-

ШКУНА «ХЕДА» В ТАТАРСКОМ ПРОЛИВЕ.

Читателям Морского Сборника известны уже главные обстоятельства, сопровождавшие плавание немногих Русских на японской шкуне «Хеда» и троекратную встречу их с неприятельскими судами; (Морск. Сбор. 1856 г. № 1, н. оф., стр. 188-202.) мне, как соучастнику, остается только рассказать о некоторых подробностях последней ночной гонки шкуны «Хеда» с английским отрядом на водах Татарского пролива.

26 Мая, вечером, неотвязчивый туман, сопровождавший нас от Петропавловска, рассеялся и шкуна находилась на просторе при выходе из Лаперузова пролива, тихонько пробираясь к северу. Курс наш пролегал между островом Монероном и западным берегом Сахалина. Теплый весенний вечер, такой какого не видал экипаж «Хеда» со времени оставления берегов Японии, вызывал на верх отогреться после нескольких [2] недель непогоды и долго удерживал там наше немногочисленное общество.

По мере того, как гасла вечерняя заря и стройный ряд Сахалинских возвышенностей, на время оживленный ее золотистым светом, принимал свой обычный мрачный вид, ветер стихал и шкуна едва покачивалась на вершинах усталых валов, в которых игриво отражался силует ее рангоута и парусов. Природа засыпала и, увлеченные ее примером, мы разошлись по своим незатейливым но удобным койкам.

В полночь я вышел на вахту и, приняв ее от своего предшественника, с лаконическими словами: «начинает задувать», стал ходить взад и вперед по палубе. Действительно со стороны Сахалина веяло холодком и распущенные паруса мало по малу наполнялись, а между тем из за берега показывалось бледное полукружие луны. Северная половина горизонта была покрыта непроницаемою мглою, и по всему видно было, что равновесие атмосферы должно нарушиться в нашу пользу.

Около половины первого часа осторожный призыв вахтенного унтер-офицера привел меня на бак и по направлению подветренной скулы я мог ясно различить темное пятно, постепенно увеличивавшееся и наконец превратившееся в трехмачтовое судно. Шкуна изменила курс на румб вправо, чтобы избегнуть столкновения с нежданным гостем, который второпях вынес яркий фонарь и выставил его на своих грот-вантах. Движения обоих судов производились молча; мы, как выше сказано, привели к ветру, а встретившееся судно спустилось и продолжало путь мимо нашего подветренного борта, в расстоянии какого нибудь кабельтова, так что можно было ясно различать движущиеся фигуры.

Излишне говорить, что это неожиданное [3] обстоятельство вызвало на верх Адмирала и офицеров, а также поставило на ноги всю команду, которой однако же приказано было спуститься вниз — во первых, для доставления шкуне лучшего хода, а во вторых и для того, чтобы многолюдством прямо не выказать, что шкуна наша не может быть купеческим судном. Незваный гость прошел за корму, привел в бейдевинд и, поворотивши в кильватер, открыл за нами погоню.

Ветер из легких порывов перешел в довольно ровный, и погнал нас узлов по девяти, расширяя вместе с тем и горизонт к северу, на котором вскоре показалось еще два судна, одно двухмачтовое, а другое — трехмачтовое большое, по видимому фрегат (как это и подтвердилось полученными в Амуре сведениями); последнее было для нас самое безопасное, так как оно находилось далеко под ветром у всех остальных.

Положение наше при этой неожиданной встрече было весьма критическое — надежды укрыться у Сахалинского берега не было, по его отдаленности и приглубости; а еще более потому, что для достижения его лавировкою потребовалось бы значительное время. Оставалось одно: при помощи Божией положиться на хорошие качества нашего ковчега.

Установив шкуну на наивыгоднейшем курсе, мы продолжали плавание в тревожном ожидании исхода погони. Луна быстро катилась между волнистыми облаками; бледные лучи ее всею своею массою освещали нас, между тем как гонящееся судно было, относительно, в тени и имело на своей стороне всю выгоду следить за нашими движениями. Впрочем, как ни неблагоприятно было для нас это обстоятельство, оно в то же время вероятно помешало второму из неприятельских судов, во время пуститься на пересечку нашего курса; это [4] последнее, по примеру своего предшественника, прошло за корму и там уже поворотило за нами. Число преследователей увеличивалось.

Во втором часу погони, шкуна вбежала в полосу затишья, и преследователи видимо ее настигали, но, к счастию, это продолжалось только короткое время. Минут через десять шкуна вышла из тихой полосы, в которую теперь попали в свою очередь и неприятели. Не будучи в состоянии по выходе из затишья вскоре получить прежнюю скорость хода, между тем как «Хеда» неслась с обычною легкостию, преследователи стали видимо отставать. Не надеясь, вероятно, в продолжение ночи догнать нас, и имея в виду какую нибудь более важную цель, они дружно поворотили и стали быстро удаляться от нас.

Так прекратилась погоня и к рассвету, из трех судов, виднелась верхушка рангоута одного, а наступивший в 7 часов туман скрыл и последнее.

По совершенном избавлении от преследования, долетели до нас три выстрела, которые и были приняты за поздравление со счастливым окончанием состязания.

Непонятно почему преследователи наши не сделали ни одного, хотя бы и холостого, выстрела пока мы были еще у них под руками; сходство шкуны «Хеда», по конструкции и вооружению, с американскими шкунами, может быть, было в этом случае одною из главных причин молчания неприятелей, — кроме неожиданности самой встречи, которая могла помешать хладнокровным и рассудительным распоряжениям начальника эскадры и отдельных командиров.

После погони, «Хеда» без особенных приключений достигла Николаевского поста, где и отдыхает теперь от разнообразных опасностей и трудов.

А. Пещуров.

Текст воспроизведен по изданию: Шкуна "Хеда" в Татарском проливе // Морской сборник, № 6. 1856