Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

КАРОЛИНА

CONSTITUTIO CRIMINALIS CAROLINA

УГОЛОВНО-СУДЕБНОЕ УЛОЖЕНИЕ КАРЛА V

ПРЕДИСЛОВИЕ

I. «Каролина» — Уголовно-судебное уложение императора Карла V «Священной Римской империи германской нации» — один из наиболее характерных памятников кровавого права позднего феодализма, рецепированного римского права, теории формальных доказательств. О «Каролине» неоднократно упоминается в работах Карла Маркса и Фридриха Энгельса 1.

В течение трехсот с лишним лет «Каролина» являлась единственным общеимперским законом Германии. В период издания «Каролины» территория «Священной Римской империи германской нации» включала не только королевство Германию, но и множество других королевств, а также различные герцогства и земли: Венгрию, Австрию, Сардинию, Фландрию, Бургундию, Иерусалим, Индийские острова и т. д. В предисловии к уголовно-судебному уложению перечень этих владений, включенный в титул Карла V, занимает около страницы.

Как военно-уголовный закон «Каролина» применялась в полках швейцарской лейб-гвардии властелинов всей Западной Европы 2. Петр I, император России, [4] изучал «Каролину» при подготовке «Артикулов воинских».

Всеми этими фактами объясняется интерес, проявляемый к «Каролине» юристами и историками не только немецкими, но и дореволюционной России и Советского Союза.

В дореволюционной России упоминания о «Каролине» и более или менее полная характеристика ее содержания давались во многих учебниках уголовного права и процесса и монографических работах по вопросам истории права, в особенности посвященных истории рецепции римского права в Европе 3.

Советские учебники 4 и монографические работы впервые раскрывают классовое содержание «Каролины», опираясь на труды классиков марксизма. Наиболее полная характеристика «Каролины» была дана в работах Б. С. Утевского и М. Д. Шаргородского 5, а по вопросам процесса — в «Курсе уголовно-процессуального права» М. А. Чельцова-Бебутова.

Однако до настоящего времени на русском языке [5] было опубликовано только небольшое число отрывков из «Каролины» 6 без указания издания, по которому сделан перевод. А упоминание изданий имеет немаловажное значение, так как в различных изданиях текста «Каролины» есть существенные отличия. Эти отрывки взяты из перевода, выполненного мною в 1938 г. по поручению Института права Академии наук СССР по изданию Коолера и Шееля 1900 г.

Коолер и Шеель положили в основу своего издания рукопись, которую считали «Регенсбургским оригиналом» текста «Каролины». Однако позднейшие исследования, проведенные Герингом 7, показали, что эта рукопись представляет дефектный экземпляр «Аугсбургского проекта». Поэтому большинство немецких исследователей «Каролины» и в настоящее время признают наиболее достоверными и соответствующими аутентичному тексту Цёпфелевские издания, воспроизводящие с максимальной точностью первое Шёфферовское издание 1533 г.

Нюрнбергская рукопись первого проекта была частично в отрывках опубликована при издании комментария «Каролины» Крессом 8. Она не была возвращена им в архив и после его смерти исчезла. Много лет спустя директор канцелярии доменов князя Шварценберга Буркхард сообщил Цёпфелю, что в архиве обнаружена еще одна рукопись проекта «Каролины» 1521 г., и предоставил Цёпфелю возможность ее опубликовать.

Преимущество Цёпфелевских изданий также в том, что в них текст «Каролины» приведен в сопоставлении с Бамбергским и Бранденбургским уголовно-судебными уложениями и с первым (1521 г.) и вторым (1529 г.) проектами. [6]

Сопоставительные материалы, опубликованные Цёпфелем, имеют существенное значение для понимания неясных мест и пробелов, встречающихся в тексте «Каролины».

Гиппель 9, оценивая аутентичность различных изданий «Каролины», отмечает, что для научного исследования можно пользоваться изданием Коолера — Шееля лишь при условии сличения его с первым Шёфферовским изданием в оригинале.

Все это побудило привести перевод, сделанный в 1938 г. по изданию Коолера и Шееля, в соответствие с третьим синоптическим изданием «Каролины» Цёпфеля 10. В перевод внесены также некоторые уточнения чисто филологического порядка. Перевод некоторых терминов, встречающихся и в современном немецком языке, но существенно изменивших свое содержание, во избежание модернизации дан буквально.

Таковы важнейшие отличия настоящего перевода от перевода 1938 г., отрывки из которого были опубликованы или использованы для изложения содержания «Каролины» в работах различных авторов и в хрестоматии, изданной в 1961 г.

II. «Каролина» написана и издана в период становления современного немецкого языка. Научный и законодательный язык этого времени Лютер характеризовал как условный язык императорской канцелярий. Этот язык был чужд общенародному языку. Руническая письменность, из которой развился готический шрифт, первоначально выполняла функции шифра. Научные книги писались на латыни. Богослужение осуществлялось на «мертвых языках»: древнееврейском, древнегреческом, латинском, древнеславянском. Все это делало религию, науку, право непостижимыми для «простолюдинов», непосвященных «laye», маскировало ссылками на непонятные народу источники, [7] приводило к произвольным толкованиям, устраняло возможность критики со стороны народа.

Трудности чтения «Каролины» связаны и с неустойчивостью в этот период транскрипции и синтаксических правил. В одних и тех же словах Бамбергского уложения, проектов и окончательного текста «Каролины» звук, соответствующий русскому «у», обозначается то буквой «u», то буквой «v», то буквой «w». Русский звук «б» обозначается то буквой «b», то буквой «р». Буквы «i» и «у», а иногда и «е» употребляются как равнозначные. Крайне неустойчивы флексии, особенно часто удваивается конечное «n». Произвольно употребляются прописные буквы и знаки препинания, неустойчив порядок слов.

Кроме чисто филологических трудностей, чтение «Каролины» усложняют ошибки переписчиков и наборщиков, частично отмеченные в предисловии Цёпфеля к первому изданию, пропуски слов, а иногда и строк оригинала 11.

Характеризуя Шёфферовское издание 1533 года, так называемое «Editio princeps», Бар пишет, что оно «не свободно от опечаток, описок, редакционных ошибок, в которых нет недостатка и в проектах, и среди них немало и таких, которые делают спорным смысл закона» 12.

Производя исследование заметок на полях и поправок текста рукописи второго проекта 1529 г., которым пользовались при выработке окончательного текста, Цёпфель отмечает, что многие из них представляют просто корректуру рукописи, выполненной явно поспешно несколькими писцами. Некоторые же поправки являются изменениями редакции в результате обсуждения проекта в комиссии при выработке окончательного текста. Эта корректура и редакционные поправки сами отражают спешность работы, содержат явные ошибки. Сравнение с первым проектом показывает, что в ряде случаев остались невыправленными пропуски слов, а иногда и "строк, необходимых по смыслу [8] текста. Очевидно, правка производилась в ходе самого обсуждения. Это показывает, например, сравнение текста статьи CXLIV второго проекта и статьи CXXXVIII «Каролины» или статьи CLXXIII второго проекта и статьи CLXVI «Каролины». Напротив, там, где во втором проекте пробелы и ошибки были исправлены, и «Каролина» дает полный текст.

Неустойчива и терминология этого периода, когда начала старонемецкого права, в которых преобладал учет объективного вреда, вытесняются под влиянием итальянской юриспруденции учетом волевого, субъективного момента, а старый исковой, обвинительный процесс — письменным, основанным на пытке, инквизиционным процессом.

Так, например, разнообразные понятия, обозначающие улики, подозрения, косвенные улики, полудоказательства и прямые, полные или доброкачественные доказательства, то охватываются единым термином «доказательство» (ст. XIX), то дифференцируются по своему процессуальному значению (см. ст. XXIII о полудоказательствах). Все разнообразные доказательства, улики, признаки истины и подозрения, признаваемые достаточными, дают основание только для применения допроса под пыткой. Окончательное осуждение к уголовному наказанию должно происходить лишь на основании собственного признания или свидетельства обвиняемого (ст. XXII). Отсюда и возникло провозглашение вымученного пыткой признания обвиняемого «царицей доказательств».

Отсутствие установившейся терминологии побуждает «Каролину» прибегать к многочисленным примерам и объяснениям, которые превращают ее в нечто вроде учебника, резко отличающегося по своим формам от законов нового времени. Как указывает статья XVIII, «примеры таких доброкачественных улик, доказательств или подозрений» приводятся, чтобы каждый смог понять и назвать их на своем немецком наречии. Таким образом, сами законодатели сознавали отличия языка закона от народных наречий.

Также неустойчиво и спорно толкование ряда терминов материального уголовного права. Например, в предисловии к первому изданию «Каролины» Цёпфель отмечает колебания в понимании термина [9] «Todtschlager» самими законодателями. В статье CXLIII второго проекта, трактующей о различном наказании квалифицированного убийцы (Morder) и нанесшего смертельный удар неумышленно (Todtschlager), слово «неумышленно» было вычеркнуто и той же рукой, которой внесены все поправки, над строкой вписано едва заметно «иначе». «Каролина» не включила этой приписки. Очевидно, при окончательной редакции спорили о том, подходит ли к понятию «Todtschlager» определение «неумышленно», которое во втором проекте применили, чтобы выразить меньшую степень вины. Цёпфель считает, что исключение указания на неумышленность сделано правильно, так как смертельный удар, нанесенный, например, в драке, в состоянии аффекта, не исключает умысла, а, с другой стороны, неумышленным являются и неосторожное лишение жизни (Entleibung) и случайное причинение смерти при отсутствии какой бы то ни было вины, которое «Каролина» признает ненаказуемым (см. ст. CXLVI).

Это побудило переводить термины «Todtschlag» и «Entleibung» буквально, а не словами «простое убийство» и «неосторожное убийство», которые применяются в современных переводах.

Другим примером неустойчивости транскрипции и своеобразия терминологии является статья о мелкой или простой краже, совершенной в первый раз. В Бамбергском и Бранденбургском уложениях эта статья озаглавлена: «Vom Ersten vnd allerschlechtesten heymlichen diebstal». В первом проекте существенно изменена транскрипция: «Vonn erstenn vund allerschlechtistenn heimlichenn diebstalen». Во втором проекте изменения транскрипции сопровождаются изменением смысла: «Zum ersten vom allerschlechsten haimlichen Diebstalh».

В аутентичном тексте «Каролины» при изменениях транскрипции сохраняется смысл заголовка из второго проекта. Между тем более точно отражают смысл статьи заглавия, даваемые ей в Бамбергском, Бранденбургском уложениях и первом проекте: в них речь идет о краже, совершенной в первый раз. Во втором проекте и «Каролине» вместо этого сказано: «Во-первых, о краже...», хотя ряд следующих статей о краже не содержит встречающихся в других статьях [10] «Каролины» об однородных преступлениях дополнительных указаний: «Во-вторых», «В-третьих». Напротив, дальше следуют статьи о квалифицированных видах краж, также совершенных в первый раз (статьи CLVIII, CLIX), которым противопоставляются кража повторная и кража, совершенная в третий раз (статьи CLXI, CLXII).

Сомнение вызывал и термин «allerschlechteste diebstall». Общеупотребительное значение слова «schlecht» (плохой) побуждало некоторых ученых XIX века видеть в термине, переводимом как «наихудшая кража»,. якобы отражение свойственного духу старонемецкога права отрицательного отношения к преступлениям, совершаемым втайне, не обнаруживающим у преступника даже смелости, а носящим особо подлый характер, как, например, нападение из засады, отравление. Однако такое толкование противоречит назначению за этот вид кражи более легкого наказания.

Гиппель 13 полагает, что слово «наихудший» должно быть понято в смысле «ничтожнейшая» (geringste). Однако толковые словари немецкого языка не приводят такого значения слова «schlecht», но указывают, что, правда, в наиболее редких случаях слово «schlecht» употребляется в смысле «shlicht, einfach», т. е. простой, скромный 14.

В таком смысле слово «schlecht» встречается в специфических выражениях «schlecht und recht» в переводе библии и евангелия на немецкий язык, сделанном в ту же эпоху Лютером 15.

Таким образом, термин может быть переведен на русский язык как «самая простая тайная кража» или, что соответствует его смыслу, «мелкая кража».

Анализ языка «Каролины» — самостоятельная задача филологического исследования, поэтому мы ограничиваемся лишь этими примерами своеобразия терминологии. Попытка авторов «Каролины» приблизить терминологию закона к языку, понятному для [11] шеффенов, немецкими исследователями рассматривается как большое достижение.

Лист пишет, что «Каролина» представляла изложение действующего права для не знающих писаного права шеффенов. И эта цель вполне достигнута в «Каролине». Простой и ясный, определенный и удобопонятный язык делает ее образцовым для того времени произведением» 16.

Бар, в других отношениях гораздо более критически оценивающий «Каролину» и ее источник «Бамберг-генезис», отмечает, что они не только дают четкое разграничение «долуса» и «кульпы», покушения и оконченного деяния, что имелось уже в «Исковом зерцале» и Вормской реформации, но и удачные определения многих составов, отличающихся ясностью и четкостью изложения 17.

Вместе с тем Бар, Цёпфель и другие исследователи «Каролины» говорят о пробелах, неясностях определений и терминологии, заимствованном из итальянской юриспруденции решении спорных вопросов практики, превратившем ее, по отзыву Зома, в «немецкий учебник итальянского уголовного права».

О многочисленных пробелах в «Каролине» и отказе от решения спорных вопросов, заменяемого ссылками в самой «Каролине» на «советы сведущих людей», т. е. носителей рецепции, профессиональных юристов, говорит и Лист. Но он умалчивает о том, что всех этих «знатоков» права ненавидел немецкий народ.

Этих «сведущих людей» народ именовал не «juris periti», a «juris perditi», т. е. не «сведущими в праве», а «потерявшими право». Крестьянские жалобы требовали не допускать этих людей в суды. Лозунги крестьянских восстаний под знаменем «Башмака» призывали истреблять их. Причины ненависти крестьян и действительное значение ссылок на советы «сведущих людей», обеспечивающих произвол владетельных господ, объясняет Энгельс, указывая, что из кровавых статей «Каролины» не было ни одной, «которой бы милостивый сеньор и покровитель не мог бы применить к своим [12] крестьянам по своему усмотрению. И кто бы мог оказать крестьянину защиту? В судах сидели бароны, попы, патриции или юристы, которые хорошо знали, за что они получают деньги» 18.

III. «Каролина» и ее непосредственные источники — «Мать Каролины» («Mater Carolinae») — Бамбергское уложение 1507 г. — и «Сестра Каролины» («Soror Carolinae»)— Бранденбургское уложение 1516 г. — являются выражением рецепции римского права в Германии. Многочисленные исследования источников «Каролины» 19, приведенные немецкими учеными, показывают, что в Германии рецепировались не непосредственно «Libri terribiles» («Устрашающие книги») Юстинианова кодекса, a «Libri terribiles», переработанные итальянскими учеными-юристами, и их немецкие популярные юридические издания.

Как отмечает Лист, глоссаторы и постглоссаторы с начала XIII века 20 непрерывно, хотя зачастую бессознательно, работали над изменением римского права применительно к всеобщим судебным обычаям (generalis consuetudo) своего времени, развивавшимся под влиянием германских норм из лангобардских источников и обобщений папского и имперского законодательств и судебной практики. Они излагали не чисто римское, а итальянское право, положив начало разработке [13] общих понятий уголовного права 21: вины, умысла, неосторожности, случая, необходимой обороны, покушения применительно к отдельным видам преступлений, в особенности убийству, неосторожному и случайному лишению жизни.

Работы итальянских юристов проникли в Германию в виде рукописей и печатных книг, но особенно сильное влияние оказывали их немецкие популярные юридические издания 22. Из этой популярной литературы наибольшее значение получило «Исковое зерцало» (Klagspiegel), появившееся в первой четверти пятнадцатого столетия и опубликованное в 1516 г. Себастианом Брандтом.

Характеризуя это «Зерцало», Брунненмейстер отмечает, что оно содержит выдержки из небольшого числа работ итальянских юристов: Ацо, Роффредуса, Гандинуса, Лист отмечает также влияние работ Дурактиса.

На основе «Искового зерцала», а также непосредственно сочинений Гандинуса были разработаны Вормская реформация 1498 г. и Уголовно-судебное уложение императора Максимилиана для Тироля (1499 г.) и для города Радольфцель (1506 г.) и Нижне-Австрийское уголовное судебное уложение 1514 г., существенно переработанное в 1540 г.

Подчеркиваемое во многих исследованиях репетирование итальянской юриспруденции касается, однако, главным образом общих учений уголовного права. Утверждение Листа, что эти законы «стоят в существенных пунктах на почве древних германских право-воззрений, но обнаруживают влияние чужого права», ошибочно.

Система наказания и большинство составов преступлений и норм, определяющих судоустройство и судопроизводство, отражают не древнегерманские правовоззрения, а особенности нового права эпохи первоначального накопления и «централизации в самой раздробленности», говоря словами Энгельса, характерной для позднего феодализма в Германии. [14]

Из законов, предшествовавших «Каролине» и оказавших на нее прямое влияние, наибольшее значение имело Бамбергское уголовно-судебное уложение, изданное в 1507 г. и введенное с незначительными изменениями в 1516 г. в бранденбургских княжествах Ансбахе и Байрейте.

IV. В работах Н. С. Таганцева 23, Брунненмейстера, Гиппеля, Гютербока 24, Листа 25 подробно освещаются биография предполагаемого автора Бамбергского уложения—Иогана цу Шварценберга, крупного государственного деятеля Германии начала XVI столетия, и источники, на которых основывалось это уложение.

Сдержанную оценку роли Шварценберга и самому Бамбергскому уложению дает Бар, который отмечает, что Бамбергское уложение составлено Шварценбергом с помощью оставшихся неизвестными юристов, так как сам Шварценберг не владел ни итальянским, ни латинским языками 26, на которых в то время в Германии издавались многие законы, писались все основные сочинения по юриспруденции.

В то же время Бар отмечает и некоторые положительные качества Бамбергского уложения (а равным образом и «Каролины»), ссылаясь на то большое уважение, с которым их цитировали итальянские юристы. Последнему не приходится удивляться, поскольку итальянским юристам — самым образованным и квалифицированным для своего времени — не могло не импонировать распространение влияния их правовых воззрений, основанных на приспособленных к условиям средневековья положениях римского права, на право других государств.

V. В коллективном труде ученых Германской Демократической Республики 27 профессор Герате раскрывает социальные причины сложного процесса [15] «рецепции римского права», получившего свое наименование, так как теория ссылалась на правовые определения «Корпус юрис». В действительности эти правовые положения в большей мере основывались на обобщении верхнеитальянской судебной практики. Эта практика под влиянием первоначального накопления капитала и перехода к абсолютизму связывала императорское уголовное право (римское уголовное право и указы императоров), каноническое (папское) право, правовые положения итальянского городского права, лангобардского права с основанными на прецеденте судебными обычаями. Феодальные владыки земель, сеньоры (Landesherren), и городские патрицианские советы санкционировали своим законодательством положения итальянской юриспруденции постольку, поскольку они способствовали укреплению власти земельных владык и абсолютизма, усилению зависимости крестьян, развитию процессов первоначального накопления, разрушению тех старинных прав крестьянских общин, тех форм судопроизводства, которые мешали новым формам эксплуатации.

Первый и единственный общеимперский закон гигантской по своим территориальным размерам «Священной Римской империи германской нации» ясно отражал противоречия этой империи, где власть императора была весьма шаткой. Ф. Энгельс так характеризует ее своеобразие: «Имперское правительство, переставшее понимать свое собственное положение, беспощадно колебалось между различными элементами, которые составляли империю, все более теряя при этом свой авторитет; предпринятая этим правительством попытка, в духе Людовика XI, централизовать государство, несмотря на все интриги и насилия, не пошла дальше укрепления связи между австрийскими наследственными землями. Если в этом хаосе, в этих бесчисленных взаимно перекрещивающихся столкновениях кто-нибудь в конечном счете выигрывал и должен был выигрывать, то это были представители централизации в самой раздробленности, носители местной и провинциальной централизации, князья, рядом с которыми [16] сам император все более и более становился таким же князем, как и все остальные» 28.

В уголовно-судебной области попытки централизации выразились в создании в 1498 г. Высшего имперского суда 29. Борьба проводников централистских общеимперских установлений с носителями местной и провинциальной централизации — феодальными владетельными князьями — привела к трехкратному отказу утвердить проекты общеимперского закона и завершилась введением в преамбулу «Клазулы [оговорки] Сальваториа».

В истории создания «Каролины» бoрьба князей, курфюрстов и сторонников имперской централизации характеризуется следующими фактами. Работа по подготовке общеимперского законодательства начинается по жалобе высшего имперского суда, получившей известное отражение в преамбуле «Каролины». Характерно, однако, что преамбула ссылается не на жалобу имперского суда, а на мнение князей, курфюрстов и представителей сословий, признавая ужасное состояние правосудия и недостатки старых обычаев и порядков, по которым «многие уголовные суды заполнены мужами, не сведущими и не имеющими опыта и практики в Нашем императорском праве. И в силу этого во многих местах зачастую действуют вопреки праву и здравому смыслу и либо обрекают мучениям и смерти невиновных, либо вследствие неправильных опасных ошибок и волокиты сохраняют жизнь виновным, оправдывают и освобождают их к вящему ущербу для истцов в уголовных делах и для общего блага».

Фрейбургский сейм в 1498 г. постановил, учитывая такие жалобы, «предпринять общий пересмотр порядка уголовного судопроизводства», но реально этот же вопрос был поставлен только через три года на Вормском рейхстаге. Рейхстаг поручил разработку проекта комиссии, которая положила в основу проекта имперского закона партикулярное законодательство — Бамбергское уложение, принятое также в Бранденбурге и получившее широкое распространение в практике [17] многих земель благодаря изложению его в «Популярном зерцале». Комиссия пользовалась также собранием дополнительных постановлений к Бамбергскому уложению c 1507 по 1516 г., так называемым «Bamberger Correctorium ».

Таким образом, сила князей, «рядом с которыми сам император, — говоря словами Энгельса, — все более и более становился таким же князем, как и все остальные», проявилась в том, что не императорское право заняло место княжеских кодексов, а один из кодексов князей и курфюрстов был признан императорским общеимперским законом.

Проект 1521 г. не удовлетворил рейхстаг. Бар объясняет неоднократные отклонения проектов «Каролины» оппозицией городов и князей, считавших издание имперского закона посягательством на свою автономию и применявшуюся ими «крайне суммарную юстицию».

На съезде представителей городов (Stadtetag) в Эсслингене в 1523 г., протестуя против издания общеимперского закона, объявили, что «уголовно-судебное уложение выдумано прежде всего в ущерб имперским городам для насаждения всяких злодеев» 30. Второй проект, представленный Нюрнбергскому рейхстагу в 1524 г., был тоже отклонен. Шпейерский рейхстаг в 1529 г. отклоняет третий проект. Партикуляристы после кровавого подавления крестьянских восстаний, почувствовав свою силу, вступают в открытую борьбу против единого имперского законодательства. В 1530 г. протест против ограничения своих суверенных и обеспеченных договорами прав заявили курфюрсты Саксонии, Бранденбурга, Рейнпфальца и других земель. Аугсбургский рейхстаг снова, в четвертый раз, не принимает проект общеимперского уложения. Лишь в 1532 г. Регенсбургский рейхстаг соглашается принять этот проект, добившись включения «Клаузулы Сальваториа», которая делала очень спорной обязательность общеимперского закона для князей. Эта оговорка, заканчивающая вводную часть закона, от имени императора Карла V объявляла: «Мы не желаем, однако, [18] лишить курфюрстов, князей и сословия их исконных, унаследованных и правомерных обычаев».

Но не все обычаи признает, однако, «Каролина» правомерными. Предпоследняя (CCXVIII) статья ее пытается запретить дурные, неразумные обычаи, соблюдаемые в иных местах и краях. Эта статья «в силу императорской власти отменяет, уничтожает и окончательно искореняет» обычай конфисковать в пользу местной власти украденное и награбленное имущество, корабли и имущество корабельщиков, потерпевших кораблекрушение, лошадей и самого возчика, по неосторожности опрокинувшего повозку и неумышленно убившего кого-либо. Воспрещает она и произвольные заключения в тюрьму «людей, не опороченных и не имеющих дурной славы», применявшиеся для вымогательства с них выкупов.

Стремление ввести в некоторые рамки произвол мелкопоместных «рыцарей с большой дороги» соответствовало потребностям эпохи первоначального накопления в Германии, интересам князей, «представителей централизации в самой раздробленности», которые не могли мириться с ограблениями торговых кораблей при искусственно устраиваемых крушениях. Вероятно, поэтому статья CCXVIII сохранилась в «Каролине», несмотря на дополнение «Клаузулой Сальваториа». Эти же тенденции централизации выражаются в запрещении применять смертную казнь в случаях, не предусмотренных «Каролиной» и общим имперским правом, что, впрочем, совершенно не соблюдалось при подавлении крестьянских волнений.

Напротив, правовые требования крестьянских восстаний ни в отношении восстановления старых прав крестьянских общин, ни в вопросах централизации не получили в «Каролине» сколько-нибудь заметного отражения. О старых правах упоминают только статьи: CLXVI — о воровстве, совершенном по прямой голодной нужде, CLXVII — о краже плодов и злаков в поле и CLXVIII — о лесопорубке, причем в этих случаях обычаев данной земли придерживаются только при отсутствии отягчающих обстоятельств, во всех же прочих случаях предлагается применять более суровую кару по указаниям законоведов.

Маркс, критикуя постановления рейнского [19] ландтага по поводу кражи леса, писал, цитируя «Каролину»: «Карательное уголовное уложение относит к краже леса только хищение срубленных деревьев и самовольную порубку леса. Там, — наш ландтаг этому не поверит, — говорится:

«Если же кто-нибудь днем собирает ягоды для еды и, унося их, причиняет этим небольшой убыток, то он,. в зависимости от своего положения и от обстоятельств дела, должен наказываться в гражданском (следовательно, не в уголовном) порядке».

Нам приходится защищать карательное уголовное уложение XVI века от упрека в чрезмерной гуманности со стороны рейнского ландтага XIX века, что мы и делаем» 31.

Крестьянские восстания в конце XV и первой четверти XVI века в числе своих основных требований выдвигали не мелкие вопросы, подобные тем, которыми занимался спустя триста с лишним лет рейнский ландтаг. Они требовали восстановления всех старых прав крестьянских общин, свободно избранных местных судов, в состав которых входили бы знатоки старого обычного права, а не итальянской юриспруденции, устранения власти всех князей, всех местных тиранов.

Содержание и значение правовых лозунгов крестьянской революции определялись характерным для эпохи первоначального накопления во всех странах резким возрастанием эксплуатации крестьянства к экспроприации старинных общинных прав.

Потребность князей в деньгах росла вместе с ростом роскоши и расходов на содержание двора, появлением постоянного войска и все большим увеличением расходов по управлению. Наряду с постоянным повышением налогов прибегали к торговле привилегиями, которые потом насильственно отбирались. Каждая попытка к противодействию служила предлогом для взысканий контрибуций, прямого грабежа. Князья чеканили неполноценные деньги, устанавливали принудительные курсы. «Постоянным и немаловажным [20] предметом торговли являлось в руках князей и правосудие», — пишет Энгельс 32.

VI. Превращение уголовно-судебного уложения маленького германского княжества в первый общеимперский закон величайшей империи той эпохи явилось одним из итогов поражения крестьянской революции в Германии и неустойчивого равновесия, установившегося в лагере эксплуататоров перед лицом их общего врага — доведенных до последней степени отчаяния масс эксплуатируемых.

Характеризуя положение Германии к началу XVI века, Энгельс отмечает, что «грабеж крестьян дворянством с каждым годом становился все более изощренным. Из крепостных высасывали последнюю каплю крови, зависимых людей облагали новыми поборами и повинностями под всякого рода предлогами и названиями. Барщина, чинши, поборы, пошлины при перемене владельца, посмертные поборы, охранные деньги 33 и т. д. произвольно повышались, несмотря на все старинные договоры. В правосудии отказывали, да и суд был продажным, а если рыцарь не мог получить деньги от крестьянина каким-либо иным способом, то он попросту бросал его в тюрьму и принуждал платить выкуп» 34.

Не менее жестоко эксплуатировало крестьян духовенство. Церкви принадлежали гигантские земельные владения. Городской патрициат обращался с крестьянами так же беспощадно, как дворяне и попы. На крестьянина, по выражению Энгельса, ложилась всей тяжестью вся «общественная пирамида». «И не только собственность крестьянина, но и его личность и личность его жены и дочерей были подчинены произволу господина. Господин пользовался правом первой ночи. Он мог в любой момент, когда ему вздумается, бросить крестьянина в темницу, где того в те времена ждали пытки с той же неизбежностью, как теперь ждет арестованного судебный следователь. Он забивал [21] крестьянина насмерть и, если хотел, мог приказать обезглавить его» 35.

Произвол и жестокость феодальных судов побуждали крестьян одним из революционных лозунгов выдвигать требование замены их судами, избираемыми в каждой общине самим населением. Такое требование в конце XV века (1493 г.) является одним из основных: требований тайного повстанческого крестьянского союза «Башмака» в Эльзасе, получившего затем распространение в Швейцарии и Южной Германии. Этот союз и «Союз Бедного Конрада» с многочисленными разветвлениями существовали более 30 лет; они организовали ряд восстаний под знаменем, на котором часто был написан лозунг: «Ничего, кроме Божьей справедливости», характеризующий отношение крестьян к рецепируемому праву канонистов и итальянской юриспруденции.

Восстания в Виндской марке, т. е. словенских землях — Каринтии, Крайне и Штирии, проходили под знаменем борьбы за «старые права». И император Максимилиан был вынужден дать обещание восстановить эти «старые права» крестьянских общин, которое, конечно, нарушил, что вызвало новое восстание в 1515 г.

VII. Реальные пределы действия «Каролины» во времени и пространстве представляются весьма спорными. Формально это был единый и единственный общеимперский закон огромной империи — «Священной Римской империи германской нации», действовавший с 1533 г., когда он был опубликован, до 1870 г. Фактически он был вряд ли даже известен во всех частях разноязычной и разноплеменной империи. Даже в собственно немецких землях «Клаузула Сальваториа», под условием которой «Каролина» была принята, делала обязательную силу общеимперского закона весьма проблематичной.

В зависимости от своей реальной силы и личного усмотрения князья, курфюрсты, владыки земель, сеньоры могли, ссылаясь на эту оговорку, признавать все ранее действовавшее право их земель, все свои указы и судебную практику подвластных им судов, подпадающими под понятие «унаследованных, правомерных [22] и справедливых обычаев наших курфюрстов, князей и сословий», которые Карл V был вынужден «милостивейше» признать неотменяемыми.

Так, в сборнике прав Ротвейля 1546 г. и статутах прав города Франкенхаузена 1558 г. воспроизводится и кодифицируется исключительно ранее действовавшее местное право и не обращается на «Каролину» никакого внимания 36. Новый Бранденбургский кодекс 1528 г. воспроизводит старый Бранденбургский кодекс 1516 г. — «Сестру Каролины», включая в него небольшое число дополнений, заимствованных из «Каролины», т. е. признает общеимперский закон только источником восполнения пробелов или разъяснения «унаследованных правомерных обычаев».

Но «Клаузула Сальваториа» допускала и иное толкование, в том смысле, что, являясь общеимперским высшим законом, она, «Каролина», исключает особые обычаи, ей не соответствующие. Такое толкование опиралось не только на статью CCXVIII, отменяющую некоторые наиболее дикие «права» земельных владык на прямой грабеж, несовместимый с развивающимся торговым оборотом, но и на указания о допустимости смертной казни только в случаях, предусмотренных общеимперским и римским правом. В соответствии с таким пониманием силы общего права, которое поддерживали носители рецепции — ученые юристы, в Кельнской реформации светских судов 1538 г. «Каролина» была просто приведена дословно. Во многих других княжествах (Поммерн, Брауншвейг и др.) «Каролину» также переиздавали, помещая в сводах местных законов о судебной реформации. Простым указанием применять «Каролину» в судах ограничились в курфюршестве Бранденбургском в 1540 г. и в Целлере в 1564 г. Воспроизводят «Каролину» лишь с некоторыми изменениями отдельных определений Франкфуртская реформация 1578 г. и Баварское уголовно-судебное уложение 1616 г., образующее последнюю часть Собрания прав Баварских земель.

По мнению Бара, фактическое распространение «Каролины» и сфера ее реального действия были шире, чем [23] это следовало из буквального смысла «Клаузулы Сальваториа». Для Южной Германии это означало некоторое ограничение распространенных там особо изощренных казней, для Северной, напротив, — распространение ранее редко встречавшихся квалифицированных смертных казней и пыток.

Профессор Герате, подводя итоги новейших исследований, в учебнике уголовного права ГДР отмечает, что из-за сопротивления князей и городов после поражения крестьянской войны Уголовную Конституцию Карла V не удалось издать как общеобязательный имперский закон. Так называемая «Клаузула Сальваториа» признавала преимущества земского и других партикулярных прав перед имперским правом. Но вследствие того, что материальное и процессуальное право «Каролины» соответствовало потребностям князей и городского патрициата, содержащиеся в нем принципы были положены в основу судебной практики, законодательства курфюрстов и законодательства городов и земель как в тех случаях, когда эти законы ссылались на «Каролину», так и в тех случаях, когда местное законодательство проводило эти правовые и процессуальные принципы независимо от «Каролины», не упоминая даже о ней.

Рассматривая вопрос о реальной силе и пределах действия «Каролины», надо помнить и об особенностях самой формы и понимания значимости кодексов этой эпохи в Германии. Как отмечает Бар и многие другие исследователи, законодатель считал их не суверенным выражением своей воли, установлением нового права, хотя в них и содержались существенные изменения и дополнения, а иногда и прямое разрушение старого права, а закреплением и разъяснением для шеффенов действующего «исконного, наследственного» права. При этом Бар, с которым трудно согласиться, утверждает, что для всех «образованных людей» действующее право фактически сводилось к науке уголовного права, содержащейся в сочинениях итальянских юристов и немецких популярных сборниках.

В отличие от современных взглядов (т. е. взглядов буржуазной науки. — С. Б.), пишет Бар, по которым пробелы, неясные места и контроверзы закона должны толковаться на основании самого закона, его системы, [24] общих принципов или по аналогии с конкретными нормами, в эпоху «Каролины» в спорных случаях отсылали не к толкованию закона, а к мнению «сведущих людей», т. е. к той же науке итальянских юристов. Это, по мнению Бара, объясняет и дальнейшую судьбу «Каролины».

Лист также подчеркивает, что в эту эпоху «закон является изложением действующего права для не знающих писаного права шеффенов... За пределы этой цели она [«Каролина». — С. Б.] не хотела и не должна была выходить. Она не хотела загораживать путь к лучшему пониманию или лучшему изложению действующего права. И Шварценберг тщательно стремился сохранить за наукой ее оживляющее влияние на судебную практику, постоянно повторяя, что в сомнительных случаях следует обращаться за советом к сведущим людям» 37. (См. о «сведущих людях» на стр. 11),

Лист отмечает, что поэтому нельзя рассматривать «Каролину» как современный кодекс. По его мнению, ее надо рассматривать лишь как сборник права, подобный «Зерцалам» XIII — XV веков., Тем не менее он считает, что значение «Каролины» чрезвычайно велико и что она «стала основанием, на котором в течение трех веков покоилось общегерманское уголовное, право».

В новейшем коллективном труде ученых Германской Демократической Республики профессор Герате так оценивает реальную значимость «Каролины» для развития германского уголовного права и процесса: «Каролина» была значительным шагом на пути рецепции. С 1532 и до 1870 г. она была и оставалась единственным общегерманским уголовным и процессуальным кодексом. «Каролина» представляла феодальное уголовное и уголовно-процессуальное право, которое рассматривало императорское право (римское право и императорские законы) как высшее правило (Richtschnur) для деятельности судов. Уголовные наказания — смертная казнь, увечащие и позорящие наказания — должны были применяться только тогда, когда [25] их предусматривало императорское право, или если возможно было применение его по аналогии. Исходя из принципов итальянской правовой теории и «Каролины», германское уголовно-правовое учение связывало рецепированное «идейное богатство» (Gedankengut) с германско-правовыми представлениями в единую сумму общих правовых руководящих начал о содержании и форме преследования преступлений, которые соответствовали потребностям абсолютистского правосудия и были преподаны в комментариях, учебниках, академических докладах и трактатах сословию юристов. В результате возникло общее правовое мнение (communis opinio) судейского сословия о преступлениях, наказаниях и уголовном судопроизводстве, которое вследствие решающего значения взглядов судей на трактовку отдельного случая оказало на (содержание и ход уголовного процесса далеко идущее влияние. Эта сумма уголовно-правовых и процессуальных положений, которые рассматривались как уголовно-процессуальное право, действующее во всей Германии, образовала общее немецкое уголовное право 38».

VIII. Система «Каролины». «Каролина» по самой своей форме резко отличается от современных уголовных и уголовно-процессуальных кодексов. Некоторые ученые считают, что в ней вообще нельзя установить какую-либо систему. Другие утверждают, что «Каролина» делится на две части в зависимости от того, носят ли нормы процессуальный или материально-правовой характер. Резко отличается «Каролина» и от сводов законов, в которых материалы распределяются в зависимости от предмета регулирования и времени издания закона.

Бар отмечает, что «Каролина» имеет характер не столько кодекса в современном смысле, сколько учебника, практического руководства, главным образом по судопроизводству и лишь частично — по уголовному праву. В этом уложении указано, как писать и приводить в исполнение приговоры, решать спорные вопросы практики. Поэтому в «Каролине» отсутствует четкое разграничение процессуальной и материально-правовой [26] части, а вопросы, которые позднейшие кодексы включают в общую часть, рассматриваются применительно к отдельным преступлениям. Так, необходимая оборона и форма вины излагаются при разъяснении спорных вопросов ответственности за убийство. В связи с этим во избежание модернизации приходится ограничиться анализом постановлений «Каролины» в той последовательности, в которой они расположены.

Вместо характерного для современных кодексов закона о порядке введения кодекса в действие «Каролину» открывает «Привилегия на право печатания, жалованная Иво Шёфферу в год 1532». Она устанавливает дату принятия нового кодекса, точнее, дату распоряжения о его опубликовании — последний день июля 1532 г. — и факт принятия его законодательным органом — Регенсбургским рейхстагом. Но главный смысл привилегии — утверждение монопольного права Шёффера издавать «Каролину» в течение двух лет, скрепленное угрозой штрафа в десять золотых марок, половина которого уплачивается в пользу императора и судебной палаты, а половина — Шёфферу, который, кроме того, вправе забрать себе любое издание, выпущенное самовольно любым другим книгопечатником. Такой порядок публикации подтверждает, что «Каролина» рассматривалась, скорее, как аутентичный учебник или справочник по вопросам действующего права, а не как кодекс законов в современном понимании.

Столь же своеобразно и неопределенно решение вопроса о действии «Каролины» в пространстве. Этот вопрос решается не в общей части, а во втором разделе предисловия «Каролины», где дан обширный перечень титулов Карла V и тем самым указано, на какие территории распространяется действие «Каролины». Кроме того, в предисловии указаны мотивы принятия «Каролины» : неосведомленность и неопытность судей во многих местах, из-за чего «во многих местах зачастую действуют вопреки праву и здравому смыслу и либо обрекают мучениям и смерти невиновных, либо вследствие неправильных, опасных ошибок и волокиты сохраняют жизнь виновным, оправдывают и освобождают их вящему ущербу для истцов... и общего блага». Поэтому-то император «вкупе с курфюрстами, князьями» и сословиями повелел «неким ученым и [27] отменно опытным мужам составить и собрать воедино наставление», как «осуществлять судопроизводство по уголовным делам в наибольшем соответствии с правом и справедливостью» и «исконными обычаями».

Для законодательной техники «Каролины» характерно, что, в отличие от большинства позднейших законов буржуазного государства, например Уголовного кодекса Наполеона, каждая статья, за небольшим исключением, помещена под особым заголовком, что облегчает пользование законом. Номера статей поставлены под заголовками в строку с текстом закона. Некоторые статьи остались без заголовка (статьи VII-X, XXX-XXXII, XXXVI, XXXIX, XLVI), а несколько делятся дополнительно на параграфы. Так построена статья XXV, в которой выделяются в семь параграфов различные виды улик 39.

«Каролина», в отличие от позднейших кодексов, не имеет систематического деления на части или главы. Но некоторые группы статей объединены по сходству содержания особыми надзаголовками. Так, статьям XLVIII-LXI предшествует, кроме постатейных заглавий, общий надзаголовок: «Каким образом те, что на допросе под пыткой сознаются в преступлении, должны быть затем на допросе вне пытки допрошены о прочих обстоятельствах». Особые надзаголовки даны группам статей об убийствах (статьи СХХХ-CLVI), о краже (статьи CLVII-CXCII), о заключительных частях приговоров к различным видам смертных казней и телесных наказаний (статьи СХСIII-CXCVIII).

Процессуальные и материальные нормы «Каролины» часто переплетаются, и материально-правовые нормы излагаются в виде процессуальных формул, например описание наказаний дано в виде формул заключительной части приговора. Постановления в системе буржуазного права, относимые к общей части, даны в виде комментариев к статьям об убийствах и краже. Поэтому попытка установления системы «Каролины» может привести к различным решениям.

Первые пять статей касаются судоустройства и [28] устанавливают формулы присяги судей, шеффенов и судебных писцов.

Следующая группа статей касается мер пресечения и поручительства (статьи VI-XVIII), обязательных для возбуждения уголовного дела и допроса под пыткой. Уже в этих мерах ярко проявляется классовое социальное неравенство. Если истец-обвинитель не может дать поручительства в истинности обвинения и возмещении ущерба, если таковое не подтвердится, то он до окончания производства должен содержаться в тюрьме или под стражей. Если же обвинение исходит от князей, духовных особ, представителей общин или прочих «высоких» особ против людей низшего сословия, то вместо них может быть заключено в тюрьму другое лицо, примерно того же звания, что и обвиняемый.

Большое число статей посвящено доказательствам (статьи XVIII-XLIV). Но при наличии доброкачественных, достаточных доказательств может быть произведен только допрос под пыткой. Окончательный же приговор должен быть вынесен на основании собственного признания или свидетельства виновного (ст. XXII). Для признания улик достаточными для применения допроса под пыткой они должны быть доказаны двумя «добрыми» свидетелями. Главное событие, доказанное одним свидетелем, считается полудоказательством (ст. XXIII).

Многочисленные статьи приводят образцы доказательств, относящихся ко всем преступлениям и их отдельным видам: убийству матерью новорожденного, отравлению, разбою, соучастию в разбое и воровстве, тайному поджогу, измене, краже, колдовству., Многие из этих статей содержат и материально-правовые нормы.

VI группа статей охватывает допрос под пыткой и последующий после признания преступления допрос вне пытки об обстоятельствах совершения преступления (статьи XLVII-LXI). Последующие статьи определяют порядок доказывания преступления истцом, если обвиняемый не сознается. Большинство их посвящено свидетелям и свидетельским показаниям (статьи LXII-LXXVI).


Комментарии

1. К. Маркс. Дебаты по., поводу закона о краже леса. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 1, стр. 121; Ф. Энгельс. Положение Англии. Английская Конституция. Там же, стр. 638; Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 7, стр. 357.

2. В швейцарской лейб-гвардии и иностранных линейных полках королей Франции «Каролина» применялась не только на немецком языке, но и в вольном переводе на французский язык, сделанном и снабженном обширными комментариями председателем военного трибунала швейцарской королевской гвардии Фогелем. Об этом издании «Каролины» не упоминается в немецких источниках. Многие примечания к переводу сделаны на основе этого издания. Code criminal de l'empereur Charles V voulgarement apelle La Caroline contenant les Loix, qui sont suivies dans les Jurisctions Criminelles de L'Empire et a l'usage des Conseils de Guerre des Troupes Suisses. La Neuveville MDCCXLII. Vogel Grand Juge des Gardes Suisses du Roi. На латинский язык «Каролина» (Constitutio Criminalis Carolina) переведена и издана Гоблером в 1543 г. и Ремюзом в 1594 г. Эти переводы переизданы Абеггом в 1837 г.

3. Н. С. Таганцев. Русское уголовное право. Лекции. Общая часть, т. 1. СПб., 1902, стр. 254, 255; А. Ф. Кистяковский. Элементарный учебник общего уголовного права. Киев, 1882, стр. 68-70; П. Г. Виноградов. Римское право в средневековой Европе. Лекция V. М., 1910, стр. 77 и т. д.; И. А. Покровский. История римского права. Изд. 2. Петроград, 1915, стр. 279, 280; П. А. Бобровский. Состояние военного права в Западной Европе в эпоху учреждения постоянных войск. СПб., 1384, стр. 203-206.

4. Уголовное право. Общая часть. М., 1939, стр. 26; Уголовное право. Общая часть. М., 1948, стр. 21; М. С. Строгович. Учебник уголовного процесса. М., 1946, стр. 56.

5. Б. С. Утевский. История уголовного права буржуазных государств. М“ 1950, стр. 93-99; М. Д. Шаргородский. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. М., 1957, стр. 50-53.

6. Хрестоматия памятников феодального государства и права. Под ред. В. М. Корецкого. М., 1961, стр. 441-444; М. А. Чельцов-Бебутов.. Курс советского уголовно-процессуального права, т. 1. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. М., 1957, стр. 276-284; История государства и права зарубежных стран. Под ред. П. Н. Галанза. М., 1963, стр. 428-431.

7. R. Hippel. Deutsches Strafrecht. Erster Band. Allgemeine Grundlagen. Berlin, 1925, S. 174. (A. Herring. Die Carolina Handschrift, Leipzig, 1904).

8. Kress. Commentatio in constitutionem criminalem Caroli V. Hannover, 1721.

9. R. Hippel. Deutsches Strafrecht, Erster Band. Allgememe Grundlagen. Berlin, 1925, S. 174.

10. Die Peinliche Gerichtsordnung Kaiser Karl's V. nebst der Bamberger und der Brandenburger Halsgerichtsordnung mit den Projecten der peinilichen Gerichtsordnung Kaiser Karl's V, von den Jahren 1521 und 1529 herausgegeben von Dr. Heinrich Zoepfl. Leipzig und Heidelberg, 1883.

11. Ни одного рукописного оригинала Шёфферовского «Editio princeps» не сохранилось. По-видимому, как отмечает Бар, имелся единственный экземпляр, переданный издателю и затерянный.

12. L. Bar. Handbuch des Deutchen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 127.

13. R. Hippel. Deutsches Strafrecht. Erster Band. Allgemeine-Grundlagen. Berlin, 1925, S. 192.

14. Woerter und Wendungen. VEB. Bibliographisches Institut. Leipzig, 1962, S. 511.

15. Borchardt — Wustmann — Schoppe. Die sprichwoertlichen Redensarten im deutschen Volksmund. 7. Aufl. Leipzig, 1955, S. 429.

16. Ф. Лист. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903, стр. 24.

17. L. Bar. Handbuch des Deutschen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 122.

18. Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 7, стр. 357.

19. Ф. Лист. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903, стр. 20 и т. д.; L. Ваr. Handbuch des Deutschen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 117-128; O. Stоbbe. Geschichte der Deutschen Eechtsquellen. Zweite Abteilung. Braunschweig, 1864, SS. 237, 248-250; E. Brunnenmeister. Die Quellen der Bambergensis. Leipzig, 1879, § 12, 13, 14; С Gueterbock. Die Entstehungsgeschichte der Carolina. Wuerzburg, 1867; R. Hippel. Deutsches Strafrecht. Erster Band. Allgemeine Grundlagen. Berlin, 1925, § 14, SS. 159-213; K. Binding. Grundriss des Gemeinen Deutschen Strafrechts. Einleitung und allgemeiner Teil. Leipzig, 1897, SS. 27-32.

20. Ацо (1230 г.), Бартолус (1357 г.), Бальдус (1400 г.), канонисты Роффредус (1250 г.), Дурантис (1296 г.) и так называемые итальянские практики Роландус де Романциис (1284 г.), Альбертус Гандинус (1300 г.), Якоб де Бельвизио (1335 г.), Ангелус Аретинус (1451 г.) и Бонифациус де Виталинис. (В скобках указан приблизительный год смерти).

21. W. Engelmann. Die Schuldlehre der Postglossatoren und ihre Jortentwichlung. Leipzig, 1895, SS. 19, 37.

22. R. Stintzing. Geschichte der populaeren Literatur des roemisch-kanonischen Rechts in Deutschland. Einleitung. Leipzig, 1867.

23. Н. С. Таганцев. Русское уголовное право. Лекции. Общая часть. Т. I. СПб., 1902, стр. 254, 255.

24. С. Guterbock. Die Entstehungsgeschichte der Carolina. Wurzburg, 1867, S. 93.

25. Ф. Лист. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903, стр. 22.

26. L. Bar. Handbuch des Deutschen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 117.

27. Lehrbuch des Strafrechts der Deutshen Demokratischen Republik. Allgemeiner Teil. Berlin, 1957, S. 72.

28. Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии, К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 7, стр. 348.

29. Это был первый суд в Германии, действовавший по специальному «Уставу», утвержденному в том же, 1498, году.

30. L. Bar. Handbuch des Deutshen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 125.

31. К. Маркс. Дебаты по поводу закона о краже леса. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 1, стр. 121. В примечании к статье CLXVIII приведен перевод по первому изданию, имеющий некоторые отличия.

32. Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 7, стр. 349.

33. Охранные деньги взимались «за покровительство и судебную защиту», которые сеньор якобы оказывал своим подданным.

34. Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 7, стр. 350.

35. Там же, стр. 357.

36. L. Bar. Handbuch des Deutschen Strafrechts. Berlin, 1882, S. 128.

37. Ф. Лист. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903, стр. 24.

38. Lehrbuch des Strafrechts der Deutchen Demokratisehen Republik. Allgemeiner Teil. VEB. Berlin, 1957, SS. 73-75.

39. Однако § 8 оказался выделенным, видимо, переписчиками или наборщиками в особую статью с заголовком «В-восьмых...»

Текст воспроизведен по изданию: Каролина. Уголовно-судебное уложение Карла V. Алма-Ата. Наука. 1967

© текст - Булатов С. Я. 1967
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Тернавская В. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1967