СЕРДЦЕ НА ЯЗЫКЕ

Мальтийский орден в России в эпоху Павла I

«Мальтийская эпопея» Павла I обстоятельно изучена отечественными и зарубежными историками. Тем не менее ряд проблем, связанных с отношением «романтического нашего императора», по выражению Пушкина, к католическому монашескому ордену остаются непрояснёнными. Среди наиболее дискуссионных — вопрос о том, как далеко был готов зайти Павел в диалоге с Ватиканом, от которого зависело признание его в качестве великого магистра ордена св. Иоанна Иерусалимского (другие названия — Орден госпитальеров. Мальтийский орден).

В процессе работы над вторым изданием книги «Под сенью восьмиконечного креста» 1, посвящённой русско-мальтийским связям во времена Екатерины II и Павла I, в АВПРИ и РГАДА был выявлен ряд архивных документов, позволяющих взглянуть на подходы Павла к отношениям с Ватиканом и Мальтийским орденом как на единый комплекс проблем павловского царствования. Оговоримся сразу: речь не идёт о кардинальном изменении устоявшихся оценок, а, скорее, об уточнении высказывавшихся и ранее предположений о том, что в желании добиться признания за ним папой титула великого магистра, стремлении придать Ордену межконфессиональный характер российский император был готов дойти до опасной черты.

Внимание исследователей давно привлекала шифрованная депеша российского посланника в Генуе Акима Григорьевича Лизакевича от 24 января (5 февраля) 1801 года, в которой излагалось содержание его беседы с папой Пием VII 2. О существовании этого документа было известно по работам М. Морошкина и М. Таубе 3, но текст его приводился в изложении, к тому же довольно противоречивом. Если у Морошкина инициатором сближения выступает папа, то у Таубе — наоборот. Папа поёт дифирамбы российскому императору, увязывая признание его в качестве великого магистра Мальтийского ордена с поступившей к нему информацией о благожелательном отношении Павла к перспективе объединения православной и католической церквей. С учётом остроты проблемы это вызывало обоснованные сомнения в аккуратности изложения Морошкиным и Таубе этого документа.

Обнаружить оригинал депеши удалось в хранящейся в АВПРИ переписке Лизакевича за 1801 год. Как представляется, не попала она в поле зрения исследователей, поскольку находилась не на своём «естественном месте» — в фонде 70/2 «Сношения с Неаполем», где отложилось большинство донесений Лизакевича, а в сформированном позднее фонде «Канцелярия МИД», куда и попали десять его последних — перед отъездом в Петербург — реляций и депеш, относящихся к январю 1801-го.

Прежде чем познакомить читателя с текстом депеши Лизакевича, напомним вкратце, как складывались отношения России с Мальтийским орденом в начале царствования Павла.

 

«РОМАНТИЧЕСКИЙ НАШ ИМПЕРАТОР…»

Конвенция об учреждении Мальтийского ордена в России, подписанная в Петербурге 4 (15) января 1797 года, стала одним из первых внешнеполитических актов Павла I после его вступления на [69] престол 6 ноября 1796-го. На первый взгляд, речь шла о сугубо технических аспектах урегулирования многолетних претензий Ордена на земли так называемого Острожского майората, отошедшие к России по третьему разделу Речи Посполитой. В России было учреждено великое приорство Мальтийского ордена, в состав которого могли входить дворяне-католики из числа подданных Российской империи.

Однако в силу особенностей политического мышления нового императора мальтийский вопрос неожиданно «укрупнился», превратившись в едва ли не главный вопрос павловского царствования. С возрождением рыцарских традиций Павел связывал задачу консолидации на основе монархических принципов российского дворянства и армии, развращённых, по его убеждению, полувековым «царством юбок». В недалёкой перспективе, после приглашения Людовика XVIII в Митаву, это вылилось в планы превращения России в оплот легитимизма, под знамёнами которого Павел хотел собрать монархически настроенное дворянство Европы.

7 августа 1797 года орденский капитул на Мальте утвердил и ратифицировал конвенцию 4 января. Новый великий магистр Ордена Фердинанд фон Гомпеш в знак признательности за щедрые финансовые пожертвования возложил на российского императора титул протектора Ордена. 27 ноября в ходе торжественной церемонии в Зимнем дворце чрезвычайный посланник Ордена Джулио Литта передал Павлу серебряный крест великого магистра Лавалетта. Павел в ответ подарил рыцарям великолепный Воронцовский дворец в Петербурге. Брат Литты — Лоренцо, бывший папский нунций в Варшаве, был принят в качестве чрезвычайного посла Ватикана в России. Ему было поручено провести переговоры относительно административного устройства католических епархий в Польше и Белоруссии. С этого момента проблемы Мальтийского ордена и католической церкви в России сплелись в одно целое.

К началу 1798 года католическое приорство, в состав которого вошли преимущественно поляки и нашедшие убежище в России французские эмигранты-роялисты, структурно оформилось. Но планы Павла шли значительно дальше. В мае новый посланник России на Мальте Э. О'Хара — почётный мальтийский рыцарь, католик — получил подготовленный в Петербурге проект учреждения второго российского приорства, открытого для вступления некатолических подданных российского императора. Совет Ордена, находившегося в критическом финансовом положении из-за утраты в результате Французской революции доходов от своих обширных владений во Франции и Италии, ратифицировал этот проект 1 июня 4.

Однако в середине июня Наполеон по пути в Египет менее чем за неделю захватил Мальту, считавшуюся из-за своих мощных крепостных укреплений неприступной. Гомпеш, располагавший к этому времени всего 300 рыцарями и мальтийским ополчением, распропагандированным французами, не мог оказать наполеоновскому экспедиционному корпусу серьёзного сопротивления. 12 июня на борту флагманского корабля Наполеона «Орьян» была подписана франко-мальтийская конвенция, в соответствии с которой Орден покинул Мальту навсегда.

Сдача Мальты была воспринята Павлом чрезвычайно болезненно. Это ускорило вступление России во вторую антифранцузскую коалицию совместно с Англией, Австрией, Турцией и Королевством Обеих Сицилий (Неаполем). В декабре в Петербурге было достигнуто соглашение между Россией, Англией и Неаполем об освобождении захваченной французами Мальты и возвращении на остров Ордена св. Иоанна (на переходный период должны были быть введены союзные войска, а столица острова Валетта — находиться под управлением русского военного коменданта).

В ходе боевых действий в рамках второй коалиции российская эскадра под командованием Ушакова освободила от французов Ионические острова и Неаполь, Суворов успешно воевал в Северной Италии. Однако в силу разногласий между союзниками, недостаточной координации между Ушаковым и Нельсоном, командовавшим английским флотом, осаждавшим Мальту, осенью 1800 года остров был оккупирован англичанами, дезавуировавшими предыдущие договорённости с Россией о совместном управлении Мальтой.

Последовавшее обострение русско-английских отношений стало одной из причин развала второй коалиции. Павел, воспринявший захват Мальты англичанами как личное оскорбление, взял курс на форсированное сближение с Наполеоном, подыгрывавшим его мальтийским амбициям.

К этому времени увлечение Павла рыцарской романтикой приняло маниакальные, гротескные формы. 26 августа 1798 года члены Великого приорства российского и находившиеся в Петербурге мальтийские рыцари выразили протест против сдачи Мальты Наполеону и издали манифест, в котором великий магистр Гомпеш был обвинён в «непростительной нерадивости» и провозглашён низложенным. 10 сентября Павел в качестве протектора Ордена ратифицировал акты Великого приорства российского и принял «всех благонамеренных членов Ордена под своё высочайшее руководство».

Папа Пий VII, находившийся в это время в ссылке в картезианском монастыре св. Пассивна близ Флоренции (папская область была оккупирована французами), расценил решение российского приорства о смещении Гомпеша как недостаточное и рекомендовал выработать солидарную позицию всех приорств Ордена, разбросанных по Европе.

Однако 27 октября рыцари, находившиеся в России, провозгласили Павла великим магистром Мальтийского ордена. 13 ноября император принял предложенный титул. Джулио Липа был назначен лейтенантом (заместителем) великого магистра. 29 ноября в Зимнем дворце состоялась церемония интронизации Павла. Титул великого магистра был включён в общий императорский титул, в государственные герб и печать.

В тот же день, 29 ноября, было объявлено о создании в России второго Великого приорства, в которое принимались русские дворяне православного вероисповедания. В его состав должны были войти 98 новых командорств. Создание его было окончательно узаконено указом от 21 декабря 1798 года, гласившим: «Орден св. Иоанна Иерусалимского в нашей империи будет состоять из католического великого приорства российского, основанного 1 января 1797 года, и из великого приорства российского, основанного 29 ноября 1798 года».

Провозглашение Павла I великим магистром Мальтийского ордена вызвало резко негативную реакцию в Риме, недоумение и толки среди рыцарей, находившихся вне Петербурга. Суммируя переписку, которая велась по этому поводу между папой, Гомпешом и Петербургом, мальтийский исследователь А. П. Велла выделяет следующие аргументы, которые приводились Ватиканом в подтверждение незаконности этого акта:

— в процедуре провозглашения не участвовали все языки Ордена, как того неукоснительно требовал его устав;

— император Павел как православный не мог стать главой католического Ордена, непосредственно подчинявшегося папе;

— император был только почётным кавалером Большого креста Ордена св. Иоанна. Несмотря на его провозглашение протектором, Павел не был в строгом смысле слова полным членом Ордена;

— император, будучи женатым, не мог принять на себя монашеские обеты нестяжания, благочестия и послушания, которые составляли само существо понятия религиозного рыцарства 5.

 

СТРАСТИ ПО ТИТУЛУ

В Петербурге, однако, явно недооценивали масштабы проблем, возникших с принятием российским императором титула великого магистра католического ордена. Определяющую роль в этом [70] сыграли, похоже, братья Литта. Линия, которую они проводили в критический период накануне и после провозглашения Павла великим магистром, неоднозначно оценивается современными исследователями. В частности, французский историк А. Блонди, работавший с рукописными источниками в Национальной библиотеке Валлепы, отмечает, что Джулио в частном письме признавал, что ведёт в Петербурге «большую игру, ибо если меня постигнет неудача, мне свернут шею» 6. По мнению Блонди, братья Литта, полагая, что «римская курия, по своему обыкновению, не присоединится ни к одному лагерю, а будет выгадывать время, чтобы найти третье решение» 7, подталкивали Павла к тому, чтобы поставить папу перед свершившимся фактом принятия им титула великого магистра и учреждения некатолического великого приорства.

При этом они сами, по-видимому, стали жертвой «тактики умолчания» со стороны Ватикана, не осудившего публично, в силу заинтересованности в успешном окончании переговоров о положении католиков в России, которые вёл Лоренцо, действия Великого приорства российского по смещению Гомпеша. Во всяком случае, за три дня до принятия Павлом титула великого магистра Лоренцо благодарил в письме госсекретаря Ватикана кардинала Одескальчи за позицию, занятую понтификом, которую он довёл до сведения императора 8.

Реальная картина настроений в окружении папы стала ясна братьям Липа только к весне 1799 года, когда Одескальчи направил в адрес Лоренцо пакет, в котором находился меморандум Пия VI с изложением однозначно негативного отношения папы к провозглашению Павла великим магистром. Повторив свои прежние оговорки относительно необходимости придать консенсусный характер смещению Гомпеша, папа прямо охарактеризовал решение Великого приорства российского о провозглашении нового великого магистра как поспешное, напомнив, что оно не могло быть принято без предварительного согласования со Святейшим престолом 9.

В приложенных к меморандуму инструкциях Одескальчи предписывал Лоренцо довести позицию Ватикана до сведения Павла в той форме и в то время, которые он сочтёт подходящими для того, чтобы не нанести ущерба отношениям католической церкви с Россией. Однако почта, направленная кардиналом, была перлюстрирована по дороге, попав в руки русских дипломатов. Содержание меморандума папы, написанного клером, стало известно вице-канцлеру Виктору Кочубею. Ситуация усугублялась тем, что текст инструкций Одескальчи был зашифрован, а меморандума — нет. В результате русский «чёрный кабинет», а следовательно, и император так и не узнали, что Пий VI считал необходимым действовать в вопросе о признании за Павлом титула великого магистра с сугубой осторожностью.

Ознакомившись с перехваченным текстом меморандума папы, Павел пришёл в страшную ярость. 17 марта он подписал указ о положении католиков в России, утвердив по существу автономное, независимое от Рима существование католических диоцез и своё право единолично, без консультаций с папой назначать главу католической административной пирамиды в России.

В тот же день, 17 марта, Джулио Литта был лишён звания лейтенанта великого магистра Ордена св. Иоанна и отправлен в ссылку в имение своей жены (он был женат на вдове российского посланника в Неаполе Е. К. Скавронской). 28 апреля был выслан из Петербурга и Лоренцо.

Отъезд братьев, однако, не только не снизил, но, напротив, существенно повысил активность павловской дипломатии в вопросе о признании российского императора в качестве великого магистра Мальтийского ордена. В июле под совместным давлением из Петербурга и союзной с ним Вены Гомпеш «добровольно» сложил с себя звание великого магистра. Его отречение привезла депутация Богемского приорства, признавшая Павла в качестве великого магистра. В ноябре была поставлена финальная точка в конце непростых переговоров с Баварским великим приорством, долго не признававшим провозглашение Павла главой Ордена. В декабре ритуал посещения нового великого магистра совершила делегация Великого приорства Германского. К концу 1800 года признать Павла великим магистром отказывались только великие приорства Испании.

В этих условиях ключевое значение приобретала позиция папы Пия VII (его предшественник Пий VI умер в марте 1799-го). Во второй половине 1800 года Павел через близкого к нему иезуита Габриэля Грубера и неаполитанского посла в Петербурге герцога Серракаприолу направил в Ватикан ряд сигналов о своей готовности достичь взаимопонимания с понтификом по широкому кругу вопросов, в первую очередь в том, что касается «союза церквей» в борьбе против «распространяющегося вселенского зла» — Французской революции 10.

К этому времени логика действий императора объяснялась, похоже, тем, что проблема мальтийского гроссмейстерства превратилась для него из политической задачи с более или менее понятным содержанием, скорее, в способ самоутверждения. До выхода России из второй коалиции мальтийская идея выглядела экзотическим, но в целом логичным средством консолидации монархических сил Европы в борьбе против Французской революции. Но после начавшегося осенью 1800-го сближения Павла с Наполеоном, против которого она была изначально направлена, страсть российского императора к Мальте трансформировалась в некую абстракцию, смысловой абсурд. Союз России с Турцией, а затем с наполеоновской Францией вступал в противоречие с изначальными функциями Мальтийского ордена как форпоста христианства и оплота монархических принципов.

Павел был Дон-Кихотом на троне. Как его кумир — прусский король Фридрих II в молодости, он был убеждённым антимакиавеллистом, пытавшимся соединить мораль и политику. Но Фридрих, придя к власти, быстро повзрослел, освоив лукавую науку царствования, а Павел, взойдя на трон в 42 года, ухитрился до конца жизни сохранить юношеский максимализм. Это и привело его, как и Петра III, также большого поклонника прусского «практического гения», к острому конфликту с действительностью, с самой системой самодержавной российской государственности и его опорой в лице дворянства и церкви.

Параллели с Петром III разительны. Отец Павла хотел переодеть православных священников в протестантское платье и готовил войну с Данией за чуждую российским интересам Голштинию. Сын в очень похожей манере был одержим мечтой о далёкой Мальте и не видел препятствий к тому, чтобы, будучи главой Русской православной церкви, возглавить католический монашеский орден. Эти обстоятельства, похоже, во многом обусловили и трагический конец обоих царствований.

Ко второй половине 1800 года католическое лобби в Петербурге начало нащупывать приемлемые для Ватикана варианты решения мальтийской проблемы. 16 августа герцог Серракаприола, поддерживавший неформальные отношения с вице-канцлером Фёдором Ростопчиным, направил ему перевод шифрованной записки нового госсекретаря Ватикана кардинала Консальви от 18 июля, адресованной поверенному в делах папы в Петербурге Бенвенутти. В ней, в частности, упоминалось о послании папы российскому императору, в котором в контексте обсуждения проблем Мальтийского ордена Пий VII предлагал начать неофициальные переговоры с целью «облегчить удовлетворение Его святейшеством пожеланий Его императорского величества». Папа просил Павла указать, каким образом можно было бы «примирить» их позиции по вопросу о великом магистре 11.

В конце августа в Рим с ответным письмом Павла, адресованным папе, выехал иезуит Ф. Бадоссе 12. До Рима тот добрался только в середине декабря, а его свидание с папой состоялось в начале января. Информируя об этом Грубера письмом от 14 января 1801 года, [71] Консальви наставлял его «елико возможно поддерживать доброе расположение Августейшего Императора прилагать все старания, дабы добиться того, чтобы он взял сей Святой Престол под особое своё покровительство» и давал положительную характеристику Бадоссе. Однако в частном письме Бенвенутти от 8 января того же года Консальви называл Бадоссе «опаснейшим шарлатаном», который «лжёт на каждом шагу и здесь напустил такого туману...» 13.

Столь неординарная, даже с учётом нравов римской курии, реакция отражала не только специфику отношений Ватикана с формально распущенным в 1773 году Орденом иезуитов. В окружении папы обоснованно опасались противодействия контактам с «восточными схизматиками» со стороны католических дворов Европы, в частности испанского и австрийского. В подготовленной в конце декабря 1800-го для папы записке отмечалось, что своим поведением Бадоссе «не только дал шанс нашим врагам развернуть и сильнее плести интриги против Ордена, но и впутал в них первого епископа (папу. — П. С.), что поставило его в очень затруднительное положение, столкнув с королём Испании» 14.

В результате к концу 1800 года информация о том, что поиски решения мальтийской проблемы в увязке с объединением церквей велись в закрытом режиме, но на встречных курсах дипломатами Ватикана и России, не являлась уже особым секретом и для дипломатов третьих стран. В начале декабря российский посланник в Неаполе А. Я. Италинский сообщал вице-канцлеру Ростопчину, что испанским дипломатам в Риме стало известно о предстоящем прибытии к папе «некоторой особы, имеющей от государя императора поручение» 15.

В этот момент, в январе 1801 года, и состоялась беседа посланника А. Лизакевича с папой Пием VII.


НАЙДЕННАЯ ДЕПЕША

«Секретнейшая

Всепресветлейший державнейший великий император всероссийский Государь всемилостивейший!

Папа сказал мне чрез своего камермейстера архиепископа Скоти, назначенного уже в кардиналы, что имеет желание видеть меня прежде моего отъезда из Рима. Я просил реченного Скоти доложить Его Святейшеству, что я за счастие себе сочту быть удостоен толь отличной милостию. На другой день камермейстер учинил мне повестку, чтоб я был в десять часов утра в антикамере (приёмной. — П. С.) папского Кабинета, куда прибыв, тотчас допущен был на аудиенцию. Папа принял меня чрезвычайно ласково и, посадя меня возле себя, говорил нижеследующее.

«При первом нашем свидании вы впечатлели в меня (внушили мне. — П. С.) неограниченную к себе доверенность, и сие обязывает меня открыть вам внутренность моего сердца. Будьте уверены, что я ничего на свете так не желаю, как чтоб угодить во всём вашему великому императору, а особливо в деле Мальтийского ордена. Могу вас искренне обнадёжить, что оно было бы приведено к окончанию, если б мне известны были прямые и точные мысли и намерение Его императорского величества касательно до ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Я даю вам честное слово, что когда узнаю волю и желание императора, то с великою радостию и охотой потщусь во всём Ему угодить и поспешу совлечь с дороги все препоны и затруднения, кои могут препятствовать окончанию сего дела. Но необходимо нужно наблюдать в сей негоциации следующие правила:

Первое. Вверить сию негоциацию персоне здравого рассудка, скромной и зрелых лет, которая бы умела соблюдать строгую тайну, дабы завременно (преждевременно. — П. С.) не обнаружить негоциацию и не возбудить внимания Венского и Мадридского дворов, кои не преминут беспокоить меня своими представлениями. Их министры уже бдительным оком примечают за всеми моими поступками. Второе. Дабы сия персона была природным Российским, а не чужестранцем, а особливо не итальянцем. Третье. Дабы она была определена единственно для сего важного дела без всяких посторонних комиссий, на первый случай публичного карактера (т. е. частным лицом. — П. С.), а по окончании негоциации облечена бы была качеством полномочного Министра при моём дворе.

Я обещаю вам (лично. — П. С.) трактовать с тою персоною, лишь бы она разумела по-итальянски, ибо я не разумею довольно французского языка. Предъявля (изложив. — П. С.) ей с чистосердечием все затруднения или неудобства, я покажу способы и средства оные отвратить. Вы можете удостоверить Его императорское величество, что я, имея беспредельную преданность к сему великому Государю, приложу всё своё усердие и ревность к тому, чтобы приобресть Его доверенность и дружбу. Когда б я имел счастие токмо полчаса изустно изъясниться с Павлом Первым, то б все конечно были б мы согласны (мы обо всём бы договорились. — П. С.). Я уверен, что Его императорское величество был бы мною доволен.

Удостоверьте также великого всероссийского императора, что мне весьма приятно видеть Его гроссмейстером Мальтийского ордена, во первых, потому, что сей орден тем наивяще прославился бы и, во вторых, потому, что ныне сделался убежищем гонимых. Я и сам бы ретировался на Мальту, когда сей остров возвращён будет ордену, и в случае гонения от французов жил бы там спокойно под сильной защитой всероссийского императора, мальтийского Гроссмейстера. Будьте благонадёжны, что я превеличайшее желание имею распорядить сие дело в угодность Его императорского величества. [72]

Моё желание далее ещё простирается, а именно: присоединить греческую с католическою верою. Для сего толь важного предмета, который вечно прославит и сделает бессмертным имя великого Павла Первого, я готов сам ехать в Петербург, изустно трактовать с Государем, коего характер основан на истине, правосудии и верности».

В сём разговоре Его Святейшество оказал толь великую искренность, что я приметил, что он подлинно имел сердце на языке (так в тексте. — П. С.)

По окончании сего разговора Папа начал говорить о бароне Гомпеше, который прибыл в Фермо, маленькое местечко Римских областей, против его воли и без его дозволения. «Он писал ко мне из Фермо, но я ему не отвечал и запретил Кардиналу Статскому Секретарю принимать от него письма. Гомпеш присылал ко мне своего камергера, коего я к себе не допустил, и приказал Статскому Секретарю не вступать с ним ни в какие разговоры и объявить ему, что я не признаю и никогда признавать не буду Гомпеша за Гроссмейстера, достоинства коего он навсегда лишился. Я не рассудил выслать его из своих областей из уважения к Мадридскому двору, который его защищает, и дозволил ему приехать в Гишпанию. Впрочем, я терплю его в углу своих областей потому, что он живёт там весьма уединённо и тихо, не выдавая себя за Гроссмейстера. Венский двор также его защищает, прислал его в мои области без моего согласия и выдал ему деньги на проезд. Может быть, Венский двор хотел от него освободиться или, может быть, имел другие виды. Но ни Венский, ни Мадридский дворы не принудят меня переменить мысли о Гомпеше, коего я завсегда признавать буду за законно лишенного гроссмейстерского достоинства».

При отпущении меня Папа поручил мне в точности донести Вашему императорскому величеству о Его со мной разговоре и испросить у Вашего величества прямого желания (конкретных пожеланий. — П. С.) по Мальтийскому делу, кое ему совсем не известно, не получа об нём сведения (поскольку он получает о нём сведения. — П. С.) иначе, как от неверных (ненадёжных. — П. С.) источников а, может быть, от недоброхотствующих окончанию оного людей. Узнав прямое соизволение Вашего императорского величества, он приложит возможное усердие и усугубит (приложит. — П. С.) все силы, чтобы угодить Вашему величеству как в сём важном деле, так и в других, кои будут ему представлены от великого всероссийского императора, друга человечества и бескорыстного защитника и покровителя гонимых и угнетаемых от французов. Я сердечно желаю, присовокупил Его Святейшество, установить постоянное и беспосредственное сношение и тесную дружбу и связь с Его императорским величеством, держать при Его дворе нунция и иметь при себе Его министра. Я бы уже отправил нунция в Санкт-Петербург, когда 6 ведал, что такая посылка будет приятна всероссийскому императору.

После сего разговора Папа приказал всем Архиепископам и Епископам в Римских областях, чтоб во всех церквах их Епархий приносимы были молитвы всевышнему о совершении и успехе намерений и предприятий Его Святейшества.

Из сей меры ясно видно, что Папа усердно желает, чтоб порученная мне комиссия принята было благосклонно от Вашего императорского величества и увенчана желаемым успехом. Он спрашивал у меня, получит ли на сию откровенность решение от Вашего величества. Я ему ответствовал, что в том не сумневаюсь. Ваше обнадеживание меня успокаивает, сказал Папа, тем паче, что я имею к Вам совершенную доверенность и желал бы с Вами трактовать.

Принеся Его Святейшеству благодарение за доброе обо мне мнение, просил содержать меня в высокой своей милости. Выходя из дверей. Папа, останови меня, спросил, скоро ли я приеду в Санкт Петербург.

Я отвечал, что в рассуждении нынешних обстоятельств моё путешествие может долго продолжиться. Приметя, что сей ответ привёл его в смущение, я обещал отправить из Анконы или из Венеции чрез эстафету к Вашему величеству Его со мною разговор, чем он был весьма доволен.

Вашего императорского величества

С всеглубочайшим благоговением всенижайший и всеподданнейший Аким Лизакевич.

В Анконе

24 генваря/5 февраля 1801». 16


Обещание, данное папе, Лизакевич выполнил, но его шифрованная реляция Павлу с грифом «секретнейшая» попала в Петербург, судя по помете, имеющейся на сопроводительном письме посланника, только через два месяца — 8 апреля 1801 года, когда на престоле уже находился Александр I. Её доставку из Анконы Аким Григорьевич поручил секретарю сардинского посольства в Риме, отправлявшемуся в Берлин к графу Сент-Марсану, назначенному посланником Сардинского королевства в Петербурге. В Берлине пакет с секретной корреспонденцией следовало передать российскому посланнику барону Крюденеру.

Сам Лизакевич проследовал в Россию тем же кружным путём — через Венецию, Нюрнберг, Лейпциг и Берлин. Свой маршрут он обосновывал трудностями проезда через территории, оккупированные французами, хотя вполне очевидно, что в случае отправки пакета, скажем, через Вену его доставка заняла бы не более месяца. Понимая это, русский дипломат подстраховался, написав Крюденеру с тем же сардинским курьером, что выбрал такой способ передачи, поскольку папа «весьма рекомендовал» ему «сохранить содержание сей реляции в строжайшей тайне» 17.

Впрочем, как бы там ни было, ясно одно. Предложение Пия VII установить канал связи с российским императором для обсуждения вопроса о титуле великого магистра в увязке с идеей «соединения греческой и католической веры» добралось до Петербурга, когда Павел был уже месяц как мёртв. Имелась ли какая-то связь между этими двумя событиями — вопрос дискуссионный. Очевидно, однако, что удержать сведения о далеко зашедших контактах с Ватиканом в тайне от руководителей заговора 11 марта или, к примеру, от английского посла Чарльза Витворта (1752–1825), финансировавшего заговор, было невозможно.

Вполне определённо можно сказать только о том, что в случае попытки форсировать сближение с Ватиканом (продуманные, сбалансированные шаги в этом направлении были явно не в его стиле) Павел наткнулся бы на мощнейшее сопротивление со стороны как православного духовенства, так и высших чиновников, причём не только православных, но и протестантов. Достаточно сказать, что оба главных руководителя переворота 11 марта — Пален и Беннигсен — были протестантами...

Пётр СТЕГНИЙ, доктор исторических наук


Комментарии

1. Перминов П. [Стегний П. В.] Под сенью восьмиконечного креста (Мальтийский орден и его связи с Россией). М. 1991.

2. АВПРИ. Ф. Канцелярия МИД. Оп. 468. Д. 9948. Л. 25–40.

3. Морошкин М. Иезуиты в России. Ч. 1–2. СПб. 1867. С. 324-325; Taube М. l’Impereur Paul I de Russie, grand maitre de l’Ordre de Malte, et son «grand prieure russe». Paris. 1955. P. 48–49.

4. АВПРИ. Ф. 66/6. Д. 175. Л. 87–101. «Проект учреждения Мальтийского ордена в Российской империи в пользу дворянства греческого вероисповедания» с правкой А. А. Безбородко. Оригинал этого документа, ратифицированный орденским советом, в российских архивах не обнаружен. Курьер, которому была поручена его доставка, добирался до Петербурга со значительными трудностями в связи с оккупацией Мальты Наполеоном.

5. Vella А. Р. Diplomatic Relations between the Order of St. John and Russia. 1697–1802. Malta. 1962. F. 35–36.

6. Блонди А. Павел I, Мальтийский орден и католическая церковь. Цит. по: Путешествие через века. Исторические открытия в российско-мальтийских отношениях. М. 2005. С. 88.

7. Там же. С. 89.

8. Там же. С. 90.

9. Sherbowitz-Wetzor O. de, Toumanoff С. The Order of Malta and Russian Empire. Rome. 1969. P. 47+49.

10. Подробнее о контактах Павла с Грубером и беседах с Серракаприолой см.: Перминjв П. Указ. соч. С. 129–133.

11. АВПРИ. Ф. 70/2. Д. 356. Л. 121–125.

12. Галанов М. М. Император Павел I и проблема объединения православной и католической церквей (к постановке вопроса) // Вестник Челябинского государственного университета. Вып. 38 (176). 2009. С. 96–100.

13. Инглот М. Общество Иисуса в Российской империи (1772–1820 гг.) и его роль в повсеместном восстановлении Ордена во всем мире. М. 2004. С. 238.

14. Gagarin J. L’Empereuer Paul et le F. Gruber. Lion. 1879. P. 11.

15. АВПРИ. Ф. 70/2. Д. 291. Л. 31–31об. Депеша Италинского Ростопчину от 9 (21) декабря 1800 г.

16. Там же. Ф. Канцелярия. Оп. 468. Д. 9948. Л. 25–40.

17. Там же Л. 41–41об. Письма Лизакевича Крюденеру от 24 января (5 февраля) 1801 г. из Анконы. На письме имеется помета: «Получено 8 апреля».

Текст воспроизведен по изданию: Сердце на языке. Мальтийский орден в России в эпоху Павла I // Родина, № 5. 2012

© текст - Стегний П. 2012
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Андреев-Попович И. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Родина. 2012