СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

OPERE SCELTE

О композиции

- (690-712. В этих главах приведены наиболее существенные высказывания Леонардо об исторических композициях, или просто «историях» (storia, istoria), по существу — многофигурных композициях всякого рода вне зависимости от более близкой характеристики сюжета, как исторического, батального, религиозного и т. д. Альберти впервые («De pictura», стр. 157) поднимает историческую картину на высшую ступень искусства: «Колосса можно назвать гигантской работой живописца. Но наибольшую славу его таланту дарует все же историческая композиция [la istoria] — наивысшее достижение живописца [summa opera del pittore]». Леонардо вполне принимает эту концепцию, усиливая доводы Альберти требованием от живописца «универсальности». Альберти же рекомендует живописцу «теплое общение с поэтами и ораторами: у них много художественных средств, общих с живописцем, и они обладают некоторыми знаниями, которые могут бьггь полезны для прекрасной компоновки исторического сюжета» (там же, стр. 145). Леонардо вполне воспринял этот совет, и для него описание стало необходимой ступенью при подготовке ко всякой картине, даже ко всякой художественной работе: архитектурный проект святилища Венеры сопровождается поэтическим описанием (может быть, заимствованным) Кипра (см. 797 и 798); «Тайной вечере» (см. 708 и 709), «Битве при Ангиари» и другим замыслам (см. 785 и др.) предшествуют описания соответствующих сюжетов. Упражнений подобного рода требует Леонардо и от учеников. В последующей литературе по теории искусств в XVI веке понятие «istoria» специфицируется как некоторая формальная и даже техническая категория, отграничивается от смежных понятий и включается в их систему: так, Ломаццо («Idea etc.», гл. 24) подразделяет учение о композиции на семь частей: ordine — соблюдение законов изображения, например учения о движении, перспективе; collocatione — соответствие (формальное и по существу) в картине тому месту, где разыгрывается событие; compositiva discreta заботится о том, чтобы ни одна часть картины не противоречила содержанию; istoria — рассказ, поэтическое содержание картины; compositione necessaria определяет разработку самой сцены; compositione semplice significante занимается теми частностями, которые могут встретиться при изображении животных, растений и всяческих околичностей; compositione multiplice significante устанавливает между всеми перечисленными отдельными частями правильное соотношение. Наивность этой схемы формальных понятий в значительной мере искупается близостью к живописной практике (не нужно забывать, что Аомаццо сам был живописцем и стал писателем лишь после потери зрения). У других живописцев-теоретиков XVI века уже ясна тенденция приписывать понятию «istoria» значение лишь повествовательного элемента в картине (например, у Вазари, у Команини). У Леонардо, повторяем, оно носило еще характер одного — и притом высшего — живописного жанра, наряду с портретом, иконой (вообще однофигурной композицией) и лишь намечавшимся у Леонардо пейзажем, который так и не стал у итальянцев самостоятельным жанром (ср. Birch-Hirschfeld, «Die Lehre von der Malerei im Cinquecento», Рим, стр. 75 сл.))

690. К. 110 v.

Люди и слова [уже] сделаны, и если ты, живописец, не умеешь обращаться со своими фигурами, ты подобен оратору, который не умеет пользоваться своими словами.

691. С. А. 199 v.

Я говорю, что прежде всего нужно выучить члены тела и их работу и, покончив с этими сведениями, нужно проследить жесты в зависимости от тех состояний, которые случаются с человеком, и, в-третьих, компоновать исторические сюжеты, обучение которым должно про-исходить на природных жестах, производимых в зависимости от [данного] случая посредством соответствующих состояний; и [следует] наблюдать их на улицах, площадях и полях и отмечать их краткими записями очертаний: то есть так, что для головы делается О, для руки — прямая и согнутая линия, и так же делается для ног и туловища; и потом, вернувшись домой, следует делать такие воспоминания в совершенной форме.

Говорит противник, что для того, чтобы стать практиком и делать много произведений, лучше первое время обучения отвести срисовыванию различных композиций, сделанных на бумаге или на стенах разными мастерами, и что на них приобретается быстрая практика и хороший навык. Ему следует ответ, что такой навык был бы хорош, если бы он приобретался на произведениях хорошей композиции и сделанных [162] прилежными мастерами; и так как такие мастера столь редки, что мало их найдется, то надежнее идти к природным вещам, чем к тем, которые подражают этому природному [образцу] с большим ухудшением, и приобретать жалкие навыки, ибо тот, кто может идти к источнику, не должен идти к кувшину.

692. Ash. I. 27 v.

Поэтому, когда ты как следует изучишь перспективу и будешь знать на память все части и тела предметов, старайся часто, во время своих прогулок пешком, смотреть и наблюдать места и позы людей во время разговора, во время спора, или смеха, или драки, в каких они позах и какие позы у стоящих кругом, разнимающих их или просто смотрящих на это; отмечай их короткими знаками такого рода в своей маленькой книжечке, которую ты всегда должен носить с собою; пусть она будет с окрашенной бумагой, чтобы тебе не приходилось ее стирать, но чтобы ты мог менять старый [набросок] на новый, так как это не такие вещи, чтобы их стирать, — наоборот, сохраняй с большой тщательностью, ибо существует такое количество бесконечных форм и положений вещей, что память не в состоянии удержать их; поэтому храни их как своих помощников и учителей.

693. Т. Р. 119.

Движения человека должны быть изучены после того, как приобретено знание членов и целого во всех движениях членов и суставов; затем, кратко отмечая их [163] немногими знаками, [следует] рассматривать действия людей в разных настроениях, но так, чтобы они не видели, что ты их наблюдаешь. Ведь если они заметят такое наблюдение, то душа их будет занята тобою, и ее покинет та неукротимость действий, которым первоначально душа была целиком захвачена; так, например, когда двое разгневанных спорят друг с другом и каждому кажется, что он прав, тогда они с великой яростью поводят бровями, двигают руками и другими членами тела, и их позы соответствуют их намерениям и словам. Этого ты не смог бы сделать, если бы захотел заставить их изображать гнев или другое состояние, как смех, плач, горе, восхищение, страх и тому подобное, поэтому ты всегда старайся носить с собою маленькую книжечку из бумаги, приготовленной посредством костяной муки, и серебряным карандашом кратко отмечай такие движения, и таким же образом отмечай позы окружающих и их группировку. Это научит тебя компоновать исторический сюжет. И когда книга твоя будет полна, отложи ее в сторону и сохраняй для подходящего случая, и возьми другую, и поступай с ней так же; это будет в высшей степени полезно для твоего способа компоновки, чему я посвящу отдельную книгу, которая будет следовать за книгой «Знание фигур и членов тела в отдельности и изменения их суставов».

694. Т. Р. 189.

О ты, компоновщик исторических сюжетов, не расчленяй резко ограниченными очертаниями отдельных [164] членений данного сюжета, иначе с тобою случится то, что обыкновенно случается со многими и различными живописцами, которые хотят, чтобы каждый малейший след угля был действителен. Они своим искусством могут отлично приобретать богатства, но не хвалу, ибо часто существо изображено с движениями, не соответствующими душевному движению; сделав прекрасное, приятное и вполне законченное расчленение, ему покажется обидным передвигать эти члены вверх или вниз или больше вперед, чем назад. Такие живописцы не заслуживают никакой похвалы в своей науке.

Или ты никогда не видал поэтов, компонующих свои стихи? Им не скучно выводить красивые буквы, они не ленятся подчищать некоторые из этих стихов, чтобы заменить их лучшими. Поэтому, живописец, грубо компонуй члены тела своих фигур и прежде обращай внимание на движения, соответствующие душевным состояниям живых существ, составляющих данный сюжет, чем на красоту и доброкачественность их частей. Ведь ты должен понимать, что если такая невырисованная композиция тебе удастся и будет соответствовать своему замыслу, то тем более она будет удовлетворять тебя, когда будет потом украшена законченностью, соответствующей всем ее частям. Я не раз видел на облаках и стенах пятна, которые побуждали меня к прекрасным изображениям различных вещей. И хотя эти пятна были вовсе лишены совершенства в любой части, все же они были не [165] лишены совершенства в движениях и других действиях.

695. Ash. I, 8 v.

Набросок исторического сюжета должен быть быстр, а расчленение не должно быть слишком законченным. Довольствуясь лишь положением этих членов тела, ты сможешь впоследствии закончить их на досуге, если это тебе захочется.

696. T. P. 177.

Помни, изобретатель, когда ты делаешь одну-единственную фигуру, — избегай ее сокращений, как в частях, так и в целом, так как ты принужден будешь бороться с незнанием невежд в таком искусстве. Но в исторических сюжетах делай сокращения всеми способами, как тебе придется, и особенно в битвах, где по необходимости случаются бесконечные искривления и выгибы участников такого раздора, или, лучше сказать, зверского безумства.

697. Т. Р. 178.

В исторических сюжетах должны быть люди различного сложения, возраста, цвета тела, поз, тучности, худобы; толстые, тонкие, большие, маленькие, жирные, сухощавые; дикие, культурные; старые, молодые, сильные и мускулистые, слабые и с маленькими мускулами; веселые, печальные; с волосами курчавыми и прямыми, короткими и длинными; с быстрыми и трусливыми движениями; и столь же различны должны быть одежды, [166] цвета и все, что требуется в этом сюжете. Самый большой грех живописца — это делать лица похожими друг на друга; повторение поз — большой порок.

698. Т. Р. 377.

Соблюдай соразмерность, то есть приличие жеста, одежды, места и соответствие достоинству или незначительности тех предметов, которые ты хочешь изобразить, а именно: царь должен быть с бородою, с важностью в лице и в одежде, помещение должно быть украшено, окружающие должны стоять с почтением и восхищением, одежды должны быть достойными и со-ответствующими важности царского двора. А незначительные — без украшений, незаметны и ничтожны. Окружающие должны быть такими же, с жестами подлыми и самонадеянными, и все члены их тела должны соответствовать такой композиции. И жесты старика не должны быть похожи на жесты юноши, женщины — на жесты мужчины, жесты взрослого человека — на жесты ребенка.

699. Т. Р. 182.

Не делай никогда в исторических сюжетах так много украшений на твоих фигурах и других телах, чтобы они заслоняли форму и позу такой фигуры и сущность вышеназванных других тел.

700. Т. Р. 188.

Композиции живописных исторических сюжетов должны побуждать зрителей и созерцателей к тому [167] же самому действию, как и то, ради которого этот исторический сюжет был изображен. Например: если этот сюжет представляет ужас, страх и бегство, или же горе, плач и сетования, или наслаждение, радость и смех и тому подобные состояния, то души наблюдающих должны привести члены их тела в такие движения, чтобы казалось, что они сами участвуют в том же самом событии, которое представлено посредством фигур в данном историческом сюжете. Если же они этого не делают, то талант такого художника никчемный.

701. Т. Р. 187.

Я говорю также, что в исторических сюжетах следует смешивать по соседству прямые противоположности, чтобы в сопоставлении усилить одно другим, и тем больше, чем они будут ближе, то есть безобразный по соседству с прекрасным, большой с малым, старый с молодым, сильный со слабым, и так следует разнообразить, насколько это только возможно и как можно ближе [одно от другого].

702. Т. Р. 379.

Как правило, при обычных исторических композициях делай старцев лишь кое-где и отдельно от молодых. Ведь старцы — редки, и их привычки не соответствуют привычкам молодежи, а там, где нет соответствия в привычках, там не завязывается и дружба, а где нет дружбы, там возникает разделение. [168] Там же, где в исторической композиции должны об-наружиться серьезность и совещание, там делай мало молодых, так как они охотно избегают совещаний и других благородных вещей.

703. Т. Р. 185.

Не мешай печальных, слезливых и плаксивых с веселыми и смеющимися, так как природа принуждает с плачущими проливать слезы и со смеющимися веселиться; так и ты разделяй их смех и плач.

704. Т. Р. 186.

Общим недостатком всех итальянских живописцев является то, что узнаешь выражение и фигуру художника во многих фигурах, им написанных. Поэтому, чтобы избежать такой ошибки, никогда не следует делать или повторять ни целых фигур, ни их частей, если какое-либо лицо уже встречалось у другого в [этом] историческом сюжете.

705. С. 19 r.

Прежде всего ты должен рассмотреть фигуры — рельефны ли они, как этого требует место и свет, их освещающий: тени не должны быть такими же самыми по краям исторического сюжета, как в середине, так как это разные вещи — быть окруженным тенями, и совсем другое — иметь тени лишь с одной стороны.

Те фигуры окружены тенями, которые находятся посредине исторического сюжета, так как они [169] затенены фигурами, находящимися между ними и светом; с одной лишь стороны затенены те, которые находятся между светом и историческим сюжетом, так как там, где не видит свет, видит сюжет, и там обнаруживается темнота этого сюжета. А там, где не видит сюжет, туда смотрит сияние света, и там обнаруживается его светлота.

Во-вторых — чтобы рассеяние или же распределение фигур было произведено в соответствии с тем событием, которое ты хочешь изобразить в этом историческом сюжете. Третье — чтобы фигуры с непосредственной живостью имели в виду свои частные цели.

706. С. А. 218 v.

Этими правилами следует пользоваться только для испытания фигур: ведь каждый человек в первой композиции делает какие-нибудь ошибки, а кто их не распознает, тот их и не исправит; поэтому ты, чтобы распознать ошибки, испытывай свое произведение, и где ты найдешь эти ошибки, там исправь их и запомни, чтобы никогда больше в них не впадать. Но если бы ты захотел применить правила для композиции, то ты никогда не достиг бы конца и внес бы путаницу в свои произведения. С этими правилами ты будешь обладать свободным и хоро-шим суждением: ведь хорошее суждение родится от хорошего понимания, а хорошее понимание происходит от основания, извлеченного из хороших правил, [170] хорошие же правила — это дочери хорошего опыта, общего отца всех наук и искусств. Поэтому, если ты как следует запомнил наставления моих правил, ты сможешь — только посредством исправленного суждения обсудить и распознать каждое непропорциональное.

- (Любопытно с этим советом Леонардо сопоставить следующее высказывание Галилея («Dialogo dei massimi sistemi del mondo», «Ed. Nat.», т. VII, стр. 60): «Все теоретики живописи обладают всеми правилами Леонардо, но сами неспособны нарисовать даже скамейки»)

707. I. 107 r.

Франциск

Антоний, лилия и книга

Бернард с Иисусом

Людовик с тремя лилиями на груди, с короной у ног

Бонавентура с серафимами

св. Клара с божницей

Елизавета с короной королевы

- (Emil Moeller, «Leonardo da Vincis Entwurf eines Madonnenbildnis fur S. Francesco in Brescia (1497)» в «Repertorium fur Kunstwissenschaft», XXV, поставил в связь эту первоначальную схему картины с заказом на алтарный образ, который мог получить Леонардо в 1497 г. от генерала францисканского ордена Франческо (Нани) Сансон для церкви Сан-Франческо в Брешии, причем в получении этого заказа Леонардо мог оказать помощь Лука Пачоли. Среди сохранившихся рукописей и рисунков нет никаких других следов исполнения этого заказа, если даже он и состоялся (ср. Calvi, стр. 182-185))

708. S. К. М. II, 2 r.

Один, который испил, оставляет чашу на своем месте и поворачивает голову к говорящему. Другой сплетает пальцы своих рук и с застывшими бровями оборачивается к товарищу; другой, с раскрытыми руками, показывает ладони их, и поднимает плечи к [171] ушам, и открывает рот от удивления. Еще один говорит на ухо другому, и тот, который его слушает, поворачивается к нему, держа нож в одной руке и в другой — хлеб, наполовину разрезанный этим ножом. Другой, при повороте, держа нож в руке, опрокидывает этой рукою чашу на столе.

(708 и 709. Запись относится к периоду подготовительных работ для «Тайной вечери». На той же странице (S. К. М. II, 2) пометка:

Cristo

giovan conte quello del chardinale mortaro

(Христос — молодой граф, что у кардинала Мортаро), свидетельствующая несомненно о поисках элементов для фигуры Христа или в натуре, или, что более вероятно, в какой-либо редкой картине. Другая пометка сохранилась на листе 6 r.:

alessandro charissimo

da parma per la man di xpo [Cristo],

что бросает свет на методы работы Леонардо: он видел Александра Кариссимо да Парма (О нем см. A. Favaro, «Note vinciane» в «Atti di R. Istituto Veneto» 1919-1920, т. XXIX) и, отметив его руки, сделал запись на память.

Отдельные элементы набросков этой предварительной записи можно найти и в окончательной композиции)

709. S. К. М. II, 1 r.

Один положил руки на стол и смотрит, другой дует на кусок, один наклоняется, чтобы видеть говорящего, и заслоняет рукою глаза от света, другой отклоняется назад от того, кто нагнулся, и между стеною и нагнувшимся видит говорящего.

710. Ash. I, 21 r.

Если ты хочешь изобразить одного, говорящего среди многих, то позаботься обдумать тему, на которую он должен рассуждать, и приспособить в нем все жесты, относящиеся к этой теме. Именно: если эта тема убеждает, то и жесты должны этому соответствовать; если же в этой теме разъясняются различные доводы, то делай так, чтобы говорящий держал двумя пальцами правой руки один палец левой, загнув предварительно два меньших; лицо должно быть решительно обращено к народу; рот должен быть приоткрыт, чтобы казалось, что человек говорит; если же он сидит, то должно казаться, что он несколько приподнимается, подавшись головой вперед; если же ты делаешь его на ногах, то делай его [172] несколько наклонившимся грудью и головой к народу, который ты изобразишь молчащим и внимательным, все должны смотреть оратору в лицо с жестами удивления. Сделай рот у какого-нибудь старика закрытым в изумлении от услышанных изречений, с опущенными углами, увлекающими за собою многочисленные складки щек; брови должны быть приподняты в месте их соединения и образовывать много складок на лбу. Некоторые должны сидеть с переплетенными пальцами рук, держа в них усталое колено; у других одно колено поверх другого, и на нем — рука, держащая локоть другой руки, которая своей кистью поддерживает бородатый подбородок какого-нибудь согбенного старца.

711. Ash. I, 29 r.

Разгневанную фигуру делай так, чтобы она держала кого-нибудь за волосы, свернув его голову к земле и, [упершись] ему одной коленкой в бок, правой рукой поднимая вверх кинжал; волосы у нее должны быть приподняты, брови опущены и сжаты, зубы стиснуты, оба угла рта изогнуты дугообразно; шея — толстая, и спереди, из-за наклона к врагу, она должна быть полна морщин.

712. Ash. I. 29 r.

Пришедшего в отчаяние делай поразившим себя ножом и руками разодравшим себе одежды; одна из его рук пусть разрывает рану; сделай его стоящим на [173] ступнях, но ноги должны быть несколько согнуты; тело также нагнулось к земле, волосы вырваны и растрепаны.

713. Ох. 2 v (II, 6).

Эта зависть изображается с фигой, [поднятой] к небу, так как, если бы она могла, она направила бы свои силы против Бога. Делается она с маской красивого вида на лице. Делается она раненной в глаза пальмой и маслиной, делается раненной в ухо лавром и миртом, чтобы обозначить, что победа и истина ее сражают. Делается она так, чтобы из нее исходило много молний, дабы обозначить ее злословие. Делается она худой и высохшей, так как она всегда находится в непрерывном сокрушении, сердце ее делается изгрызанным распухшей змеей. Делается она с колчаном и с копьеобразными языками, так как часто она разит ими. Делается она со шкурой леопарда, так как он из зависти убивает льва обманом. Делается она с сосудом, наполненным цветами, в руке, и пусть он же будет полон скорпионов, жаб и других ядовитых [гадов]. Делается она верхом на Смерти, так как Зависть, не умирая, никогда не ослабеет господствовать. Делается ей узда, отягощенная различными орудиями, так как все это — орудия смерти.

Как только родится Добродетель, она порождает против себя Зависть, и скорее будет тело без тени, чем Добродетель без Зависти. [174]

- (Проспект аллегорической фигуры)

714. Н. 22 v.

Только Слава возносится к небу, так как добродетельные поступки — друзья Бога; бесславие следует изображать наоборот, так как все его деяния — противники Бога и направляются к преисподней.

Славу нужно живописать, всю целиком покрытую языками, вместо перьев, и в форме птицы.

715. Ох. 2 к. (II, 7).

Это — Удовольствие вместе с Неудовольствием, и изображаются они близнецами, так как никогда одно неотделимо от другого; делаются они повернутыми спинами, так как они противоположны друг другу; делаются они на основе одного и того же тела, так как они имеют одно и то же основание: ведь основание Удовольствия — это утомление от Неудовольствия, основание Неудовольствия — пустые и сладострастные Удовольствия. И поэтому здесь они изображены с тростинкой в правой руке — она пуста и бессильна, а уколы, сделанные ею, ядовиты. В Тоскане делают из тростника подпорки кроватей, дабы обозначить, что здесь [175] снятся пустые сны и что здесь теряется большая часть жизни, что здесь выбрасывается много полезного времени, а именно утреннего времени, когда душа трезва и отдохнула и так же тело способно снова воспринять новые труды; также воспринимаются там многие пустые удовольствия и душою, воображая невозможные сами по себе вещи, и телом, доставляя себе те удовольствия, которые часто становятся причиной лищения жизни; вот поэтому-то и берут тростник для таких подпорок.

- (Текст к аллегорической фигуре, изображенной в настоящем издании на стр. 213)

716. I. 138 v.

Моро в образе Счастья, с обращенными вперед волосами, одеждами и руками, и мессер Гуальтиэри, подходя к нему спереди, почтительным движением касается нижнего края его одежды. Еще Бедность в устрашающем обличии бежит за юношей, и Моро прикрывает его полой плаща и золоченым жезлом угрожает этому чудовищу.

- (Набросок аллегорических костюмов и фигур для какого-либо праздника при дворе герцога Лодовико Сфорца (Моро).

— Мессер Гуальтиэри — секретарь герцога)

717. С. 5 и.

Знающему человеку нетрудно сделаться универ-сальным, так как все наземные животные обладают подобием в членах тела, то есть в мускулах, нервах и костях, и различаются только длиной или толщиной, как это будет показано в анатомии. Существуют еще водные животные, весьма разнообразные; я не буду убеждать живописца вывести относительно них правила, так как они почти бесконечно разнообразны, равно как и насекомые. [176]

718. Т. P. 421.

Ты знаешь, что нельзя сделать никакого животного, у которого каждый из его членов тела не был бы сам по себе похож на какой-нибудь член тела другого животного. Итак, если ты хочешь заставить казаться естественным вымышленное животное — пусть это будет, скажем, змея, — то возьми для ее головы голову овчарки или легавой собаки, присоедини к ней кошачьи глаза, уши филина, нос борзой, брови льва, виски старого петуха и шею водяной черепахи.

719. Т. Р. 399.

Наибольшая высота четвероногих животных больше изменяется у идущих животных, чем у стоящих, и тем больше или меньше, чем эти животные больше или меньше по величине. Это вызывается косым расположением ног, касающихся земли и поднимающих тело этого животного, когда эти ноги уничтожают свое косое расположение, перпендикулярно опускаясь на землю.

Пейзажи

720. Т. Р. 68.

Божественность, которой обладает наука живописца, делает так, что дух живописца превращается в подобие божественного духа, так как он свободной властью распоряжается рождением разнообразных сущностей разных животных, растений, плодов, пейзажей, [177] полей, горных обвалов, мест страшных и ужасных, которые пугают своих зрителей, а также мест приятных, нежных, радующих цветистыми пестрыми лугами, склоняющимися в нежных волнах под нежным дуновением ветра и глядящими ему вслед, когда он убегает от них; реки, под напором великих дождей низвергающиеся с высоких гор и гонящие перед собою вырванные с корнями деревья, вперемежку с камнями, корнями, землей и пеной, преследуя все то, что противостоит их падению; и море с его бурями спорит и вступает в схватку с ветрами, сражающимися с ним; оно высоко вздымается гордыми валами и, падая, рушит их на ветер, хлещущий их основания; они же смыкаются и запирают его под собою, а он рвет их в клочья и раздирает, мешая их с мутной пеной, на ней срывая бешенство своей злобы; и иногда, подхваченная ветрами, пена убегает от моря, рассыпаясь по высоким скалам соседних предгорий, где, перебравшись через вершины гор, она спускается по ту сторону их, в долины; другая же часть становится добычей неистовства ветров, смешиваясь с ними; часть убегает от ветров и снова падает дождем на море, а часть разрушительно опускается с высоких предгорий, гоня впереди себя все то, что противостоит ее падению; и часто встречается с надвигающейся волной и, сталкиваясь с нею, поднимается к небу, наполняя воздух мутным и пенистым туманом; отраженный ветрами к краю предгорий, он порождает темные облака, которые становятся добычей ветра, своего победителя. [178]

721. T. P. 936.

Горизонты находятся на разных расстояниях от глаза потому, что то место называется горизонтом, где светлота воздуха граничит с границею земли, и горизонт находится в стольких местах, видимых одной и той же отвесной линией, проходящей через центр мира, сколько существует высот глаза, видящего горизонт. Ведь глаз, помещенный у верхней пленки моря, видит этот горизонт вблизи полумили или около того; а если человек поднимается с глазом на свою полную высоту, то горизонт виден удаленным от него на семь миль; и так с каждой степенью высоты он открывает [перед собою] более удаленный от себя горизонт, и поэтому случается так, что находящиеся на высоких вершинах гор, близких к морю, видят круг горизонта очень удаленным от себя; но находящиеся среди земли не имеют горизонта на равном расстоянии [от себя], так как поверхность земли неравномерно удалена от центра мира и, следовательно, не обладает совершенной сферичностью, как верхняя пленка воды; это и есть причина такого многообразия расстояний между глазом и горизонтом.

Горизонт водной сферы никогда не будет выше подошв ступней того, кто его видит, если тот соприкасается этими подошвами с местом соприкосновения границы моря с границею не покрытой водою земли.

Горизонт неба иногда очень близок, и в особенности для того, кто находится сбоку от горных высот: тот видит зарождение его на границе этих высот. [179]

А повернувшись назад к горизонту моря, он его увидит очень удаленным.

Очень удален горизонт, видимый с побережья Египетского моря; рассматриваемый против течения Нила, по направлению к Эфиопии с ее прибрежными равнинами, горизонт виден смутным, даже нераспознаваемым, так как здесь — три тысячи миль равнины, которая все время повышается вместе с высотою реки, и такая толща воздуха располагается между глазом и эфиопским горизонтом, что каждый предмет делается белым, и поэтому такой горизонт теряет свою распознаваемость. И такие горизонты кажутся очень красивыми в картине. Правда, следует сделать по бокам несколько гор со степенями уменьшенных цветов, как этого требует порядок уменьшения цветов на больших расстояниях.

- (Центр мира — центр Земли, так как Земля, по аристотелевско-птолемеевской системе, находилась в центре мироздания. И хотя в одном месте рукописей Леонардо сохранилась запись: «Il sol non si muove» («Солнце не движется»), все же видеть в этом предвосхищение коперниковской точки зрения невозможно, скорее — это отражение пифагорейского учения.

— Все сведения о горизонте в дельте Нила заимствованы Леонардо, так как сам он там никогда не был. Гипотеза о путешествии Леонардо на Восток, впервые высказанная Ж.-П. Рихтером, мало правдоподобна)

722. Т. Р. 231.

Волнующееся море не имеет всеобщего цвета, но кто смотрит на него с земли, тот видит его темного цвета, и тем более темным, чем оно ближе к горизонту. Отсюда же он видит некоторую светлоту, или блики, которые медленно движутся, подобно белым овцам в стаде. Тот же, кто смотрит на море, находясь в открытом море, тот видит его синим. Это происходит оттого, что с земли море кажется темным, так как видишь на нем волны, которые отражают темноту земли; в открытом же море они кажутся синими, так как ты видишь в волнах синий воздух, отраженный этими волнами. [180]

723. Т. P. 921.

Та краснота, в которую окрашиваются облака в большей или меньшей степени, возникает тогда, когда солнце находится на горизонте вечером или утром, и так как то тело, которое обладает некоторой прозрачностью, до некоторой степени пронизано солнечными лучами, когда солнце показывает себя вечером или утром. И так как те части облаков, которые находятся ближе к краям их клубов, более тонки по своей плотности, чем к середине этих клубов, то солнечные лучи пронизывают их более сияющей краснотою, чем те плотные части, которые остаются темными, будучи непроницаемыми для таких солнечных лучей; и всегда облака тоньше в местах соприкосновения своих клубов, чем в середине, как это доказано здесь выше. И поэтому краснота облаков имеет различные качества красного.

Я говорю, что глаз, находящийся между клубами облаков и солнечным телом, увидит середины этих клубов больше сияющими, чем в какой-либо другой части. Но если глаз находится сбоку, таким образом, что линии, идущие от клубов к глазу и от солнца к тому же самому глазу, образуют угол меньше прямого, тогда наибольшее освещение таких клубов облаков будет по краям этих клубов.

То, что здесь говорится о красноте облаков, разумеется [применительно к тому случаю], когда солнце находится позади облаков. Если же солнце находится перед этими облаками, тогда клубы их будут более сияющими, чем промежутки между ними, — то есть [181] в середине между клубами и впадинами, — но не по сторонам, которые видят темноту неба и земли.

724. Т. Р. 934.

Облако, находящееся под луною, темнее, чем любое другое, а более удаленные — светлее; та же часть облака, которая прозрачна в середине или по краям этого облака, кажется светлее всякой другой подобной части в прозрачных местах облаков, более удаленных, так как с каждой степенью расстояния середина облаков становится светлее, а их светлые части становятся более непрозрачными и красноватыми гаснущей краснотою; края же их темноты, вступающие в их прозрачную светлоту, обладают дымчатыми и смутными границами, и то же самое делают края их светлоты, граничащие с воздухом. А облака небольшой толщины — целиком прозрачные, и больше по направлению к середине, чем по краям, которые мертвого красноватого оттенка, цвета грязного и мутного. И чем дальше облака отстоят от луны, тем белесоватее их свет, выступающий вокруг темноты облака, и в особенности против луны; а совсем тонкое облако не имеет черноты и мало белесоватости, так как в него проникает темнота ночи, которая обнаруживается в воздухе.

725. Т. Р. 935.

Делай так, чтобы облака отбрасывали свои тени на землю; и делай облака тем более красноватыми, чем они ближе к горизонту. [182]

726. Т. P. 231.

Тот белый предмет будет казаться белее, который будет на более темном фоне, а более темным будет казаться тот, который будет на более белом фоне. Этому нас научили снежные хлопья: если мы их видим на фоне воздуха, то они кажутся нам темными, а если мы их видим на фоне какого-нибудь открытого окна, через которое видна темнота тени этого дома, тогда этот снег кажется чрезвычайно белым.

727. Т. Р. 231 а.

И снег вблизи кажется нам [падающим] быстро, а вдали — медленно. Ближний снег кажется нам непрерывной величиной, вроде белой нитки, а дальний кажется нам прерывным.

728. Т. Р. 479.

Прекрасное зрелище создает солнце, когда оно на закате. Оно освещает все высокие здания городов и замков, а также высокие деревья в открытом поле и окрашивает их в свой цвет; все же остальное, вниз от них, остается мало рельефным, так как, освещенное лишь воздухом, оно мало отличается в своих тенях от своих светов и поэтому не слишком отделяется; те же предметы, которые среди этого наиболее возвышаются, задеваются солнечными лучами и, как сказано, окрашиваются в их цвет. Поэтому ты должен взять ту краску, которой ты делаешь солнце, и примешивать ее к каждой светлой краске, которой ты освещаешь эти тела. [183]

729. Т. P. 944.

Воздух становится красным как на восточном го-ризонте, так и на западном, если он плотен; и эта краснота зарождается между глазом и солнцем. Но краснота радуги зарождается, если глаз находится между дождем и солнцем. Причина первого — солнце и влажность воздуха, но причина красноты радуги — солнце, дождь и глаз, его видящий. И эта краснота, вместе с другими цветами, будет настолько совершеннее, насколько дождь состоит из более крупных капель, и чем такие капли мельче, тем эти цвета более мертвы; и если дождь вроде тумана, то радуга становится белой и целиком бесцветной. Но глаз должен находиться между туманом и солнцем.

730. Т. Р. 469.

Пыль, которая поднимается от бега какого-либо животного, тем светлее, чем выше она вздымается, и также тем темнее, чем она меньше поднимается, — если она находится между солнцем и глазом.

731. Т. Р. 410.

Дым более прозрачен к краям своих клубов, чем к их середине.

Дым движется в тем более косом направлении, чем сильнее ветер, его движитель. Дым бывает настолько различных цветов, насколько различны предметы, его порождающие. [184]

Дым не образует очерченных теней, и его собственные границы тем менее отчетливы, чем они дальше от своей причины; предметы, стоящие за ним, тем менее ясны, чем плотнее клубы дыма, и они [клубы] тем белее, чем они ближе к началу, и синее к концу. Огонь будет казаться тем более темным, чем большее количество дыма располагается между глазом и этим огнем. Где дым более далек, там предметы меньше им заслоняются.

Пейзаж с дымом делай вроде густого тумана, в котором видны дымы в различных местах со своим пламенем, освещающим у их начала наиболее густые клубы этого дыма. И чем выше горы, тем они яснее своих подножий, как это видно и при тумане.

732. С. 22 v.

Дымы видны лучше и более отчетливыми в восточной стороне, чем в западной, если солнце стоит на востоке, и это происходит по двум причинам. Первая — это то, что солнце просвечивает своими лучами частицы такого дыма, осветляет их и делает более отчетливыми. Вторая — это то, что крыши домов, видимые к востоку в это время, затенены, так как их скат не может освещаться солнцем. То же самое происходит и с пылью, — оба они тем более светоносны, чем они плотнее; плотнее же они к середине.

733. С. 23 r.

Если солнце стоит на востоке, то дым города не будет виден на западе, так как его не видно ни [185] пронизанным солнечными лучами, ни на темном фоне, ибо крыши домов показывают глазу ту же самую часть, которая обращена к солнцу, а на этом светлом фоне дым виден очень мало.

Но пыль с той же точки зрения будет на вид темнее, чем дым, так как она обладает более плотной материей, чем дым, материя влажная.

734. Е. 3 v.

У зданий, видимых на большом расстоянии вечером или утром в тумане или плотном воздухе, обнаруживается только светлота их освещенных солнцем частей, обращенных к горизонту; те же части названных зданий, которые невидимы для солнца, остаются почти цвета средней темноты тумана.

735. С. 19 v.

Когда солнце на востоке, а глаз помещается над центром города, тогда этот глаз увидит, что в южной стороне этого города крыши наполовину затенены, наполовину освещены, и так же и на северной стороне; восточная будет совсем темной, а западная совсем светлой.

736. С. 15 r.

У людей и лошадей в напряженной битве части тела будут тем темнее, чем они ближе к земле, их несущей. И это подтверждается на стенках колодца, которые становятся все темнее, чем дальше уходят вглубь; происходит это оттого, что самая глубокая [186] часть колодца видит меньшую часть и видима меньшей части освещенного воздуха, чем какая-либо другая его часть. А земля, того же цвета, как и ноги упомянутых людей и лошадей, будет всегда освещена между более равными углами, чем названные ноги.

737. Т. Р. 452.

Нижние границы удаленных предметов будут менее ощутимы, чем их верхние границы, и это особенно случается с горами и холмами, вершины которых делают себе фоном склоны других гор, находящихся за ними; у них верхние границы видны более отчетливыми, чем их основания, так как верхняя граница темнее, ибо она меньше заслонена плотным воздухом, который находится в низких местах, а это и есть то, что путает данные границы оснований холмов. То же самое случается с деревьями, зданиями и другими предметами, которые поднимаются в воздух. И от этого происходит то, что часто высокие башни, видимые на большом расстоянии, кажутся толстыми у вершины и тонкими у подножия, так как верхняя часть показывает углы боковых сторон, граничащие с передней стороной, ибо тонкий воздух не так прячет их от тебя, как плотный у их подножий. Это происходит согласно седьмому положению первой книги, которое гласит: где плотный воздух располагается между глазом и солнцем, он более сияет внизу, чем наверху. И где воздух белее, там он больше заслоняет от глаза темные предметы, чем если бы этот воздух был синим; так, если с большого [187] расстояния рассматривать зубцы крепостей, имеющие про-странства между ними, равные ширине этих зубцов, то пространства кажутся много большими, чем зубец; а с более далекого расстояния промежуток заслоняет и покрывает весь зубец, и такая крепость будет казаться совершенно прямой и без зубцов.

738. С. А. 184 v (с).

О живописи в пейзажах

Если между глазом и горизонтом располагается склон холма, опускающегося по направлению к глазу, находящемуся приблизительно на середине высоты этого спуска, тогда этот холм будет увеличиваться в темноте с каждой степенью своего подъема. Это доказывается 7-м положением этой книги, гласящим: то растение покажется более темным, которое будет видно более снизу; итак, предположенное проверено, ибо такой холм от середины вниз показывает все свои растения в тех их частях, которые столько же освещены светлотой неба, сколько эта часть затенена темнотой земли; из чего с необходимостью следует, что эти растения обладают средней темнотой, а с этого места по направлению к подножию холма эти растения все время светлеют, в силу положения, обратного 7-му, а на основании самого 7-го, насколько эти растения больше приближаются к вершине холма, они по необ-ходимости делаются темнее. Однако темнота эта непропорциональна расстоянию на основании 8-го положения этой книги, гласящего: та вещь будет казаться [188] темнее, которая находится в более тонком воздухе, и на основании 10-го: та покажется темнее, которая граничит с более светлым фоном.

739. Т. Р. 501.

Вода, через которую в силу ее прозрачности видно дно, покажет тем более отчетливо это дно, чем медленнее будет движение воды. Это происходит потому, что у воды, которая медленно движется, поверхность без волн; через ее гладкую поверхность видны настоящие фигуры гальки и песка, находящихся на дне этой воды. Этого не может случиться с быстро движущейся водою по причине волн, зарождающихся на поверхности: так как через них должны проходить образы различных фигур гальки, они не могут донести их до глаза, ибо различные наклоны боковых и передних частей волн и кривизна их вершин и промежутков переносят образы за пределы прямого нашего зрения; и если прямые линии их образов искривляются в разные стороны, то они смутно показывают нам их фигуры. Это может быть показано на неровных зеркалах, то есть на зеркалах, где смешаны прямизна, вогнутость и выпуклость.

О том, как изображать деревья и зелень

- (740-777. В этих №№ приведены отрывки, предназначавшиеся Леонардо для задуманной им книги «О деревьях и зелени». Компиляторы «Трактата о живописи» собрали многие из них в VI части. Несмотря на несомненные заслуги Леонардо в области ботаники, справедливо суждение Ольшки (о. с., стр. 280 сл. немецк. ориг.): «Леонардо установил точную норму места прикрепления листьев, измерил отношения между стволами, сучьями и ветвями; он обратил внимание на зависимость кругов ствола от возраста деревьев, описал некоторые явления аэро- и гелиотропизма, говорит о солнце и воде и значении их для роста и питания деревьев, не замечая при этом, что из всего этого может возникнуть новая наука, но всегда учитывая, что нужно живописцу. Леонардо не формулирует законов, а описывает факты»)

740. Т. Р. 505.

Тени мостов никогда не будут видны на воде, если вода до этого не потеряет способность отражать по [189] причине волнения. Это доказывается тем, что ясная вода обладает блестящей и гладкой поверхностью и отражает мост во всех местах, расположенных под равными углами между глазом и мостом, и отражает воздух под мостом, где должна была бы быть тень этого моста. Этого не может сделать волнующаяся вода, так как она не отражает, а очень хорошо воспринимает тень, как и пыльная улица.

741. Т. Р. 225.

Никогда по краскам, живости и светлоте написанные пейзажи не будут похожи на природные пейзажи, освещенные солнцем, если эти написанные пейзажи не будут освещены тем же солнцем.

742. С. 19 v.

Пейзажи следует срисовывать так, чтобы деревья были наполовину освещены и наполовину затенены; но лучше делать их, когда солнце закрыто облаками, потому что тогда деревья освещаются всесторонним светом неба и всесторонней тенью земли, и они тем темнее в своих частях, чем данная часть ближе к середине дерева или к земле.

743. С. 11 v.

Правильный практический способ при изображении открытой местности, или, лучше сказать, пейзажа с его растениями, — это выбрать так, чтобы на небе солнце было загорожено, дабы эта открытая местность получала всестороннее освещение, а не одностороннее, [190] от солнца, которое делает тени отрезанными и сильно отличающимися от светов.

744. С. 22 r.

Если солнце стоит на востоке, то деревья к западу от глаза обнаружат чрезвычайно незначительную рельефность и будут почти неощутимы, так как воздух, находящийся между глазом и этими растениями, очень темен. По шестому положению этой книги, они лишены теней, и хотя тень находится в каждом промежутке между ветвями, все же случается так, что образы тени и света, идущие к глазу, оказываются смутными и смешанными вместе и вследствие своей маленькой фигуры не могут быть поняты. Главные света находятся посредине растений, а тени по направлению к их краям; разъединенность их отмечена тенями промежутков между этими растениями, когда леса густые, а у редких границы мало видны.

745. С. 22 r.

Если солнце стоит на востоке, то деревья, видимые по направлению к востоку, будут обладать таким освещением, которое окружает их вокруг их теней, за исключением мест около земли и если дерево не было подстрижено в прошлом году. Южные и северные деревья будут наполовину затенены и наполовину освещены, и затенены и освещены больше или меньше в зависимости от того, будут ли они больше или меньше к востоку или к западу. [191]

Высокое или низкое местоположение глаза изменяет тени и света на деревьях, так как глаз с высокого места видит деревья с немногими тенями, а с низкого места — с очень многими тенями.

Настолько же различна зелень деревьев, насколько различны их виды.

746. С. 22 v.

Если солнце стоит на востоке, то соответствующие деревья темны к середине, а края их светящиеся.

747. С. 21 r.

Тени растений, находящихся на востоке, заслоняют большую часть этого растения, и они тем темнее, чем гуще у дерева листья.

748. G. 20 v.

Когда солнце стоит на востоке, то растения на юге и на севере обладают почти таким же количеством тени, как и света, но тем большим количеством света, чем они ближе к западу, и тем большим количеством тени, чем они ближе к востоку.

749. С. 9 v.

У растений, находящихся между глазом и светом, передняя часть должна быть светлой; эта светлота должна быть смешана из ветвления листьев прозрачных — ибо они видимы с обратной стороны — с блестящими, видимыми с передней стороны. А их фон снизу и сзади будет состоять из темной зелени, так [192] как она затенена передней частью данного растения. И это происходит с растениями, более высокими, чем глаз.

750. С. 10 v.

Если листья будут находиться между светом и глазом, тогда самый близкий к глазу будет самым темным, и самый удаленный будет самым светлым, если он не выступает на фоне воздуха. Это случается с теми листьями, которые находятся по ту сторону от центра дерева, то есть по направлению к свету.

751. С. 8 r.

Тени растений никогда не бывают черными, так как там, куда проникает воздух, не может быть мрака.

752. С. 3 v.

Тени, которые на прозрачных листьях видны с обратной стороны, те же самые тени, которые находятся с наружной стороны этого листа; они просвечивают на обратную сторону вместе с освещенной частью, кроме блика, который никогда не просвечивает.

Когда одна зелень находится позади другой, то облики и прозрачность листьев на вид более сильны, чем те, которые граничат со светлотою воздуха.

Если солнце освещает листья, которые находятся между ним и глазом, причем этот глаз не видит солнца, тогда блики листьев и их прозрачность исключительно сильны. [193]

Очень полезно сделать какие-нибудь ветви низкими, чтобы они были темными и выступали, на фоне освещенной зелени, несколько удаленной от первых.

У темной зелени, видимой снизу, та часть темнее, которая ближе к глазу, то есть которая дальше от светоносного воздуха.

753. С. 4 v.

Никогда не следует изображать листья прозрачными от солнца, так как они смутны. И это происходит потому, что на прозрачности одного листа запечатлеется тень другого листа, находящегося сверху. У этой тени отчетливые границы и ограниченная темнота, и иногда половина или третья часть этого листа занята тенью; и, таким образом, такие ветви оказываются смутными, и следует избегать подражать им.

Верхние веточки боковых ветвей растений больше приближаются к своей главной ветви, чем нижние.

Тот лист менее прозрачен, который воспринимает свет между углами наиболее неравными.

Самые низкие ветви растений, несущие большие листья и тяжелые плоды, как ореховое дерево, фиговое и тому подобные, всегда направляются к земле.

754. Ash. I, 31 v.

Деревья и травы, наиболее сильно разветвляющиеся на тонкие ветви, должны обладать меньшей темнотой в тенях. То дерево и те травы, у которых самые крупные листья, являются причиной наибольшей тени. [194]

755. С. 30 v - 32 v.

Разветвления некоторых растений, как, например, вяза, широкие и тонкие, подобные раскрытой руке, видимой в сокращении. И они в своей совокупности бывают видны следующим образом. Нижние ветки показывают свою листву с верхней стороны, а те, которые высоко, показывают ее снизу; те же, которые посередине, часть листвы показывают с верхней стороны, а часть с нижней; часть же, видная сверху, находится на самых краях этого разветвления. Средняя часть видна в большем сокращении, чем какая-либо другая часть листьев, обращенных к тебе своими остриями. И из этой части листвы, которая находится на половине высоты дерева, самый длинный лист будет на самых внешних краях этих деревьев и придаст им такого рода разветвления, каковы листья дикого папоротника, который растет на речных плотинах.

Другие разветвления округлы, как у тех деревьев, которые располагают ветки и листья так, что шестой помещается над первым. Иные же бывают редкие и прозрачные, как у ивы и тому подобных.

Концы веток деревьев, если их не одолевает тяжесть плодов, насколько возможно обращены к небу.

Правые стороны листьев повернуты к небу, чтобы принимать питание росы, выпадающей ночью.

Солнце дает растениям душу и жизнь, а земля питает их влагой. В связи с этим я уже пробовал оставить тыкве только один самый маленький корень и хорошо питал ее водой; и эта тыква полностью принесла все [195] плоды, какие она была способна родить, и их было около шестидесяти тыкв, самых крупных. И я усердно наблюдал эту жизнь и узнал, что ночная роса была тем, что обильно проникало через места прикрепления широких листьев, питая это растение и его детей.

Правило листьев, рожденных на последней ветви данного года, будет заключаться в противоположном движении на двух парных ветках; то есть когда вращение мест зарождения листьев вокруг их ветки таково, что шестой верхний лист вырастает над шестым нижним, и движение их поворотов таково, что если один лист повернут вправо к своему товарищу, то последний бывает повернут влево.

Аист — это грудь или сосок ветке и плодам, которые рождаются на следующий год.

756. Т. Р. 857.

Деревья первого плана дают глазу свои подлинные фигуры, [здесь] отчетливо обнаруживаются свет, блеск, тени и прозрачность каждого положения листьев, растущих на крайних веточках деревьев. На втором расстоянии между горизонтом и глазом масса листьев представится глазу в виде точек на вышесказанных веточках; на третьем расстоянии вышесказанные массы веточек ему представятся в виде точек, рассеянных по всей массе более крупных разветвлений; на четвертом расстоянии вышеуказанные крупные разветвления становятся настолько уменьшенными, что остаются лишь в виде фигуры из неясных точек по всему [196] дереву; затем следует горизонт, который составляет пятое и последнее расстояние, на котором все дерево настолько уменьшается, что остается лишь в форме точки. Итак, я разделил расстояние между глазом и подлинным горизонтом, кончающимся ровной местностью, на пять равных частей.

757. Т. Р. 858.

На далеких расстояниях деревьев от глаза, их видящего, им воспринимаются лишь главные теневые и световые массы, а те, которые не являются основными, теряются вследствие своего уменьшения; так что если небольшое освещенное место остается на большом затененном пространстве, то оно теряется и ни в какой мере не искажает эту тень. То же бывает с небольшим затененным местом на большом освещенном фоне.

758. Т. Р. 859.

Но когда деревья будут на еще большем расстоянии, тогда теневые и световые массы будут сливаться от заслоняющего их воздуха и от их уменьшения до такой степени, что целиком будут казаться одного цвета, а именно синего.

759. Т. Р. 883.

Если солнце освещает лес, то лесные деревья будут казаться с ограниченными тенями и светами и будут потому казаться приблизившимися к тебе, что они делаются более отчетливыми по очертанию, а то, что в них не видимо солнцем, кажется равномерно [197] темным, за исключением их тонких, располагающихся между солнцем и тобою частей, которые сделаются светлыми из-за своей прозрачности; и поэтому выходит так, что меньшее количество светов оказывается на деревьях, освещенных солнцем, чем воздухом, ибо небо больше, чем солнце, и большая причина вызывает большие действия в данном случае.

Раз тени растений становятся меньше, то деревья кажутся более редкими и в особенности там, где они одного и того же цвета и если у них по природе редкие ветви и тонкие листья, как, например, персиковое дерево, сливовое и тому подобные, ибо если их тень отодвигается к середине растения, то это растение кажется уменьшившимся, а ветви, которые целиком остаются за пределами тени, кажутся одноцветным фоном.

760. С. 15 r.

Всегда тень зелени причастна синеве, и также всякая тень всякого другого предмета; и она ее воспринимает тем больше, чем она дальше от глаза, и тем меньше, чем она ближе.

761. С. 21 r.

Когда солнце находится на востоке, у всех освещенных частей растений — прекраснейшая зелень. И это происходит потому, что листья, освещенные солнцем в пределах половины горизонта, то есть восточной половины, прозрачны. [198]

А в пределах западного полукруга у зелени плохой цвет от влажного и мутного воздуха цвета темного пепла, ибо он не прозрачен, как восточный, который блестящ, и тем более, чем он влажнее.

762. G. 15 r.

Та освещенная часть обнаружит на далеком рас-стоянии больше свой природный цвет, которая будет освещена наиболее сильным светом.

763. С. 28 v.

Света тех листьев будут больше причастны цвету воздуха, в них отражающегося, которые по цвету наиболее темны. Причина этого в том, что светлота освещенной части сама по себе вместе с темнотою составляет синий цвет, и такая светлота возникает от синевы воздуха, которая на гладкой поверхности таких листьев отражается и увеличивает синеву, ту самую, которую названная светлота обычно порождает с темными предметами.

764. С. 28 v.

Но зеленая листва желтоватого оттенка не должна при отражении воздуха давать блеска, причастного синеве, так как каждый предмет, появляющийся в зеркале, причастен цвету такого зеркала; итак, синева воздуха, отраженная в желтизне листа, кажется зеленой, ибо синий и желтый, смешанные вместе, составляют прекраснейший зеленый; итак, зелено-желтыми будут блики светлых листьев желтоватого оттенка. [199]

765. С. 28 r.

Деревья, освещенные солнцем и воздухом, — если листья у них темного цвета, — будут с одной стороны освещены воздухом, и вследствие этого такое освещение причастно синеве. С другой стороны они будут освещены воздухом и солнцем; и та часть, которую глаз увидит освещенной солнцем, будет блестеть.

766. С. 27 v.

При композиции покрытых листвою деревьев следует остерегаться повторять слишком много раз тот же самый цвет одного растения выступающим на фоне того же самого цвета другого растения; но всегда разнообразь их более светлой, или более темной, или более зеленой зеленью.

767. Т. Р. 642.

Зеленая растительность лугов имеет минимальные, даже почти незаметные тени, в особенности там, где травинки мелки и имеют тонкие листики, и поэтому тени не могут возникнуть, так как большая полусфера охватывает кругом мельчайшие стебельки, и если это не широколиственный дерн, тени от трав мало заметны.

768. С. 20 v.

Если солнце стоит на востоке, то зелень лугов и иных небольших растений оказывается прекраснейшей из-за прозрачности их на солнце, чего не происходит с лугами, расположенными на западе; а у южной и северной травы — средняя красота зелени. [200]

769. С. 9 v.

Если трава воспринимает тень от растущих среди нее деревьев, то у той травы, которая находится по эту сторону тени, — освещенные стебли на темном фоне, а у затененной деревьями травы — темные стебли на светлом фоне, то есть на том фоне, который находится по ту сторону тени.

770. Т. Р. 925.

Те, которые не хотят полностью довериться своему суждению при подражании настоящему цвету листвы, должны взять лист того дерева, которому они хотят подражать, и по нему изготовлять свои смеси; и когда эту смесь уже нельзя больше отличить по цвету от такого листа, тогда ты можешь быть уверен, что такой цвет полностью подражает листу, и так же ты можешь сделать с другими, которым ты хочешь подражать.

771. Т. Р. 920.

Что касается способа составления в живописи подмалевка для цвета растений, выступающих на фоне воздуха, то делай их так, как ты их видишь ночью при слабом свете, ибо ты их увидишь равномерно одного темного цвета, с прорывами светлого воздуха; так увидишь ты их простую отчетливую фигуру, без помехи разных цветов светлой или темной зелени.

772. Т. Р. 501.

Осенью делай предметы в зависимости от ее возраста, то есть ранней осенью делай деревья так, чтобы [201] листья их начинали бледнеть на самых старых ветвях, — больше или меньше в зависимости от того, изображено ли растение в месте бесплодном или плодородном, а также более бледными или красноватыми у тех видов деревьев, которые первыми приносят свои плоды. И не следует делать — как это делают многие — у всех видов деревьев, даже если бы они были одинаково удалены от тебя, зелень одного и того же качества. То же самое, что сказано о деревьях, относится к лугам и к другого рода земной поверхности, к камням и подножиям уже упомянутых деревьев, — всегда разнообразь их, так как природа разнообразна до бесконечности. Не только у различных видов, но и у того же самого растения найдешь ты различные цвета, именно — на тоненьких прутиках листья красивее и больше, чем на других ветвях. И природа так усладительна и изобильна в изменениях, что среди деревьев одного и того же вида не нашлось бы ни одного растения, которое приблизительно походило бы на другое, и не только растения, но и среди ветвей, листьев и плодов их ты не найдешь ни одного, который в точности походил бы на другой. Поэтому замечай и разнообразь, насколько можешь, больше.

773. Е. 19 r.

Пейзажи, изображающие зиму, не должны представлять свои горы синими, каковыми горы бывают летом, и это доказывается четвертым положением этой книги, гласящим: «Среди гор, видимых на далеком [202] расстоянии, та покажется более синей, которая сама по себе более темная».

Итак, когда растения лишены своих листьев, они становятся серого цвета, а когда они имеют листья, они зеленые; и насколько зеленый темнее серого цвета, настолько зеленый покажется более синим, чем серый, согласно пятому положению этой книги. Тени растений, одетых листьями, настолько темнее теней растений, лишенных листьев, насколько растения, одетые листвой, менее редкие. Таким образом, мы доказали наше предположение. Определение синего цвета воздуха решает, почему пейзажи синее летом, чем зимой.

774. Т. Р. 806.

Травы и растения будут тем более бледного цвета, чем суше и скуднее влагой почва, их питающая; а почва наиболее скудна и суха на скалах, из которых составляются горы. Деревья будут тем ниже и тоньше, чем они больше приближаются к вершине горы; а почва становится тем суше, чем ближе к вершинам гор, и тем жирнее и изобильнее, чем она ближе к впадинам долины.

Итак, ты, живописец, покажи на вершинах гор скалы, из которых они составлены, по большей части лишенными земли, а травы, которые там рождаются, мелкими и тощими и по большей части бледными и сухими из-за недостатка влаги, а песчаная и тощая земля пусть проглядывает между бледными травами. Мелкие деревья, прозябающие и состарившиеся уже при ничтожном росте, с короткими и частыми развет [203] влениями и малой листвой, [пусть] они открывают свои по большей части прогнившие и сухие корни, переплетающиеся со складками и обломами ржавых скал, вырастая из стволов, искалеченных людьми и бурями; а во многих местах пусть будет видимо, как покрытые тонкой и бледной ржавчиной скалы возвышаются над холмами высоких гор, а в некоторых местах показывают свой подлинный цвет, обнажившийся под ударами небесных молний, на пути которых эти скалы часто ставят препятствие, не без отмщенья для себя.

И чем больше ты спускаешься к подножиям гор, растения будут крепче и гуще в ветвях и листве, и их зелень столь же разнообразна, сколько существует видов растений, из которых состоят эти леса. А их разветвления устроены в разном порядке и с различной густотой ветвей и листвы, и различных фигур, и высоты; и некоторые из них имеют частое разветвление, как кипарис и подобные; у других — редкое с широко расходящимися ветвями, как у дуба, каштана и других; у некоторых — мельчайшая листва, у других — редкая, как у можжевельника, платана и подобных. Некоторое количество деревьев, выросших вместе, отделены друг от друга просветами различной величины, другие соединены вместе, не разделенные лугами или другими просветами.

775. Т. Р. 919.

Много более светлыми кажутся деревья и луга, если смотреть на них по ветру, чем навстречу ему. Это происходит потому, что каждый лист бледнее [204] с обратной стороны, чем с правой, и кто смотрит на них по ветру, тот видит их с обратной стороны; а кто смотрит на них против ветра, тот видит их затененными, так как края листа наклоняются и затеняют его по направлению к его середине, и сверх того листья видны со своей правой стороны.

То дерево, в совокупности своей, будет больше согнуто ударом ветра, у которого ветви наиболее тонки и длинны, как у ивы и подобных.

Если глаз будет находиться между приходом и уходом ветра, то деревья покажут свои ветви более густо со стороны прихода ветра, чем со стороны его ухода, и это происходит потому, что ветер, который ударяет повернутые к нему вершины этих деревьев, прислоняет их к другим более сильным ветвям, и поэтому они здесь становятся густыми и мало прозрачными; но противоположные ветви, ударяемые ветром, который проникает через просветы этого дерева, удаляются от центра этого растения и становятся редкими.

Из растений равной толщины и высоты то будет больше согнуто ветром, у которого концы его боковых ветвей меньше удалены от середины такого растения. Причина этого в том, что удаление ветвей не образует защиты для середины дерева против прихода или удара ветра.

Те деревья будут больше согнуты полетом ветра, которые выше.

Те растения, у которых более густая листва, больше сгибаются ударами ветра. [205]

В больших лесах, на нивах и на лугах видны об-разованные ветром волны не иначе, как они видны на море или на озерах.

776. Е. 6 v.

При изображении ветра, кроме сгибания ветвей и поворачивания их листьев по ветру, следует изображать также облака тонкой пыли, смешанной с помутневшим воздухом.

777. С. А. 37 r.

Когда тянет ветер, он выглаживает песок, и посмотри, как он образует свои волны, и отметь, насколько он движется медленнее, чем ветер, и так же поступи с водой, и отметь различие между водой и песком.