-

КРАТКИЙ ОЧЕРК ТОКУНГАВСКОГО ВОССТАНИЯ НА ОСТРОВЕ ИЕССО.

После отречения Тайкуна от власти, в Японии явились две партии: одна либеральная — приверженцев тайкуна, составлявшая меньшинство, другая консервативная — приверженцев Микадо, образующая собою громадное большинство. Понятно, что образованный, много путешествовавший по Европе главнокомандующий японским флотом адмирал Эномото должен был явиться во главе либеральной партии; не удивительно также, что ему симпатизировал и весь личный состав его эскадры, так как прогрессивные действия тайкуна касались, всего больше флота. Тайкун понимал, что Япония, по своему географическому положению будучи окружена со всех сторон морями, должна была начать дело своей цивилизации развитием своего флота, что повлекло бы за собою конечное сближение с иностранцами, с появлением которых на японских судах стало бы исчезать прежнее раболепие, заменяемое мало по малу европейским взглядом на вещи. Таким образом японские моряки уже успели достаточно втянуться в новый образ жизни и службы, когда последовало падение тайкунской власти, следствием которого вышло приказание от бывшего светского Императора, всему флоту передаться во власть Микадо. Не так думал Эномото; получив предложение 6 северных князей противиться вместе с ними наступающей реакции и будучи уверен в настроении своих экипажей, он в конце 1867 года в один прекрасный день, со всем флотом состоявшим из 9 судов, снялся с Иеддовского рейда и направился в Намбу, объявив при этом, что [98] он, как себя, так и своих подчиненных освобождает от подданства Микадо. Это было первым сигналом в междуусобиям, разыграться которым суждено было гораздо позже; а именно, через 9 месяцев.

Нет сомнения, что, если бы Эномото действовал решительнее и начал бы военные действия немедленно, то при том молодецком духе, который существовал у него на эскадре и при совершенном почти отсутствии судов у его противников, дело его было бы выиграно. Но непостижимое, бездеятельное пребывание 9 месяцев сперва в Намбу, а потом в Синдае его погубило. До сих пор, факт этот еще не выяснен и только догадываются, что Эномото рассчитывал на увеличение либеральной партии и на какие нибудь попытки со стороны самого тайкуна. Как то, так и другое не оправдалось. Тайкун жил в это время под присмотром в Иеддо и не принимал ровно никакого участия в возникавшей войне; северные же князья, в начале пригласившие Эномото к дружному содействию, будучи один за другим разбиваемы южными князьями, покорялись микадо, так что даже князь Намбу предложил Эномото оставить этот порт. Эномото перешел в Синдай; но и Синдайский князь ограничился только тем, что снабдил его провизией, но не согласился на дальнейшее пребывание инсургентского флота в своих водах. Положение было критическое. Оставался один только остров Иессо, на жителей которого мог рассчитывать Эномото. В это время с ним соединился бывший капитан французской артиллерии Брюне, служивший потом японцам и теперь ставший во главе сухопутных инсургентов. По совещании с Брюне, Эномото решился действовать на Иессо, почему снялся с якоря и пошел в Вулканическую бухту, где и высадился в октябре 1868 года.

Губернатором Хакодате в это время был Самидзу-дами, человек весьма ограниченный; войск у него было немного; на расположение жителей он не рассчитывал. Узнав о высадке десанта в Вулканической бухте, он уже был нравственно разбит и выслал только для проформы несколько сот солдат на встречу токунгавцам. Эномото приближался [99] к городу и Самидзу-дами поспешил вступить с ним в переговоры. Результатом было удаление губернатора, офицеров и немногочисленного войска, в тот же день из города, на стоявшей в гавани микадской канонерской лодке.

(Г. Сартов, один из очевидцев сообщает нам следующие подробности о взятии Хакодате.

Для занятия Иессо было послано два судна с десантом, который и высадился в Вулканический бухте. Правительство Микадо, зная предварительно намерение Эномото прислало войска из Акита и Цунгару и лишь только пробежал слух о появлении двух неприятельских судов в Вулканический бухте как тотчас же были отправлены войска воспрепятствовать высадке — а если уже высадились, то не допускать до города. Но посланные войска были тотчас же отброшены к Хакодате. Токунгавцы дошли до деревни Оно куда были направлены до 3000 империалистов, между тем как Токунгавцев было всего только 600. Но и в этот раз попытка не допустить их, была безуспешна. Хакодате был взят — когда мы спокойно ложились спать с полной уверенностию, что 3000 всегда прогонять 600. Пробуждение наше на другое утро было интересное. Первая поразившая нас новость была, взятие Хакодате и бегство губернатора со всем своим штабом и войском. Нас чрезвычайно заинтересовало взглянуть на этих храбрецов, прогнавших без огласки и шуму Микадцев. Выходим взглянут их и что же? на встречу попадаются нам защитники наши с ружьями за плечами, с озабоченными лицами к пристани. Не успели сесть они на судно зафрахтованное для перевозки их в княжество Акита, как уже около черты рейда, появилось Токунгавское судно, в последствии знаменитое Кайтен-Марро, которое по-видимому следило за отправлением империалистов и затем скрылось неизвестно куда. Империалисты отправились довольно поздно.

На другое утро мы увидели на рейде Кайтен-Марро, стоящего на якоре а у таможня — храбрецов, нарушивших наше спокойствие — в европейских костюмах, с остриженными волосами, вооруженных игольчатыми ружьями. Этот европеизм, пощекотал наше самолюбие; к полудню мы услышали музыку и конечно полюбопытствовали взглянуть на нее — вообразите же наше удивление когда мы увидели японцев, в европейских платьях, в таком же вооружении, как у таможни, вступающих в город, под звуки французского марша. Народ пришедший с Эномото был так сказать цвет Новой Японии.

Примечание редакции.)

Эномото, победителем вступил в город. В тот же день, Хакодате был объявлен отделившимся от метрополии. Занятие Хакодате, потом Матсмая и других городов острова, Токунгавцами, отличалось чрезвычайно гуманным поведением победителей. Не так держали себя впоследствии империалисты. Губернатором Хакодате был выбран Нагай Гемба, участвовавший при заключении трактата с графом Путятиным. Эномото, вместе с Нагай Гембой, составили проект, — [100] который и был ими послан в Иеддо; они им требовали признания острова Иессо за отдельное княжество, косвенно подчиненное микадо. Правительство последнего, прежде согласилось было на это предложение, тем более, что в руках инсургентов находился порядочный флот (первое место, в котором занимал фрегат Каю-Марро, особенно устрашавший империалистов). Но казалось какой-то злой гений сопутствовал инсургентам. Вскоре по завладении островом Иессо, токунгавцы начали терять свои суда; в короткое время они лишились трех; наконец потеряли Каю-Марро. Фрегат был послан для занятия Матсмая и свежим ветром выброшен на берег. Когда силы токунгавцев таким образом ослабились, в Иеддо стали смотреть на инсургентский вопрос другими глазами, прервали уже завязавшиеся переговоры и начали принимать относительно токунгавцев меры, как против обыкновенных мятежников. Империалисты в это время организовали свой флот, состоявший из двух купленных ими судов, вновь подчинившихся законной власти северных князей, не считая броненосного монитора или скорее рама, проданного американцами и вооруженного тремя армстронговыми (с дула заряжающимися орудиями), одно из них было 300 фунт., а другие два 70 фунт. Итак, числительность микадского флота, стоявшего в то время в заливе Намбу, была очень незначительна, она состояла из следующих судов: броненосца Stone-Wall, двух судов Сатсумского князя, одного князя Акито и корвета Касунга-Марро; всего из пяти боевых и двух военных транспортов. Как сказано выше, вся эта эскадра стояла на якоре, в заливе Намбу, куда в тоже время стягивались и сухопутные войска империалистов. Эномото рассчитывал чрез уничтожение флота микадо, поправить свои обстоятельства, не смотря на то, что он сам в это время вследствие крушений и других несчастий, потерял ровно половину своих судов, так что его морские силы в апреле месяце 1869 года состояли всего из следующих судов:

Кайтен Марро — пароходо-корвет; 11 орудий гладких.

Ханрио Марро — клипер, подаренный королевой Викторией тайкуну; 6 нарезных пушек Паррота. 400 тонн водоизм. [101]

Аршелот — лодка, проданная американцами князю Акито (Вскоре по занятии Хакодате вошла на рейд лодка, княжества Акита, не знавшая о взятия Хакодате, которая сейчас же была взята токунгавцами. Прим. Ред.), 450 тонн; четыре 24 фунт. медные орудия.

Циада — маленькая (200 т.) канонерская лодка, построенная самими японцами в Иеддо и вооруженная тремя небольшими нарезными пушками, а по другим известиям одним 100 ф. орудием.

Всего 4 судна; но Эномото, зная дух экипажей инсургентских судов, а также нерешительность и беспорядок, господствующий у империалистов, решился на чрезвычайно смелый шаг; а именно: атаковать 3 судами лежащий на якоре микадский флот и постараться разбить его.

Ночью с 2 на 3 мая нового стиля токунгавская эскадра, состоящая из Кайтен Марро, клипера Ханрио и лодки Аршелот, после смотра, произведенного ей адмиралом, оставила Хакодатский рейд и отправилась на трудный подвиг — сразиться с неприятелем в несколько раз ее сильнейшим. Утром 4 мая токунгавские суда бросили якорь в Хотцинохо, гавани, лежащей в 60 милях в северу от Миако. Удостоверившись, что флот микадо спокойно лежит на якоре в Миако (заливе Намбу), все суда вместе, снялись с якоря для следования туда же. Как вдруг неожиданно, все предположения и планы токунгавцев были расстроены. Подходя к Намбу, эскадра встретила чрезвычайно свежий SW, разбросавший все суда ее. Не смотря на все старание командиров держаться соединенно, им этого но удалось; Кайтен взял даже Аршелот на буксир, но буксиры лопнули и в скором времени суда потеряли друг друга из виду. В следующую ночь погода поправилась и Кайтен рано утром подошел к Миако.

Очутившись перед входом на рейд и не видя остальных товарищей, командир Кайтена собрал военный совет, на котором положили, взяв во внимание, что, если в настоящую минуту, стоянка эскадры в Хотцино-Хо, еще неизвестна микадцам, то завтра о ней будут знать наверное и потому, [102] если ждать присоединения остальных судов, то это значит дать время микадскому флоту приготовиться и быть самим на-верное разбитым, а потому, хотя и чрезвычайно было мало шансов на успех, все-таки рискнуть атаковать империалистов одним только Кайтеном.

Подобного примера до сих пор еще не встречалось на страницах морской истории. Бывали случаи, что слабейшие атаковывали сильнейших, например взятие о-ва Курассао; бывали случаи сражений знаменитых по неравности сил сражавшихся, например нашего брига «Меркурий», настигнутого турецкими кораблями; но не было еще случая, чтобы лежащая на якоре эскадра, считающая в своих рядах одного броненосца, была бы атакуема простым деревянным пароходо-корветом.

(Г. Сартов сообщает нам немного иначе. Кайтен-Марро пред входом на рейд поднимает американский флаг, входит на рейд, идет на Stone-Wall, ударяет его в борт; бывшие на броненосце, увидя в подобном маневре неловкость цивилизованых моряков, рассмеялись и послышалось на броненосце: «Американцы и приставать не умеют», им и в голову не приходило, что это неприятель, тем более, что на мостике капитан и вахтенный в европейских костюмах, носящие бороды и усы. Но когда судно отшатнуло течением, когда уже были изрублены трое, — из четырех — кинувшихся на абордаж, то тогда только, вместо американского поднят был японский флаг. Прим. Ред.)

В 5 часов утра 5 мая Кайтен, полным ходом влетел на Миакский рейд. Эскадра империалистов лежала на яворе, не имея паров и отпустив половину команды на берег. Мысль о том, что входящий на рейд пароход мог быть неприятельским, как каждый легко может себе представить, не могла придти и в голову империалистам; а потому не трудно вообразить смятение поднявшееся на эскадре, когда, в быстро подбегающем в Stone-Wall судне, империалисты узнали Кайтен. Влетев на рейд, командир Кайтена решился исполнить инструкцию, данную ему адмиралом Эномото — таранить Stone-Wall. Итак, выбрав себе противником сильнейшее судно империалистов, Кайтен направился прямо на него, не рассчитав однако на течение, уклонившее его от нормального направления. Подойдя уже довольно близко, он увидел, что [103] удар будет мало действителен, почему положив право на борт, он описал новую циркуляцию и подбежав во второй раз, ударил броненосец как раз по средине. Потопить его, как рассчитывали инсургенты, им не удалось; но, будучи гораздо выше противника, Кайтен вылез на него своим форштевнем и разрядил свои орудия по его палубе. Одним из выстрелов он разбил в щепы станок 300 фунт. пушки. За тем были вызваны абордажные партии и вот настает второй момент геройской атаки. Абордаж не удался, потому что людям приходилось спрыгивать с бугшприта вниз на палубу Stone-Wall; первые 4, бросившиеся в бой, были моментально заколоты. Между тем стоявшие кругом суда открыли по Кайтену убийственный штуцерный огонь и силою течения его стащило с Stone-Wall. Потеряв убитыми 40 человек, в том числе капитана (О смерти этого героя, капитана, г. Сартов сообщает, кто он был убит в момент, когда он нагибался в телеграфу, чтобы дать задний ход. Пуля прошибла ему висок на вылет. О возвращении же Кайтена и Ханрио добавляет следующее: по истечении недели вошел прежде Кайтен, а за ним клипер Ханрио. Все резиденты Хакодате, заинтересованные их приходом и считая их без вести пропавшими, бросились к пристаням узнать новости. Кайтен, только что бросил якорь, как спустил шлюпки на берег; один взгляд на них был достаточен, чтобы убедиться, что суда были в действии. На шлюпках было свезено 18 убитых и до 40 человек раненных.) и половину офицеров, и заметя, что весь микадский флот разводит пары, Кайтен направился к выходу, при чем, проходя между судами, успел еще дать двум по залпу. Один залп был столь удачен, что пустил ко дну военный транспорт. Вся история продолжалась около 20 минут; но панический страх до того овладел микадцами, что ни одно из их судов не успело зарядить ни одной пушки, так что все потерянные Кайтеном люди были убиты штуцерными пулями. Только что пары были готовы, микадский флот открыл погоню по Кайтену; но последний, будучи весьма хорошим ходоком, без труда ушел от них. В то время как флот, видя безуспешность преследования, поворачивал назад, с юга в Миакскому рейду подошел Ханрио. Увидя неприятельский флот под парами и догадавшись в чем дело, он сейчас же поворотил и взял [104] курс на Хакодате. В погоню за ним были отряжены 3 судна, но и эта последняя попытка была столь же неудачна как и за Кайтеном. Окончив безуспешное преследование, империалистский флот взял курс на Амомори.

Так кончилось знаменитое нападение, наделавшее много шуму. Аршелот постигла горькая участь: SW штормом, рассеявшим 11-го мая всю эскадру, его выбросило на берег; экипаж успел зажечь судно, но сам был взят в плен подошедшими империалистами.

Убедившись, что дипломатическим путем невозможно заставить инсургентов положить оружие, империалисты решились силою завладеть островом Иессо; почему начали стягивать к северному берегу о-ва Нипона свои сухопутные войска. Главнокомандующим их был назначен Ямада. Нельзя умолчать при этом, как страшно эксплуатировали европейцы несчастных японцев. Имея весьма мало судов, империалисты должны были все амбаркации войск, перевозы военных грузов и провианта производить на зафрахтованных европейских купеческих пароходах.

Пользуясь безвыходным положением правительства, европейцы не стеснялись запрашивать баснословные цены; 600-700 долларов — вот цифра, которую платили японцы за каждые зафрахтованные сутки. Ясно, как должно было это парализировать, даже организованное правительство микадо, имевшее деньги. Каково же было положение Эномото, располагавшего весьма скудными финансовыми средствами? Недостаток денег был одною из главных причин грустного исхода токунгавского восстания.

9-го мая в Хакодате пришел зафрахтованный империалистами английский пароход Albion, для покупки угля микадскому флоту и, как ни покажется странным, а уголь был продан неприятелям проживающими в Хакодате европейцами. 17-го мая Albion снова вернулся за углем и привез письмо из главной квартиры империалистов к живущим в Хакодате европейцам с предложением оставить город и вывезти свое имущество. На этот раз Albion’у не посчастливилось, инсургента решительно запретили европейским [105] купцам продавать уголь; от предложения же оставить город европейцы отказались. Понятно, что завладеть самим пароходом Albion, Эномото не решался, чтобы не навлечь на себя неприязненных действий англичан, до сего момента остававшихся фактически совершенно нейтральными к обеим враждовавшим сторонам, хотя известно было всем и каждому, что британская миссия в Японии симпатизирует правительству микадо и весьма немудрено, что самого легкого предлога было бы совершенно достаточно для вмешательства военных английских судов, от которого конечно не поздоровилось бы инсургентам.

18-го мая, в полдень, по пушке с английского корвета Perle военные европейские суда: французская лодка Coetlogon и американская Aroostook оставили Хакодатский рейд. Все консула, за исключением русского и прусского, перебрались на суда своих наций.

19-го мая на рейд пришло несколько английских купеческих судов, но в тот же день они должны были оставить Хакодате, так как правительство инсургентов имело основание подозревать, что на них был привезен неприятельский десант.

Между тем в Хакодате готовились к нападению империалистов, во ожидании которого инсургенты укрепляли рейд и город. В помощь входному и вамидскому фортам, по прибрежью рейда были наскоро выстроены 5 маленьких батарей, вооруженных весьма слабой гладкой артиллерией; а на самых фортах, были поставлены наши старые пушки, поднятые японцами из воды с разбитого фрегата «Диана».

Тяжелая минута ожидания, либо неизбежной высадки, либо морской аттаки, разрешилась известием, что 21 числа мая империалистские войска высадились в бухте Иессаси, лежащей на NO оконечности Иессо и уже имели стычку с встретившим их там отрядом инсургентов. Десант, высадившийся в Иессаси, двинулся двумя дорогами, имея целью соединиться в Хакодате. Одна ветвь пошла к югу на Матсмай, а другая направилась на юго-восток. Первая часть имела повеление, завладев Матсмаем, подняться в Хакодате чрез Кикунай, [106] тогда как вторая, долина была спускаться в этому городу с севера. Если бы инсургенты управлялись сами, то весьма вероятно, что, при том воодушевлении, которое господствовало в их рядах, империалисты были бы отброшены, — доказательством чему служит то, что начиная с самой простой аванпостной стычки, до сражения большими массами, успех всегда был на стороне токунгавцев: империалисты были постоянно в пух разбиваемы. Но несчастие, преследовало инсургентов не только в виде крушений их судов, но и в лице их главных европейских военных руководителей. Читатели вероятно помнят, что командующим сухопутными силами инсургентов был француз Брюне; человек этот, снискавший впоследствии грустную известность в Японии, был не больше, как простой авантюрист. Прослужив несколько лет в французской артиллерии, он, с разрешения своего правительства, поступил в японскую службу; пробыв около двух лет преподавателем в военной школе в Иеддо и сводя знакомство со многими членами тайкунской партии, Брюне наобещал им верных успехов и самых блестящих побед в случае, если его выберут начальником сухопутных войск. Японцы в это самое время с жадностью перенимали разные европейские усовершенствования; на судах их стояли всевозможные пушки, систем: Армстронга, Блекли и других; солдаты их были вооружены ружьями различных игольчатых систем: от повторительной винтовки Спенсера до ружья Шаспо включительно. Всего этого у них было много; но как управляться этим добром, они не знали и потому понятно, что домогательство Брюне, стать во главе инсургентской армии, было принято с радостью.

Горько пришлось поплатиться бедным японцам за этот выбор. Брюне оказался хотя и самым самонадеянным, но за то и самым бездарным смертным. Не поняв духа инсургентов и узнав о высадке империалистов в Иессаси и о намерении их подойдти в Хакодате с двух сторон, он приказал токунгавским войскам, не вступать в решительный бой и шаг за шагом отступать в Хакодате, рассчитывая уже в виду этого города дать генеральное сражение. Но [107] он упустил из виду, что войска инсургентов были чрезвычайно малочисленны и что их геройское настроение парализировалось, как постоянным отступлением, так и неизбежною убылью людей, тогда как, напротив; моральное состояние империалистов, бывшее в начале крайне неудовлетворительным, постепенно улучшалось постоянным движением вперед. К тому же Хакодате не Москва, Иессо был наполнен, хотя и врагами, но все-таки своими, а не иностранцами, так что рассчитывать на исторические примеры защиты родных святынь от чужеземного нашествия, Брюне был не в праве. А между тем, тактика отступления испортила все дело, деморализировав инсургентов; тогда как империалисты легко могли бы быть опрокинуты в первый же день их высадки в Иессаси, если бы токунгавцы имели разрешение действовать наступательно. От 2 по 27 мая в саном Хакодате не произошло ничего особенного, кроме прихода нескольких джонок с раненными при Иессаси инсургентами и с известием, что империалисты все ближе и ближе приближаются в Хакодате, хотя наступление их и не было результатом побед; напротив, в каждой встрече успех постоянно оставался на стороне токунгавцев, отступающих только вследствие приказаний Брюне; но главнокомандующий не менял своего решения и инсургенты, хотя и победители, продолжали свое отступление, в то время как побежденные империалисты не прекращали наступательного движения. Эти же джонки привезли известие, что пленных сражающиеся не признают и сдающихся немедленно обезглавливают.

25 мая на зафрахтованном инсургентами английском барке Helene Black прибыло с северного берега Нипона 400 человек солдат на помощь восставшим и было привезено 4000 мешков рису и 600 бочек пороху.

Наконец, 27 мая, в виду города показались и морские силы империалистов. Вечером, на горизонте увидели 5 военных судов, шедших от W, которые, пройдя восточнее форта в расстоянии немного далее пушечного выстрела, скрылись за темнотою. [108]

В продолжение этих дней, европейские военные суда: английский Perle, французский Coetlogon и американский Aroostook часто приходили на несколько часов в Хакодате, нагружались провизией, справлялись о надобностях европейцев и снова уходили за черту территориального моря, где и становились на якорь.

29 мая Эномото отдал приказание снести все дома и постройки, лежавшие перед фортами, чтобы очистить поле огня; в этот же день со стороны Матсмая слышались пушечные выстрелы; почему заключили, что империалисты штурмуют Матсмай. Вечером предположение это подтвердилось: французский офицер, командовавший Матсмайским гарнизоном, пришел в Хакодате пешком израненный и принес известие о взятии Матсмая. Того же 29 мая, Токунгавская эскадра снялась с якоря и вышла крейсеровать в пролив.

30 мая эскадра продолжала крейсеровать у входа на рейд.

Между тем, завладев Матсмаем, империалисты продолжали подниматься к Хакодате. 30 числа было сражение под Кикунаем. Вечером 31, весь микадский флот подошел на вид Хакодате и открыл огонь по крейсерующей токунгавской эскадре; Кайтен отвечал несколькими выстрелами и эскадры разошлись. Демонстрация эта была устроена для обеспечения высадки новых империалистских войск у Кикуная.

31 мая под Кикунаем было сражение, в начале которого инсургенты были разбиты, но получив подкрепление, в свою очередь разбили империалистов. Между тем отряд империалистов, направившийся северным путем, продолжал наступать. 3 июня на дороге между Иессаси и Оно было сражение, кончившееся нерешительно, хотя инсургенты и одержали за собою поле сражения.

Рано утром 4 июня с входного форта, грянула сигнальная пушка и проснувшиеся защитники Хакодате, увидели 5 военных паровых судов, направляющихся к городу с развевающимися на фор-брам стеньгах флагами Микадо. Суда эти были: Stone-Wall-рам 1358 тонн водоизмещ.; орудий 3, стоящие в двух извращающихся башнях, в передней башне 300 фунт. с дула заряжающаяся армстронгова пушка, а в [109] задней 2 армстр. 70 фунт. орудия. Кианг-су: 900 тонн водоизмещ., колесный, 250 сил, орудий 8, из них 7-40 фунт. и одно 150 фунт. Хэнда 400 тонн, винтовой, орудий 6, из них медных 9 фунт. четыре, 40 фунт. одно, и одно 140 ф. системы Блэкли, Колоно-Ками, водоизмещ. 593 тон., винтовой, 150 сил маш., орудий 12-18 фунт. — 8 и 32 ф. сист. Блэкли четыре.

И клипер Дон-Жуан; размерений его, я не знаю.

Инсургентская эскадра развела пары и заняла свои места на внутреннем рейде. В 1/4 10 Колоно-Ками открыл огонь и все микадские суда в последовательном порядке от W к O в ордере кильватера, вбегали на рейд и обстреливали находящиеся там суда.

Бой длился до половины 12; после чего империалисты отошли к Аригаве. Входные форт в этом сражении принес весьма мало пользы, так как, будучи вооружен слабою гладкою артиллериею, не мог действовать на дальнее расстояние и все суда проходили вне его выстрелов.

После обеда, бой снова возобновился и микадские суда в том же порядке как и утром, вбегали один за другим на внутренний рейд. Сражение началось в 3/4 3 и кончилось в 1/2 5; на этот раз особенно отличился Кайтен, который, не смотря на осыпавшие его снаряды, действовал чрезвычайно удачно. В город попало всего две бомбы, ранившие 1 и убившие тою же 1 японца.

В этот день Кайтеном было выпущено 210 снарядов.

Ханрио 300 -

Циата 60 -

и фортами 120 -

Всего 690 снарядов.

Хотя империалистами было выпущено не меньше металла, но странно то, что инсургентская эскадра за весь этот день не потеряла ни одного убитым. У империалистов же, как узнали впоследствии от европейских военных судов, урон людей в этом бою был довольно значителен.

В 1/2 5 бой повсеместно кончился и микадский флот отошел к Кикунаю, занятому уже империалистами. [110]

6 числа задул такой свежий ветр, что микадская эскадра не могла отстояться в Кикунае и принуждена была искать убежища в Амомори. На другой день ветр стих и весь микадский флот, крейсеровал в виду Хакодате; ожидали аттаки, но империалисты ближе не подходили. Нерешительность их приписали тому, что токунгавцы распустили слух, будто бы по Хакодатскому рейду разбросаны торпедо. 7 июня в городе загорелось 12 домов, но энергией токунгавских офицеров пожар был скоро потушен.

8 июня в виду берегов крейсеровали пять микадских судов. Вскоре, к ним присоединилось шестое и тогда все вместе направились в Кикунаю, где и высадили десант.

В продолжение всего 8 июня было заметно движение войск от Кикуная на Могицу. Вечером из Хакодате были отправлены в Могицу на джонках большие военные запасы, так как предполагали, что нападение на Могицу будет сделано в самом непродолжительном времени.

9 июня в 4 часа пополудни микадские войска, под прикрытием флота, повели аттаку на Могицу. Токунгавцы, не допуская их до селения, вышли к ним навстречу и сошлись с ними на равнине, лежащей между селением Могица и деревнею Тобица. Войска империалистов превосходившие в 10 раз числительностию своею инсургентов, после непродолжительного, но упорного боя, погнали последних в Могице. Стрельба ясно доносилась до Хакодате во все время действия.

К 1/2 8 канонада затихла и в городе предположили, что сражение кончилось. Но вскоре снова послышалась стрельба: южане обошли инсургентов с севера, так что эти последние, увидя себя окруженными, должны были оставить Могицу и отступать в Аригаве. Микадский флот сейчас же снялся с якоря и, идя вдоль берега, помогал своим войскам преследовать инсургентов, стреляя по их флангу. На аригавской реке токунгавцы остановились. На помощь из Хакодатского залива вышла эскадра, состоящая всего из трех судов, но этого небольшого числа было достаточно, чтобы микадский флот отошел и инсургенты, оставленные с фланга, имели возможность укрепиться в Аригаве. [111]

В это время многие французы, служившие офицерами у инсургентов, бежали на Coetlogon, все время лавирующий, как и Perle, либо в Сангарском проливе, либо в Хакодатском заливе.

Бегство французов, при таком печальном положении, в котором находились инсургенты, конечно должно было их еще больше обескуражить. День 9 июня кончился отступлением обеих эскадр: токунгавской — в Хакодате, империалистской — в Могицу. Северные войска укрепились в Аригаве, а южные растянулись от Аригавы до Могицы; числительность империалистов доходила до 5000 человек; число же инсургентов неизвестно в точности, но его предполагают не свыше полуторы тысячи.

10 июня, еще одна тяжелая потеря обрушилась на северян. С утра, в густой туман, канонерская лодка Циода была выслана на рекогносцировку, подойдя в малую воду слишком близко к берегу, она села на мель; командир ее, испугавшись, что по рассеянии тумана он будет замечен империалистской эскадрой и, не рассчитывая в скором времени стянуться, оставил лодку и со всей командой переехал в Хакодате. Лишь только узнал об этом Эномото, как тотчас же был послан Кайтен снять Циодо с мели; но в это время шел уже прилив и при рассеявшемся тумане Кайтен увидел как Циодо, сам собой снявшись, несся течением прямо на микадскую эскадру, которая им и завладела, однако не без малого страха, выжидая какой нибудь военной хитрости при подобном странном маневре неприятельского судна. Кайтен должен был вернуться с печальною для Эномото вестью о потере судна и капитан Циодо был немедленно заключен в крепость.

В этот же день случилось обстоятельство, давшее полное право японцам презирать европейцев: в то время, когда обманутый обещаниями и стратегией Брюне, приведшей империалистов под стены Хакодате, Эномото видел единственное спасение в генеральном сражении, рассчитывая на военную опытность хвастливого француза, Брюне, убежал от командуемых им войск и в тот же день скрылся на [112] Coetlogon. Не трудно будет представить себе положение инсургентов, когда они узнали об этом поступке. Эномото сам решился защищать Хакодате с моря и с суши. В тот же день он посетил могилы убитых и приготовился к отчаянной защите.

11 и 12 микадский флот крейсеровал в виду города, только издали пуская снаряды. В это время инсургенты сосредоточивали свои войска у Камиды и усиливали гарнизон рейдового форта; 11 же числа была сделана довольно успешная вылазка из Аригавы. 12-го, Эномото получил разные военные припасы и провизию, доставленные ему чрез горы из Вулканической бухты. 12 же империалисты аттаковали Аригаву и после продолжительного боя инсургенты должны были ее очистить. 13 июня инсургентские войска отступили уже до Нанаибамы; вечером было сражение, в котором инсургенты были разбиты, но империалисты все-таки отошли в Аригаве. В тот же день микадский флот подходил в городу и завязывал перестрелку; инсургенты были в большом смятении, потому что на Ханрио сломалась машина, так что оставался один Кайтен. Но и на этот раз микадский флот сражался на таком дальнем расстоянии, что, кроме одного попавшего в Кайтен ядра и одного на нем же убитого матроса, не причинил инсургентам других потерь.

14 июня Кайтен сел на мель вблизи города; целый день на нем работали и наконец в 1/2 6 часа пополудни он сошел на глубину. На Ханрио машина все еще не была исправлена и потому работа там не превращалась и ночью. В ночь с 13 на 14 три инсургентских офицера изменили своему знамени, заклепав на форте 4 орудия; виновники были скоро найдены и на другой же день казнены.

15 июня микадский флот, вероятно узнав каким нибудь путем, что Кайтен на мели и что на Ханрио испорчена машина, решился сразиться на близком расстоянии с почти обезоруженным врагом и потому подошел довольно близко, но, увидав обоих противников снова под парами, быстро отступил за пределы выстрелов. [113]

В тот же день губернатор Нангай Гемба, подозревая, что сведения, получаемые империалистами, доставляются им, через живущих в городе иностранцев, запретил этим последним всякие сношения не только с южанами, но и с своими всякий день приходящими на хакодатский рейд военными судами.

16 июня, погода была прекрасная, в 6 часу утра империалистский флот снялся с своего якорного места у Аригавы и направился в Хакодате. Судя по его смелому приближению, осажденные заключили, что настает решительный момент аттаки, тем более, что в это же самое время начались сухопутные сражения под Нанаибамой империалистами, наступившими с юга и под Анаем империалистами, подвинувшимися к несчастному городу с севера (Читатель вспомнит высадку в Иессаси и первоначальное разделение микадских войск.). Через несколько минут Stone-Wall, Калоногами и Don Juan были уже в глубине рейда, остальные два, не входя в бухту, начали обстреливать форт. Первые три судна, открыли на самом близком расстоянии убийственный огонь по Кайтену и Ханрио, преимущественно действуя по первому.

Кайтен был под парами и сражался на ходу; Ханрио же принял сражение на якоре.

Через несколько минут после начала сражения в Кайтен попало два 300 фунт. армстронговых снаряда, произведшие на нем страшное опустошение, но несмотря на то держалось это изрешеченное снарядами судно еще полтора часа, не переставая стрелять по неприятелю, даже не взирая на то, что половина орудий его была подбита; наконец, одно из империалистских ядер попало в машину. Видя себя лишенным возможности двигаться, Кайтен должен был выброситься на берег, или лучше сказать, сесть на мель между фортом и Ханрио-Марро; но даже и в этом случае он действовал так искусно, что ему удалось стать бортом ко входу и таким образом сохранить возможность действия своей батареей правого борта. Огонь его не переставал до последней минуты [114] отступления микадского флота, так как и на этот раз, хотя и сверх всякого ожидания, империалистам не удалось завладеть городом, благодаря построенной накануне между Нанаибамой и Камидой батарее, которую инсургенты вооружили самою тяжелою артиллериею, какая только у них имелась. Эта-то батарея, действуя в тыл микадскому флоту и отсрочила еще на несколько дней участь Хакодате, ставшую уже всем слишком очевидною, чтобы можно было в ней усомниться.

Два судна, не входившие на рейд, выпустили бездну снарядов по городу и форту. Один из 300 фунт. снарядов Stone-Wall пробил все стены двух смежных домов, но в счастию не разорвался. Этот тяжелый для инсургентов бой длился около 4 часов.

Около 10 часов, микадский флот прекратил блокаду и оставил рейд. Инсургенты, тотчас же приступили в возможному исправлению нанесенных им повреждений. Между городом и Кайтеном, возникло вскоре сообщение посредством моста, устроенного из бочек; по нем перевезли на пароход разные артиллерийские припасы и несколько орудий взамен поврежденных. На форте также приводили в исправность заклепанные изменившими офицерами пушки. Маленькие батарейки, поставленные по прибрежью рейда, были тщательно осмотрены и на некоторые из них прибавлены орудия. Сухопутные сражения 15 числа кончились тоже не решительно, но за то 17-го, империалистские войска снова аттаковали инсургентов; на этот раз инсургенты были разбиты и империалисты обложили город еще теснее; хакодатский госпиталь был завален раненными.

Все 17 число микадский флот держался в виду Хакодате, ничего не предпринимая.

20 июня в 3 часа утра началась ужасная бомбардировка. Взорам хакодатцев представилось 4 военных микадских судна, вошедших на рейд и стреляющих по эскадре токунгавцев и городу; пятое же судно обстреливало город извне через перешеек. Между Нанаибамой и Камидой одновременно началось сухопутное сражение; южный флот помогал своим [115] войскам, стреляя по инсургентам. Ханрио-Марро развел пары и начал ходить по рейду и отстреливаться, в то время как стоящий на мели Кайтен не мог приносить много пользы, за отдаленностью неприятеля, микадский флот держался от него в возможно далеком расстоянии! В 4 часа Эномото получил известие, что в эту же ночь микадский флот высадил по ту сторону города десант в 300 человек, почему он немедленно послал отряд в 70 человек, которые должны были пуститься бегом и занять как можно скорее возвышенности, чтобы не допустить неприятеля взять город с тыла. Распоряжение было сделано слишком поздно: инсургенты не успели дойдти и до половины дороги, как уже с гор начали спускаться перевалившиеся через них микадские войска.

Так как по ту сторону города высадка все еще продолжалась, то с каждым часом через горы перебиралось все больше и больше свежих войск. Сражение в улицах продолжалось недолго, так как микадцы слишком превосходили числительностью. Почему токунгавцы и начали отступать к Камиде.

Преследуемые по пятам, остановились они на половине дороги у дома английского консула и там в последний раз попробовали дать решительный отпор, но усилия их оказались тщетными — после короткого боя они принуждены были снова уступить позицию и обратиться в бегство.

В это время команда и офицеры Кайтена оставили судно и сев на шлюпки, отправились через рейд к камидской дороге для соединения с своими отступающими из города войсками, с которыми благополучно и соединились. Решено было взорвать Кайтен на воздух, но от последних выстрелов пароход был так избит что вода, вливаясь в пробоины, почти затопила крюйт-камеру и сделала операцию эту невозможною; почему экипаж и решился его оставить. На сцене оставался один Хинрио-Марро, который с неподражаемым спокойствием ходил вдоль и поперег рейда и до полудня один отстаивался против всего микадского флота, отвечая выстрел за выстрел и наконец, видя, что все попрано, что город уже взят, что войска бегут, решился [116] закончить бой геройским подвигом; он подошел вплотную в Don-Juan, свалился с ним и взорвал его на воздух. Когда дым рассеялся, от погибшего судна оставался только бугшприт и крюйс-брам-стеньга, кругом которых собрались уцелевшие из экипажа люди. Perle послал свои шлюпки и спас 23 человека.

После этого триумфа Ханрио еще больше сделался предметом жарких преследований империалистской эскадры. Но еще целый час держался Ханрио; наконец, расстреляв почти все снаряды, должен был выброситься на берег между разбитым Кайтеном и фортом. Стали спускать шлюпки; команда стала садиться, но микадские солдаты занявшие Хакодате, видя намерение экипажа Ханрио спастись на берегу, разбежались по всему берегу и перестреляли почти всех; одному капитану с 10 человеками удалось укрыться в форте. Команды, оставляя Кайтен и Ханрио, зажгли свои суда; пламя скоро обняло их, но не смотря на то они очень долго горели; на обоих был большой запас пороха и оставалось несколько не разряженных пушек. За тем в продолжении нескольких часов с горевших судов раздавались взрывы и из разгоряченных орудий по всем направлениям летали снаряды, мешая к ним приближаться. Теперь все усилия микадцев устремились на форт; но с ним было одинаково трудно сладить как с сухопутными войсками, которые, будучи теснимы с двух сторон от Нанайбамы и Хакодате, принятые между двух огней, находились в самом критическом положении. После обеда инсургенты из оборонительного перешли снова к наступательному движению, отбросив микадские войска, напирающие на них от Хакодате, к городу, а войска, теснящие их от Аригавы, в Нанаибаме. Инсургенты укрепились в Камиде. В это время люди находились уже 24 часа в беспрерывном огне; но самый город уже был взят и микадцы бросились грабить и жечь Хакодате. Страшным разрушением окончился день 20 июня.

21 июня началась осада форта отрезанного от Камиды, накануне взятым Хакодате, Против него направились теперь все силы с берега и моря; его осыпали выстрелами, же [117] решаясь однако штурмовать. Гарнизон вел себя блистательно, форт держался. Кайтен, Ханрио и город продолжали гореть. Вся Камида была также в пламени. Stone Wall своими тяжелыми снарядами стрелял по Камидскому форту весьма успешно.

22 июня форт все еще держался, не смотря на адскую бомбардировку, но отвечал уже мало.

23 июня Эномото, находившийся с войсками в Камиде, прислал к Микадскому главнокомандующему, Яманда, парламентера. Микадский главнокомандующий разрешил одному из офицеров гарнизона форта отправиться в Камиду для совещания с своим генералом; на это время военные действия прекратились и было заключено перемирие. Вечером европейские суда прислали спросить могут ли они войдти в гавань, им было отказано и послано сказать, что за европейцев живущих в городе, еще не ручаются.

24 июня, неизвестно почему, переговоры были прерваны и Эномото заявил, что лучше умрет, чем сдастся. В этот же день случилось весьма типичное обстоятельство, как нельзя лучше характеризующее японцев. Узнав что на форте вышли все съестные припасы, империалисты послали неприятелю мясо, рыбу и рис!! — Перестрелка между городом и фортом продолжалась целый день. Вдруг 25 форт сдался. Всем европейцам это чрезвычайно показалось странным, тем более что еще утром он стрелял весьма энергично. Дело объяснилось тем, что по заключенному договору еще накануне форт уже был во власти империалистов, но что обе стороны условились стрелять в продолжение 24 часов, холостыми снарядами, дабы не уронить своего достоинства.

26 июня военные действия повсеместно прекратились; весь день велись непрерывные переговоры, результатом которых было то, что того же числа вечером Эномото сдался военнопленным. Этим днем закончилась японская междуусобная война.

Юкагама
Клипер «Всадник»
1 февраля 1870 года.

Лейтенант С. Истомин.

Текст воспроизведен по изданию: Краткий очерк Тонкугавского восстания на острове Иессо // Морской сборник, № 7. 1870