословности армии, ее прежний рыцарский дух? это вопрос, на который, кажется, нужно отвечать сомнением, если не вполне отрицательно.

Управление всеми военно-сухопутными силами Японии сосредоточивается в лице военного министра; для местного командования же войсками есть четыре окружные генерала: в Иеддо, Сендае, Осаке и Кумамото (на о. Киусиу). Значительная часть армии, именно, около 1/5 ее, стоит гарнизоном в Иеддо, где, сверх гвардейских войск, находится шесть баталионов пехоты. Затем, гарнизоны содержатся в Осаке, Хиого, Кумамото, Нагасаки, Хакодате и в некоторых других [84] местностях, где повсюду устроены казармы, примененные к японским обычаям.

Тактическое устройство, вооружение, снаряжение и обучение войск вполне напоминают европейские армии, и в боевом отношении японцы, без сомнения, превосходят многих европейцев по своей храбрости и выносливости при походных лишениях и при страданиях от ран. Формозская экспедиция 1874 года дала блистательные тому доказательства. Но дисциплина все еще оставляет желать многого, потому что бывшие саймураи вносят с собою кастовые предрассудки и неохотно повинуются старшим по чину, если они не одного с ними сословия. Относительно выправки и маневрирования все видевшие японские войска на смотрах в Иеддо, ежегодно производимых императором, очень хвалят японскую армию.

Вооружение пехоты состоит из скорострельных винтовок, пока различных систем, которые, впрочем, все должны быть заменены ружьями Ремингтона. В 1874 г., когда правительство опасалось войны с Китаем и сосредоточивало военные средства на о. Киусиу, оно имело там до 60,000 скорострельных ружей, а в целой стране, без сомнения, найдется их больше. Артилерия имеет нарезные орудия, заряжающиеся с. дула; это потому, что японские батареи все горные, вследствие качества дорог в стране, хотя и выложенных местами плитняком, но по большей части очень узких, с крутыми спусками и даже лестницами. Кавалерия, по одежде и вооружению, напоминает европейских гусаров, и именно английских, когда они в полуформе.

Инструкторами войск служат в Иеддо французы, а в Осаке и Кобе — прусаки; число их, в настоящее время, едва ли превосходит 25 человек. Основание военно-учебных заведений положило начало правильному пополнению армии туземными офицерами, достаточно подготовленными для обучения солдат, а потому число иностранцев-инструкторов постепенно уменьшается. Военных училищ два: в Иеддо и в Осаке. Иностранные учителя, преподающие в этих школах, не нахвалятся понятливостью учеников.

Оружие долгое время приобреталось японцами из за границы; и как при этом приходилось покупать лишь то, которое уже было в привозе у европейских купцов Нагасаки, Иокогамы и Кобе, то и произошло упомянутое выше разнообразие. Теперь этот недостаток постепенно устраняется. В Иеддо устроены оружейный и пушечный заводы, а кроме того, орудия отливаются в Иокоске и Осаке. Для доставления метала на пушки, правительство в 1875 году собрало всю многочисленную старую артилерию, унаследованную от XVI и XVII столетий, и [85] приступило к ее переливке. На некоторых береговых батареях есть еще орудия гладкостенные, как, например, в Нагасаки на 8-ми пушенной батареи, обстреливающей рейд, или в Хакодате, где есть пушки, подаренные адмиралом Путятиным с фрегата «Дианы»; но около Иеддо на фортах встречаются и нарезные береговые орудия.

Кожанные части амуниции, по большей части, заграничного происхождения, потому что кожи в Японии редки. Равным образом, и сукно на одежду солдат покупается у иностранцев потому, что сама Япония не производит шерсти. В видах устранения именно этого последнего недостатка, т. е. для основания национального производства сукон, теперь устраиваются правительством обширные овчарни-рассадники из овец, привезенных из Австралии.

Устройство медицинской части в армии нам неизвестно с точностью; но правительство издавна заботится о нем. Уже с 1869 года существуют госпитали в Нагасаки, Осаке и Иеддо, при которых находятся медицинские школы, руководимые голандцами и англичанами. В Иеддо есть даже медицинский факультет. Во время формозской экспедиции отряд войск генерала Сайго был сопровождаем несколькими медиками-японцами; но болезненность в войсках, от пребывания в влажно-жарком климате, развилась столь сильно, что эти врачи не успевали лечить всех заболевших, и около 600 последних были перевезены в Нагасаки.

Флот. От этих кратких подробностей о сухопутной армии, переходя к флоту, мы должны, прежде всего, определить с возможною точностью состав его, о котором в европейских и американских источниках встречаются довольно разноречивые показания. Начнем с броненосцев. В начале 1875 года их было три: Адзума-кан, Редзео-кан и еще один маленький (Тейбо-кан?), которого имя не проникло в европейские списки и который погиб в течение года у берегов Иезо. Этот последний имел всего одно орудие и машину в 90 сил, между тем как Редзео-кан носит 10 или 12 орудий и имеет двигательный механизм в 280 сил; Адзума-кан же имеет три тяжелые пушки и машину в 500 сил. Редзео-кан есть корвет с обыкновенными палубными батареями по бортам, одетым у ватер-линии пяти дюймовою бронею, и построен в 1869 г. в Абердине по заказу князя Хиго, почему прежде и назывался Iho-shu-maru, каковое название перешло в европейские списки с ошибкою, в виде Jo-shu-maru. Судно это мне лично известно, потому что на моих глазах прибыло из Европы в Нагасаки и поставило сначала даймиоса-хозяина в немалое затруднение по расплате за него. Броненосец-таран Stonewall, ныне [86] именуемый Адзума-каном, также хорошо известен каждому моряку, бывшему в Японии; это судно сначала принадлежало южанам, т. е. членам конфедерации южных штатов Северной Америки, потом было продано за 400,000 доларов правительству сиогуна. По неопытности японцев в обращении с такого рода судами, оно стояло почти постоянно на якоре в Иеддоском заливе и, мало-помалу, обветшало, почему адмирал Посьет, в 1873 г., полагал его исключенным из списков флота. Тем неменее еще в 1874 г. оно ходило в море, к стороне Формозы, и на возвратном пути потерпело аварию у берегов Киусиу, после чего, впрочем, было починено, и в 1875 г. появилось в Иеддсском заливе при эволюциях всей японской эскадры, продолжая носить три большие орудия на верхней палубе, именно, среднее 300-фунтовое и два на носу и корме, 70-ти-фунтовых. В конце 1875 г., японское правительство, не ограничиваясь этими броненосцами, заказало в Англии еще один, в 2,500 тонн водоизмещения: он еще строится.

Относительно японского деревянного флота наши сведения довольна сбивчивы. По «Revue Mar. et Col.» 1873 года общее число деревянных судов было 15, имевших в сумме 925 чел. экипажа, 53 орудия и 11 машин в 1,420 сил. Это именно были: один 10-ти-пушечный корвет, два авизо с 14 орудиями, шесть канонерок с 23 орудиями и шесть транспортов, из которых три парусные. Адмирал Посьет, в том же 1873 году, насчитывал также 15 судов; но в числе их не один, а два корвета, из которых, впрочем, один «Нис-син» был годен к плаванию, а другой предполагалось, за старостию, обратить в учебный корабль для кадетов. Остальные суда японского деревянного флота адмирал называет шхунами и лодками в 3-4 орудия разных калибров, с машинами в 60-80 сил, причем общего числа ни орудий, ни паровых сил он не дает. К этим разноречиям и неясностям в наше время можно присоединить еще два, а именно: в 1874 г., перед формозскою экспедициею, японское правительство купило несколько судов у европейцев и американцев, а в 1875 оно передало 13 принадлежавших ему пароходов компании «Мицу-Биши», обязавшейся содержать срочные сообщения вокруг всей Японии и к стороне Китая. Спрашивается теперь: что это были за суда? принадлежали ли они к военному флоту, выше исчисленному и дополненному покупками 1874 г., или были собственностью правительства независимо от того? Я не умею с точностью отвечать на это; но кажется, во всяком случае, что японское морское ведомство решилось отказаться от всех сомнительных в военном [87] смысле судов и потому отдало их в частные руки; за собою же сохранило только действительно боевые корабли, к числу которых принадлежат: два, заказанные в Гулле и Пемброке, корвета по 1,700 тонн, а также построенный и спущенный на воду в Иокоске корвет «Сейки», в 840 тонн, с тремя большими орудиями и машиною в 700 индикаторных сил, сооруженная в Иокоске же малая императорская яхта — в 250 сил, вновь строющаяся в Иокоске и Иеддо большая яхта — в 800 сил и заказанный в Англии броненосец в 2,500 тонн. Взяв во внимание все эти данные, мы можем, в общем выводе, определить, следующим образом, наличный состав японского военного флота:

Броненосцы.

Паровые суда.

Парусные.

Адзума-кан 500 сил, 3 ор. Корвет Сейки 700 с. 3 ор. Шхуна Мусам-кан.
Редзео-кан 280 » 12 » Нис-син — » 10 » » Данцзи-тео-кан.
Строющийся 2,500 тонн » Цикубо-кан (учебн.) 8 Трансп. Формоза.
Итого три судна. Клип. Хусу-кан ? ? Итого три судна.
    Бриг Юниокан ? 7  
    Канон. Тейбокан 90 » 4  
    Имп. яхта мал. 200 »  
    Ими. яхта большая в 800 сил, строится.  
    2 корвета строющиеся по 1,700 тонн.  
Всего 16 судов, из которых на воде 12, а собственно боевых 7.

Личный состав этого флота немногочислен и без всякой помехи может быть сполна занят службою на имеющихся судах. Именно, число моряков не превосходит 1,200 человек, из которых 171 суть офицеры и техники. К ним нужно еще присоединить 67 артилеристов и полу баталион морских солдат, для десанта, в числе 264 человек. О качестве этих людей, как моряков, адмирал Посьет в 1878 году заметил, что хотя они, видимо, еще новички в своем деле, но успехам их все-таки нужно удивляться. Я с своей стороны замечу, что, матросы японские очень хороши, как и следовало ожидать у нации рыбаков-островитян; но офицеры и особенно техники оставляют еще желать многого. Если с японскими судами часто случаются несчастия, то, конечно, благодаря им. Впрочем, некоторую опытность в плаваниях японские моряки приобрели, с 1873 года, во время формозской экспедиции; а кроме того, мы видим, что правительство не упускает занимать их ныне более или менее отдаленными и иногда довольно опасными экспедициями. Так, военные корабли под японским флагом нередко посещают китайские порты, особенно: Шанхай, Тянь-цзин, Ню-чуань; паровой бриг «Юниокан» все лето 1875 года был занят трудным делом описи западного берега Кореи и при этом сумел доказать, что и в боевом отношении он [88] с честью носит свой флаг, потому что не затруднился вступить в борьбу с корейскою береговою батареею и не только заставил ее умолкнуть, но взял в плен часть батарейной прислуги со всеми орудиями. Но важнейший залог будущих успехов японского флота нужно видеть не столько в этих плаваниях, сколько в основании большого морского училища в Иеддо и разных морских технических учреждений в Иокоске, Аконуре, Иеддо и Хиого. О них можно сказать следующее:

Мореходное училище основано в Иеддо не далее 1872 года и имеет комплект 250 молодых людей, преимущественно, из дворян. Начальник его — японский морской офицер, адмиральского ранга; часть воспитателей и учителей то же японцы; но собственно морское образование учеников вверено англичанам, которые прибыли туда в 1873 году летом. Этих лиц 30; из них 7 офицеров и 23 нижних чина. К офицерам принадлежит, во 1-х, капитан-лейтенант английского военного флота, как главный руководитель образования будущих японских моряков; ему помощниками служат: лейтенант флота, два штурманских офицера и три механика, при содействии двух боцманов, двух канонеров и одного плотничьего мастера. 18 остальных чинов суть матросы и унтер-офицеры, для показания на практике разных палубных и такелажных работ. Училище устроено в Иеддо, на самом берегу моря, в большом одноэтажном здании, где воспитанники живут в небольших каютах, по 4 вместе, имея для класных занятий, рекреаций и практических работ особые помещения. Преподавание наук идет на английском языке, почему курсу обучения предшествует основательное ознакомление с английским языком. Воспитанники, по роду службы, к которому они готовятся, разделены на четыре групы: первая, самая многочисленная — это собственно флотская, подготовляющая вахтенных, офицеров и командиров судов; вторая состоит из будущих штурманов, третья — из механиков, а четвертая — из инженеров. Для практических занятий морским делом существует при училище учебный корабль, особая закрытая батарея с 14 орудиями, лаборатория, шлюпочная мастерская, собрание моделей судов и проч. Словом, это есть морское учебное заведение в смысле вполне европейском, и не далее, как в прошлом году микадо, прощаясь с первым английским комендером, на смену которого явился другой (лейтенант Хоуз), благодарил его за дельное направление, которое он дал образованию в училище. А заметим, что дать это направление, при всей понятливости японцев, было нелегко; воспитанники, например, в первое время отказывались от [89] всяких ручных работ: от артилерийского ученья, от натягиванья снастей, даже от гребли на шлюпках; начальствующие лица, японцы, в свою очередь, имели свои взгляды на ход занятий учеников, отличные от английских (Новейшие сведения об иеддоском морском училище см. «Moniteur de la flotte» 1875, 11 avril.).

Морское училище до сих пор не имело еще выпуска молодых людей, окончивших в нем свое образование; поэтому, существующие японские моряки суть люди, познакомившиеся с морским делом исключительно практически, на судах голандских и английских. Правительство не упускало ни одного случая приготовить, таким образом, контингент офицеров, и, например, в 1869 году на английскую летучую эскадру в Тихом океане поступило 12 чел. По эти люди, очевидно, не могли стать професорами в деле, особенно же по технической части. Для последней цели японцы уже в 1850-х годах решились устроить у себя, дома, важнейшие морские технические заведения. Первым из них был упомянутый уже Аконурский пароходный завод, близ Нагасаки. Он настолько успел в практике машинного и железостроительного дела, что многие суда чинят в нем попортившиеся механизмы свои; в Нагасаки есть железный мост через канал, устроенный в аконурских мастерских. Но собственно судостроительные работы в Аконуре составляют исключение, и начатый когда-то японцами железный пароходный корпус, повидимому, так и останется доселе неоконченным. За то нагасакский мортонов элинг работает часто, и благодаря удобствам гавани, им охотно пользуются иностранные суда.

Отдаленность Нагасаки от столицы государства и недостаточность одного морского технического учреждения для такой мореходной нации, как японская, вынудили еще правительство сиогуна положить основание другому морскому заводу, гораздо больших размеров, у самого Иеддоского залива, именно в Иокоске. Завод или арсенал устроен с огромными пожертвованиями, потому что для возведения зданий нужно было сначала планировать почву, для чего срывались целые горы. Ныне это учреждение представляется в следующем виде. Руководителями работ служат французские техники, во главе которых стоит г. Верни, искусный инженер-механик; но эти французы, в текущем 1876 г., должны будут оставить Японию, потому что правительство не желает далее возобновлять с ними контрактов, отчасти по значительности контрактных сумм (например, г. Верни получает 100,000 франков в год), отчасти потому, что оно надеется обойтись уже своими [90] техниками, которые успели образоваться в 10 лет существования завода. Заводские сооружения следующие: 1) мортонов элинг, могущий служить для судов до 500 тонн включительно, 2) два дока, высеченные в цельном камне и еще обложенные отчасти гранитом: один длиною 407 футов, шириною 82 фута и глубиною, при большой воде, 23 фута, а другой, соответственно, — 279 футов, 41 фут и 18 футов; третий док, длиною 443 фута, строится; 3) мастерские: плотничная, столярная, пильная, шлюпочная, модельная, котельная, литейная, сборная и причалочная; 4) кузницы, в которых есть 5 паровых молотов и 18 ручных горнов; 5) плавучий кран для тяжестей в 15 тонн и береговой кран для 30 тонн; 6) канатный завод, занимающий южный берег бухты, тогда как все предыдущие сооружения, а равно чертежная, канцелярия и жилища техников расположены у восточного ее берега; рабочие же живут особо, на западном. При заводе находятся: плавучая землечерпательная машина в 25 паровых сил, способная поднимать до 80 кубических метров земли в час; буксирный пароход в 30 сил, построенный в самой Иокоске; три паровые катера, четыре шаланды и две баржи. За время своего существования, иокоское адмиралтейство выстроило вновь целую флотилию паровых судов, между которыми наибольшими были: корвет «Сейки» в 840 тонн и 700 сил, императорская яхта в 200 сил и транспорт к 300 тонн; что же касается до починок, то оно в этом деле послужило более чем 40 судам, между которыми были, например, колосальный пароход «Colorado», корвет «Vittor Pisani», броненосец «Iho-shu-maru» (Редзео-кан) и прочие. Железо для больших отделок иокоское адмиралтейство получает из Европы, а дерево с Иезо, из Маниллы и, кажется, даже из Сиама. Завод выстроил не мало паровых механизмов для разных фабрик, во множестве возникавших в последнее время в Японии. Помощью своих паровых катеров он поддерживает ежедневные сношения с Иокогамою, где есть частное европейское механическое заведение «Iokohama-Iron-Works» и небольшое отделение самого иокоского адмиралтейства, для починки машин.

Иеддо имеет свое адмиралтейство, менее обширное, чем в Иокоске, но где также производятся разные кораблестроительные работы и постройка механизмов. Для паровых машин гораздо важнее частный завод в Хиого. Он работает уже с 1869 года и много содействовал развитию машинного дела в Японии. В последнее время, есть отрывочные известия об учреждении пароходного завода или, по [91] крайней мере, механической мастерской в Кагозиме, столице бывшего княжества Сацумы, на Киусиу.

Стремление обеспечить японские машинные и вообще металические заводы туземным материалом вызвало, в прошлом 1875 году, японское правительство на покупку у одной комерческой компании 17 рудников медных и железных, в провинции Аките. Эти рудники будут разработываться под руководством молодых японских горных инженеров, получивших образование в Европе. Таким образом, все элементы для образования могущественной военной силы и боевых запасов будут находимы японцами дома, и умственная развитость народа ручается, что он сумеет ими отлично воспользоваться.

В заключение этого очерка военных сил и средств Японии, нужно сказать несколько слов о береговой обороне этой страны. Она немногосложна и состоит исключительно из открытых земляных батарей, обороняющих некоторые приморские города. Важнейшие из таких батарей, в виде люнетов с замкнутою горжею, находятся впереди Иеддо, где они, в числе семи, построены среди моря, на отмелях, и имеют каменную одежду из крупного булыжника на цементе. Их поддерживают с тыла и флангов несколько береговых батарей, расположенных около самого города. Затем, можно упомянуть о батареях в Нагасаки, из которых самая большая расположена в городе, севернее Децимы, и состоит из больших бомбовых орудий, обстреливающих рейд вдоль. Около Хиого есть также небольшие земляные штерншанцы, даже с каменными башнями внутри; но они не в состоянии бороться против морской артилерии. Для Японии самыми важными береговыми укреплениями были те, которые обстреливали Симоносакский пролив; но с 1863 года эти батареи уничтожены и, по договору с Англиею и Франциею, не могут быть восстановлены, по крайней мере, на северной стороне пролива. Около Иокоски вовсе нет укреплений. Таким образом, важнейшие прибрежные местности Японского архипелага могут быть атакованы без большого труда даже не броненосными, а деревянными судами, с хорошею артилериею, и как японские постройки все из дерева, то сжечь любой приморский город Японии очень не трудно. Высадки на берега Нипона, Сикокфа, Киусиу также всегда возможны, по причине многочисленности бухт с приглубыми берегами, на протяжении слишком 6,000 верст составляющих береговую линию этих островов. Тут, следовательно, слабая сторона Японии, которая может быть искуплена ею только многочисленным флотом. [92]

КИТАЙ.

В предыдущей главе мы говорили о военных силах государства, ограниченного довольно тесною, островною териториею, населенного одним народом, никогда не знавшим внешних завоевателей, долго жившим феодальною жизнью и потому развившим, в высших сословиях, сильное чувство национальной чести и воинской доблести, а в последнее время ринувшимся с увлечением на встречу европейским нововведениям. Теперь нам предстоит заняться империею, находящеюся в совершенно противоположных условиях, империею континентальною, обширною, с гибкими, непостоянными границами и населенною несколькими племенами, из которых главное по числу не знает никаких сословных отличий, характеризуется более комерческим, чем воинственным духом, и значительно враждебно европеизму. Мало того, эта господствующая по числу раса, вот уже два слишком века, (с 1647 г.) повинуется небольшому числу завоевателей и только с трудом асимилирует их и целый ряд племен покоренных. Эта национальная раздробленность Китая отразилась и на организации его военных сил, которые слагаются из людей троякого происхождения: маньчжуров, монголов и собственно китайцев. Маньчжуры суть завоеватели Китая и все, поголовно, считаются в военном звании, подобно нашим казакам. Они населяют половину столицы империи, Пекина, содержат гарнизоны во всех важнейших городах самого Срединного царства и образуют единственное войско в Маньчжурии. Монголы выставляют конную милицию, служба которой почти номинальна и больше ограничивается полицейскими обязанностями, чем военными; правительство даже с намерением не дает им хорошего вооружения, чтобы не нажить с ними беды. Китайцы же образуют наибольшую, по числительности, часть армии; но до последних десятилетий они не были господствующею силою правительства, потому что оно старалось выдвинуть на первое место своих маньчжуров. В виду военной ничтожности монгольских милиций, я умолчу здесь о них и остановлю внимание только на китайцах и маньчжурах. С давнего времени они образуют два разряда солдат, именно: первые — 800,000 армию зеленого знамени, а вторые — 270,000 армию восьмизнаменную. Вместе эти армии никогда не сливаются, потому что маньчжурам нельзя поступать в ряды китайцев и наоборот. Но, впрочем, пекинское правительство искони употребляет их на [93] отдаленных окраинах государства рядом, держась только экономии в расходовании маньчжурских солдат. Существенная военно-политическая разница между этими двумя разрядами войск состоит в том, что маньчжуры составляют имперскую армию, имеют одно центральное управление в Пекине и простых отрядных и корпусных начальников или цзянь-цзюней по провинциям; китайцы же зеленого знамени образуют войска провинциальные, которых формирование и служба вполне зависят от местных генерал-губернаторов и губернаторов. Кроме того, маньчжуры образуют замкнутое, наследственное военное сословие, а китайцы-наемники.

Это устройство вооруженных сил Небесной империи, как я сказал, существует издавна, именно с половины XVII столетия, когда воцарилась нынешняя дайцинская династия. Оно оставалось вполне неизменным до самой второй половины нашего века, и вот что можно вкратце сказать о состоянии и боевых качествах этой армии. В 1842 году обширное Срединное царство не в состоянии было оказать, помощью своих сотен тысяч солдат, никакого серьезного сопротивления небольшим военным силам, выставленным Англиею и проникшим до южной столицы, Нанкина. С 1850 по 1860 год эта многочисленная армия не могла одолеть инсурекции тайпингов, которых число в начале едва превышало несколько сот человек. Тайпинги, сформировавшись на юге, в провинции Гуан-си, смело и победоносно прошли через весь Китай, — до самых окрестностей Пекина, и целые 12 лет имели свою столицу на главной артерии государства, Ян-цзе-кьяне. Маньчжурское правительство, которое они хотели свергнуть, не в состоянии было выставить против них сколько нибудь удовлетворительных войск, и когда инсургенты приблизились к Пекину на 5-6 переходов, то гарнизон этой «военной столицы» представил нечто беспримерное в военных летописях. У него не было оружия, которое в мирное время, из опасения бунта солдат, хранилось в магазинах и было оттуда выкрадено и распродано чиновниками. Император Сянь-фынь назначил было смотр своим ратникам, но мандарины затягивали дело, чтобы их плутни не обнаружились. Наконец, чтобы вооружить солдат хоть чем нибудь, они скупили в Калгане все русское листовое железо, нарезали из него клинков и этими листовыми саблями вооружили пекинских маньчжуров. Император, подпоенный не задолго до смотра опиумом, не заметил обмана. Такие же проделки повторялись и всюду. В 1854 году наши первые плаватели по Амуру видели в Айгуне солдат, вооруженных копьями, у которых острия были деревянные, окрашенные серою краскою, под [94] железо. Понятно, что с таким воинством борьба против сильных европейских держав, каковы Англия и Франция, была невозможна, и вот мы видим в 1857 году взятие и разграбление Кантона, а в 1860 году взятие самого Пекина и разграбление дворца Юань-мин-юань.

Неудачный исход войны с европейскими государствами и частые поражения от инсургентов вынудили, наконец, китайское правительство озаботиться преобразованием своих военных сил. Первый шаг к этому преобразованию был сделан тотчас по заключении тянь-цзинского договора, когда американский авантюрист Вард сформировал в Шанхае «иностранный легион» из нескольких сот европейских искателей приключений. Легион этот, в который мало по малу стали поступать и китайцы, привлекаемые хорошим жалованьем, скоро разросся до нескольких тысяч и, под начальством англичанина Гордона, того самого, что теперь на службе у египетского хедива, снискал себе прозвание «всегда победоносной армии». Эта армия, вооруженная и обученная уже по европейски, нанесла, в самом деле, многочисленные поражения тайпингам и положила конец их владычеству в приморских провинциях Китая. В виду такого счастливого исхода дела, пекинское правительство решилось начать военные преобразования на широкую ногу и наняло множество инструкторов, французских и английских, накупило европейского оружия, завело артилерию, устроило арсеналы, пороховой и оружейные заводы и проч. Период этих реформ продолжается и доныне, а потому остановимся здесь с некоторою подробностью на достигнутых уже результатах.

Прежде всего нужно заметить, что разделение военных сил на два разряда, китайцев и маньчжуров, осталось. И хотя тактические преобразования коснулись обоих, но единой армии они все еще не образуют. Мало того, они стали чуть ли не более прежнего различаться по боевому образованию, и китайцы оказываются обогнавшими маньчжуров. Так, в Сань-сине полковник Барабаш видел объявление на стенах губернаторского дома, которое прямо начиналось словами: «замечено, что маньчжурские войска отстали по службе и знанию дела от китайских». Когда в прошлом 1875 году нужно было усмирить шайки разбойников в южной Маньчжурии, то туда двинуты были войска из Китая. В прошлом же году пекинское правительство, опасаясь за Ургу, в Монголии, держало там двухтысячный отряд китайцев из Чжи ли. Когда по взятии нами Кульджи, в 1871 году, открылась для Китая возможность борьбы с при-тяньшаньскими мусульманами, в ведение ганьсуйского главнокомандующего была двинута 80,000-я армия, [95] образованная чжилийским генерал-губернатором Ли-хун-чжаном, из китайцев же. Усмирение мятежа мяо-цзев, в губернии Куй-чжеу, произведено также, главным образом, китайскими, а не маньчжурскими войсками. Итак, вот первое и притом очень заметное влияние реформ: Китаю возвращена и поставлена на первый план национальная армия. Числительность этой армии неизвестна, да и едва ли есть величина постоянная, потому что число солдат, содержимых под ружьем, определяется местными потребностями, политическими и финансовыми; но можно думать, что Китай имеет, в настоящее время, свыше 300,000 солдат, обученных и вооруженных по-европейски. Во главе этих войск, по достоинству, следует поставить 70,000-ю армию Ли-хун-чжана или чжилийскую. Зародышем ей послужил образцовый трех-баталионный полк в Тянь-цзине, сформированный лет 8-9 назад. Солдаты, которые принимались в него из наемников с разбором, получили, под руководством английских и французских инструкторов, очень удовлетворительную выправку, научились стрелять из нового оружия, причем правительство не жалело патронов, и свыклись со строем. Их посылали потом обучать войска, формируемые в других городах. К чжилийской армии принадлежат не только те отряды, которые расположены в разных местах провинции того же имени, но и войска застенной области Чэн-дэ-фу, где есть летняя императорская резиденция, Же-хо. Из этой же армии 30,000 человек двинуты были в 1874 г. на далекий запад, в ведение Цзо-цзун-тана, ведущего борьбу с среднеазиатскими мусульманами. Независимо от этого, Дзо-цзун-тан имеет, впрочем, и свою армию, сформированную в Шен-си и Гань-су преимущественно из местных жителей и из колонистов, привлеченных на новые места по верховьям Желтой реки, после искоренения там дунган. Списочное состояние этой армии, со включением чжилийского подкрепления, определяется в 150,000 человек; но, в действительности, под ружьем едва ли есть более 70,000, потому что, за недостатком денег, многие солдаты распущены из рядов или даже ушли самовольно на заработки. В южных областях Китая, начиная от правого берега Желтой реки и кончая границей с Аннамом и Формозою, число европейски обученных солдат должно быть очень значительно, по соображениям «North-China-Herald», до 150,000, потому что тут лежат центры распространения европейского обучения: Нанкин, Шанхай, Фу-чжеу-фу и Кантон, и притом недавно еще были военные действия против мяо-цзев; но сколько именно состоит под ружьем, это едва ли знает с точностию и само пекинское правительство, потому что, как сказано, все здешние китайские войска суть [96] провинциальные, и держать в рядах солдат или не держать — зависит вполне от местной администрации. А что она широко пользуется этим правом для личных выгод, это известно каждому, сколько нибудь знакомому с порядками Срединного царства. Приведу один пример, очень наглядный. В Шанхае, т. е. в городе передовом, на виду у иностранцев и у местных властей, из баталиона солдат, расположенного в бараках южнее города, обыкновенно на лицо состоит не более роты; остальных людей отпускают на заработки, едва подучив их ружейным приемам и маршировке в ногу. В 1869 году город посещен был французским адмиралом, начальником эскадры. Губернатор хотел сделать ему почетный прием и выставить у дверей квартиры караул. Для последней цели за день до приезда адмирала повестили на площадях и пристанях рабочих, чтобы те из них, которые на очереди, собирались в бараки; там им роздали форменные кофты с ярлыками на груди и спине, где обозначено название баталиона, снабдили оружием и амунициею, которые в отсутствие их в порядке висели по стенам бараков, над нарами, сделали небольшую репетицию — и караул был готов. После церемонии его немедленно распустили на заработки.

Бедность правительства и закоренелая наклонность чиновников к казнокрадству и другим злоупотреблениям служат главными причинами того, что китайские войска находятся в состоянии неудовлетворительном, что они дурно одеты, дурно содержимы и отличаются слабою дисциплиною. Привести примеры этой неурядицы нетрудно. В прошлом 1875 г. начальник гарнизона в Хами, амбань Вен-лин, доносил, что его войска уже несколько месяцев не получали ни жалованья, ни продовольствия. Чтобы не уморить солдат с голода, он должен был делать займы у богатых офицеров и даже у калмыцких зайсангов. А между тем его 5,000-й отряд занимает весьма важный стратегический пункт, базу действий китайцев против при-тяньшаньских магометан. В том же 1875 году ургинские амбани, тяготясь содержанием 2,000 чжилийских солдат, решились половину их отправить назад, к Великой стене. Отряд двинулся в сопровождении огромного обоза из 1,400 повозок; но, очевидно, это было не столько солдатское довольствие, сколько пожитки офицеров, потому что едва войска сделали один переход на юг от Урги, как стали рассееваться по сторонам для добычи съестного, а отчасти и для грабежа. По счастию, монголы были предупреждены об этом походе и заранее ушли вдаль от дороги. От того беглецы, не найдя ничего в степи и опасаясь голодной смерти, мало по малу стали возвращаться в [97] ряды. В Сань-сине, в Маньчжурии, начальники войск, высланных против бродяг-золотоискателей, вместо того, чтобы преследовать их, входили с ними в сделки за известный процент с добытого золота. Разумеется, и солдаты не оставались без барыша. Этого рода зло так велико и важно, что я позволю себе усомниться, успеет ли Китай создать себе надежную армию даже через многие десятки лет; разве во главе нации станет такой государь, как Кхан-си, современник и соперник Петра Великого. Наклонность самих солдат к грабежам и бесчинствам также очень велика. Так, в 1875 г. баталионы, возвращавшиеся с Формозы, проходя в свой лагерь под Шанхаем через французский квартал, наделали там беспорядков, о которых французскому муниципалитету пришлось жаловаться местному таотаю или губернатору.

Остановившись довольно долго на слабых сторонах китайских войск, скажем же и о том, что ими сделано по сравнению с прежними полчищами Срединного царства, которые в европейцах постоянно возбуждали смех. Во-первых, китайцы довольно хорошо усвоили если не европейскую тактику, то европейские строевые уставы. Я лично видел ученье образцового полка в Тянь-цзине и могу отдать справедливость быстроте и точности эволюций. А между тем китайский солдат затруднен в быстрых движениях национальными башмаками на толстых войлочных подошвах. Если, не везде еще введены европейские уставы, а сохранились старинные китайские деплояды, сопровождаемые гримасничаньем и криками для устрашения врага, то в этом вина не солдат, а генералов, хотя бы столь известных, как Цзо-цзун-тан, войска которого видел в 1875 году подполковник Сосновский. Во-вторых, с оружием солдаты тянь-цзинские, шанхайские и другие, имевшие европейских инструкторов, обходятся хорошо. В казармах оно у них вычищено и прибрано на указанном месте; при стрельбе они его не портят и даже между стреляющими существует конкуренция в деле меткости. Боевые качества войск вовсе не так плохи, как обыкновенно о них говорят. Напротив, им свойственны настойчивость, неутомимость и даже отвага, когда во главе отряда стоит храбрый и уважаемый начальник. Вспомним подвиги Варда и Гордона против тайпингов и недавние военные действия в Ляо-дуне, в Гань-су, в Куй-чжеу. Многим офицерам свойственно даже геройство, как видели, например, на бывшем кульджинском цзянь-цзюне, который в 1864 году, во время мусульманского восстания, взорвал себя на воздух с остатками гарнизона, чтобы только не сдаться в плен неприятелю. В летописях Китая сохраняется много [98] известий о славных подвигах генералов, офицеров и солдат, хотя в войсках нет традиционного esprit de corps, потому что части их непостоянны. Вооружение пехоты, образованной по-европейски, состоит из ружей разнообразных систем. Едва ли не первыми, при введении реформ, были 10,000 гладкоствольных ружей, подаренных нашим правительством. Потом было накуплено много европейского оружия тех систем, которые выходили из употребления в Европе, и наконец, с 1869 года, китайцы начали фабриковать сами скорострельное оружие системы Снайдерса, а теперь стараются ввести, на сколько позволяют средства, ружья Мартини-Генри и Ремингтона, для которых патроны привозятся из Англии и Америки. Артилерия у китайцев очень разнообразна и не может быть иною, по различию свойств местности в разных частях империи. В Тянь-цзине, например, есть полевые батареи, запряженные лошадьми и выученные по английскому уставу. Около Шанхая эту артилерию употреблять невозможно, потому что страна изрезана каналами без солидных мостов, и дороги суть узкие тропинки между полями. Тут пришлось заменить полевые орудия даже не горными принятых у нас размеров, а переносимыми на людях, т. е. еще более легкими, вследствие чего за китайским отрядом в Цзянь-су, если он имеет пушки, всегда следует толпа кулиев, несущих орудия, лафеты, зарядные и патронные ящики. Число этих кулиев достигает до 100 на баталион с двумя орудиями. В Кантоне и Фу-чжеу-фу опять имеется полевая артилерия. Кавалерия — самый слабый род войска в Китае, и я даже не знаю, существует ли собственно китайская конница, сформированная и обученная по-европейски. В 1869-1870 годах в Тянь-цзине были инструкторы-французы для образования кавалерии; но тут, повидимому, шла речь о монголах, а не о китайцах. Монголы, особенно чахарские, выставляют вообще кавалерийские, а не пехотные части, и эта конница отчасти получила уже европейские драгунские ружья, сохранив в то же время сабли и копья. В коннице числятся все вообще монголы; но те из них, которые живут вдали от Великой стены, не имеют другого оружия, кроме холодного или небольшого числа фитильных, охотничьих ружей. Солоны и дахуры, обитатели северозападной Маньчжурии, также выставляют всадников, и мы знаем, что часть их ныне находится в военных действиях против при-тяньшаньских магометан; но каково их тактическое образование и устройство, старое или новое, мне неизвестно.

Начиная преобразовывать свою армию, китайское правительство сразу поняло, что нельзя оставаться в зависимости от иностранцев по [99] вопросу об оружии, порохе и других военных запасах. Вот почему оно решилось принести огромные денежные жертвы на основание пороховых и оружейных заводов и арсеналов. Этих технических учреждений теперь не менее семи: в Нанкине, в Шанхае, в Лан-чжеу и по два в Фу-чжеу-фу и Тянь-цзине (В Кантоне также издавна существовал арсенал, расположенный против города, на правом, южном берегу реки; но о деятельности его и о самом существовании в последнее время ничего неизвестно.). Последний город имеет большой пороховой завод и артилерийский арсенал. Завод расположен в особом обширном городке на юго-востоке от города Тянь-цзина, на канале, проведенном из реки Пей-хо, и состоит из ряда новых кирпичных построек, в которых помещаются отдельные мастерские, с хорошими механизмами, выписанными из Англии. Он приготовляет более 90 пудов пороху в день. Арсенал помещается ближе к городу, внутри обширной ограды, которою охвачен он и европейское предместье; для этого учреждения отдан старый буддийский монастырь, где и устроены литейная, деревянная и другие мастерские. Они тесны, мало удобны и легко могут быть истреблены огнем; но в них приготовляются орудия и лафеты. В Шанхае есть обширный морской арсенал «Као-чэн-мао», и в составе его находятся: ружейная фабрика, литейная для изготовления орудий и лафетная мастерская-все работающие при пособии паровых машин и под наблюдением иностранных техников. Но более обширное артилерийское учреждение есть арсенал цзянь-наньский, в Нанкине, с большим оружейным заводом: он управляется англичанином. В Фу-чжеу-фу два отдельные заведения работают на пользу артилерии: во-первых, литейная мастерская в мамойском морском арсенале и, во-вторых, особая лаборатория, при которой находится фабрика подводных мин. Наконец, в Лан-чжеу существует артилерийский деловой двор, с 200 рабочих, приготовляющий все, что нужно для армии Цзо-цзун-тана, т. е. и орудия, и капсюли, и ружья, и артилерийские снаряды. Не смотря на то, что он ныне управляется китайцем, сменившим основателя-француза,. заказы исполняются им, по свидетельству г. Сосновского, хорошо. Таким образом, китайские войска ныне могут находить все нужные запасы дома, за исключением, впрочем, металических патронов, которых фабрикация так сложна и которые привозятся из Англии и Соединенных Штатов.

После этого ознакомления с военно-сухопутными силами и средствами Китая, мы можем перейти к рассмотрению, хотя очень краткому, вопроса о том, как эти силы и средства направлены для [100] обороны государства от внешних врагов. Границы Небесной империи, как известно, образованы частию берегом моря, частию же, и преимущественно, условными чертами на материке Азии. Береговая линия, от пределов Аннама до Кореи, имеет свыше 5,000 верст; но разумеется, что не все ее части равно доступны и равно важны в стратегическом отношении. Наибольшего внимания заслуживают устья рек: Си-кьяна, Мина, Ян-цзе-кьяна и Пей-хо, где лежат богатые города Кантон, Фу-чжеу, Шанхай и укрепления Дагу, защищающие подступ с моря к столице государства, Пекину, и к важному стратегическому и торговому центру, Тянь-цзину. О них мы и скажем здесь несколько слов. Доступ к Кантону, который сам по себе обнесен стеною и несколькими отдельными фортами, некогда охранялся батареями в известном ущелье Bocca-Tigris, по которому протекает восточный рукав Кантонской реки; но эти укрепления разрушены англо-французами и не могут быть восстановляемы. Поэтому китайцы вынуждены будут, в случае войны, затруднить проход через «Тигрову Пасть» помощию одних подводных мин и полевой артилерии. За то в другом судоходном рукаве Си-кьяна, ведущем к Макао, уже ныне воздвигаются батареи, которые должны быть вооружены круповскими орудиями. Кроме того, защите Кантона, без сомнения, будет оказывать содействие флот, о котором скажем ниже. Устье реки Мин, которое находится всего в 20 верстах от важного города Фу-чжеу и в 13 верстах от мамойского морского арсенала, не оборонено ничем, и лишь недавно китайцы ввели гарнизон из 600 человек в самый арсенал и стали строить около последнего батарею. Но, разумеется, это плохая защита для столь важного пункта, тем более, что арсенал построен у самой реки, на низменности, командуемой близ лежащими высотами, которые ничем не заняты. Шанхай, лежащий на Вусуне, в 16 верстах от океанического устья Ян-цзе-кьяна, также защищен с моря очень плохо, не смотря на то, что в нем находится важное адмиралтейство, оружейная фабрика и артилерийский арсенал. Всякое военное судно с осадкой не более 18 футов может свободно подойти к самому городу, разрушить его, сжечь многочисленные джонки, стоящие в Вусуне и, наконец, поднявшись четыре версты выше по реке, овладеть адмиралтейством, в котором хранятся огромные запасы и где строются, вооружаются и оснащаются военные корабли. Дагу, при устье Пей-хо, считается важнейшею твердынею и образцом китайской фортификации, что, впрочем, не помешало англо-французам дважды взять его открытым приступом с моря. Местность, на которой расположены укрепления, действительно очень сильна. [101] По обе стороны устья Пей-хо тянутся болота и мелкие озера, через которые доступ внутрь страны даже высадившемуся уже отряду весьма труден, если не невозможен. Морское дно у плоского берега покрыто вязким илом, который обнажается при каждом отливе, когда на баре реки остается всего два фута воды. Суда, которые бы пожелали бомбардировать форты, должны быть мелкие канонерки, потому что и в прилив по фарватеру, на баре, воды не более 14 футов, а по сторонам гораздо мельче. Форты сильно командуют взморьем и потому могут открывать огонь издалека, тем более, что в последнее время китайцы вооружили их большими круповскими орудиями. Но все эти невыгоды для атакующего искупаются самою системою постройки фортов. Их два: один на правом, южном берегу реки, фронтом к взморью, имеет 47 орудий; другой — на левом, 10 орудий, отчасти фланкирует южный форт, отчасти обстреливает взморье и окружающую местность. Оба укрепления глиняные, и в закрытых амбразурах, вместо сводов, имеют досчатые перекладины, так что один удачно попавший снаряд может испортить амбразуру в конец. Вот почему в 1858 и 1860 годах англо-французской артилерии нетрудно было заставить их молчать, после чего штурмующим оставалось уже бороться только с вязкостью грунта пред укреплениями, чтобы идти на приступ с фронта и с флангов, где хотя и есть глиняные зубчатые стены, но где оборона не может быть упорна, если форты предварительно хорошо обстрелены навесными огнями, т. е. лишены большей части защитников. Подкрепления же в соседних болотах держаться не могут. Конечно, ничто не мешает китайцам, мало по малу, на месте нынешних непрочных укреплений возвести новые, одетые бронею; но пока этого еще нет, и мелко сидящие суда могли бы без большого труда прорываться через Дагу в Тянь-цзин, если бы Ли-хун-чжан не озаботился в последнее время уложить в русле Пей-хо множество подводных мин и не усилил укреплений впереди самого Тянь-цзина.

Переходя от вопроса об обороне берегов к некоторым подробностям охранения континентальных границ Китая, мы прежде всего должны заметить, что часть этих границ, именно южную окраину Тибета, вдоль Гималаев, можно считать недоступною. Также и границы с Кореею и приалтайскими провинциями России охранены природою, воздвигнувшею тут высокие горы. Но за всем тем остается еще не менее 4,000 верст таких границ, на которых Китай может быть атакован извне без большого труда. Эти 4,000 верст распадаются на два участка: маньчжуро-халкаский и чжунгаро-туркестанский. На [102] первом из них условия географические и особенно этнографические, впрочем, выгодны для китайцев, по крайней мере, в Маньчжурии. Именно, русские поселения на Амуре еще редки; Маньчжурия же довольно густо населена, притом людьми военными от рождения, и имеет хорошие естественные пути для вторжения в русские пределы, в виде судоходных рек. Само распределение маньчжуров, оставшихся в XVII столетии на родине, для охраны ее, таково, что устроивший его император Кхан-си, по справедливости, должен быть причислен к лучшим стратегам всех времен. Именно, приняв за центр город Гирин, где начинается беспрепятственное судоходство по р. Сунгари, он расположил поселенные войска по четырем линиям: к стороне Пекина, через Мукден, для связи с Китаем; к стороне южно-усурийского края, для охраны границы Маньчжурии с Кореею; по Сунгари, для обороны этой реки и для наступательного движения на средний Амур и, наконец, через Цицикар к устью Вей, т. е. по пути к верхнему Амуру и важнейшей на нем стратегической точке. Конечно, современное образование маньчжурских войск так неудовлетворительно, что ни серьезного сопротивления русскому нашествию, ни тем менее серьезного нападения на русские пределы они произвести не могут; но, повторяю, элементы для устройства хорошей военной силы в Маньчжурии есть в виде 11.000,000 населения и в частности 43,000 строевых маньчжуров, солонов и дахуров, а также в виде речных флотилий, хотя бы в настоящее время очень жалких. В Халке гарантиею китайского владычества служит то, что Россия прямо заинтересована иметь в соседстве умиротворивший монголов Китай, чем необузданные орды независимых номадов. Поэтому и войска держатся тут только в двух пунктах, Урге и Улясутае, как правительственных центрах северной Монголии; для охраны же собственно пограничной линии от вторжений контрабандистов и перебежчиков есть ряд слабых монгольских караулов. В Чжунгарии, т. е. в пространстве между Алтаем и Тянь-шанем, физико-географические и политические условия сложнее, и потому здесь между двумя империями не установилось еще прочной границы, а для Китая, кроме этого вопроса внешней политики, существует еще и другой, чисто внутренний. Именно, по обе стороны Тянь-шаня живут многочисленные мусульмане тюркской расы, искони враждебные китайскому владычеству, а в последнее время открыто восставшие против него. Это-то обстоятельство, в связи с неприязнию Якуб-бека, властителя отпавших от Небесной империи округов Восточного Туркестана, заставляет китайцев держать в [103] при-тяньшаньской стране многочисленные, дорого стоющие отряды войск, которых общую наличность (effectif) можно определить в 35,000, а быть может и более. Отряды, большею частию дурно вооруженные и содержимые, занимают следующие пункты, начиная с севера: Кобдо, Тулту, Чугучак, Булунь-тохой, Дзинхо, Шихо, Сазанзу, Цзимсу, Гучень, Баркуль, Хами, причем войска, ближайшие к Тянь-шаню, подведомственны Цзо-цзун-тану, имеющему еще в Гань-су, от Лан-чжеу до Ань-си, также до 35,000 человек, между которыми есть вооруженные ремингтоновыми ружьями. Цель расположения всех этих отрядов — стеснение театра господства дунган, занимающих Манас и Урумци, и, вероятно, изгнание этих мятежников с северной стороны Тянь-шаня не замедлит совершиться. Но что касается до борьбы с мусульманами по южную сторону Небесных гор, то здесь шансы китайцев еще очень слабы, потому что Якуб-бек кашгарский успел организовать хорошую военную силу, с которою бороться будет нелегко. Принимая притом во внимание, что и промежуточные земли между собственным Китаем и Восточным Туркестаном еще недавно были обуреваемы восстанием и что при-тяньшаньский край очень отдален и пустынен, можно думать, что китайцам долго еще придется тут быть на военном положении.

Окидывая теперь общим взглядом состояние военно-сухопутных сил Китая, мы видим, что оно не соответствует ни историческому величию этого государства, ни роли, которую оно может играть в современной Азии и на прибрежьях соседнего Тихого океана. Но, впрочем, начало нужных преобразований уже сделано; многие враги, обессиливавшие Срединное царство, как-то: нинфеи в Юн-нани, мяо-цзы в Куй-чжеу и дунгане в Гань-су, сокрушены, и, быть может, нет особой хвастливости в словах пекинского министра Вен-сяна, сказавшего одному иностранному дипломату: «вы нас упрекаете в отсталости; подождите, пройдет 50 лет, и не пришлось бы вам сказать, что мы ушли слишком далеко». Но, нельзя не заметить, что преобразовательное движение совершается в Китае гораздо медленнее, чем в соседней Японии. Мало того; надменные своим прошлым величием и вовлеченные в новую историческую струю, отчасти против воли, китайцы не довольно чутки к потребностям нового времени. Так, например, доселе не основано в Китае ни одного военно-учебного заведения на европейский лад, и офицеры китайской армии получают самое ограниченное рутинное образование. Эта боязнь европейской мысли, европейской науки пала только в одной сфере, морской, и [104] потому приятно заключить нашу статью кратким взглядом на организацию и успехи китайского военного флота.

Флот. С самой второй половины XVII столетия, т. е. со времени знаменитого пирата и повелителя Формозы, Куо-шина, бывшего под конец жизни великим адмиралом Китая, Небесная империя не имела военного флота. Конечно, казна владела целыми тысячами джонок, на которых не редко бывали пушки; в Кантоне и Фу-чжеу-фу проживали два адмирала, которые заведывали этими судами; но самая цель существования флотилий, как морских, так и еще более многочисленных речных, состояла в перевозке казенного риса, поступавшего в подать и назначавшегося на продовольствие пекинского гарнизона и других войск. Пушки ставились на джонки, чтобы охранить их от нападения пиратов, весьма многочисленных в Китайском море; но когда нужно было отправить вместе целую флотилию, тогда этими домашними орудиями не ограничивались, а нанимали для конвоирования транспортов португальские лорчи и даже английские суда. Первая мысль о необходимости военного флота на европейский лад возникла в Китае после войны 1857-1860 гг. с англо-французами. Тогда два англичанина, известный адмирал Шерард Осборн и не менее известный спекулятор Лэй, предложили китайскому правительству помочь в устройстве военно-морских судов; но это предприятие не имело успеха, и действительное начало китайского флота относится к 1869 году, когда были спущены первые корабли с верфей Шанхая и Фу-чжеу-фу, где китайское правительство, ценою огромных издержек и при пособии сведущих иностранцев-техников, устроило два большие адмиралтейства. С тех пор и по настоящее время числительность китайского военного флота быстро возрастала, а размеры и достоинство судов увеличивались на столько, что теперь есть у китайцев паровые фрегаты в 2,700 тонн и даже один броненосец собственного изделия. Адмиралтейство в Фу-чжеу-фу, руководимое французом Жителем, особенно составило себе почетную известность качеством своих кораблей, построенных из текового и других прочных дерев и с соблюдением всех правил морской архитектуры. Адмиралтейство это, называемое обыкновенно мамойским морским арсеналом, лежит вблизи города Фу-чжеу, именно, верстах в семи ниже его, на реке Мин, против так называемой островной пагоды, где находится последняя якорная стоянка для морских судов большого размера, не могущих подплывать к самому городу. Оно покрывает своими постройками до 27 десятин земли и употребляет ежедневно от 1,500 до 2,000 рабочих. Шанхайское адмиралтейство, Као-чэн-мао, также обширно и лежит [105] верстах в трех выше Шанхая, по Вусуну. В нем работает до 1,200 человек, со включением, впрочем, оружейной фабрики и пушечного завода. Оба адмиралтейства получают железо, медь, канаты, паруса и некоторые другие материалы из-за моря; но мало по малу начинают употреблять в дело и туземные произведения. Рабочие и управители обоих заведений суть китайцы; техники же пока европейцы, под руководством которых, впрочем, образовался уже целый ряд китайских мастеров. В Кантоне, где собственного адмиралтейства китайцы не имеют, а где между тем флот нужен для преследования контрабандистов и пиратов, суда военного флота куплены у англичан. Вообще, китайский военный флот в 1875 году представлял следующий состав:

Шанхайская эскадра — 11 судов: 2 фрегата (один в 2,700 тонн), 9 транспортов и канонерок, из которых один броненосец в 104 фута длины с одним орудием в 830 пудов.

Фуцзянская эскадра — 15 судов: 1 корвет 13-ти пушенный (Ян-ву), 6 канонерских лодок, 8 вооруженных транспортов.

Все суда китайской постройки.

Кантонская эскадра — 12 судов: 7 новых английских канонерок, 2 старые английские канонерки, купленные с аукциона в Гон-Конге, 3 джонки с паровыми машинами.

Всего 38 судов китайского военного флота.

Лучшею во всех отношениях должно считать эскадру фуцзянскую, потому что она не только составлена из судов отличной постройки, но и имеет хорошие экипажи из опытных фуцзянских рыболовов. Хотя капитаны кораблей все еще по большей части иностранцы, но есть уже между ними и природные сыны Срединного царства. Корвет «Ян-ву», под командою капитана Траси и с целым рядом будущих китайских морских офицеров, отважился в 1875 году пуститься в дальнее плавание, в Японию, и совершил его благополучно. Но самый главный залог преуспеяния фуцзянской эскадры состоит в двух морских училищах, основанных в Фу-чжеу, при адмиралтействе. Одно из них есть кораблестроительное и вверено французским инженерам, другое — мореходное и управляется англичанами. Эти училища дали уже выпуски своих питомцев, хорошо подготовленных теоретически и теперь изучающих дело на практике. Шанхайские суда, построенные хотя хорошо, но из менее прочных материалов, управляются почти исключительно наемными иностранными шкиперами, нередко очень невежественными; но и из них иные уже переплывали пространство между устьем Ян-цзе-кьяна и берегами Маньчжурии; лодка [106] «Мей-юн» даже дралась с пиратами в Желтом море. Кантонский флот исполняет свои обязанности по преследованию контрабандистов и морских разбойников с успехом и еще в 1875 г. захватил у берегов Хайнана контрабандный корабль «Кэрисбрук». Англичане говорят, что эта эскадра существует «для блокады Гон-Крнга», этого гнезда контрабандистов.

Итак, вообще говоря, китайский флот стоит едва ли не на лучшей дороге, чем сухопутная армия. Конечно, он далек еще от совершенства; он даже не составляет одной общегосударственной силы, а несет службу по распоряжениям провинциальных властей; но все же он приносит пользу всей стране. И если пираты Чусанского архипелага преследуются не из Шанхая, а из более отдаленного Фу-чжеу-фу, потому что архипелаг состоит в ведении фуцзянского генерал-губернатора, то в этом пока большой беды нет. С основанием же в Пекине центрального морского управления, как служба, так и самая постройка судов, без сомнения, урегулируются. Тогда Китай станет, наконец, серьезною морского державою на Тихом океане. И что это возрастание его морского могущества немаловажно, доказывается отношениями, существующими в последнее время между Небесною империею и Англиею, из которых последняя ищет всевозможных предлогов для новой войны. Цель же этой войны очевидна: прежде всего истребить зародившийся китайский флот, а потом, буде можно, разрушить адмиралтейства и связать Китай договором, ограничивающим его морские силы.

М. Венюков.

Текст воспроизведен по изданию: О вооруженных сила Японии и Китая // Военный сборник, № 5. 1876

© текст - Венюков М. И. 1876
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1876