СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МАРТИН ЛЮТЕР

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ АРХИЕПИСКОПА МИХАИЛА

Как ни странным может показаться, но до самого последнего времени для русского массового читателя единственным общедоступным источником сведений о Реформации XVI-XVII веков были несколько страниц, которые отводились этому великому религиозно-социальному явлению и соответствующей исторической эпохе в каждом из элементарных учебников по «Истории Нового времени».

Менее популярную, более подробную, но зато много менее объективную информацию можно было до Октябрьской революции черпать из курсов «Обличительного богословия», с помощью которых студенты духовных учебных заведений знакомились с вероучением и историей неправославных христианских вероисповеданий, которые у нас в России принято называть «западными», хотя их приверженцев можно во множестве встретить в любом регионе земного шара. Достаточно взять в руки один из этих, ставших теперь библиографической редкостью учебников ¹, чтобы убедиться в их полемической направленности: для читателя скоро становится очевидным, что авторы их преследовали цель не столько преподать читателям фактические сведения, сколько убедить их в заведомой ошибочности и ложности всего, что в какой-либо степени отличает изучаемые церковные организации и их вероучения от Православия. При этом все, что в вероучении, устройстве и обрядах является для всех христиан общепринятым и неоспоримым, в этих литературных трудах практически обходилось молчанием.

Такая «презумпция виновности» лишала подобные учебные пособия даже намека на объективность, тем более, что полемический задор, нередко сопряженный с недостаточной осведомленностью, часто оказывался причиной исторических и богословских неточностей и прямых извращений, которыми они изобилуют.

Однако попытки контактов и ознакомления с инославием, в частности с Евангелическо-Лютеранской Церковью и ее богословием, имели место в Православии неоднократно и не только на школьном уровне. Так, уже в XVI столетии (1575-1580), т. е. вскоре после зарождения реформаторского движения, состоялся обмен посланиями [5] между Константинопольским патриархом Иеремией II и евангелическо-лютеранскими богословами Тюбингенского университета, имевшими тесные отношения с руководством формировавшихся тогда лютеранских общин, университетских кафедр, позднее — суперинтендентств и епископий. Не имея сколько-нибудь отчетливого представления об идеалах и целях Реформации, патриарх Иеремия был, однако, уверен в ее антипапской направленности, что и возбуждало у Константинопольских иерархов и у самого Патриарха надежду на возможность найти во вновь возникшем движении союзника в деле преодоления церковного раскола. Однако содержание писем лютеранской стороны произвели на Иеремию отрицательное впечатление: убедившись в том, что расхождения с лютеранами не ограничивались, как в отношениях с Римом, в основном канонической сферой, а затрагивали также и ряд догматических проблем, он прекратил переписку.

Другой сферой контактов уже на дипломатически бытовой почве явились московские дискуссии православных и лютеранских богословов середины XVII столетия в связи с вопросом о возможности перехода в Православие датского наследника престола Вальдемара, сына короля Христиана IV. Датский принц сватался за дочь царя Михаила Федоровича Ирину, причем московская сторона требовала, чтобы жених оставил «лютерову ересь» ц подвергся таинству св. Миропомазания, которое в Лютеранской Церкви не практикуется. Длительные контакты и собеседования православных с сопровождавшими принца Вальдемара евангелическими богословами дали, видимо, высокому гостю возможность уяснить себе расхождения не только в исповедании отдельных догматических положений, но и во всем духовном укладе западного аристократа, со свойственным ему религиозным индифферентизмом и жизнедеятельностью московского двора, насквозь пронизанной православной церковностью, в частности, обрядностью, совершенно чуждой западному мироощущению. Сватовство не состоялось.

Прошли три столетия, прежде чем богословские контакты православных и лютеран возобновились, на сей раз уже на более высоком духовном уровне. В пятидесятых годах нашего столетия начались продолжающиеся и в настоящее время богословские диалоги Русской Православной Церкви с Евангелической Церковью Германии (с 1959 г.), а позднее — с 1970 г. — с Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии и с Союзом Евангелических Церквей Германской Демократической Республики (1974-1990). Общее число встреч достигло к концу 1993 г. двадцати восьми. Одновременно протекали встречи лютеран с богословами Константинопольского и Румынского православных патриархов. Позднее начался даже диалог, имеющий своего рода генеральный характер, где представители Всемирного лютеранского союза вступили в диалог с богословами из разных Православных церквей. [6]

В ходе собеседований накопился грандиозный богословский материал, имеющий непреходящее общецерковное значение в особенности в деле выявления элементов вероучения как общих для сторон, участников диалога, так и являющихся пунктами расхождения. Однако это богословское богатство лежит до сих пор втуне на полках академических библиотек, а большая часть, еще даже не напечатанная типографским способом, — в архивах Отдела внешних Церковных сношений Московского Патриархата.

В ходе собеседований выявилось отмеченное выше отсутствие у православной стороны сколько-нибудь достаточной осведомленности в лютеранском богословии, что неудивительно, ибо творения Мартина Лютера и других теоретиков Реформации не только не издавались в России, но за три столетия никто не удосужился даже перевести их на русский язык, что при бедственной для русских богословов скудости их языковедческих ресурсов совершенно исключало знакомство большинства из них с объектами их полемики!

Предлагаемые читателю в настоящем издании труды основоположника Реформации, в частности и в особенности немецкой, могут считаться для него типичными и дающими достаточно ясное представление как о личности реформатора, так и о его богословских и даже политических взглядах, интересах и-симпатиях. В них М. Лютер предстает перед читателем как человек, сочетающий глубочайшую религиозность христианина с эрудицией богослова и патриотизмом немецкого крестьянина. Преданность Богу являлась стержнем его мышления и деятельности. Подобно тому, как для однолюба не существует других, кроме объекта его единственной любви, так для Мартина Лютера оказывалось невозможным делить свою любовь и верность между Богом и множеством святых, даже к Богу самых близких. Отсюда характерная черта всякого протестантизма — отказ от молитвенного обращения к святым. Цельность натуры Лютера не позволяла ему также рассеивать молитвенное внимание на внешние объекты: статуи, иконы, мощи или другие реликвии. Вся его душа устремлялась только к Богу как единому и единственному центру духовного притяжения. Та же тенденция к цельности и непосредственности религиозных переживаний легла в основу его антииерархической настроенности, переросшей с течением времени в обостренный антипапизм.

Мартин Лютер родился в 1483 г. в семье углекопа и провел детство по месту рождения в г. Эйслебене (Саксония). Усердно занимаясь богословием и став с 1505 г. членом августинского монашеского ордена, Лютер в 1511 г. совершил паломничество в Рим и, убедившись в присущей тогда этому центру христианского мира развращенности нравов, пришел к убеждению в необходимости коренной перестройки всей церковной жизнедеятельности. Лютеру был присущ нравственный радикализм в такой степени, что, приняв постриг, он, как впоследствии неоднократно говорил, имел твердую [7] решимость достичь идеала чистоты внутреннего состояния и внешнего поведения. Естественно, что легкомысленная атмосфера папского двора эпохи Возрождения должна была произвести на сурового монаха удручающее впечатление. Но отнюдь не эти негативные впечатления легли в основу духовного переворота, пережитого Лютером уже задолго до того, как его реформационный настрой стал прорываться вовне; переворот созревал в его душе по мере осознания им своей греховности, преодолеть которую при всей строгости личной аскезы оказалось труднее, чем ему представлялось при принятии пострига. По его собственным высказываниям и по свидетельству его собратьев и друзей, кризис был преодолен углублением благочестивого монаха в Священное Писание, в особенности в Послание апостола Павла к Римлянам. Как известно, в этом послании (как, впрочем, также в Послании к Галатам и в других), апостол особенное внимание уделяет спасающему значению веры, понимаемой как охватывающая всю душу христианина устремленность к Богу. Вчитываясь в Священное Писание, к содержанию которого он до того относился главным образом ритуально и схоластически, Лютер воспринял как Откровение новозаветный призыв не к заглаживанию грехов подвигами аскезы и умерщвлением плоти, а к активной вере, открывающей душу для действия благодати Божией, совершающей в человеке его спасение.

Можно себе представить бурю возмущения, охватившую Лютера, когда в 1517 г. он стал свидетелем продажи индульгенций, превращавшей практиковавшиеся издревле в Церкви епитимьи, т. е. благочестивые упражнения, рекомендуемые в борьбе с порочными склонностями и навыками, в денежную оплату отпущения грехов. 31 октября 1517 г. Лютер прибил к дверям храма в г. Виттенберге лист бумаги, содержащий 95 тезисов, призывая тем самым, в соответствии с традицией местного университета, к их публичному обсуждению. В них Лютер, подтверждая допустимость и даже целесообразность индульгенций как одного из установившихся в Римско-Католической Церкви методов духовного воспитания, категорически восстал против превращения их в способ обогащения церковной казны за счет духовного развращения прихожан, для которых сердечное покаяние заменялось при этом оплатой индульгенции.

День совершения Лютером этой акции стал считаться началом открытого реформационного движения в Церкви, которое зрело уже с XII и XIII столетий (движения катаров, вальденсов, альбигойцев и др.).

Многие современные комментаторы Лютера, находящиеся под влиянием секуляризации, склонны особенно много говорить о его вкладе в светскую культуру, особенно в формирование немецкого языка и социальное развитие Европы нового времени. Действительно, даже если говорить только о гигантском труде перевода Библии [8] на немецкий язык, приходится удивляться терпению, упорству и трудолюбию человека, который, не будучи специалистом в области лингвистики или филологии, среди множества забот, занятий, трудов находил время, чтобы систематически переводить Библию, имеющую, как известно, отнюдь не обычный бытовой или обиходный текст, с привлечением греческих и древнееврейских оригиналов. Особенно впечатляет перевод Нового Завета, который он закончил в течение десятимесячного добровольного заточения в Вартбурге, где ему приходилось скрываться от преследований. Но и другие, исчисляемые сотнями творения Лютера представляют собой памятники живой, образной, остроумной, а нередко откровенно грубой народной речи, совершенно отличной от стилизованного, по преимуществу латинского языка, характерного для Западного богословия вообще, а для того времени в частности.

Знакомясь с предлагаемыми в настоящем издании трудами Лютера, можно убедиться, что сфера его интересов отличается широтой и разносторонностью. Здесь можно найти и оценку положения разных слоев населения Германии, представлявшей пестрый конгломерат относительно больших и совсем малых феодальных королевств, герцогств и княжеств, здесь и описание современных Лютеру нравов и обычаев, немалое место занимают отклики (чаще всего сугубо критические) на события и ситуации церковной жизни.

Но в центре внимания Лютера всегда было его отношение к Богу, богословская проблематика; читатель ощущает, что за потоками безудержного словоизвержения, иногда поучительного, иногда обличительного, нередко приобретающего ярко выраженный оттенок сарказма и даже сатиры, всегда за всем этим без труда просматривается благоговейная душа усердного молитвенника, благочестивого христианина, для которого Господь — Свет и Спасение (Пс. 26, 1).

Характерным душевным качеством, которое не оспаривали даже заклятые враги Лютера, является его мужество. Оно не только побуждало его писать и выступать открыто и недвусмысленно, но и не оставляло реформатора в самых критических ситуациях, когда дело шло о жизни и смерти. Такое мужество, достигавшее героического масштаба, было проявлено им на Вормском рейхстаге, когда, вынужденный отвечать на обвинения в ереси и неповиновении духовным и гражданским властям, он закончил свое выступление приобретшими всемирную известность словами: «На этом я стою, иначе не могу и да поможет мне Бог!» Именно после этого выступления Лютеру пришлось подвергнуться «похищению» со стороны друзей, представлявших себе размеры угрожавшей ему опасности.

Не меньшую силу характера, но, можно сказать, с обратным знаком, пришлось проявить Лютеру, когда разбушевавшаяся стихия Крестьянской войны (1525-1528) пыталась вынудить его к ее возглавлению или хотя бы к занятию четкой политической позиции против феодалов, за освобождение крестьян от почти рабской [9] зависимости. Нет сомнения, что Лютер сочувствовал всем, кто выступал за свободную проповедь Евангелия, но он не мог солидаризироваться с использованием Евангелия для политического насилия даже в целях, представлявшихся справедливыми и нравственно оправданными. Не боясь обвинения в двурушничестве, политическом предательстве и т. п., Лютер резко выступает против жестокостей, грабежа и насилия, неизбежно сопутствовавших войне, развязанной на почве классовых и сословных интересов. В одном из своих писем (1520) Лютер писал: «Я не хочу, чтобы за Евангелие боролись посредством насилия и смерти. Словом был побежден мир, Словом спасена Церковь, Словом она будет восстановлена; также и антихрист будет растоптан без насилия посредством Слова» ².

В написанном в конце 1521 г. и вскоре получившем широкое распространение «Открытом увещевании ко всем христианам воздерживаться от смуты и мятежа» Лютер, твердо уповая на Божественное возмездие, которое постигнет Римского Папу и его приспешников — кардиналов, писал, однако: «из этого (из свидетельств Священного Писания) не следует, что ... должны разразиться убийства священников. В этом нет необходимости. Им надо противиться только словами и вместе с властями препятствовать тому, что они предпринимают вопреки Евангелию и против Него... Ведь в мятеже нет ничего разумного; обычно он причиняет больше бед невиновным, чем виновным. Поэтому ни один мятеж нельзя оправдать, даже если бы само дело и было праведным» ³.

От выражаемых реформатором надежд на будущее веет христианским оптимизмом, основанным на вере в Промысел Божий: «Антихристово правление папы разрушится вместе с ним этими мерами, а именно: посредством слова Христа, т. е. духа, палки и меча Его уст их подлость, обман, хитрость, тирания, соблазн будут вскрыты и преданы перед всем миром поношению. Ложь и соблазны будут приведены в расстройство единственно тем, что они будут обнародованы и опознаны. И как только ложь будет опознана, она уже больше не нуждается ни в каких угрозах, а падет и исчезнет сама собой с величайшим позором» ⁴.

Теперь, когда от этих, полных пророческого воодушевления слов нас отделяет почти половина тысячелетия, мы можем сказать, что ожидавшиеся реформаторами судьбы свершились, но совершенно иными путями. Римско-Католическая Церковь не разрушилась и не прошла через апокалиптические испытания, однако подверглась существенным изменениям, очистившись в значительной степени от мерзостей, налипавших на ее здоровом и мощном теле во времена [10] Лютера и других реформаторов, в чем немалую роль сыграло дело, за которое они боролись. Ведь необходимость противостоять реформационному движению, которое шло под знамением евангельской свободы и ниспровержения всех авторитетов кроме авторитета Слова Божия, имела результатом не только контрреформацию, возглавлявшуюся орденом Иисуса и другими, так сказать, «специализированными» органами Католической Церкви, но и ряд коренных изменений, охвативших все стороны ее жизнедеятельности. Наиболее кардинальные перемены внес Тридентский собор, длившийся с перерывами 18 лет (1545-1563) и внесший много уточнений и уяснений в учение Церкви, особенно по пунктам расхождений с возникшим и продолжавшим свое развитие протестантизмом. Стимулируемый этим развитием подъем нравственного уровня затронул все церковные образования: епархии, монастыри, папскую курию, всю Церковь на всех уровнях ее жизнедеятельности, начиная с рядового прихода вплоть до Святого Престола, да и на нем тоже более не восседали лица столь сомнительной репутации, каковую история приписывает папам XV и начала XVI столетия, т. е. современникам Реформации и предшествующей ей эпохи; оздоровляющее действие на сопротивлявшийся ей Католицизм можно считать неоспоримым.

Среди искушений, отвлекавших Лютера от его основных, чисто религиозных устремлений и интересов, видное место занимают его патриотические чувства. Сознавая определяющее значение христианского интернационализма, провозглашенного учениками Христа на Иерусалимском соборе 50-го года (Деян. 15) и нашедшего особо яркое выражение у апостола Павла (в частности, в часто приводимых Лютером текстах: Гал. 3, 28 и Кол. 3, 11), Лютер все же никогда не переставал осознавать себя немцем, и несомненно присущая ему любовь к своему народу играла немаловажную роль в формировании его враждебности к папству и Католической Церкви в целом, которые, по мнению Лютера, «... разграбив (обескровив) Италию, появились в Германии... и немецкие земли уподобляются итальянским». Описывая подробно методы взимания кардиналами и прелатами разных поборов, Лютер восклицает: «Как дошли мы, немцы, до того, что вынуждены терпеть от папы этот разбой и разграбление нашего добра?» ⁵.

Интересы Лютера поражают своей разносторонностью. Находясь в центре реформационного движения, отбиваясь словом и пером от нападок церковных и политических противников, Лютер сохранял свежесть духа в такой степени, что находил время и силы не только для перевода Библии, но и для выступлений в пользу изучения иностранных языков, знание которых Лютер считал необходимым [11] для сохранения, понимания и распространения Священного Писания: «в той мере, как дорого нам Евангелие, надлежит нам заботиться об изучении языков... Древнегреческий язык можно сравнить с родником, из которого, благодаря переводам, Слово Божие вытекло на разных языках, освятив их» ⁶.

Широта натуры Лютера нашла свое отражение и в его личной жизни. Строгий аскет, без сомнения до выхода из августинского ордена (1523) ревностный исполнитель монашеских обетов, он в 1525 г. вступает в брак с Екатериной фон Бора, тоже бывшей монахиней, от которой в счастливой супружеской жизни имеет шесть детей. Несомненно, при всей искренней любви к Екатерине ему нелегко было решиться на рискованный шаг бракосочетания, поставивший его под град упреков и насмешек со стороны не только католиков, но и многих его друзей и соратников.

Было бы ошибочным представлять себе взгляды и убеждения Лютера как нечто постоянное и однозначное для всех периодов его не очень долгой жизни. Мы уже останавливались на решительном и категорическом разрыве с сотериологическими позициями католицизма позднего средневековья. Несомненно, Лютер пережил состояние духовного освобождения, когда обнаружил в Новом Завете заложенный на его страницах принцип преклонения перед верой как залогом спасения, дающим христианину уверенность в прощающей, оправдывающей и освящающей любви Божией. На этой основе «ранний» Лютер смело решался на радикальные выводы, устранявшие в его представлении (так же как и в представлении других реформаторов) надобность в поклонении святым и иконам, в иерархии, берущей на себя функции духовного посредничества, в аскетических подвигах, потребных для привлечения божественной благодати.

Однако народные волнения 1521-1525 гг. и последовавшая за ними крестьянская война 1525-1526 гг. оказали на мышление и поведение реформатора сдерживающее влияние. Лютер в этот период сближается во взглядах и высказываниях с Филиппом Меланхтоном, так же, как и Лютер, виттенбергским богословом и университетским профессором, дружбу которого Лютер всегда высоко ценил, но с которым по многим вопросам в первой половине своей жизни расходился: Меланхтон возглавлял умеренное крыло реформационного движения, считая возможным и даже целесообразным сохранять в реформированной Церкви многие элементы католической жизнедеятельности, в том числе даже многое из обрядового ее обличил. [12]

Можно с достаточной степенью уверенности говорить о влиянии прокатолических тенденций Меланхтона на современное нам устройство, структуру, богослужение и даже догматику Евангелическо-Лютеранской Церкви; под конец жизни Лютер испытывал влияние своего ученого, доброго и деятельного друга в еще большей степени, чем в более молодые годы, и прежние противоречия по многим проблемам богословия и церковной жизни между ними сгладились. Трудно, конечно, определить, в какой степени (можно только предположить, что в весьма немалой) именно доброму влиянию Меланхтона и других умеренных реформаторов Лютеранская Церковь обязана сохранением в ней такого наследия католицизма, как почитание Креста, сохранение священных изображений в качестве элементов церковного убранства, сохранение практики исповеди, против чего были слышны возражения не только со стороны таких рьяных реформаторов, как Андреас Карлштадт (другой близкий друг Лютера, со временем с ним разошедшийся), но и со стороны самого Лютера. Влияние Меланхтона сказалось (и тем самым сохранилось для всех последующих поколений) на содержании так называемых «Символических книг» Евангелическо-Лютеранской Церкви, над созданием некоторых из коих он трудился лично; таковы «Аугсбургское исповедание», «Апология Аугсбургского исповедания», «Шмалькальденские артикулы».

Однако не следует представлять себе Лютера как человека, легко поддававшегося посторонним влияниям и воздействиям. Многое, что сформировалось в период духовного перелома 1512-1521 гг., сохранялось и развивалось в нем до конца жизни. Примером может служить его понимание Таинства Евхаристии, близкое к католическому и резко отличное от других современных ему протестантских течений.

При всем отвращении Лютера к связанным в те времена с католической мессой злоупотреблениям и суевериям, он твердо стоял на истине реального присутствия Христа в элементах Таинства, на том, что вкушающий их действительно соединяется со Христом во вкушении Его Тела и Крови.

Наиболее ярко ему привелось высказать свое понимание Евхаристии на диспуте со швейцарским реформатором Ульрихом Цвингли, который состоялся в г. Марбурге в 1529 г. Когда Цвингли, несмотря на доводы Лютера, упорно продолжал утверждать, что Евхаристия не больше, чем воспоминание о Тайной Вечере, Лютер, слушая, молча писал на столе мелом: «Нос est corpus meum» (это есть Тело Мое) — слова Иисуса Христа, произнесенные Им на Тайной Вечере перед преподанием ученикам хлеба как Своего Тела и вина как Своей Крови...

Но что было свойственно Лютеру в течение всей жизни, так это необузданная стремительность и резкость характера. Его друг Эразм Роттердамский, один из многих дружба с кем сменилась [13] для Лютера резким противостоянием, писал Лютеру: «Меня мучает, как и всякого добропорядочного человека, то, что ты своим дерзким необузданным мятежным нравом сотрясаешь весь мир гибельным раздором... нравом, непереносимым для друзей, дающих тебе добрые советы и поддающегося влиянию всяческих вертопрахов и темных людей» ⁷.

Однако духовную высоту обоих выдающихся мыслителей и деятелей начала нового времени можно усмотреть из того, что главным в их, нередко ожесточенных спорах и даже ссорах были отнюдь не резкость высказываний и не личные обиды, а расхождения во взглядах на свободу воли: Лютер стоял на позициях христианского детерминизма, т. е., следуя одному из великих древних отцов Церкви Августину, епископу Иппонскому (ск. в 430 г.), учил, что человек может совершать что-либо доброе только под действием божественной благодати, а Эразм, склоняясь к пелагианству ⁸, был близок к отрицанию необходимости действия благодати вообще ⁹. Особенно возмущало Лютера сомнение Эразма в общедоступности Священного Писания для рядового христианина: именно вера в содействие Святого Духа каждому христианину, когда он с молитвой и благоговением берет в руки Библию, стала основой для реализации в протестантизме принципа свободы ее истолкования, что, как известно, оказалось источником образования множества моделей и разновидностей протестантизма.

Сам Лютер был убежден не только в истинности своего восприятия Священного Писания, но даже в своей якобы ничем не поврежденной церковности. Восставая против злоупотреблений, искажений и извращений христианства, превращавших нравы Римской Церкви эпохи Возрождения в нечто напоминавшее Содом и Гоморру, Лютер продолжал все же саму Церковь почитать как благодатную (поскольку в ней слышно было «Слово Божие и совершалось преподание Таинств»), а себя считать верным ее чадом. Такое самосознание сохранилось им и в более поздний период его деятельности, когда учение о всеобщем священстве христиан привело его к отказу от иерархического священства, а учение о Священном Писании как единственно авторитетном откровении — к устранению из Церковной жизни всего, что, по мнению Лютера, Писанию противоречило.

Мартин Лютер скончался в своем родном городе Эйслебене в 1546 г., т. е. вскоре после начала Тридентского Собора, деятельностью которого в значительной мере, как указывалось, была [14] реакцией на успехи протестантизма, в частности его лютеранской ветви.

В комментариях к недавно появившимся изданиям избранных творений М. Лютера отмечалось, что он практически для русского читателя остается недоступным, ибо лишь совсем небольшая часть его трудов была переведена на русский язык. К этому следует добавить, что и потребность в доведении их до русского читателя была совсем небольшая. В самом деле, в условиях господствующего положения Православия в дореволюционной России и атеистического засилия в советскую эпоху мало кто мог интересоваться богословским наследием великого реформатора, помышлять всерьез о переводе и издании его трудов.

Теперь, после происшедших в России перемен, одной из самых в духовном плане существенных следует признать консолидацию положения Церкви. Пройдя сквозь десятилетия гонений, преследований, унижений и ограничений, она имеет основание благодарить Бога за Его промыслительное попечение о спасении неисчислимого множества душ, продолжающих получать через нее «радость спасения» (Пс. 50, 14), которую они проносят через земную жизнь в вечность. Теперь, в более благоприятных внешних условиях для Церкви в России она имеет возможность заняться своими внутренними делами, среди которых одним из важнейших (если не самым важным!) является очищение Церкви, в частности православной, от накопившихся болезненных явлений, от тлетворного обрядоверия, от унаследованных от язычества, но и по сей день еще живучих суеверий, в сознании многих приобретающих даже догматическое значение, от мертвого и умерщвляющего традиционализма, от всего, что мешает верующей, христианской душе общаться со своим Спасителем Богом в Его Святой Церкви. В плане продвижения к решению этих насущных задач и католикам, и православным не следует по-прежнему игнорировать исторический опыт реформационных движений. Уже в XIV и XV столетиях видные деятели и мыслители Западной Церкви сознавали необходимость церковной реформы «de capite ad pedes» (от головы до ног). Недостаточная ревность о Славе Божией, медлительность, потворство собственным страстям и порокам, самолюбование и властолюбие помешали тогда проведению неотложных реформ сверху, как об этом мечтали многие, лучшие, наиболее одухотворенные священнослужители и миряне. В результате разразилась Реформация снизу, подействовавшая на множество христианских душ и на саму Римскую Церковь освежающе, но сопровождавшаяся многими, далекими от духа Христова явлениями: войнами, насилиями, кощунствами и другими грехами и бедствиями.

Объективное изучение опыта, трудов и деятельности реформаторов (и их противников), несомненно необходимое для их последователей нашего времени, не в меньшей степени полезно и для [15] православных, особенно тех, кому приходится соприкасаться с протестантскими тенденциями и идеями как в сосуществующих с Православием в России пока сравнительно немногочисленных протестантских церквах и объединениях, так и в сугубо православной среде.

Архиепископ Михаил (Мудьюгин),
магистр богословия, профессор
Санкт-Петербургской Духовной Академии,
доктор богословия
С.-Петербург

Комментарии

1. С возобновлением в Советском Союзе деятельности духовных учебных заведений эта дисциплина стала называться в семинариях «Сравнительным богословием», а в академиях «Историей и разбором Западных вероисповеданий».

2. Цитируется по: Ю. А. Голубкин, «Из любви к истине». В кн. «Мартин Лютер. Время молчания прошло. Избранные произведения 1520-1526 гг.». Харьков, 1992, с. 299.

3. См. настоящее издание, с. 123.

4. См. настоящее издание, с. 121.

5. М. Лютер, «К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства». См. настоящее издание, с. 68.

6. М. Лютер, «К советникам всех городов земли немецкой. О том, что им надлежит учреждать и поддерживать христианские школы». См. настоящее издание, с. 172-173.

7. Письмо Эразма Лютеру От 11 апреля 1526 г. Цитир. по кн.: «Эразм Роттердамский. Философские произведения». М., 1986, с. 593.

8. Пелагианство — ересь начала V столетия.

9. Эразм Роттердамский, «Диатриба или рассуждение о свободе воли». Цитир. издание, с. 218-289; М. Лютер, «О рабстве воли», см. настоящее издание, с. 185.