ЭРАЗМ СТЕЛЛА

О ДРЕВНОСТЯХ БОРУССИИ

DE ANTIQUITATIBUS BORUSSIAE

В 1460 году в городе Цвикау, а некоторые считают, что в Лейпциге, в семье немецкого врача Штюлера родился мальчик, получивший имя Иоганн. Блестящее по тем временам образование он получил в Болонском университете, где медицину тогда преподавал итальянский гуманист и оратор Джованни Гарцони (1419-1505). В университете молодой человек заразился тогдашней модой брать себе латинские псевдонимы и стал Эразмом Стеллой. «Стелла» по-латыни означает «звезда», что же касается имени, то вряд ли верно мнение, что он подражал Эразму Роттердамскому, поскольку Герхард Герхардс (1469-1536) был почти на десять лет младше нашего героя и взял себе имя Эразм примерно в то же самое время, что и Иоганн.

В 1496 году Иоганн Штюлер, имевший степень доктора медицины, обосновался в Цвикау, где считался солидным и влиятельным горожанином. Вскоре он стал членом городского магистрата, а в 1513 и 1515 годах избирался и его председателем или, как сейчас говорят, мэром Цвикау. Известно, что уже после этого бывший мэр имел успешную врачебную практику — впрочем, возможно, он её никогда и не прекращал. Дата смерти Эразма Стеллы известна точно: 2 апреля 1521 года.

Как и любой уважающий себя гуманист, Эразм Стелла много писал — разумеется, на латыни — и сочинял стихи. Некоторые из его записей наводят исследователей на мысли, что он не прочь был поводить своих сограждан за нос и склонен был подтрунивать над ними. Поскольку слово Цвикау напоминает латинское Cygnus (лебедь), Стелла придумал миф, согласно которому город был якобы основан неким Лебедем (Schwan), сыном Геракла и Илбы, дочери Фалка, который и дал городу своё имя: Шваненфельд. Легковерные горожане охотно приняли эту легенду, и в 1516 году лебедь был изображён на фасаде городской ратуши.

Подобная биография, наверное, заинтересовала бы разве что благодарных граждан Цвикау. Но судьбе было угодно, чтобы наш герой впоследствии не только получил общенемецкую известность, но и занял совершенно особое место в историографии Пруссии, где он никогда не жил, а, возможно, ни разу и не побывал.

В 1510 году Эразм Стелла написал книгу «О древностях Боруссии». Считается, что это было сделано по прямому заказу Иова фон Добенека, епископа Помезании 1. Автор посвятил свой труд тогдашнему великому магистру Тевтонского ордена Фридриху Саксонскому. Но Фридрих в том же году умер, а напечатана книга Стеллы была только в 1518 году. Оба этих обстоятельства нужно непременно учитывать. Книгопечатание было изобретено всего полвека назад, и печатали тогда далеко не всё подряд. Большинство сочинений так и оставались рукописями — это было правилом, а отнюдь не исключением. Монументальный труд Яна Длугоша, например, был напечатан лишь почти через два века после смерти его автора — и то очень ограниченным тиражом. Успел ли Эразм переправить рукопись Фридриху? Скорее всего, да, так как тот тогда жил в Саксонии, а не в Пруссии. Прочитал ли великий магистр столь важный для ордена труд? Скорее всего, нет — ему было уже не до этого. Почему же книгу потом всё-таки напечатали? Потому что она не могла не заинтересовать нового великого магистра ордена (1511-1525) Альбрехта Гогенцоллерна.

Предлагаемое ордену сочинение представляло совершенно исключительный интерес для истории доорденской Пруссии. Такие маститые и в общем-то добросовестные старинные авторы, как Лукас Давид, Симон Грунау и Мацей Стрыйковский, а также компиляторы Стрыйковского (Гваньини, Орбини, Муриниус и другие) без колебаний использовали сочинение Эразма Стеллы как исторический источник и делали это тем чаще и охотнее, чем больше убеждались, что никаких других источников по древнейшей истории Пруссии просто не существует. Добавим, что ничего принципиально нового по этой части с тех самых пор так и не появилось, и только археологические исследования позволили воссоздать более или менее объективную картину развития цивилизации древних пруссов.

Однако уже те авторы, которые начали ругать Стрыйковского (а они появились довольно-таки давно) не доверяли не только ему, но и его источникам. И если их нападки на самого Стрыйковского, как теперь выяснилось, были несправедливы, то в их сомнениях насчёт его источников содержалась немалая доля истины. Уже в XIX веке об Эразме Стелле не вспоминал никто из серьёзных историков, за исключением Иоганна Фойгта, проявлявшему к нему огромный интерес именно в силу того, о чём говорилось выше. О Стелле вспомнили во второй четверти XX века, когда историки гитлеровской Германии подняли его на щит, а советские историки ожесточённо разоблачали их взгляды. И те и другие занимались скорее пропагандой, чем поисками истины. Но даже и на этом фоне отдельные публикации отличались глубоким анализом и исторической добросовестностью. Здесь в первую очередь следует упомянуть Н. Смирина, который уже в 1944 году тщательно проанализировал труд Эразма Стеллы и вполне убедительно показал, что «О древностях Боруссии» — сочинение в первую очередь пропагандистское. И хотя название его статьи «Старопрусская историография на службе у немецких агрессоров» звучит весьма тенденциозно, разбор книги Стеллы был основательным и подробным, причём ясно, что автор знал латынь и внимательно прочитал её от первой до последней строчки. Основные выводы Смирина не утратили своего значения вплоть до настоящего времени, но на русский язык «Древности Боруссии» так никогда и не переводились — ни до, ни после.

Историки имеют немало доказательств богатого воображения и бурной фантазии Эразма Стеллы, и в данном случае это плохо, ибо эти качества могли весьма далеко увести его в сторону от фактов. Но даже если считать труд Стеллы полнейшим вымыслом, его историческое значение продолжает оставаться огромным — в первую очередь как первоисточника очень распространённых и устойчивых исторических мифов. В этом отношении рассматриваемую книгу уместно сравнить с сочинением Стрыйковского. Но дело даже не только в этом.

По мнению автора этих строк, с книгой Эразма Стеллы всё далеко не просто уже потому, что тот первый начал ссылаться на собственноручные записи первого прусского епископа Христиана, жившего в первой половине XIII века. И хотя само существование подобных записей не доказано, оно до сих пор никем убедительно и не опровергнуто. Мало того, источником «доорденских известий» Стеллы, из-за которых историки до сих пор ломают копья, могли быть только записки Христиана и, пожалуй, ничто другое. И это позволяет книге «О древностях Боруссии» не только оставаться волнующей тайной, но и считаться важным историческим источником.

А о самом Эразме Стелле нам напоминает его высеченное на камне пророчество: Stella fulgente umbram meam videbitis Cygnei (В сиянии созвездия Лебедя вы увидите мою тень).


О ДРЕВНОСТЯХ БОРУССИИ

в двух книгах

Базель

1518

Книга первая

К сиятельному принцу Фридриху, великому магистру священного воинства Тевтонского ордена пресвятой девы, герцогу Саксонии, ландграфу Тюрингии и маркграфу Мейсена 2 обращается Эразм Стелла Либонотан 3 в [своих] «Древностях Боруссии» 4.

Книга вторая

В то время, когда римcким императором был Валентиниан 5, народ аланов 6, обитавший к северу от Боруссии, поднял руку против Римской империи. После длительного периода вторжений в империю они были вытеснены сикамбрами 7, [которые] в ходе этой войны снова добились свободы для себя и своих детей. Пережившие поражение аланы, отброшенные от этой части границы, прибыли в Испанию, где заключили военный союз с готами и в конце концов поселились в тех же местах. Оба племени смешались под названием готоаланов (Gottialanias), как бы объединившим готов и аланов. А их меньшая часть, те, которые остались дома, были слишком слабы, чтобы сражаться, если придётся защищать свою родину. Для любого дела они были недостаточно хороши, особенно молодёжь, которой не хватало уверенности в себе. И все они, со своими жёнами и детьми, двинулись в соседнюю Боруссию, уложив на повозки весь свой скарб и захватив с собой скотину. Большинство тамошних жителей отнеслось к ним с доверием, и Боруссия приняла их под свою защиту. Жители Боруссии [считали, что чем] больше людей, тем лучше, хотя многие другие не были с этим согласны. Германцы тоже всё больше боялись, [что соседи] преодолеют глубокую Вислу, а те часто нарушали границу и захватывали скот. Аланам предоставили право иметь рабов, и жители Боруссии разрешили им совместное проживание со своими женщинами. Случайные связи не допускались, ибо каждый мужчина порождён женщиной и должен относиться к ним с уважением 8. Итак, в короткие сроки [Боруссия] приобрела множество солдат, а её население увеличилось настолько, насколько его можно [было прокормить].

Стиснутые в тесных пределах, они в конце концов начали часто ссориться. Каждый думал только о собственной выгоде, заботясь только о своей земле и своих лошадях. Они старались держаться друг от друга подальше и сторонились, проходя мимо. [Чтобы прекратить] междоусобицы и ради общего блага эти люди [решили] созвать общее собрание и одного из них сделать королём, а чтобы никому не было обидно, бросить жребий.

Алан Видевут 9, выделявшийся своими достоинствами, силой и пылкостью сердца (но до того времени и сам один из многих рабов 10, не имевший ни богатства, ни авторитета в других землях), сказал: «О боруссы, не будь вы так же глухи, как пчёлы, у вас не было бы никаких разногласий относительно того, какой порядок вы хотите установить. Как видите, у пчёл должен быть король, чьи приказы выполняются, а остальные работают под его руководством. Для каждой из них он находит подходящую работу, неповоротливых наказывает, а тех, кто не слушается, велит изгонять из ульев на улицу. [Они пользуются] достижениями собственного труда, и всё это поражает воображение умного человека. И вам, которые изо дня в день видят столь разумную жизнь [пчёл], стоит им последовать и в соответствии с теми же правилами подчиняться королю и принцам. [Король] успокоит все ссоры, накажет грабителей, защитит невиновных. Один лишь он сможет обеспечить в государстве права всех [его граждан], без каких-либо исключений». После этой речи они громкими криками выразили своё согласие со словами: «Не хочешь ли быть нашим Байотером?» 11. Это слово на их языке означало пчелиного короля. Хотя он не произнес ни слова, все приветствовали его как короля. Удивительно стремление смертных к славе, благодаря которому каждое ничтожество считает себя достойным царского положения.

С того дня он стал поступать как король диких и необразованных людей и столь же омерзительно лишал жизни других по единому крику народа. Не было более у него и недостатка в королевских замашках. Ибо, когда у его царского величества впервые появились секреты от народа, он ничем иным не занимался, кроме как подражал вожаку пчел. Поэтому он в первую очередь [рассортировал] свой народ наподобие [пчелиного роя], где каждый выполняет свою работу в специальном улье.

Он посоветовал им заниматься сельскохозяйственными работами так, как позволяли местные условия: возделывать землю, разбрасывать семена и сажать деревья. Он и в самом деле настоял на разведении пчел, одним поручил скотину, другим рыбную ловлю, и установил законы, которые, как он надеялся, помогут стране справиться с будущими трудностями.

Прежде всего, ни один глава семьи не должен содержать больше людей, чем может прокормить, а остальных он должен либо продать, либо убить. Он не должен воспитывать бесполезных, хромых или непригодных к труду детей, а для сына будет правильно безнаказанно задушить немощного родителя из-за его старости или за то, что он уже не мог трудиться по своей немощи. А чтобы дети не могли рождаться от неизвестного отца, он запретил беспорядочные половые связи и установил институт брака. Всякий раз, когда глава дома получал разрешение принять девушку ради продолжения рода, будь она из своих или из чужих, он должен был содержать ее у себя в хижине и заботиться о ней. Но

закон не препятствовал иноземцу брать у кого-либо девушку для произведения потомства, однако не иначе как за деньги, как бы в качестве выкупа. И хотя он не мог предотвратить супружеских измен, но прелюбодеев наказывал изгнанием.

Желая приучить этот свирепый народ к более умеренной жизни, он учредил частые общественные пиры, с помощью которых, как он считал, свирепые души людей смягчались, и эти мечты были не напрасны. Ибо за короткое время они стали столь послушными, что он мог вести их куда пожелает. Поэтому он решил, что ему следует культивировать гостеприимство, ибо дружба скрепляет прочнее всего. Он научил их готовить напиток из воды и меда, который по-латыни можно назвать медовухой (mulsum), сладость которого изумляла и восхищала легко раздражавшихся варваров. Его подносили всем желающим на общественных и частных собраниях.

Обратившись к религии, он призвал жрецов из дружественного им племени Судинов 12, народа, который был заражен безумным суеверием и научил их поклоняться таким нечистым животным, как змеи и ужи, считая их слугами и посланцами Богов. Чтобы угодить своим богам, они кормили [змей] внутри своих домов. Они считали, что боги обитают в лесах и лугах, поэтому [именно] там следует приносить жертвы, чтобы умилостивить их, и что у них следует искать солнца и дождя. Они твердо верили, что их священные места оскверняются проходом пришельцев и это не может быть искуплено ничем иным, кроме как человеческой жертвой. Они предупреждали, что всем населяющим эти леса зверям, особенно лосям, следует поклоняться как слугам богов, поэтому следует держаться от них подальше. Они считали солнце и луну первейшими богами и с одобрения народа поклонялись грому и молнии. Они говорили, что предупреждать бури следует, читая молитвы. При жертвоприношениях они использовали козла из-за плодовитости этого животного, поскольку всё это относится главным образом к союзу полов, без которого у животных не бывает потомства. Они полагали, что такие превосходные деревья, как дубы, населены богами, которые могут дать ответы тем, кто спрашивает; по этой причине они не рубили такие деревья, но религиозно поклонялись им как домам богов. В их числе были и бузина, и многие другие [священные деревья].

Они постановили, что и дни рождения, и похороны следует отмечать одинаково, то есть общими пиршествами и попойками, а также играми и пением без печали, с величайшим весельем и радостью, чем они демонстрировали надежду на другую жизнь. По крайней мере, они показывали это тем, что хоронили их так же, как и до сих пор: [богато] одетыми, вооружёнными и окруженными множеством утвари, добавляя также напиток из меда или зерна в глиняных сосудах. На поминках они подавали часть еды и питья в руки усопшего, да и сегодня так поступают к бесчестию христианских апостолов.

С этими учреждениями и религией Видевут правил своими людьми благоразумно и тихо, не допуская никаких набегов на соседние народы и не терпя от них никаких ответных неудобств. Когда он умер, то оставил после себя четырёх сыновей, которые, не договорившись между собой о власти, развязали междоусобную войну среди народа, уже привыкшего к долгому миру. Они сражались друг с другом во многих битвах, но старший сын, который был рожден аланкой, поддерживался одними аланами и был ненавистен воинам боруссов, был вынужден уступить братьям, которые превосходили его числом. После того, как каждая из сторон, стравленных друг с другом, понесла много потерь, они решились положить конец этому раздору.

Старший сын Видевута, рожденный матерью аланкой, со своими аланами должен был отступить и вернуться в места предков, где он мог ими властвовать, а Борусскую землю должен оставить трем братьям от матери боруски, а также урожденным боруссам.

Литаланус, как звали этого молодого старшего сына, принял это условия и покинул Боруссию с большим количеством своих людей. И когда они умножились, они без труда занимали прежние места обитания, которые находили пустыми. В дальнейшем те, кто раньше назывались аланы, по имени их вождя стали называться литаланы, а теперь их обычно называют литваны (Litfani).

Оставшиеся в Боруссии поделили землю по количеству голов. Помезамус, который был старшим из них, в силу своего возраста занял пограничную часть, которая была ближе всего к Ульмигерии (Hulmigeriae), тогда заселенной германцами, которых боруссы боялись больше всего. Но Помезамус был человеком с сильной рукой, отважным сердцем и любил командовать, поэтому они полагали, что он вполне сможет защитить эту землю, которая отныне стала называться Помезания (Pomesamia).

Другого сына Видевута звали Галингус. Ему досталась земля, которая по его имени получила название Галиндия (Galingilia).

Третий сын — Натангиус — получил землю, которую в свою честь назвал Натангия (Natangia).

Вот три первоначальные части Боруссии. Дети же их и дети их детей, повторно разделив отчие владения, ввели другие разнообразные имена так, что одну землю назвали Бартия (Barti), другую — Наодерита (Naoderitae) 13, а те, кто и ныне чтут следы прошлого, зовутся вармийцами (Warnienses) по имени Варинта (Warintis).

На этих условиях сыновья Видевута поделили между собой власть и каждый по своему желанию правил той частью, которой владел, наделив ее своим именем. Иногда они не соглашались друг с другом, однако были единодушны в том, что следует совершать набеги на своих соседей, особенно на поляков и на немцев, и донимать их грабежами. Они часто угоняли у них большую добычу из людей и скота, а когда нападали на них самих, они укрывали себя и свою добычу в укромных уголках леса, что удерживало преследователей, боявшихся попасться в ловушку.

От такого рода грабежа вожди получали немалые прибыли, народ тоже был накормлен. Поэтому они на некоторое время прекращали земледелие и другие сельскохозяйственные работы, которые они вели при Видевуте, или же занимались ими лишь постольку, поскольку считали необходимым, ибо стремились как можно скорее вернуться к привычным грабежам.

В конце концов германцы, посовещавшись, призвали на помощь правителей Швеции (Suetiae). [Шведы], которых латиняне называли свионами (Sitiones), обитали в германском океане. Их считали ганипотами (Ganipoti) 14, потому что и сами они были германцами и обладали величайшим влиянием в деле войны, как на суше, так и на море, откуда к ним могли прибывать подкрепления при помощью флота. В течение нескольких лет они воевали с боруссами и, убив множество людей, вынудили их сдаться. И по сей день на Висле существует небольшой городок с цитаделью, который называется Швец (Suetza). Там пришедшие из Швеции разбили свой лагерь, который впоследствии превратился в укрепление тевтонских братьев, из которого они неоднократно нападали на прусских повстанцев. В летописях говорится, что войну вели девять правителей, [однако неизвестно], одновременно или же по очереди друг за другом, требовали ли они от пруссов платить им дань и сколько времени всё это продолжалось — об этом ничего не известно до времен Генриха Первого 15, отца Оттона Великого 16. В это время сей буйный варварский народ с целью грабежа снова напал на соседние земли тогдашнего вождя германцев Гуго по прозвищу Ботир (Botyrum) или Бруктер, уроженца Саксонии. Его люди, которых некоторые называли бруктерами 17, жили на обоих берегах Вислы, будучи изгнанными в эти края с их родной земли восстаниями. Правитель этих племен победил пруссов, и они оставили всех в покое до времен Оттона Третьего 18, императора римлян. К тому времени свирепые пруссы была отражены, а их силы настолько сломлены, что они вообще прекратили свои набеги.

Святой Адальберт, урожденный чех, воспитанный в Саксонии, в Пруссию перебрался уже как епископ Пражский и попытался удержать этот народ от его заблуждений. Но во время совершения обрядов он был убит судинами, а его растерзанное тело брошено птицам. Позднее бывший с ним чужестранец подобрал и собрал его [останки], в корзине отнес их через реку к полякам и продал на вес золота (однако божественным промыслом вес оказался совсем мал). Польский князь Болеслав сохранил его тело в гробнице, украсив это место. Прославленный многими чудесами Адальберт был вскоре канонизирован великим понтификом. День почитания его мученичества отмечается церковью в восьмые календы мая.

В то время, когда, римским наместником империи был Конрад Второй 19, пруссы сговорились с поляками и подняли мятеж. Польша в то время уже принадлежала к Римской империи и подчинялась ей, но их герцог Болеслав (Bilislaum) 20 со своей женой Гертрудой, дочерью маркграфа Австрии Леопольда 21, отказался платить в казначейство долг в пятьсот фунтов серебра в виде ежегодного налога. Пруссы полагали, что соседних германцев легче будет разбить с помощью поляков. Польское восстание длилось до времён Фридриха по прозвищу Барбаросса 22, который прошёл по реке Одер, протекающей через Польшу, и вошел в цитадель города Глогув (arcem Glogam). Всех, кто ему сопротивлялся, жестоко карали — каждый должен быть уничтожен огнём и мечом. Как сообщают его собственные хроники, огромные вражеские силы состояли из пруссов, россалан (Rossalanis), татар и поляков, которых было меньше всех. Пруссы искали спасения в бегстве, и польский гарнизон, оставшись в одиночестве, вынужден был сдаться. Император отогнал пруссов за Вислу 23, многих перебил, многих пленил и, кроме того, вынудил собирать для него средства, чтобы компенсировать [военные] расходы на это предприятие. В этом походе Людвиг Тюрингенский 24 не только получил прозвище Железный (princeps ferrei), но и собрал и привёл к императору большое количество пехоты и две тысячи всадников. Поляки представили план сбора Болеславом его долгов: сначала вернуть в имперское казначейство две тысячи фунтов серебра и четыре [тысячи] обязались потом выплатить из государственной казны. Немцы, которые работали за пределами Вислы и жили среди этих людей, считали, что могут быть в безопасности от вторжений варваров под защитой герцога Мазовецкого, который был верен римской империи, происходил от древних германцев и вёл свой род от саксонских герцогов.

Прошло немного времени, и пруссы снова двинулись в набеги на соседние государства. Сначала они назначили день и время нападения на Мазовию, считая, что имеют право на деньги и одежду [тех людей], которых уже много раз выкупали [из плена]. Немцы, которые были их соседями, время от времени брали в руки оружие, но защищались слабо. Герцог Конрад в последний раз обратился за помощью к императору, но, когда дошло до встречи Конрада с пруссами, те выманили его из лагеря, разбили и обратили в бегство. По причине того, что отчаявшиеся [христиане] потеряли надежду на помощь наследовавшего Фридриху императора Генриха 25, который собрал очень большую армию и отправился в Азию, им предложил помощь римский первосвященник Целестин 26. Целестин же решил, что он сможет помочь поправить дела, сделав монаха Христиана из цистерцианского ордена епископом Пруссии 27. И когда тот пришёл к обескураженному вторжениями Конраду 28, первым делом он посоветовал ему попробовать прекратить набеги на христиан путём приведения [пруссов] к истинной вере. Кроме того, из Ливонии (Litfonia) были призваны братья, именовавшиеся Христовы воины 29, чтобы силой оружия поддержать прусского епископа Христиана, действовавшего силой слова, но всё без толку. Ибо священные семена, брошенные прелатом, упали на бесплодную землю и засохли. Эти братья старались как можно скорее сдаться в плен, считая это более благоприятным, чем честно нести гарнизонную службу, поскольку через короткое время они освобождались из рабства, за большие деньги выкупаемые своими протекторами и собратьями. В конце концов христиане поняли, что эти братья не защитят их ни от убийств, ни от набегов. А поскольку период туземных волнений оказался слишком длительным, было решено, что достижение мира предпочтительнее постоянной войны, которая обеими сторонами [долго] считалась более почётной и выгодной.

Между тем по совету католического епископа Ульмигерии (Hulmigeriam) посредством возведения священных зданий от улицы к улице христиане восстанавливают в Польше церкви и монастыри, которые строят как для мужчин, так и для женщин, и благочестиво украшают чашами, книгами и другими [церковными] принадлежностями, а также обогащают руководителей церкви, которым они предоставляют решать все вопросы, насколько это возможно. Это было самое большое затишье в отношениях между христианами и варварами. Оно укрепляло надежды людей на лучшее, поэтому они все больше и больше старались для продолжения своего богоугодного дела. Однако варвары нарушили установившийся порядок. Стремясь нанести ущерб христианам, они далеко и широко вторглись в Польшу и Мазовию, повторив все грабежи, которые уже совершали. Затем они подожгли деревни, разграбили ризницы, опустошили земли и сравняли с землей большинство городов, где более двухсот человек погибли в огне священных храмов. Кроме того, мы читаем о монахинях разграбленных городов, каждая из которых стала добычей. Увели людей и [угнали] скотину, а также унесли невиданное скопище всевозможной утвари, ещё большее, чем в прошлый раз. Когда Конрад увидел свирепого и намного превосходящего врага, появившегося за рекой в земле Коянорум 30, он призвал выступить против него тех, которые когда-то звались ономанами, а ныне куманами 31.

А тем временем в азиатском походе к Птолемаиде или, как некоторые говорят, Акконе 32, осаждённой братьями ордена госпитальеров Тевтонского дома Пресвятой Девы Марии в Иерусалиме, незаметно начинала рождаться новая власть 33. С её помощью в сердца христиан вливалась сила, которая взорвет всю эту чуму. Они подставили Боруссии свои крепкие плечи и вынудили её принять христианскую веру.

Конец второй книги Эразма Стеллы о древностях Боруссии.


Комментарии

1. Иов фон Добенек был епископом Помезании в 1501-1521 годах. Среди священников достойным славы был господин Иов, епископ Помезании — высокого роста, изысканной наружности, славный замечательным красноречием и неутомимый в исполнении посольств и прочих трудов своего ордена, словно второй Иов. Иов активно участвовал в политической и культурной жизни орденской Пруссии, в частности, приказывал копировать некоторые документы из орденского архива (1506). С 1524 года титул епископа Помезании перешёл к епископу Кульмскому.

2. Титулов здесь много, но автор относит их к одному-единственному человеку: великому магистру Тевтонского ордена (1498-1510) Фридриху Саксонскому (1474-1510) из рода Веттинов, младшему сыну саксонского герцога Альбрехта III. В то время саксонские герцоги считались и ландграфами Тюрингии, и маркграфами Мейсена. Но в 1486-1525 годах титул ландграфа Тюрингии носил курфюрст Саксонии Фридрих VI Мудрый. Так что наш Фридрих формально не считался и правящим герцогом Саксонии. «Жалуя» ему все эти титулы, Эразм Стелла просто льстил великому магистру.

3. Прозвище Либонотан наш автор производит от слова Ливония, к которой наш автор имел такое же отношение, как и к Пруссии, то есть никакое.

4. Боруссия — «латинизированное» наименование Пруссии, которое пошло гулять по свету с лёгкой руки того же Стеллы, однако так и не прижилось.

5. Валентиниан I был римским императором в 364-375 годах.

6. Стелла путает с аланами (Alani) германское племя алеманов, которые в 364 году вторглись в Римскую империю (Галлию) и нанесли римлянам несколько поражений. Впрочем, не будем спешить расставаться с аланами — о них ещё пойдёт речь. Важно отметить, что именно с этого места на рассказ Стеллы начинает прямо ссылаться и Стрыйковский.

7. Сикамбры (Sicambris) — древнегерманское племя, с которым воевал ещё Цезарь. Франкский король Хлодвиг (482-511) считал себя сикамбром.

8. В оригинале: ad Venerem. Впрочем, это же выражение можно перевести и как использовать для любви.

9. В оригинале: Viduutus или Vidvutis.

10. В оригинале: servitiorum.

11. В оригинале: Biotterus. Пчела по-литовски bite, austi — быстро лететь, нестись. Если объединить эти слова (bite + austi), получится очень похоже, но вся штука в том, что пчелиная матка не летает.

12. Примечательно, что Стелла (как, впрочем, и Дусбург) чётко отличает судинов (ятвягов) от самих боруссов (пруссов).

13. Имеется в виду Надрувия.

14. Ганипоты — злобные мифические существа, оборотни.

15. Генрих I Птицелов — король Германии (919-936).

16. Оттон I Великий — король Германии (936-973) и римский император (962-973).

17. Бруктеры — одно из древнегерманских племён.

18. Оттон III — король Германии (983-1002) и римский император (996-1002).

19. Император Конрад III (а не Второй) был германским королём в 1138-1152 годах. В 1147 году Конрад III возглавил Второй крестовый поход в Палестину, в котором принял участие и Фридрих Барбаросса, тогда ещё молодой герцог Швабский (1147-1152).

20. Описываемые события происходили во время длительной междоусобицы между сыновьями Болеслава Кривоустого. В то время верховным правителем Польши считался князь Краковский, которым сначала был Владислав II Изгнанник (1138-1146), а потом его брат Болеслав IV Курчавый (1146-1176). Эта эпоха ярко и занимательно описана в романе Ярослава Ивашкевича «Красные щиты».

21. Гертруда (1120-1150), дочь маркграфа Австрии (1073-1136) Леопольда III, была женой чешского князя Владислава II, а женой польского князя Владислава II была её сестра Агнесса (1110-1163). В 1146 году император Конрад III сумел вернуть герцогство Чехию изгнанному оттуда князю Владиславу II, признавшему верховенство империи. Попытка Конрада сделать то же самое в Польше в пользу Владислава II Изгнанника не удалась. В 1157 году новый германский император Фридрих Барбаросса совершил поход на Польшу под предлогом восстановления прав Владислава Изгнанника, жена которого (Агнесса) приходилась ему теткой. Эти запутанные события Эразм Стелла запутал ещё больше, поэтому предлагаем читателю пока просто знакомиться с тем, как он всё это описывал и истолковывал.

22. Фридрих I сначала был германским королём (1152-1153), а потом и римским императором (1155-1190).

23. Походы Фридриха Барбароссы на Польшу (1157 и 1172) автор довольно неуклюже смешивает с походами на пруссов, организованных самими поляками. В одном из таких «крестовых походов» (1166) года погиб Генрих Сандомирский, младший брат Болеслава Курчавого.

24. Людвиг II Железный (1128-1172) — ландграф Тюрингии (1140-1172). Был женат (1150) на Юдит, сестре Фридриха Барбароссы и участвовал в третьем походе императора на Польшу (1172). Дед великого магистра Тевтонского ордена (1239-1240) Конрада Тюрингенского, внучатого племянника Барбароссы и преемника Германа фон Зальца.

25. Генрих VI, сын Фридриха I Барбароссы, был германским императором в 1191-1197 годах.

26. Целестин III был римским папой в 1191-1198 годах.

27. Прусским епископом (1216-1243) Христиана сделал не Целестин III, а его преемник Иннокентий III (1198-1216). До этого Христиан был сначала простым миссионером, а потом и главой прусской миссии (1210-1216).

28. Конрад I Мазовецкий (1187-1247) — князь Мазовецкий (1194-1247) и Краковский (1241-1243). Пригласил братьев Тевтонского ордена в Пруссию (1228).

29. Имеются в виду так называемые «Добжиньские братья». Вопрос о том, были ли они сначала отделением ордена Меченосцев, или же это был совершенно самостоятельный рыцарский орден, основанный Христианом и Конрадом в 1228 году, не вполне выяснен до сих пор. Дусбург излагает дело с точки зрения первой версии, однако многие историки в ней сомневаются. См.: Игнатьев А. Битва за Прибалтику. XIII век. Калининград, 2017. Стр. 167-168.

30. В оригинале: in terram Coianorum. Вероятно, имелась в виду Кульмская (Хелминская) земля.

31. То есть половцев, которые в большом числе появились в Европе непосредственно перед татарским нашествием.

32. Птолемаида, Аккона, Акра или Акка — в эпоху крестовых походов столица Иерусалимского королевства в Палестине и первая резиденция великого магистра Тевтонского ордена.

33. В оригинале: initijs ortu sumpsit. В сороковые годы XX века одной этой фразы было бы достаточно, чтобы объявить Эразма Стеллу чуть ли не геббельсовским пропагандистом.

Текст переведен по изданиям: Erasmi Stellae Libonathani. De Borussiae antiquitatibus libri duo. Basel, 1518 и Scriptores rerum Prussicarum, Bd. 4. Leipzig. 1870

© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© перевод с лат, нем., комментарии - Игнатьев А. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001