-

Описание Посольства, отправленного в 1659 году от Царя Алексея Михаиловича к Фердинанду II-му, великому герцогу тосканскому.

Москва. В тип. Августа Семена. 1840. В 8-ю д. л. 66 стр.

Явление гения не внезапно: он не с неба падает. Мало того, что он вызывается в свою сферу различными, до него еще установившимися обстоятельствами: самая даже деятельность его более или менее определяется преднаходимыми им условиями. Он или сообщает большую энергию начавшемуся движению, становится во главу его и определяет его ход, или духовной искрой воспламеняет собранный материал, который для того, чтобы ожить, ждал только его появления. Петр Великий, например, мог явиться в таком могуществе и славе только после Царя Алексия. Колоссальным величием Петра заслонено все предъидущее, по крайней мере все, что непосредственно примыкает к его эпохе; оттого мы относим к нему все, что хоть сколько-нибудь имеет аналогию с идеею, им осуществленною, даже все то, что было совершено до него и чем приготовлено его появление. Все великие люди с течением времени принимают более или менее мифический характер; этот мифизм их имен отчасти даже служит внешним признаком гения. Говоря о преобразовании России и о внесении в ее жизнь европейских элементов, мы тотчас же представляем себе Петра, и редко отделяем его эпоху от предъидущей; нам было бы даже странно подумать, что есть переход, есть постепенное склонение хода русской истории к нему и к самому роду его деятельности. Но с другой стороны, не надобно забывать, что все [30] предшествовавшие факты были просто груды материала неоживленного и неодушевленного; что все они были только начатками, и получили смысл и способность живого развития только от могучей силы петрова гения.

Особенно замечательны, по непосредственному отношению к Петру Великому, Цари: Борис Годунов и Алексий Михаилович. В царствование сего последнего много уже было совершено по направлению Петра. Обратим теперь внимание именно на те события царствования Алексия Михаиловича, в которых видны начатки главнейшего действия Петра, именно на начатки преобразования России через прививку к ее жизни европейских элементов. Алексий Михаилович был в политических сношениях с многими дворами, вел с ними договоры и пересылался посланниками. Не говоря уже о Швеции и Польше, были посольства в Голландию, в Испанию, во Францию, в Венгрию, в Флоренцию, в Англию, к немецкому императору, в Данию, в Турцию; курфирст бранденбуржский, папа и другие были с нами в дипломатических сношениях. Иностранцам был открыт свободный вход в Россию, и они принимались радушно. Они принесли с собой семена европейской промышлености, ввели различные ремесла, завели фабрики (сукон, писчей бумаги, полотна), аптеки, ботанические сады. Веротерпимость дозволила иностранцам иметь церкви своего исповедания, так что в Москве были три лютеранские и две кальвинистские церкви. Москва начала застроиваться красивыми каменными зданиями. При дворе государя начали вводиться многие европейские обыкновения: в первый раз был устроен театр, для которого писал Симеон Полоцкий. Даже немецкое платье начало входить в употребление в высшем классе. Алексий Михаилович любил чтение и покровительствовал письменность, заставлял переводить иностранные книги и газеты на русский язык: при нем напечатана была первая библия в Москве. Устройство войска на европейский лад было уже доведено до значительной степени Алексием Михаиловичем. Он первый завел гусарские, уланские, драгунские полки, регулярную пехоту и усовершенствовал артиллерию. Для обучения поиск нанимались иностранцы, и дело не ограничивалось одними офицерами: было даже нанято в Англии 3,000 войска для сформирования нашего...

Довольно уже и этих фактов для того, чтобы усмотреть прямое и непосредственное отношение рода деятельности при Алексии Михаиловиче с преобразовательным духом Петра. Итак, не должно оставлять без внимания предшествовавших условий и обстоятельств, не должно забывать заслуг предшественников; от этого нисколько не убавится величие гения, — напротив, посредством таких предварительных изучении мы можем вполне оценить всю силу его временного появления.

Вследствие этого мы г удовольствием вновь встретили нашего старинного знакомца «Статейный Список посольства во Флоренцию», давно уже, еще в 1788 году, напечатанного в 4-м томе «Древней Российской Вивлиофнки» и потом, года четыре тому назад, бывшего перепечатанным в одном из здешних журналов г-м Языковым. Напечатание вновь этого «Статейного Списка» вовсе не лишнее: такие вещи напоминать публике никогда не мешает, тем более, что новый [31] издатель снабдил свою книжку весьма дельным предисловием и напечатал ее с рукописи более правильной, чем та, которую сообщает нам «Вивлиофика». Мы опять с интересом прочли наивные рассказы наших посланников ко двору Фердинандуса, тушканского герцога, он же гран дук. Здесь так и вылилась та старина, от которой освободил нас великий Петр! Кроме исторического интереса, этот памятник очень важен также и в словесном отношении. Здесь мы слышим, как-бы из уст людей того времени, разговорный русский язык, и можем изучать его в беспримесном виде, что может вести ко многим важным результатам. Попадаются также многие иностранные слова. которых введение вообще относится к эпохе Петра Великого. Фердинанд встретил наших посланников, Лихачева и Фомина, в Пизе. В речи своей они уверяли герцога в аффекте его царского величества. Спустя несколько дней, Флоренский князь, он же и гран дук, бил челом посланникам во Флоренск ехать прежде себя. Они же отвечали, что им прежде его ехать непригоже и согласились только тогда, когда их герцог уверил, что де для вас будет стрельба многая, а сторонние подумают, что для меня де стрельба, а не для вас будет. Во Флоренции посольство было помещено в богатых залах дворца Питти. Нет ничего наивнее того, что говорят наши посланники об убранстве этого дворца. Особенно интересно описание театральных представлений, которое означено особым титулом: о комидиях.

«Князь приказал играть: объявилися палаты и быв палата и вниз уйдет, и того было шесть перемен; да в тех же палатах объявилося море колеблемо волнами, а в море рыбы, и на рыбах люди ездят, а в верху палаты небо, а на облаках сидят люди: и почали облака и с людьми наниз опущаться, подхвата с земли человека под руки, опять в верх же пошли, а те люди, которые сидели на рыбах, туда же поднялися в верх за теми на небо. Да спущался с неба же на облаке сед человет в корете, а против его в другой корете прекрасная девица, а аргамачки под коретами как быть живы, ногами подрагивают: а князь сказал, что одно солнце, а другое месяц. А в иной перемене, в палате объявилося поле, полно костей человеческих, и враны прилетели и начали клевать кости, да море же объявилося в палате, и на море корабли небольшие, и люди в них плавают. А в иной перемене, объявилося человек с 50 в латах, и начали саблями и шпагами рубиться, и из пищалей стреляли, и человека с три как будто и убили: и многие предивные молодцы и девицы выходят из за занавеса в золоте и танцуют; и многие диковинки делали: да вышед малый и почал прошать есть и много ему хлебов пшеничных опресночных давали, а накормить его не могли...».

Интересна также забавная хвастливость наших добрых посланников, с какою они передали слова герцога тосканского.

«Приняв подарки и царскую грамоту» говорят они: «Фердинанд поцеловал се и начал плакать, а сам говорил через толмача по-италийски: за что меня холопа своего и работника ваш великий князь... поискал премногою милостию. А он великий государь, что небо от земли отстоит, то он великий государь... Что мне бедному воздать за его велию и премногую милость? А я и братья мои и сын мой его великого государя раби и холопи и ради служить и работать ему, великому государю, на веки как ему угодно и где мочь моя будет».

Но всего забавнее их упорные отказы представиться супруге Фердинанда, ее сыну и братьям. И для чего нам быть у кнеини и у сына у братьев фердинандусовых? Когда им сказали, что здесь де так чин ведеца, они отвечали то же самое, что им к кнеине и к сыну и к [32] ратьями грандукиным идти не пригоже. Им представляли, что послы всех государств поступают так, они говорили свое, что им такого дела учинить невозможно и послы других держав или не образец. Фердинанд велел им сказать, что он за это не будет их держать в своем государстве и отпустит их ни с чем; послы, не изменяя своему упорству, отвечали, что гран дук хочет сделать это себе не в честь. Герцог наконец отправил к ним письмо, в котором настоятельно требует, чтобы они исполнили его желание, и ссылается на пример других русских послов, которые, имея местом своего назначения Венецию, заезжали однако во Флоренцию и представлялись супруге, сыну и братьям герцога. Вот, ответ Лихачева и Фомина:

«К кнеине и к сыну и к братьям Фердинандкса идти не хотим, а что нас встречали братья княжие, то они это учинили не собою, а по приказу гран дука, и как мы были в Пизе и ныне по Флоренске и княжие братья посетить нас не бывали и нам чести не воздали и нам идти не пригоже, а сторонних государств послы нам не образец, а Чемоданов и Посников посыланы были в Виницею, — а хотя будет они и были у кнеини, и то нам не образец, потому что они ехали мимоездом».

Семь раз приступали к ним, и семь раз они упорно стояли на своем. После наконец как-то удалось герцогу в личном свидании уговорить их представиться герцогине.

При расставании они требовали, чтобы герцог к своей граммате приложил золотую печать. Напрасно представляли им, что золотая печать не прикладывается никогда, даже к листам посылаемым к императору и королям Французскому и испанскому, — они требовали с непреклонным упорством, и наконец-таки вытребовали.

В Лихачеве и Фомине видим мы представителей той старой Руси, которую сокрушил Петр для того, чтобы воскресить ее в духе. Суровость, решительное отсутствие духа и движения, отсутствие всяких интересов, мертвая, китайская церемониальность и формальность, — вот характеристические признаки той жизни, в которой коснела Россия до того времени, когда в нее торжественно и победоносно внесены были свежие элементы живой жизни. С какой же любовью должны мы смотреть на каждый факт, в котором осуществилось торжество европейской жизни над азиатским коснением России, и как же мы должны ценить колоссальные заслуги Петра Великого! Есть еще и теперь люди, которые с сожалением и вздохами вспоминают le bon vieux temps. Пусть же эти люди, ускользнувшие из-под грозной бритвы, любуются нашими древними мандаринами, созерцая в них себя...

Рассказы Лихачева и Фомина обо всем, что удалось им видеть в Италии, Швейцарии, Германии, не обличают в них никакого внутреннего участия, лишены вовсе той теплоты, которую сообщает своим проявлением душа живая, хотя и неразвитая. Наши Русаки смотрели на все с бездушной апатией...

Во всяком случае мы советуем нашим читателям обратить внимание на разбираемую нами книжку. Здесь, как в зеркале, могут они увидеть отражение старого времени. Изъявим вновь благодарность издателю, как за самую книжку, так и за палеографические снимки, приложенные к ней, и картинку, которая снята с большой картины, изображающей представление наших посланников перед герцога, современной этому [33] событию и находящейся в Флорентинской Картинной Галлерее.

Текст воспроизведен по изданию: Описание посольства, отправленного в 1659 году от царя Алексея Михаиловича к Фердинанду II-му, великому герцогу тосканскому // Отечественные записки, № 5. 1840