-

ДЕ-ВОЛЛАН Г.

ПО БЕЛУ СВЕТУ

ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ.

Переход из Гоньконга в Гайфон можно назвать довольно удачным. Море, все время, точно зеркало; вода прозрачная с зеленоватыми отливами. Только после острова Гайнан, вследствие мелководья, вода мутная, желтая, и переход считается очень опасным. На пути много подводных скал, незаметных во время половодья. Капитан «Пичиоли», Немец, разучившийся говорить на родном языке и не выучившийся по-английски, основательно знал свое дело, и пока мы проходили опасными местами, все время стоял, на мостике и зорко следил за ходом корабля. Один из китайских слуг, оказалось, бывал в Владивостоке и, узнав, что я Русский, обрадовался этому, точно ему сделали дорогой подарок, и сейчас же заговорил со мною по-русски. Что ни говори, Русский народ обладает великою привлекающею к себе силой. Вот посмотрите на этого сына Срединной Империи, с каким восторгом он говорит о своем пребывании в Владивостоке. И притесняли его, конечно, и полиция заставляла его платить лишнее, но дух Русского народа и его ассимилирующая сила преПвозмогли над всеми дурными впечатлениями. Он сам не знает, отчего ему нравится в Владивостоке, но там лучше, народ добродушнее, смотрит на него как на человека, а не как на существо низшей расы. — А это для него особенно дорого.

В Гайфон мы пришли утром, 17 декабря нового стиля. Город находится на р. Куа-Кам, соединенной посредством [58] канала с великой водяной артерией Тонкина — Сонг-Кой или Красною рекой, берущей начало в Юннане. Мой спутник удивился скорому росту Гайфона.

Пять лет тому назад, говорил он, это было большое болото; как пойдешь в гости, то надо было брать людей с фонарями, а то рискуешь очутиться в какой-нибудь канаве или в рисовом поле, а теперь проложены улицы, устроен сквер в честь Поля Бера, построено много красивых домов, гостиница с очень шикарным фасадом. Везде рассадили пальмы, бананы, ibiscus; устроены хорошие изгороди из convolvulus.

Гайфон имеет вообще вид вполне благоустроенного города. Жителей в нем еще немного (500 Европейцев, Китайцев около 6.000 и туземцев-Анамитов до 10.000). Туземный квартал, конечно, грязный; за каналом тянутся пальмовые леса, в которых преобладает арековая пальма. Тип Аннамитов такой же, как в Сайгоне; язык Тонкинцев и Аннамитов представляет мало разницы. Другое дело дикие Лаосы, Мио и т. д. Костюм Тонкинцев состоит из курточки и шароваров. Волосы закручены в шиньон, а некоторые носят тюрбаны. Носят и конусообразную шляпу из бамбука и соломы. Женская шляпа еще больше и похожа на опрокинутый плоский поднос; Туземцы все жуют бетель и имеют черные зубы. Гуляя по городу, мы видели острожников с деревянною доской на плечах (канг); их употребляют большею частию на укатывание дорог. Как у Англичан везде имеются lawn-temus и клуб, так у Французов свой cercle и cafe. Вечером кафе все полны. В клубе нет английской чопорности и, скажу кстати, порядка. В читальне играют, громко разговаривают, тут же гуляют собаки; кто хочет закусывает или пьет. Сами члены имеют большую склонность к амикошонству, бьют друг друга по голове и ведут себя очень развязно. С моим спутником мы порешили проехаться по реке Сонг-Кой, как можно подальше, насколько нам позволяет время. Это единственное средство познакомиться с страной, которая, как Немцы говорят, еще вся im Werden, то есть, в будущем. В Париже все еще спорят о пользе приобретения Тонкина, тогда как местные жители очень хвалят край, говоря, что он обладает прекрасною почвой, большими минеральными богатствами и имеет большие преимущества над Кохинхиною в климатическом отношении. В декабре месяце, [59] положим, и здесь гуляют в белом костюме, но по вечерам бывает прохладно, а в феврале и очень даже свежо, так что доктора посылают сюда из Кохинхины для поправления здоровья. По этому случаю рассказывают, что доктор в Марселе узнавал с разу приезжих из Кохинхины. Изможденные, бледные, без кровинки на лице, больные печенью, они так и дышали на ладон. Теперь дело другое. Приедет доктор для санитарного осмотра на пароход и скажет: «что это я не узнаю публику, сейчас видно, что вы из Тонкина. Все свежие и здоровые люди с свежим румянцем на щеках».

К сожалению, в горах и лесах Тонкина еще до сих пор свирепствуют так называемые лесные лихорадки.

Гостиница здесь очень шикарная, устроенная на южный манер. Комнаты высокие, вместо дверей жалюзи во всю стену с выходом на открытую галлерею. Насчет ванн и других удобств Французам, впрочем, надо поучаться у Англичан. Вот куда бы заглянула санитарная коммиссия!

Но я отвлекся в сторону и забыл, что мы плывем по реке. Берега, положим, не интересные, низменные, вода шоколадного цвета, и только в одном изгибе реки показалась оригинальная Слоновая гора. Берег в сплошную засажен баннаниками и низкорослыми пальмами. Обработка полей такая же, как и в Японии. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Все эти страны получили свою цивилизацию от Китайцев, и потому, куда ни поедете на крайний восток, везде одни и те же приемы земледелия. Рис, маис, овощи составляют главный доход хозяйства. Есть тут и шелковица и маслины, в виде хозяйственного подспорья. В ходу небольшой плуг, в который запряжен буйвол. Культура посредством рассады и грядковая система; на одном поле, как мне говорили, получаются две жатвы. В деревнях дома большею частию глиняные с соломенною крышею, но есть и кирпичные дома, что считается уже признаком богатства у Аннамитов. Лучшие дома все-таки принадлежат Китайцам, представляющим из себя торговый и промышленный класс. Французы в Тонкине не вмешиваются в управление страною; все в руках местных туземных властей, которые всячески грабят. И тут существуют государственные экзамены для получения степени и места на государственной службе. Не вмешиваясь в администрацию страны, французские резиденты должны следить за получением [60] налогов, но многие из них, не зная языка, находятся в руках переводчиков, которые являются посредниками между ними и туземным населением. Такое посредничество не обходится, конечно, даром. Вследствие этого резидент, знающий местный язык, имеет большой авторитет среди населения и приобретает необходимую свободу действий. Лучше всего было бы, говорят местные администраторы, уничтожить мандаринское управление, но такая перемена еще преждевременна. Еще есть не умиротворенные местности, в которых разбойники и пираты держат в страхе местное население и живут на его счет.

Все это пиратство, сказал один, — только переодетая контрабанда. Уничтожьте монополию на опиум, высокие пошлины на товары, и пиратство лишится основы своего существования.

Между пассажирами шел горячий спор о преимуществах Ганоя — теперешней столицы Тонкина и Гайфонга. У каждого города были свои защитники. Противники Гайфонга говорили о том, что у него нет воды, что надо довольствоваться водою, падающей с крыш, и что нелепо тратить на этот город громадные суммы. Хорошим портом Гайфонг не будет. Теперь есть два бара, мешающие большим судам, а чем дальше, тем больше будет мелеть река. Ведь и Ганой когда-то был на берегу моря. Вся эта местность новая, наносная, в полном смысле слова — продукт реки. Рост Гайфонга, правда, изумительный; но это несчастная идея — создать город в такой низине. Лучше было бы устроить порт в Бедалонге (Baia d’Alons) или там, где Англичане разработывают угольные копи. — Вы увидите, сказал один из пессимистов, — Англичане создадут из этого места второй Гон-Конг. Уже теперь в этих копях заинтересованы самые крупные фирмы Гон-Конга.

— А есть ли еще уголь, возразил другой, — что-то ухлопали много денег. Все говорят, что в Тонкине угля много, а, посмотрите, топят японским углем.

Разговор перешел на то, что туземцев надо держать в респекте.

— Вот Англичане — молодцы, заметил кто-то, а то посмотрите на Аннамитов, теперь Аннамит при встрече с европейцем даже не посторонится, как это делалось прежде, и не обнажит головы. Иногда просто толкнет европейца и не извинится. Вот вам равенство и братство, права человека, принципы великой революции!! К чему они приводят в этих местах? [61] С другой стороны, привязанности тоже нет у здешнего народа, — даже у женщин, у которых можно бы ожидать привязанности к тем, которые холят и балуют их. И что же? после десяти лет сожительства, аннамитская женщина уйдет от своего хозяина, и хорошо еще, если она не ограбит его с каким-нибудь Аннамитом.

— Ну к ним не применимы наши принципы, сказал г. П. Вот недавно мой знакомый купил двух детей и заплатил за них по доллару; все сделано было по форме, за подписью властей. Вот их принципы жизни!

В том, что туземцы непочтительны к Европейцам, а убедился ночью, когда пароход подошел к пристани. Вся пароходная прислуга и рабочие, не стесняясь тем, что господа (Европейцы) почивают, справляли жидовский шабаш, свистели, мяукали и кричали на все лады. Вообще на пароходе Messageries Fluviales у Французов не такой порядок, как у Англичан. Начать с того, что лоцман, механик — все Китайцы, только комиссар — Европеец, получающий 60 долларов в месяц. Но с другой стороны администрация стоит грош, потому что Китайцу-лоцману платят 60 долларов, машинисту 30, а его помощнику 14. Какая разница с пароходами на Ян-цзе-киянге. Там все в руках Европейцев, получающих громадное содержание. Messageries Fluviales все таки делают свое дело. Вывозят из края рис, корень кюнао, шелк, шелковые материи, а привозят разные галантерейные вещи, абсент и керосин.

Ганой, несмотря на то, что это большой город (150 тыс. туземцев) и административный центр Тонкина, не производит такого впечатления, как Гайфонг. На самой главной улице между хорошими домами попадаются жалкие лачуги в самой неприглядной обстановке. Грязь, присущая туземному кварталу, тут подразумевается. В прежнее время каждая улица имела своих ремесленников. Была улица вышивальщиков, медников, и т. д. Теперь все это переменилось; медники, например, переселились на остров воров, к которому ведет очень хрупкий и ненадежный мостик. На некоторых улицах увидишь только продавцов сухих лекарственных трав, на других вяленую рыбу, а там дальше улица гробов, бамбуковая улица, гончарных изделий или цыновок. Отовсюду несет каким-то своеобразным запахом мускуса, вяленой рыбы [62] и т. д. В городе еще много прудов или маленьких озер, покрытых тиною.

Движение на улице большое. Больше всего видишь джинрикшей с ручными колясочками и такие же тележки, как и в Китае, с колесами из одного куска дерева, неуклюжими и скрипучими, так что их услышишь зацелую версту. В толпе среди грязи и рубищ выделяются иногда пышные носилки какого-нибудь мандарина или довольно миловидные Аннамитки с красными губами. Тут же снуют продавцы живности, ловцы креветок с бреднями в руках, женщины в плотно облегающем черном капоте. Из-под ног иногда выскакивают свиньи, которых очень много вывозят из Ганоя. В лавках можно видеть людей, работающих без устали. Все это сидит или лежит на циновках и работает буквально не только руками, но и ногами. У Аннамитов большой палец ноги оттопыривается от остальных, и это качество, послужившее основанием их национального прозвища (Гиао-ши), оказывается очень полезным для многих работ и между прочим для лазания по деревьям. Часто вы видите Аннамитов, держащих ногами какой-нибудь кусок дерева, который они выпиливают. Проезжая по улице, я поинтересовался узнать, чем кормят в дешевых ресторанах, и убедился в том, что аннамитская кухня мало чем отличается от китайской или японской. Все тот же рис с приправами, рыбы, морские раковины, свинина, птица, овощи, морская капуста и всякая гадость. Специальностью Аннамитов является нюокнам — род сои, приготавливаемый из разложившейся рыбы, соленой воды и пряностей. Надо, чтоб эта масса перебродила, и в жидком виде эта главная приправа аннамитских блюд своим едким вкусом напоминает сыры, дошедшие до последнего градуса гниения.

* * *

За исключением немногочисленных, диких народностей, разбросанных по всей территории Тонкина, Аннама и Конхинхины, главным населением этого края можно считать Аннамитов (Гиао-ши), принадлежащих к желтой расе. По типу они очень похожи на Японцев, но язык у них не имеет ничего общего с японским. Нравы и обычаи и весь склад жизни, как я говорил раньше, являются копиею с [63] китайских образцов. Китай в течение многих тысяч лет влиял на жизнь Аннама, с которым он находился в постоянных сношениях. При дворе в Гюэ (столице Аннама) и теперь господствует мандаринское наречие и образованные Аннамиты должны знать китайские письменные знаки. Аннамитский разговорный язык похож на китайский и так же, как и он, отличается разнообразными интонациями, благодаря которым изменяется значение данного слова. Эта певучесть разговорного китайского и аннамитского языков составляет главное затруднение для иностранцев. Китайский элемент, как я говорил уже раньше, очень силен в этих краях. Китайцы проникали и проникают в эту страну двояким путем. Мирное переселение Китайцев совершается большими массами морем в порты Аннама, и тогда Китайцы посредством браков сливаются с туземцами. Но существует и воинственное нашествие Китайцев с севера. Банды вооруженных Китайцев или так называемые черные флаги из Юннана и Куангси нападают на мирное население северного Тонкина, уводят женщин и детей, и тоже посредством браков, правда насильственных, сливаются с туземным населением.

История этого края отличается бурным характером, постоянными войнами и междоусобиями. Мирные времена настали, когда во всей стране воцарилась императорская династия Ле. В Тонкине управлял представитель этой фамилии под именем Тринх, а в Кохинхине Нюен. В 1775 году население в Гюэ взбунтовалось против незаконного сына императора, овладевшего престолом. Тогда Тринх воспользовался смутами и захватил в свои руки Кохинхину и Гюэ, но в конце-концов Тонкинцы были побиты мятежниками. Семейство Тринх было избито, и император из династии Ле бежал в Китай. Нюен тоже бежал в Сиам. В это время французский епископ Пиньо де-Беген предложил Ньюэн-Ану заключить трактат с Францией и уступить ей полуостров Туран, вместе с правом торговать во всей стране.

Со своей стороны Франция давала Ньюэн-Ану средство к возвращению престола. Для этой цели было послано в Версаль аннамитское посольство. Помощь не пришла в той мере, в которой ожидал честолюбивый епископ. Только несколько офицеров взялись помочь Ньюэн-Ану, который после целого ряда войн разбил мятежников (1802 год), расширил свои [64] владения до Сиама и воцарился под именем Гиалонга. Он умер в 1820 году, оставив престол своему сыну Мин-Манг. Иностранцы, или иначе говоря Французы, которым император Калонг был обязан восшествием на престол, были удалены, и началось преследование миссионеров. Французы являются опять в 1847 году. На этот раз французский адмирал ограничился бомбардировкой и уничтожением прибрежных фортов. В 1857 году, вследствие оскорбления флага, Франция послала экспедицию под начальством адмирала Риго де-Женульи. Тогда был уничтожен форт в Туране, и Французы завладели Сайгоном. Трактатом 1874 года Франция выговорила себе право судоходства по Красной реке, открыла порт Квинов в Ливане, Гайфонг и Ганой в Тонкине.

После императора Тюлюка и перехода власти в руки Хиен-Хоа, знаменитый адмирал Курбе начал энергически действовать против аннамитов. Двор в Гюэ пошел на уступки, и трактатом 1884 года протекторат Франции признан над Аннамом и Тонкином. В настоящее время Французы завладела всею страною, оставив только тень самостоятельности аннамскому императору, живущему с своим двором в Гюэ. В Ганое, главном городе Тонкина находится вице-король, который исполняет только волю французского президента. Кохинхина же управляется на правах французской провинции. Между этими провинциями существует большое различие в управлении. В одной Французы — полные хозяева и управляют страною на основании кодекса Наполеона, в другой они только действуют посредством туземных властей, оставив неприкосновенными местные законы и обычаи. Это разнообразие должно кончиться, когда, Французы укрепятся в стране и умиротворят край.

* * *

Ганой тоже претендует на звание большого города, и поэтому должен иметь место для прогулок и катаний. В пять часов, вся здешняя знать в экипажах стремится к большому озеру, к великому Будде (Le Grand Bouddhe). Дорога идет отчасти вдоль реки по большой насыпи, обсаженной деревьями. После того, что я видел в Японии, не стоит говорить о храмах в Ганое. Постройка, в которой помещается статуя Будды, очень небольшая и страшно запущена. Еще видны следы [65] прежней роскоши. Колонны покрыты красным лаком, в некоторых местах выделяются инкрустации на черном дереве из перламутра. Это — специальность Тонкина, так же как и инкрустация на меди. Вышивки, шелковые ткани похожи на то, что видишь в Китае. Но вернемся к цели нашей прогулки. Бронзовая статуя не особенно велика (5 аршин). Будда изображен сидящим, с поднятою вверх рукою, и в отличие от китайских и японских Будд мы видим его в бороде и с усами. В пагоде есть еще изваяние слона и, как водится, у входа стражами храма — 4 статуи в богатых одеяниях.

* * *

В Ганое есть свой Ботанический сад; когда я попал туда со своим спутником, то директор сада нам очень обрадовался и постарался показать товар лицом. По всему видно было, что он фанатик своего дела. Надо было видеть, с какою любовью он показывал нам свою ваниль (вьющееся растение), перец, кюнао (из породы tuberculosae), клубни которого дают хорошую краску, свои кофейные плантанции, абака, из которого выделывается манильский трос. Но специальностью его кажется хлопчатник во всех видах. Мой спутник и я должны были, чтобы доставить ему удовольствие, набить себе карманы хлопком разных сортов. Видно было, что директор собирается нам поднести громадный плод папай (дынного дерева). Он очень его расхваливал, но мы отнеслись довольно равнодушно к его похвалам. В саду есть индиго, сахарный тростник, эвкалиптус австралийский, ibiscus разных сортов, джут, сорго и драгоценное дерево так. Уже по одному Ботаническому саду можно судить о рессурсах страны. Кроме злаков всех сортов можно получать хороший доход от шелковицы, сахарного тростника, хлопчатника, арековых пальм, банаников, от разных фруктовых деревьев, в роде манго, гоява, пампельмус, фиги, гранаты, папай и т. д. Табак тоже удается в этих местах. В Тонкине имеется золото, серебро, железная руда и богатые залежи угля. Домашние животные почти отсутствуют: в дельте нет хороших пастбищ, да и людской труд слишком дешев. Из Аннама получаются лошади и быки; и те и другие отличаются малорослостью, но при этом очень выносливы. Для рисовых полей лучше всего [66] буйволы. Странно, что в Тонкине не достанешь молока и масла, а надо довольствоваться консервами, привезенными из Европы. Вот у Англичан везде, где они устраиваются, появляются хорошие фермы.

В стране уже издавна славится выделка шелковых изделий. В последнее время стали выделывать и бумажные материи. Кустарным способом выделывают сахар, разные масла, бумагу из коры одного дерева. Около Ганоя существует целая деревушка, занятая этим производством. Бумага мягкая и не легко рвется. Лаковое производство тоже знакомо Аннамитам.

Из Ботанического сада мы отправились в цитадель, которая не представляет ничего изящного. Внутри цитадели очень много хороших казарм и в самой середине высокая башня или каланча довольно красивой постройки. В цитадели есть и постройка в аннамитском или китайском вкусе. Странно, что дворец вице-короля, крашенный в том же духе ажурною и лепною работой, с обилием драконов, находится в самом центре города.

В Ганое, так же как и в Гайфонге, процветает кофейная жизнь. В нашей гостиннице, которую нельзя похвалить за удобство и комфорт, громадная зала и большая веранда на улицу. Все это пространство уставлено маленькими столиками и в известные часы полно народом. Не за этим я ехал в Тонкин, чтоб видеть копии Марселя и других городов Франции. Я уговорил своего Француза ехать со мной в аннамитский театр. Но замечательное дело. Мой Француз путешествовал, кажется, всю жизнь, приобрел даже некоторые английские привычки, а все-таки остался французским булевардье. Когда он смотрел великого Будду, то, не стесняясь, прокашлялся и, к великому моему изумлению, плюнул чуть не на самого Будду, в присутствии боцзы. А теперь, когда я заговорил об аннамитском театре, то он скорчил гримасу и только в угоду мне решился расстаться с кафе.

Театр построен на подобие европейского, но гораздо меньше. Есть только ложи первого и второго ярусов. В репертуаре имеются исторические пиесы и драмы. Много пиес балаганного характера. Часто дело идет о борьбе за престол или об освобождении какой-нибудь принцессы от злого гения, похитившего ее. Много условности, как и в китайском театре. Если [67] на сцене драка и убийство, то это похоже на балет или пантомиму. Некоторые актеры и актрисы являются в страшных масках и изображают каких-то чудовищ. Мужчины играют мужские и женские роли. Костюмы очень богатые. Действие следует за действием непрерывною чередою, и грани их отделяются друг от друга только тем, что на сцену с обеих сторон появляется процессия с знаменами и при встрече актера испускают какие-то дикие вопли. Игра актеров совсем не натуральна, много декламации, крикливости, и какие-то ненатуральные судороги. Интересно, когда на сцене бывают танцы, которые отличаются большею плавностью. О грации в европейском вкусе тут не может быть и речи.

Что касается оркестра, то это какая-то вакханалия звуков тамтама, гонго разных сортов; впрочем, среди этого безобразного шума попадается иногда мелодичная фраза, которая могла бы быть разработана нашими композиторами. Но, к сожалению, эта мелодия утомляет вас частым повторением. Из инструментов у Аннамитов имеются род двухструнной скрипки, трехструнная гитара круглой формы, флейта, две деревяшки, которые ударяют друг об друга, еще гитара и однострунный инструмент с пустым звучным ящиком.

Я долго бы сидел и следил за перипетиями аннамитской драмы, если бы не мой Француз. Он сердитым и недовольным голосом заявил мне, что у него голова трещит от этого безобразного шума.

* * *

В незнакомой стране меня всегда интересует деревенская жизнь. Правда, там не увидишь храмов или замечательных памятников искусства, но, с другой стороны, можно узнать весь обиход деревенского обывателя. Мои кули уже с рассвета ожидали меня с маленькою колясочкой, и одетые на легке, на босу ногу, как и все Аннамиты, быстро вывезли меня из города. По большой дороге неустанное движение пешеходов. Можно наблюдать, так сказать, прилив и отлив поселян, несущих в города; свои произведения для продажи. В город идут они, нагруженные редькою, фруктами, птицами, зайцами, бамбуками, кирпичом, глиняными изделиями и материями. Все это несется или в корзинах на коромысле, или везется людьми на тачках с колесом из целого куска дерева. Для перевозки тяжести [68] не увидишь лошадей или рабочего скота. Все люди и люди. Рабочий скот теперь занят на полях. В одном месте буйвол, по брюхо в грязи и воде, растаптывает глинистый грунт и тащит за собою грабли. В другом буйвол или коровенка пашет маленьким плугом, очень похожим на то, что я видел в Японии. Немного дальше Аннамит разрыхляет почву дайкою. Во многих местах поселяне пересаживают рисовую рассаду. Работа кипит везде. Тут разбрасывают солому по полям, там собирают ее в кучу для топлива. Способы удобрения те же, как и в Китае. Человеческое или иное удобрение собирается в резервуары, и оттуда в жидком виде поливают почву. Воду поднимают из одной полосы в другую с помощью бамбукового ковша. Из города в деревню идут большею частью с пустыми корзинами, но попадаются иногда люди, которые несут товары в деревню.

Но странно одно: деревень не видать. На большой дороге попадаются какие-то шалаши на тонких жердочках, прикрытые соломою или бамбуком. Все это устроено для проезжих, и в каждом шалаше имеется рис, чай, бетель, простые глиняные трубочки, фрукты, редька и т. д. Устройство внутри самое простое. Вместо стола возвышение из глины квадратной формы, а по бокам такие же скамьи из глины или камня. Все это прикрыто циновками. Эти ресторанчики открыты только днем, ночью эти навесы без окон и дверей остаются пустыми, потому что хозяева их идут в свои деревни. Сначала я принял эти временные помещения за настоящую аннамитскую деревню. Недалеко от этих шалашей были какие-то леса. Но вскоре я убедился в том, что я ошибся. Деревня в Тонкине устроена на особый лад. Она вся густо обсажена деревьями, бамбуками, окружена глубокими рвами, как настоящая крепость, и войти в нее дело нелегкое. Издали вы примите Тонкинскую деревню за лес. Подойдите к ней вплотную и не узнаете, где тут войдти. Вход очень искусно замаскирован вьющимися растениями, и только свой человек среди этой чащи деревьев отыщет маленькую тропинку, которая ведет от одного дома к другому. В Тонкинской деревне нет ничего похожего на нашу деревенскую улицу. Каждый дом также представляет собою нечто в роде крепости, окружен деревьями, рвами, и запутаться среди этого лабиринта домов очень легко. Как только стемнеет, все население спешит в деревню, входит в одну из [69] прогалин среди бамбуков, и вход тщательно заделывают изгородью, а безопасность деревни поручается сторожу и собакам. При таком устройстве деревни удивительно, что разбойники все-таки проникают в Тонкинскую деревню, грабят ее дочиста и потом сжигают. У них, конечно, есть сообщники в каждой деревне. Наезды разбойников здесь не редкость, и по вечерам то там, то сям покажется громадное зарево. Французы-администраторы знают очень хорошо, что разбойники жгут какую-нибудь непокорную деревню, но помочь горю не могут. Войска не хватит, да и разбойничество пустило слишком большие корни в народе. Попасть в Тонкинскую деревню, как мы видели, тоже не легко. Половину людей растеряешь в этих канавах. Одно средство — провести удобные пути сообщения к каждой деревушке, и тогда рабойничеству настанет конец, но это еще длинная песня.

Желая познакомиться с обстановкою поселянина, я вошел в деревню. Собаки подняли страшный лай, когда я по извилистой тропинке пробирался из одного дома, в другой. Дома большею частью из глины и покрыты соломою. Обстановка внутри очень бедная, что немудрено при постоянных наездах грабителей. Если есть у кого достаток, то он боится показать его. Чем беднее он кажется, тем безопаснее он себя чувствует. В некоторых домах единственная роскошь состояла в разрисованных ширмах. Об остальном не спрашивайте. В более богатых домах по середине комнаты стоит — мы сказали бы — стол, но в сущности это широкая четырехугольная кровать, на которой Аннамит и спит и принимает пищу. Питается он, как мы знаем, рисом с помощью деревянным палочек. Пищу он принимает лежа на своем возвышении, которое покрыто циновками. Это деревянное возвышение ставится перпендикулярно к маленькой божнице, в которой Аннамит приносит жертву своим предкам. На этом деревянном возвышении помещается хозяин и почетный гость. Менее почетные члены семьи должны довольствоваться скамейкой перед столом. Челядь и остальная семья находятся в соседней комнате. В религиозном отношении Аннамиты мало чем отличаются от Китайцев. Такой же культ предков, многоженство ради мужского потомства, потому что только сын может совершать жертвоприношения. Законная жена у Аннамита только одна, но при ней несколько второстепенных. Аннамитка [70] отличается порядком, и на ней лежит главная забота о семье. Свадебные обычаи не сложны. После подарков жениха родителям невесты, молодые садятся на цыновку и жуют совместно бетель. Это почти тот же обычай, как и на Яве, в Японии, где молодые вместо бетеля пьют рисовую водку из одной чаши. И воспетый нашими поэтами обычай пить из одной чашки не является ли отголоском далекой старины?

При каждой деревне есть храмы, но они не отличаются особенным изяществом. Храмы эти разделяются на три категории: в одном собираются сельские сходы, в другом чествуются умершие, в третьем какой-нибудь буддийский святой.

Пока я расхаживал по деревне, меня сопровождали любопытные и немного испуганные Аннамиты. Зачем ему это нужно, думали они вероятно. Не новые ли поборы? Французское правительство, насколько это можно, старается охранить население от вымогательств мандаринов, но это дело очень трудное, потому что туземцы еще подчинены своим властям и только в крайнем случае могут обращаться к защите французского резидента. Финансы страны находятся в руках Французов. Налоги здесь троякого рода: личный налог, барщина и налог с рисовых полей, находящихся в обработке. Кроме того, существуют монополии на опиум и разные арендные статьи. Каждая деревня через своего представителя вносит то, что с нее следует, в кассу резидента и получает квитанции. Тут все делается на чистоту, без подкупа; не то, что иметь дело с туземными властями, где за каждый пустяк нужно принести подарки жене мандарина и его главным слугам. Но у мандарина еще остается обширное поле для вымогательств. К сожалению, суд мандарина, не скорый и не правый, стоит населению много денег. Судья принимает подарки от каждой из тяжущихся сторон и, конечно, не кончает дела. Подарки и подкупы увеличиваются, растут как лавина, а судья все еще не может решиться. Дело затягивается до тех пор, пока население теряет терпение и призывает мстителя в виде разбойников, которые за известную сумму творят суд и расправу. Французская резиденция не может вмешиваться в это дело. Хорошо еще, если резидент знает туземный язык, тогда он косвенным образом может повлиять на мандарина и пригрозить ему. Но если он, по незнанию туземного языка, находится в руках своего переводчика, то только может напутать. [71] Да и отправление правосудия совершенно немыслимо при полном бездорожье края. И правосудие в стране так же, как и пиратство, зависит от того, скоро ли Французы построят дороги. Теперешние администраторы воспользовались барщиной, для того, чтобы устроить дороги в самые удаленные уголки Тонкина.

Конечный пункт моей поездки — Сонг-Тай, в сорока верстах от Ганоа на правом берегу реки Сонг-Кой. Это маленький городок (от 4.000 до 5.000 жителей) с цитаделью, в которой находятся казармы для французских войск и большие резервуары воды на случай осады. Гостинниц нет, а мне хотелось закусить. Правда, провизия была у меня с собой, но не остановиться же на улице и начать завтракать. Мои кули пошептались между собой и вдруг с шиком подвезли меня в какому-то cafe. В cafe была не молодая женщина-Левантинка семитического происхождения. На столе появилась чистая скатерть, хорошая посуда, вино, и в довершение сама хозяйка стала жаловаться на скуку и на застой дела.

Я сначала не понял, на какой застой она жалуется. Но мало-помалу мне выяснился характер деятельности этой Фрины низшего разбора.

— Все эти господа военные, жаловалась она с необыкновенным простодушием, завели себе аннамитских подруг и сидят дома. А тут хоть помирай. Не хотите ли шампанского?

Она же уверяла меня, что пароходы в Ганой идут очень неаккуратно и что свистки пароходов слышны в cafe. Несмотря на это я поехал на пристань и, побродив довольно долго среди каких-то пакгаузов, наткнулся наконец на агента пароходного общества. Он оказался уроженцем из Лотарингии, говорил отлично по-немецки, воспитывался в Германии, а в конце-концов очутился вдруг в Сонг-Тае и теперь подумывает о принятии французского подданства. Этот молодой человек, довольно красивой наружности, обзавелся хозяйством, огородом, аннамитской подругой, которая вертелась тут же и точно кошечка ластилась к нему. В нем так и сказывался типичный Немец. С немецкою аккуратностью он изучил страну, знает хорошо ее ресурсы и рассказал мне много интересного о богатых угольных копях, находящихся недалеко от Сонг-Тай, о золотых приисках в горах у [72] Мионгов и о кофейных плантациях, дающих, по его словам, хороший доход.

Потолковав с ним о том и о сем, я спросил его о пароходе.

— Пароход, сказал этот Kaiserlich-Koniglicher Ingenieur — он очень гордился этим немецким титулом, — кто его знает, когда он будет. Знаете, что я вам посоветую, возьмите аннамитскую лодку и вниз по течению вы скорее доберетесь до Ганоя.

— А если пароход обгонит меня? решился я спросить.

— О, тогда вы подайте сигнал, и вас сейчас возьмут на пароход. Пароходы, видите ли, все застряли там наверху. А это я вам устрою. Он позвал своего factotum’а, тот с своей стороны каких-то лодочников, и начались переговоры. Даже аннамитка принимала в них участие. Мой франко-Немец горячился, — вероятно, те запрашивали несообразные цены.

Я положил этим переговорам конец, объявив, что во всяком случае подожду парохода, а пока поеду немножко по городу.

Объезжая Сонг-Тай с его грязными улицами, с жирными свиньями, которые волочат свое брюхо по земле, я все-таки был не совсем спокоен. А вдруг пароход в это время придет, несмотря на все предсказания агента! Взглянул мельком на многочисленные канавки, с купающимися детьми, на тюрьму, в которой разгуливали аннамитские арестанты с ярмом на плечах, и велел своим кулям ехать на пристань. Они показали мне отрубленные головы пиратов, выставленные на лобной площади. На пристани я застал агента впопыхах.

— Сейчас придет пароход; я уже послал за вами и напрасно. Хорошо, что вы сами догадались приехать.

Хотелось бы мне сказать что-нибудь о плавании по реке, но, к сожалению, не могу. Местность однообразная и скучная. Все говорят, что в стране Мионгов, племени, живущего в горах, много красивых видов. Мионги, как я слышал, имеют азбуку из тридцати шести силлабических знаков и вырабатывают очень хорошие шелковые материи и дорогое оружие.

Красная река (Сонг-Кой) отличается ровными и низменными берегами. Берега Черной реки гораздо красивее. Верховья реки очень лесисты и изобилуют лихорадкой. Один из наших пассажиров, полковник, бледный и истомленный, схватил лихорадку в этих местах и никак не может поправиться. [73]

В гостиннице хозяин, оказывается, очень беспокоился о моей участи. Он боялся, что я попаду в руки пиратов, и очень обрадовался, увидев меня здравым и невредимым.

21 декабри 1891 года мы покинули Ганой, который волновался по поводу большого обеда в честь наместника. Между Ганоем и противоположным берегом нет моста. Переправиться на другой берег — целая история. На барку надо нагрузить тележку, лошадь, багаж, потом на веслах пройти значительное расстояние вверх по реке и затем уже спуститься по течению. Что ни говори, а Французы отстали от Англичан в деле колонизации. После этой процедуры мы сели наконец в dogcart, род кабриолета, и покатили. Местность везде ровная, низменная, те же рисовые поля, сахарные плантации и те же деревни-невидимки, закутанные непроницаемою чащей бамбуковых деревьев. В Canal des Rapides опять переправа. Над самым каналом блакгауз с небольшим гарнизоном французских солдат. Таких блокгаузов в стране довольно много, и это — единственная гарантия против пиратов.

Около Бак-Нинга начинается холмистая местность, но холмы большею частью лишены всякой растительности. Это происходит от того, что местное население пускает палы и очень неосторожно обращается с лесом. В Бак-Нинге цитадель и красивая башня или мирадор в аннамитском стиле. Внутри цитадели находится дом французского резидента, дома офицеров, почта, телеграф, казначейство и дом аннамитского мандарина. Жилище последнего украшено лепною работой, крылатыми драконами и химерами. В лавках туземного города нет ничего замечательного, кроме желтой шелковой материи.

Из Бак-Нинга в Фуланг-Тьонг мы отправились в тележке в сопровождении конвоя, состоящего из пяти аннамитских кавалеристов. Несмотря на скорострелки, которые были у них за плечами, эти аннамитские милиционеры не имеют воинственного вида. Мы поднимаемся постепенно в гору. Самый город Фуланг Тьонг состоит пока из одной улицы, на которой живут вице-резидент, офицерство и инженеры, строющие дорогу от Фуланг-Тьонга до границ Китая. Офицерские дома, завитые плющом и convolvulus’ом имеют приветливый и веселый вид. Вице-резидент кое-как разместил нас в разных домах. Мне досталась комната без окна, и, вероятно, в ней помещался какой-нибудь склад, но для моего приезда ее [74] вычистили и поставили туда кровать. Больше не нужно для невзыскательного путешественника. За обедом, которым нас угостил вице-резидент, в местной гостиннице, было много разговоров о пиратах и о китайских наездах. С Фуланг-Тьонга начинаются горы и джонгли, в которых пираты могут считать себя вполне безопасными. Банды бывают довольно многочислен! (человек 300 или 400), и эти дармоеды живут на счет окрестных селений. В настоящее время сильная колонна отправилась в горы для преследования пиратов. Пираты большею частью Китайцы, покинувшие родину и вооруженные винчестерами. Получая дань от покорных деревень, они похищают женщин и продают их в Китай. Мирное население находится таким образом между двух огней. Если они пустят к себе пиратов, то им достанется от Французов. Но Французы все-таки поймут их безвыходное положение и смилуются над ними. С пиратами же шутки плохи, и они рано или поздно отомстят, сожгут деревню и всех женщин уведут в плен. По этой причине деревни мирволят пиратам и дают им убежища у себя. Лучшее средство было бы назначить награду за поимку разбойников, но Французы на это не решаются. Между пиратами есть и настоящие рыцари, которые твердо держат данное слово и являются мстителями за угнетенных. Вице-резидент рассказывал очень много о характере Аннамитов. По его словам, Аннамиты не удивляются ничему; величайшие открытия нашего времени встречают полное равнодушие с их стороны. Он показывал Аннамиту электрическое освещение на пароходе, и Аннамит обратил внимание только на серебряную кнопку. Как дети, они восхищаются блестящими предметами, и блестящие фонари его экипажа возбудили большую сенсацию среди населения. Природой они мало восхищаются. При виде чудного заката один Аннамит философски сказал: «что ж тут хорошего, там нет рису». В верованиях они отличаются большим индифферентизмом. Католицизм все-таки делает свое дело, и в этих местах около 700 тыс. католиков. Патеры говорят, что на первое поколение нельзя рассчитывать, зато второе поколение — уже настоящие католики.

Григорий Де-Волан.

(Продолжение следует.)

Текст воспроизведен по изданию: По белу свету. Путевые заметки // Русское обозрение, № 1. 1894