СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Документы истории Великой французской революции. Том второй

М. Издательство Московского университета. 1992

Этот том завершает серию публикаций «Великая французская революция. Документы и материалы», предпринятую Московским университетом в ознаменование 200-летнего юбилея революции. К чести авторов — участников серии, и прежде всего председателя ее редакционной коллегии А. В. Адо, издание это недостаточно было бы характеризовать только как юбилейное. 200-летие Французской революции стало поводом для основательного анализа достижений, неудач и пробелов советских исследований по этой теме.

Безраздельное господство «прогрессивной», или марксистской, концепции истории революции было нарушено появлением и быстрым распространением в конце 50-х — начале 60-х годов — еретических» взглядов А. Коббена, Ф. Фюре, Д. Рише и др. Отмеченные критическим отношением к революционному радикализму, они были интересны уже тем, что привлекали внимание к проблемам и явлениям, нарушавшим стройность сложившегося взгляда на революцию и остававшимся вне научных интересов марксистских историков. Пересмотра устоявшейся концепции требовал также и обширный материал по социально-экономической и ментальной истории Франции ХVІІІ в., накопленный западной историографией в 40-60-е годы.

Теперь уже нельзя было однозначно определять характер деревни в годы Старого порядка как феодальный, оценивая народные движения только как революционные и прогрессивные, а роль дворянства и его землевладения как исключительно реакционную. Идеологическая предвзятость заставила авторов, занявшихся пересмотром марксистской концепции, сделать основной акцент на перемене знаков в оценке деяний и событий революции. Появление их работ произвело на советских историков, сформировавшихся под влиянием революционного романтизма и классового подхода, впечатление шока, и это отразилось в серии критических статей.

Огульная критика в среде наших специалистов по истории Французской революции считалась неприличной, а научных аргументов в споре о роли дворянства, буржуазии, народных движений (особенно принимая во внимание контрреволюционные народные восстания) не хватало: практически отсутствовали в советской историографии такие важные темы, как роль и судьба «верхов» (дворянства, буржуазии) в революции, народная анти- или контрреволюция: вера в исключительность революционного прогресса оттесняла проблематику глубокой общественной трансформации, которую Франция переживала в последние века Старого порядка. В 70-80-е годы эти пробелы, не без влияния «вызова», брошенного западными историками-«ревизионистами», стали постепенно заполняться.

Первые результаты этих исследований и получили отражение в серии. При всем различии сюжетов и разнообразии авторских подходов, книги, в нее вошедшие, объединены определенным методологическим подходом, существенно нарушающим традиции советской историографии Французской революции. Это проявляется в том, что авторы серии отходят от признания самоценности революционных событий. Исследование крестьянства, рабочих, дворянства и буржуазии не ограничивается революционными годами, их судьбы и поведение рассматриваются в более широких хронологических рамках, охватывающих и Старый порядок, и первую половину XIX века.

Особенно это относится к книгам о рабочих и буржуазии. Начало этому было положено еще в первом издании книги Адо о крестьянстве, вышедшей в 1971 году. Совокупным результатом иследований, вошедших в серию, явилась картина длительной трансформации французского общества — от Старого порядка к современному капитализму. На этом фоне революция конца ХVІІІ в. предстает событием грандиозным, которое, однако, не следует абсолютизировать.

Внутреннее единство серии придает и преемственность сюжетов: исследование политической системы нотаблей, господствовавшей во Франции вплоть до второй половины XIX в., произведенное А. В. Ревякиным, не только подытоживает материалы книги о буржуазии, являясь ее заключительной частью, но и продолжает тему дворянства в революционную эпоху, начатую Л. А. Пименовой. Монография В. П. Смирнова и В. С. Посконина продлевает временную протяженность события, [187] перенося его в ментальную область — в современную французскую политику.

Героем серии являются не вожди, не партии и классы, а французское общество в целом. Предприняв параллельное исследование дворянства, буржуазии, крестьянства и пролетариата, авторы сосредоточили свое внимание не только на борьбе и конфликтах между ними, уже достаточно хорошо отраженных в историографии, но на их трансформации в связи с социально-политическими изменениями, происшедшими в революционную эпоху. Перед нами предстает история общества, хотя и расколотого революцией, но не прекратившего своего существования как целое — ни в 1789, ни в 1793, ни в 1799 годах.

Таким образом, серия представляет не только новые материалы и исследовательские подходы, открывает новые темы в истории революции, но и содержит новую концепцию, может быть, недостаточно отстоявшуюся для обобщающего труда, но уже явно выраженную в публикации «Документов истории Великой французской революции», которая отличается от предпринимавшихся ранее не только широтой охвата исторического материала, хотя и это само по себе весьма существенно. Ее составители, следуя методологической линии серии, ставили своей задачей показать трансформацию французского общества под влиянием революционных мер. При этом история революции перестала преподноситься исключительно с точки зрения интересов самой революции, как противоборство двух начал: «положительного», или революционного и радикального, и «отрицательного» — контрреволюционного.

Уделив большое внимание революционным законам, авторы постарались показать историю и обстоятельства их принятия, реакцию общества на революционные меры правительства, рассказать о последствиях этих мер. Тематические разделы объединяют таким образом не только демарши контрреволюции или выступления революционно настроенных низов в поддержку радикальных мероприятий революционных властей, как это было принято в большинстве прежних публикаций, но и материалы о том, какими трагедиями оборачивались порой эти меры для граждан, провинций и, в конечном счете, для дела самой революции.

Документ о продовольственной политике якобинцев содержит свидетельства чудовищной ошибки: термидорианские власти извещают семью казненного в 1793 г. крестьянина о том, что предъявленное ему обвинение несостоятельно (док. 340). Впечатление от рассказа об этой (одной из многих) невинной жертве ускоренного революционного судопроизводства усиливается публикацией декрета Конвента о временном освобождении «арестованных в качестве подозрительных» лиц земледельческих профессий на время жатвы в июле 1794 г. (док. 345), что свидетельствовало не только о размахе репрессий, но и оперативности реакции якобинских вождей на тревожные сообщения из провинции (помимо прочего, от сбора урожая зависело снабжение армии).

Эту публикацию дополняет интереснейший документ из архива департамент Тарн: список «арестованных, в качестве подозрительных, которые были временно освобождены в дистрикте Лакон» (док. 346). Из 55 человек (18 — женщины) пятеро арестованы «за фанатизм» или укрывательство священников (и даже только их имущества), остальные — это отцы и матери дезертиров. Эти бесстрастные документы оставляют сильное впечатление, но, отойдя от традиционной апологии революции, авторы публикации далеки от стремления свести ее исключительно к мартирологу.

Одна из основных тем двухтомника — строительство нового общественно-политического порядка, его юридической и экономической институционализации. Если первый том был посвящен социально-политическим преобразованиям революции и политике в области культуры и религии, то во второй вошли документы по социально- экономической политике и народным движениям.

Материалы сгруппированы по основным периодам революции, а внутри каждого из них распределены согласно осевым линиям социальной политики: решение аграрного вопроса, политика в отношении торговли и предпринимательства, включая проблемы регламентации и продовольственный вопрос и наем рабочей силы, финансовая, налоговая и денежная политика. Документы, относящиеся к финансам, почти все публикуются на русском языке впервые. Эта проблема была одной из определяющих для судеб революционных правительств и всей общественной стабилизации.

Тематика второго раздела тома органично связана с содержанием первого, поскольку народные движения эпохи революции были, по преимуществу, движениями социальными. Приведенные документы позволяют говорить о двоякой роли народных движений в революции. Антисеньориальные и продовольственные крестьянские и городские народные движения были мощной самостоятельной силой, катализатором революционных преобразований — силой, корректировавшей социальную политику революционных правительств. Но в то же время, это была сила, которая таила в себе угрозу самой революции и порой подрывала своими устремлениями принципы, провозглашаемые ее вождями. С этой точки зрения особенно интересны впервые публикуемые на русском языке большей частью архивные документы, собранные в разделе «Аграрно-уравнительное движение в деревне», и материалы о «народной таксации» цен на хлеб в 1790-1792 годах. В народных движениях органически переплелись линии единения и раскола с революцией. Вызвавшая правительственные репрессии в 1791-1792 гг. «народная таксация» была воспроизведена в якобинской продовольственной политике, «Вандея» продолжалась и при якобинцах, и при термидорианцах. Поэтому с методологической точки зрения восприятие [188] «школой Адо» термина «антиреволюционное крестьянское движение» для обозначения антиправительственных выступлений революционных лет, которые, хотя и развивались в русле самостоятельной борьбы низов за удовлетворение собственных чаяний, поднявшейся на революционной волне, но шли вразрез с курсом революционных властей. Поскольку термин этот впервые вводится в оборот отечественной историографии, авторам стоило специально разъяснить, почему они отказались от принятого в советской и вообще традиционной историографии определения «контрреволюционное» и заменили его воспринятым от современных французских историков-марксистов (М. Вовель, К. Мозорик и др.) понятием. Что касается самого этого раздела, то впервые в отечественной историографии уделено такое серьезное внимание крестьянскому мятежу в Вандее.

Заключается публикация документами, освещающими историю арьергардных боев парижских санкюлотов в жерминале и прериале ІII года и тесно связанного с ними заговора Г. Бабефа. Думается, что здесь справедливо расширены хронологические рамки для материалов по социально-экономической политике до пределов термидорианского периода. После казни Бабефа, во времена заката революции, возмущение низов, оставаясь грозным воспоминанием, перестает быть определяющим фактором в развитии событий.

«Документы истории Великой французской революции» — не только наиболее полная и разносторонняя публикация источников, в ней нашел отражение значительный методологический сдвиг в осмыслении этого события.

Е. О. ОБИЧКИНА.