«ШКОЛА ЭННОДИЯ» В МИЛАНЕ: МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ

Долгое время в отечественной медиевистике об Эннодии, которого, признаться, вообще мало замечали, говорили в первую очередь как о риторе и поэте 1 периода остготского владычества в Италии, а во вторую — как о теоретике педагогики и даже педагоге-практике 2. Что касается первой оценки, она не вызывает никаких сомнений. Эннодий сам признавался, что в молодости его «услаждали стихи», сложенные им «четверостишьями и выстроенные с использованием разнообразных стоп» (Ennod. Op. 438.5) 3. Об ораторских способностях Эннодия [35] говорит его «Панегирик королю Теодориху», как и все его литературное наследие, написанное языком, явно перегруженным риторическими формулами и изысками.

Что касается Эннодия-педагога, то мы должны признать, что этот образ является по большей части мифом, разрушить который призвана настоящая статья.

Начнём с мифа. В своей известной книге «”Последний римлянин” Боэций» В. И. Уколова, характеризуя в целом эпоху, упоминает также Эннодия и пишет о его деятельности буквально следующее: «На рубеже V и VI вв. школа, несмотря на победу христианства, продолжала, в сущности, быть такой же, как и в первые века империи. Об этом можно узнать из писем, речей и наставлений Эннодия, основателя широко известного в Италии и за ее пределами учебного заведения в Милане. Центральную часть учебного процесса составляли упражнения в риторике. Они традиционно строились по методу увещевания или методу противоречия и представляли собой упражнения на темы, заданные преподавателем. В школе Эннодия это были по преимуществу сюжеты из римской истории и мифологии… Здесь большое внимание уделялось изучении грамматики, которую Эннодий считал ”кормилицей всех искусств”» 4. К сожалению, эта характеристика, данная в книге, не содержит отсылок ни к трудам Эннодия, ни к зарубежным исследованиям, зато создает живой образ позднеантичного подвижника, организовавшего в Милане прославленную школу. Об Эннодии как о «популярном лекторе по вопросам риторики и поэтики» упоминает и историк средневековой педагогики А. А. Фортунатов, сообщающий также о школе в Тицине начала VI в., о которой якобы можно узнать из переписки Эннодия и в которой, судя по этой переписке, «широко применялись словесные турниры» 5. Как и первое [36] про цитированное положение, это не сопровождается ссылками ни на источники, ни на исследовательскую традицию.

Посмотрим, насколько сложившийся в литературе образ отражает реальность. Эннодий был, действительно, яркой фигурой для своего времени. Он проявил себя в ходе борьбы Симмаха и Лаврентия за место римского епископа, выступив на стороне первого. В ходе этой борьбы, вышедшей на уровень противостояния аристократических группировок в Риме, он участвовал в передаче крупной суммы денег каким-то влиятельным лицам в Равенне с тем, чтобы повлиять через этих людей на решение короля Теодориха Великого в судьбе Симмаха. Как литератор он написал речь в защиту церковного синода, проходившего в Риме в 502 г. и оправдавшего папу Симмаха от возводимых на него обвинений. В результате появилась «Книжица против тех, кто дерзнули писать против синода» (Libellus adversus eos, qui contra synodum scribere praesumpserunt). По всей видимости, Эннодий спустя несколько лет в 513 г. помог также Цезарию Арелатскому, чтобы благополучно разрешился его вопрос в Равенне 6. Известно также, что Эннодий считался авторитетом в области риторики, хотя далеко не все современники признавали его риторские и литературные таланты 7. К Эннодию обращались друзья и родственники за советами и за помощью в организации обучения детей. Например, Эннодий в письме Камелле, о котором мы ещё скажем в статье, намекает на то, что по просьбе этой дамы, которая была с ним в родстве, согласился взять на себя заботы об обучении «отпрыска своего рода» (Ennod. Op. 431.3). Однако нигде в литературе начала VI в., да и более [37] позднего времени, не говорится о школе Эннодия, которая была бы к тому же широко известна «в Италии и за ее пределами». Напротив, в зарубежной науке традиционно ставится под сомнение факт преподавания Эннодия и наличия у него реальных учеников 8. А если не известно, была ли у Эннодия школа, то нет смысла говорить об использовавшихся в ней методах обучения.

Прежде чем говорить о том, можно ли по сочинениям Эннодия понять, имел ли он какой-то определенный и, возможно, оригинальный взгляд на воспитание и обучение молодежи, попробуем разобраться в том, мог ли вообще Эннодий иметь в Медиолане свою школу.

Даже после перемещения во времена Гонория в самом начале V столетия императорской резиденции в Равенну Медиолан рубежа V–VI вв. продолжал оставаться не просто относительно крупным, но весьма значимым городом. Не будем забывать, что это был центр церковной митрополии, а подпись медиоланского епископа в решениях италийский соборов шла сразу после подписи римского понтифика. И Медиолан, как любой другой крупный город римского мира (а после падения власти императоров мир Западного Средиземноморья не перестал в одночасье быть римским), имел школу или школы 9. По всей видимости, ещё некоторое время в городе продолжала действовала муниципальная школа, как это было во многих городах Римской империи. Однако наряду с муниципальной школой в городе наверняка практиковали частные преподаватели, которые могли набирать себе учеников и преподавать им, по крайней мере, основы грамматики и риторики. Что касается интересующего нас рубежа V–VI вв., то нам известен лишь один преподаватель грамматики и риторики в Медиолане — это Девтерий, с которым [38] Эннодий был, безусловно, знаком, хотя и вряд ли сам проходил у него обучение 10. Девтерий был, действительно, крупной фигурой, с ним связывают возрождение риторической культуры в Северной Италии после войн 489–493 гг. между Одоакром и Теодорихом. О масштабе фигуры Девтерия говорит уже то, что этот грамматик удостоен звания vir spectabilis (по-видимому, уже при Теодорихе), что было исключительной честью для учителя 11. Еще в XIX в. Ф. Фогель, исходя из наличия в Медиолане грамматической школы Девтерия, поставил под сомнение существование второй (параллельно действующей) грамматической школы, которой бы руководил Эннодий 12. Сложно сказать, насколько этот аргумент убедителен, но прислушаться к нему будет совершенно нелишним.

Вопрос о том, мог ли Эннодий открыть в Медиолане собственную грамматическую школу, исходя из формальных условий (из наличия спроса на такие услуги, который, конечно же, должен был сохраняться, несмотря на варварские вторжения, или из наличия конкуренции со стороны других учителей), думается, не столь принципиален. Более важным является вопрос о обстоятельствах субъективного рода: мог ли Эннодий, исходя из того что мы знаем о нем, иметь педагогическую практику в Медиолане.

Эннодий, родившийся в 473 или 474 г., получил в молодости традиционное для отпрыска аристократического рода образование и добился, по всей видимости, некоторого признания как поэт и ритор 13, едва ли достигнув при этом двадцатипятилетнего [39] возраста. Однако примерно в 490 г. он решил оставить мирское служение и обратиться к служению духовному 14. Начав церковную карьеру в Тицине (совр. Павия) при епископе Епифании, Эннодий перебрался в Медиолан лишь в самом конце V столетия, после кончины в 496 г. его духовного наставника, хотя и нет никакой уверенности в том, что Эннодий покинул Тицин сразу же после смерти Епифания. Предполагают, что медиоланским диаконом он стал в 502 г. 15 и в этом чине нёс своё служение вплоть до 513 г., когда он возвращается в Тицин, чтобы возглавить в этом городе церковную общину в качестве епископа.

Именно в сравнительно непродолжительный «медиоланский» период своей жизни Эннодий состоялся как литературный деятель, написав большую часть своих сочинений. В этих произведениях, преимущественно письмах, Эннодий предстает, с одной стороны, человеком, тесно связанным с традициями аристократической жизни Южной Галлии и Северной Италии. Он не боится демонстрировать и даже подчеркивает свою образованность, свое знание не только Священного Писания, но и языческой литературы. Он старается поразить своего читателя изысканным слогом, и это стремление было столь велико, что, по признанию историков литературы, читать его произведения — просто мучение 16. Он поддерживает через письма общение не только с родственниками, но и со знакомыми, живущими в [40] разных городах Италии и Галлии, и старается быть в курсе вопросов не только церковных, но и светских. С другой стороны, перед читателем писем Эннодия их автор предстает человеком, подчеркнуто стремящимся уйти от всей этой мирской суеты, оставить те ценности, к которым он стремился в молодости.

Наиболее явно Эннодий противопоставляет своё мирское прошлое и духовного настоящее в «Благодарении за свою жизнь», в котором клянёт себя за былую любовь к поэзии, к рукоплесканиям толпы по поводу его литературных успехов. Это сочинение написано, как считается, около 511 г. 17, то есть почти на исходе его диаконского служения в Медиолане и незадолго до возвращения в Тицин. Определить, насколько последовательна была позиция, высказанная в этом «Благодарении», поможет обращение к письмам Эннодия, составленным после 502 и до 511 г.

Весной или летом 503 г. Эннодий пишет послание арелатскому грамматику Юлиану Померию, в котором оправдывается по поводу несовершенства своего языка (до Эннодия дошли слухи, что Померий позволял себе едкие оценки в адрес его риторических способностей). Среди прочего Эннодий прямо пишет, что «род его занятий» (professionem meam) требует теперь стремления к «простому учению» (Ennod. Op. 39.5; Ep. II.6.5) 18. Примерно в тот же период Эннодий посылает ответное письмо к своему родственнику Флориану, в котором говорит: «… давно уже случилось так, что любовь к молитве отдалила меня от фигур речи и я не могу быть в плену цветущих слов, поскольку голос (букв.: крик) служения зовет меня к стонам и мольбам» (Ennod. Op. 21.4; Ep. I.16.4).

В послании к ещё одному представителю рода Анициев, сенатору Олибрию, известному в ту пору оратору, который, как видно из содержания письма, направил Эннодию своё сочинение, где воспел победу Геркулеса над Антеем, медиоланский диакон отвечает: «… сияет [в речи твоей] сформированное в [41] школах красноречия ораторское искусство; умащённые маслом наук уста являют искусство декламации. Однако я признаю: я не хотел бы, чтобы меня донимало воспоминание об этом, как говорят, знаменитом сражении» (Ennod. Op. 13.1–2; Ep. I.9.1–2). Ещё более определённо отказ Эннодия от практик прежней (мирской) жизни звучит в его письме к Маскатору: «… церковное смирение отрицает то, что может цениться; не ищет великолепия речей тот, кто ценит молитву… я бегу от того, что ведёт к славе; словно от порока, сторонюсь я того, что возвеличивает; я считаю грехом то, что меня поднимает и превозносит... Я не оправдываюсь, прикрывая словами истину, когда заявляю, что всё, что принесли мне заботы о свободных искусствах, я уже оставил, и что в русле некогда полноводной реки течёт теперь едва заметная струйка высохшего красноречия. Я молчу (ибо язык, который благодаря использованию был ярким, стал тусклым вследствие иного применения), что вместо красноречия наступило молчание, что вместо высокого нами ценится смиренное» (Ennod. Op. 95.4; Ep. III.24.3–4; курсив в цитате наш. — В. Т.).

Из всех перечисленных выше посланий, во-первых, видно, что с обретением духовного сана Эннодий видел себя вступившим в совершенно новую жизнь. «Я отрекся, приняв церковный чин, — пишет он Фаусту, — от прегрешений» (Ennod. Op. 11.2; Ep. I.8.2). Во-вторых, очевидно, что одной из главных своих добродетелей диакон Эннодий провозглашает молчание; silentium (безмолвие) выступает у него неотъемлемой частью humilitas (смирения) 19. Думается, что человек с такой позицией, выраженной явно и публично, просто не мог заниматься преподаванием. Эннодий, конечно, мог упражняться в составлении речей и писем, но одновременно открыто отрицать свою любовь к риторике и открыто же её преподавать — нет.

К числу сравнительно поздних сочинений Эннодия относят его послание к его родственнице Камелле, просившей позаботиться о её сыне и его образовании. Это послание весьма любопытно тем, что Эннодий достаточно определённо расставляет [42] в нём приоритеты, касаясь необходимости наставления духовного лица в свободных искусствах. Дело в том, что Камелла уже избрала для своего сына духовный путь («украсила религиозным званием»), после чего решила дать ему традиционное образование. Эннодий, обращаясь к Камелле, наставляет её в том, что служение Христу не приемлет одновременного служения искусствам: «Хотя церковное служение достойно уважения, всё же оно не допускает разделения единой души на две части, и труден путь, которым идут ко Христу, и эта узкая дорога никогда не принимает тех, кто поглощён разными заботами. Даритель спасения нашего не отвергает тех, кто спешит к Нему от мирских наук, но не терпит тех, кто идёт от Его сияния к тем дисциплинам. Если ты уже вырвала его из мира, не ищи для него мирских одежд» (Ennod. Op. 431.1; Ep. IX.9.1). Это обращение ещё раз подтверждает стремление Эннодия отделить духовное от мирского. Из «школы» можно (и должно) идти ко Христу, но нельзя от Христа идти к «школе» — вот главный лейтмотив послания Эннодия и всей его жизни в Медиолане. Письмо, конечно, заканчивается фразой, способной породить сомнение в сделанном выводе. Эннодий, пожурив родственницу, соглашается принять мальчика: «… следуя воле Божией, принял я отпрыска моего рода» (Ennod. Op. 431.3; Ep. IX.9.3). По всей видимости, стоит признать правоту Б.-Ж. Шрёдер, которая полагает, что речь идёт об опеке мальчика со стороны Эннодия на пути к знаниям, но не о личном преподавании ему свободных искусств 20.

Таким образом, Эннодий вряд ли мог иметь собственную школу в Медиолане. Однако вернёмся к той цитате, которая послужила отправной точкой нашего разговора. Дело в том, что она включает слова самого Эннодия, по которым можно определить хотя бы один из источников, на основании которого был сделан вывод о педагогической деятельности этого служителя Церкви. Фраза Эннодия о грамматике как о «кормилице всех искусств» взята из его письма к двум молодым людям — Амвросию и Беату, письма, которое традиционно привлекает внимание [43] исследователей именно в связи с педагогическими воззрениями (но не практикой!) Эннодия.

Это сравнительно небольшое по объему письмо было составлено Эннодием, скорее всего, на рубеже 511–512 гг. 21 и адресовано двум молодым аристократам Амвросию и Беату. Что-то определённое об адресатах Эннодия сказать сложно. Очевидно, что оба они принадлежат к аристократическим фамилиям. Беата Эннодий нигде больше не упоминает, что касается Амвросия, то скорее всего речь должна идти о сыне лигурийского аристократа Фаустина 22, будущем квесторе дворца при Аталарихе в 526/27 г. 23

Как можно понять из послания, эти два молодых человека отправились в Рим, чтобы завершить своё образование, и обратились к Эннодию за советами относительно своего будущего обучения. Видимо, их интересовало, что следует изучать и к каким учителям обратиться. Ответ, составленный в прозе и стихах, издателем Ж. Сирмоном, опубликовавшим в 1611 г. собрание трудов Эннодия, был озаглавлен Paraenesis didascalica ad Ambrosium et Beatum («Дидактическое увещевание к Амвросию и Беату»), под которым это произведение и вошло в науку. [44]

После короткого вступления (§ 1–4) 24, где Эннодий, с одной стороны, обосновывает своё решение взяться за написание дидактического послания, а с другой — оправдывает избранный способ убеждения (сочетание поэзии и прозы), следует похвала таким христианским добродетелям, как скромность или стыдливость (verecundia), целомудрие (castitas) и вера (fides). После прославления добродетелей следует хвала двум свободным искусствам — грамматике и риторике. В целом же послание завершается не похвалой наукам, а прославлением «учителей», которые являются учителями не в узком «технологическом» смысле, а скорее образцами образованности.

Структура и содержание послания ставит перед исследователями ряд вопросов. И первый из них — о том, как Эннодий соотносил между собой светское и религиозное знание.

Казалось бы, по прочтении письма Эннодия к Камелле для исследователя должно быть ясно, что медиоланский диакон считает свободные искусства излишними для человека, обратившегося к духовному служению. В послании же к Амвросию и Беату картина как будто переворачивается: свободные искусства словно бы довешают становление христианина. Из этого Ж. Фонтэн, в частности, сделал вывод, что у Эннодия христианские добродетели подчинены риторике 25. Однако, в оценке логики послания скорее права Б.-Ж. Шрёдер, отмечавшая, что письма Эннодия вообще и конкретно это необходимо рассматривать с учётом адресатов. Для Эннодия, обращавшегося в данном случае не к служителям Церкви, а к мирянам, было важным подчеркнуть, что для совершенствования в свободных искусствах необходим фундамент в виде наук божественных 26.

Но, думается, структура послания далеко не отражает логику дидактического процесса, как её понимал Эннодий. Говоря о важности свободных искусств, он говорит не об их самодовлеющем значении, но о полезности их для совершенствования [45] добродетелей: «Для названных выше добродетелей не лишним будет усердие в свободных искусствах, — пишет Эннодий, — благодаря которому, словно бы благодаря сиянию драгоценного ожерелья, ярче становятся блага божественных дел: ведь несовершенная красота не далеко отстоит от безобразия, и тот, кто не достаточно стремился к вершинам великих [людей], едва ли оставил низины жалких» (§ 10). Именно так: не добродетели для постижения мирских наук, но постижение основ грамматики и риторики для нравственного совершенствования. О том, что свободные искусства не самоценны, свидетельствует и оценка поэзии, похвалу которой Эннодий включает в текст послания. Медиоланский диакон прямо пишет, что использует поэтический слог лишь до тех пор, пока он не противоречит истине (§ 3).

Второй вопрос, естественно вызывающий интерес в связи с посланием к Амвросию и Беату, — это вопрос об оригинальности воззрений Эннодия на процесс воспитания римской молодежи. В данном случае нет больших разногласий среди исследователей. Самое очевидное наблюдение касается синтетичности взглядов Эннодия, в которых соединились позиции христианского пастыря и светского ритора 27, что было общим местом для целого ряда христианских сочинений V–VI вв. Порой послание Эннодия ставят в один ряд с такими, признаться, несопоставимыми с ним произведениями, как «Об обязанностях клириков» Амвросия Медиоланского и «О христианской науке» Августина Аврелия 28. Но очевидно, что ни объем сочинения Эннодия, ни его глубина, ни влияние на последующую литературу 29 не позволяют [46] ставить его на тот же уровень, что и труды его великих предшественников.

Принципиальное отличие послания Эннодия от сочинений названных выше епископов — опять же в его адресатах. Когда Августин пишет о важности риторики в «Христианской науке» 30, он пишет о смысле её не для христианина вообще, но для христианского пастыря, проповедника. Эннодий же обращается к молодым аристократам в условиях остготского правления в Италии, которое в лице Теодориха Великого подарило надежду на возрождение традиционных для римского общества ценностей после некоторого упадка и нескольких лет войны рубежа 480–490-х годов. Римская, прежде всего сенаторская, аристократия вновь стала играть важную роль в жизни государства, а происходившие с ней во времена Теодориха изменения лишь увеличивали эту значимость 31. Казалось, этот римский мир, пусть и руководимый королём-варваром, будет вечен и этому миру нужны будут грамотные люди, а отпрыски аристократических родов, если постигнут законы свободных наук, всегда найдут место в системе государственного управления. Именно такой молодежи, исполненный именно таких чаяний относительно будущего Италии, адресует Эннодий свое послание, обращая при этом наибольшее внимание двум дисциплинам — грамматике и риторике. При этом Эннодий не говорит ни о способах постижения этих наук, ни о той литературе, обращение к которой необходимо молодому человеку. По сути, в этом «панегирике Грамматике и Риторике» почти нет никакой педагогической теории 32. Его главная задача — показать важность самих свободных [47] искусств в современном ему обществе. Именно поэтому акцент делается на возможностях риторики в судопроизводстве, а не в проповедовании, и слова, вложенные в уста Риторики, лишены нравственной составляющей, чему традиционно удивлялись исследователи Эннодия 33.

Послание завершается перечислением современных Эннодию образованных людей, способных стать примерами и в какой-то степени наставниками для молодых людей. Появление этого перечня, сопровождённого краткими характеристиками, уже говорит о роли наставничества в педагогической концепции Эннодия (если вообще можно о ней говорить). Особенно перечень «учителей», состоящий из без малого десяти имен, контрастирует с полным молчанием о писателях прошлого и их книгах, из которых молодые люди могли получить знания.

Приведённый Эннодием список примеров вовсе не случаен. Буквально все предложенные молодым людям «образцы для подражания» — так или иначе принадлежат к знаменитой сенаторской семье Анициев. В этих последних параграфах Эннодий, по сути, пишет славу одной из опор созданного Теодорихом мира. Не случайно послание завершается поэтическими строками, обращенными к Квинту Аврелию Симмаху Младшему, виднейшему сенатору. Собственно это демонстрация молодым людям тех высот, которых они могут достичь, став добрыми христианами и постигнув тонкости свободных искусств.

Подводя итоги, следует ещё раз повторить, что Эннодий никакой школы в Медиолане не имел и сам преподаванием свободных искусств не занимался. Это кажется безусловным. В то же время очевидно, что Эннодий был явно озабочен проблемой стабильности римского общества, которая возможна лишь при репродукции римской образованной элиты. И это уже делает не такими беспочвенными фантазии о школе, которую Эннодий мог бы организовать в Тицине, когда он стал там епископом. [48] Так, Фабио Гасти указывает на то, что со второй половины V в. благодаря деятельности епископа Епифания серьезно возрастает значимость Тицина в Лигурии и с целью презентации себя в качестве культурного центра городу явно не хватало собственной школы. И именно Эннодий, чьё творчество проникнуто интересами к школьным вопросам, мог стать её устроителем. На основании литературных памятников, имеющихся в нашем распоряжении, пишет Ф. Гасти, мы не можем с уверенностью утверждать, что в Тицине была организована Эннодием школа, но не можем утверждать и обратного 34.

Публикуемый ниже перевод послания Эннодия к Амвросию и Беату выполнен по изданию: Magni Felicis Ennodii Opera / Rec. F. Vogel // MGH AA Bd. 7. Berlin, 1885 [Op. 452; Opusc. 6]. S. 310–315.


Комментарии

1. Голенищев-Кутузов И. В. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972. С. 112–115.

2. Уколова В. И. Культура Остготской Италии // Средние века. М., 1983. Вып. 46. С. 17; Ее же. «Последний римлянин» Боэций. М.: Наука, 1987. С. 45.

3. Сноски на произведения Эннодия даются в скобках с указанием номера произведения и номер отрывка по изданию Ф. Фогеля: Magni Felicis Ennodii Opera / Rec. F. Vogel. MGH AA. Bd. 7. Berlin, 1885.

4. Уколова В. И. «Последний римлянин» Боэций. М.: Наука, 1987. С. 45.

5. Фортунатов А. А. Возникновение средневековой школы // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль (Исследования и материалы). М.: АПН СССР, 1990. С. 63.

6. См. об этом вступительную статью к переводу письма Эннодия к Цезарию Арелатскому, опубликованному на страницах этого выпуска альманаха.

7. Среди таких «критиков» был один из наиболее известных грамматиков того времени — Юлиан Померий, о «перепалке» Эннодия с которым именно по поводу риторских способностей см. нашу статью: Тюленев В. М. Эннодий и Померий: к истории одного письма // Вестник Ивановского государственного университета. Сер. «Гуманитарные науки». 2013. Вып. 3. «Филология. История. Философия». Иваново, 2013. С. 69–76.

8. Первый, кто усомнился в наличии у Эннодия школы, был, пожалуй, Ф. Фогель, издатель его трудов: Vogel F. Introduction // Magni Felicis Ennodii Opera / Rec. F. Vogel. MGH AA. Bd. 7. Berlin, 1885. S. XI. См. также: Schroeder B. Bildung und Briefe im 6. Jahrhundert: Studien zum Mailander Diakon Magnus Felix Ennodius. Berlin, 2007. S. 76–78.

9. О школе в Медиолане упоминал ещё Плиний Младший в послании Тациту (Плиний Младший. Письма. IV.13.3 // Письма Плиния Младшего / Изд. подг. М. Е. Сергеенко, А. И. Доватур. М., 1982).

10. Допустить, что Эннодий мог быть учеником Девтерия, считает возможным С. Жиоанни: Gioanni S. Introduction // Ennodius M. F. Lettres. T. 1. P. XVIII–XIX.

11. Barnish S. J. B. Liberty and advocacy in Ennodius of Pavia: the significance of rhetorical education in late antique Italy // Hommages a Carl Deroux-V: Christianisme et Moyen Age Neo-latin et surviance de la latinite. Vol. 279 / ed. Brussels: Editions Latomus, 2003. P. 20.

12. Vogel F. Op. cit. P. XI.

13. В «Благодарении за свою жизнь» Эннодий раскаивается за свой образ жизни в молодости: «… поэзия присоединяла меня, неопытного и юного, к хору ангелов, и если случалось, что я, следуя закону стихосложения, создавал изящные стихи, то я видел всё, что пребывает под сводом небесным, лежащим у меня под ногами» (Ennod. Op. 438.6).

14. О перипетиях жизни Эннодия см., в частности: Тюленев В. М. Магн Феликс Эннодий — человек уходящей эпохи // Магн Феликс Эннодий. Житие блаженнейшего мужа Епифания. Панегирик Теодориху Великому. Житие блаженного монаха Антония. Благодарение за свою жизнь / пер. с лат., вст. ст., коммент. и указ. В. М. Тюленева. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2013. С. 6–15.

15. Kennell S. A. H. Magnus Felix Ennodius: An Author and His Works. Toronto, 1996. P. 12.

16. Schanz M., Hosius C., Kruger G. Geschichte der romischen Literatur. Teil 4. Bd. 2. Munchen, 1920 (1971). S. 148.

17. Vogel F. Op. cit. S. XXII. Мы уже говорили о позиции, высказанной Эннодием по поводу своей жизни в этом сочинении: Тюленев В.М. Магн Феликс Эннодий — человек уходящей эпохи… С. 17–25.

18. Подробнее см.: Тюленев В.М. Эннодий и Померий…

19. Schroeder B. Op. cit. S. 68.

20. Schroeder B. Op. cit. S. 85.

21. Датировка сочинений Эннодия — большая проблема. Сам Эннодий в своих трудам оставляет мало намёков на время их создания, поэтому исследователям приходится пользоваться косвенными данными. Основная и огромная заслуга в решении вопроса о хронологии творчества Эннодия принадлежит Ф. Фогелю, который, собственно, и предположил, что это письмо составлено в 511 г., в то время как прежде послание неопределенно помещали в пределы с 505 по 509 г. (Vogel F. Op. cit. S. XXII). По мнению С. Кеннелл, письмо написано в начале 512 г. (Kennell S. A. H. Magnus Felix Ennodius: A gentleman of the church. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000. P. 169).

22. Martindale J. R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. II. AD 395–527. (Faustinus 5). Cambridge University Press: Cambridge, 1980. P. 450.

23. Vitiello M. Op. cit. P. 406; Martindale J. R. Op. cit. (Ambrosius 3). P. 69. Сам Эннодий говорит об Амвросии, обучающемся в Риме, как о сыне Фаустина в письме к Фаусту (Ennod. Op. 424.1–2; Ep. IX.2.1–2).

24. Перевод этого послания приводится после статьи, поэтому ссылки на него делаются лишь с указанием параграфов.

25. Fontaine J. Ennodius // Reallexikon fuer Antike und Christentum / Hrsg. T. Klauser. Bd. V. Stuttgart, 1962. S. 418.

26. Schroeder B. Op. cit. S. 86.

27. Голинищев-Кутузов И. Н. Указ. соч. С. 113–114.

28. Vitiello M. ”Nourished at the breast of Rome”: The queens of Ostrogothic Italy and the education of the Roman Elite // Rheinisches Museum fur Philologie. Ser. NF. Bd. 149. Frankfurt-am-Main, 2006. S. 405.

29. Кстати, названная выше статья М. Витиелло посвящена рассмотрению именно того, как идеи Эннодия, высказанные в послании Амвросию и Беату, получили отражение в составленном через четверть века Кассиодором панегирике Матасунте, внучке Теодориха Великого: Vitiello M. Op. cit. S. 404–412.

30. Особо см. IV книгу его «Христианской науки». См.: Блаженный Августин. Христианская наука или Основания Священной герменевтики и церковного красноречия. СПб.: Библиополис, 2006.

31. Шкаренков П. П. Римская традиция в варварском мире. Флавий Кассиодор и его эпоха. М.: РГГУ, 2004. С. 129.

32. Исследователи, конечно, пытались увидеть в тексте Эннодия отражение некоторых новаций в позднеантичной педагогической практике, возникавших не без влияния христианства. Так, в свое время Теодор Хаартхофф, обратив внимание на слова Грамматики о роли слова и шутки в воспитании, заметил, что Эннодий вслед за Сульпицием Севером подразумевал приоритет доброго слова над угрозами в воспитании (Haarhoff T. Schools of Gaul a Study of Pagan and Christian Education in the Last Century of the Western Empire. Oxford, 1920. P. 194).

33. Об этом, в частности, см.: Schroeder B. Op. cit. S. 96–97.

34. Gasti F. Cultura e scuola a Pavia nell'eta di Ennodio e Boezio // Almum Studium Papiense. Storia dell’Universita di Pavia / A cura di D. Mantovani. Vol. 1. T. 1. Milano, 2013. P. 105–114.

Текст воспроизведен по изданию: "Школа Эннодия" в Милане: миф и реальность // CURSOR MUNDI: человек Античности, Средневековья и Возрождения, Вып. VI. ИвГУ. 2014

© текст - Тюленев В. М. 2014
© сетевая версия - Тhietmar. 2020

© OCR - Рогожин А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Cursor Mundi. 2014