АДРИЕН БЛЕН ДЕ СЕНМОР

ЛИТЕРАТУРНАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ

№ 2. Париж, 10 января 1789 г.

Разногласия между дворянством и третьим сословием все нарастают и в столице, и в провинциях. По этой причине все умы разделились и часто доходят до крайностей, которые могут стать пагубны. Этот дух разногласия достиг своего апогея, особенно в южных провинциях и в Бретани. Недавно город Ренн из-за неосторожности и упрямства одного дворянина едва не был ввергнут в междоусобную войну. Находясь в театре на спектакле, дворянин не снимал шляпы; из партера ему крикнули: «Шляпу долой!» — но дворянин лишь глубже нахлобучил ее из бравады, а трое других из того же сословия надели свои. Задетые зрители партера удвоили свои горячие протесты, а дворянин взял свою шляпу и швырнул ее в партер, зрители которого, возмутившись таким отпором и оскорблением, покинули зал и возвратились вооруженные шпагами, палками, ружьями и пистолетами; и если бы не благоразумие коменданта, который, дабы успокоить недовольство и брожение, счел нужным отправить под арест того беспокойного дворянина, город Ренн скоро стал бы ареной резни. Другие части королевства если и не являют подобной пылкости в спорах, то проявляют то же настроение умов. И великолепная речь г-на Неккера ¹, должная водворить спокойствие и умеренность, казалось, лишь увеличила раздор между двумя привилегированными сословиями (которые разъярены тем, что Королевский совет уступил бесчисленным требованиям другого сословия) и третьим сословием, которое, опираясь на разум и справедливость, ощущает, кроме того, поддержку справедливого Королевского совета и министра, столь же смелого, сколь и благодетельного. Эта речь, самая благородная, самая трогательная и самая красноречивая среди всех, кои когда-либо произносили министры с тех пор, как существуют государства, нашла тем не менее среди тех, кто дрожит за свои привилегии, весьма едких критиков, однако нация в целом в восторге, и голос ее возвышается лишь для благословения короля и его министра (л. 2-3).

№ 3. Париж: 17 января 1789 г.

Дворянство, духовенство и парламенты во главе с г-ном архиепископом Сансским, так хорошо делавшие вид, что озабочены интересами нации, сегодня, когда приближается созыв Генеральных штатов, думают лишь о том, как защитить свои собственные интересы. В то же время третье сословие представляется мне весьма благоразумным и весьма справедливым в своих требованиях; дворянство же, дабы уклониться от истинной проблемы, тревожа себя более химерами, нежели испытывая искренние опасения, возглашает повсюду, что если третье сословие получит в Генеральных штатах равное количество голосов, то скоро мы скатимся к демократическому правительству, а третье сословие со своей стороны с гораздо большим основанием опасается, что если дворянство когда-либо будет иметь преобладание, то наша монархия может в весьма короткий срок выродиться в аристократию. Тем временем именно из-за отсутствия взаимопонимания дело запутывают, вместо того чтобы его прояснять, и вносят в умы раздор, вместо того чтобы их просвещать. Ведь из пожеланий, высказываемых третьим сословием, видно, что его притязания более просты. Оно вовсе не жаждет чести управлять. Оно очень привязано к нашему образу управления и к нашему монарху. Оно не только совершенно не хочет менять наш образ управления, но желает сколь возможно долго сохранить нынешнего нашего короля, убежденное, что никогда не сможет найти другого, который так желал бы блага и счастья своим народам. Так что дворянство клевещет на третье сословие, приписывая ему намерения, которых то никогда не имело. Народ оставляет дворянству почетные привилегии вроде права сесть в карету короля, дворянских капитулов, знаков отличия, [отдельных] [430] мест и т. д. Но оно требует, чтобы дворянство, располагая всеми льготами получать посты в управлении, почести, пенсии, тогда как народ не имеет ничего, кроме своего труда, равным образом облагалось бы государственными налогами пропорционально собственности. Таким образом, третье сословие нападает лишь на денежные привилегии дворянства, а именно этого дворянство хотело бы избежать. Оно может сколько угодно говорить, что не будет более субординации; оно ошибается. Офицер будет повиноваться своим начальникам для того, чтобы его подчиненные в свою очередь повиновались ему. Сама природа создала неравенство между людьми. Разве не сотворила она людей сильных и слабых, людей умных и глупых, хорошо и уродливо сложенных? Однако сильным людям не следует угнетать слабых, потому что может случиться, что человек еще более сильный, чем угнетатель, в свою очередь задавит его. Природа, создавая неравенство, вложила в человеческое сердце чувство, которое заставляет силу отнюдь не быть тираном над слабостью, а становиться ее поддержкой. Лично я думаю, что настоящий момент есть самый прекрасный момент для дворянства, если ему достанет великодушия добровольно отказаться от всех своих денежных привилегий. Ибо, судя по тому, как разгорячены нынче умы, очень возможно, что его к этому принудят. Значит, коль скоро дворянство будет платить государственные налоги, форма управления нисколько не изменится. Ведь это вельможи постепенно извратили французскую монархию, в которой первоначально вовсе не было никаких рабов. Сегодня народ вновь хочет быть тем, чем он был при Карле Великом, а царствование этого монарха было процветающим, как никакое другое. Как бы там ни было, но третье сословие Бретани отказывается присутствовать на заседании местных Штатов этой провинции, если дворянство не удовлетворит его требований, и даже угрожает взяться за оружие, если оно будет упорствовать в отказе. В условиях подобного брожения король счел своим долгом проявить власть: обнародовано постановление Совета, приостанавливающее заседания Штатов Бретани до 3 февраля (л. 6-7).

№ 4. Париж, 24 января 1789 г.

Рассказывают, что некие заметные люди отправились охотиться на земли принцев, которые представили королю мемуар против третьего сословия ²; что они произвели там ужасные опустошения, истребив большое количество всякого рода дичи, причем бросили ее на месте, и выдернув столбы, которые служат указателями мест охоты, и т. д. Аристократы поспешили на шум, который услышали; но когда они увидели столь огромную толпу охотников, то почувствовали, что силы неравны, и ретировались. Этот случай может дать представление о том, до какой степени возбуждено в настоящий момент третье сословие. Если оно не получит того, чего желает, произойдет своего рода революция ³ (л. 13).

№ 7. Париж: 14 февраля 1789 г.

Никогда еще не писали так много и с таким знанием дела, обсуждая и разъясняя права нации. Не может быть, чтобы Генеральные штаты не предвещали нам длительного блага. Третье сословие, устав делать все и платить за все и быть никем, да еще терпеть презрение и унижения со стороны как раз тех, кто его обирает, по-видимому, полно решимости не отказываться более от своих прав. Взоры Европы устремлены на Францию, и она с удивлением видит, что новая революция должна вот-вот произойти в нашей конституции [т. е. в государственном устройстве]. Если эта конституция будет хорошо устроена, она будет обладать всеми преимуществами английской конституции, но не будет иметь ее недостатков. Это должно быть любопытное зрелище для всей Европы (л. 24).

№ 9. Париж: 28 февраля 1789 г.

Распрю между дворянством и третьим сословием Бретани все считали утихшей, но оказалось, что под пеплом тлел огонь. Она только что разгорелась вновь, и на днях третье сословие хотело предать огню замок г-на графа де Буажелена, президента своего сословия ⁴. Если так будет продолжаться, придется, наверное, отложить созыв Генеральных штатов; однако, право же, дворянству следовало бы добровольно пожертвовать своими привилегиями, ибо, судя по тому, насколько возбуждено третье сословие по всему королевству, его к этому принудят (л. 33).

№ 10. Париж: 7 марта 1789 г.

Молодые люди Бретани образовали отряд числом примерно в 5 или 6 тыс. Уверяют, что сам Тюренн не выбрал бы для своего лагеря [431] более выгодного места. Эти молодые люди заявили: если они и возьмутся за оружие, то лишь для того, чтобы защитить себя от дворянства, но не для того, чтобы нападать. Тем не менее граф де Тиар ⁵ возвратился сюда несколько дней назад.

После чрезмерных холодов, от которых мы страдали, мы полагали, что на эту зиму от них отделались. Однако вот уже несколько дней вновь свирепствуют довольно сильные холода, вдобавок со снегом, и с каждым днем они даже усиливаются (л. 37).

№ 14. Париж, 4 апреля 1789 г.

Все еще повсюду говорят о том, как король, пожелав подняться на обветшалый бельведер в Версальском дворце, чтобы осмотреть в телескоп окрестности, воспользовался лестницей, которая рухнула под ним, и, если бы не ловкость одного кровельщика, который сумел удержать Его Величество, тот убился бы, упав с высоты 40 футов в Мраморный двор (л. 53).

№ 15. Париж: 11 апреля 1789 г.

Что стоит отметить, так это то, что разные наказы от каждого бальяжа требуют абсолютно одного и того же, а именно свободы личности граждан, неприкосновенности собственности, свободы печати, регулярного созыва Штатов, ответственности министров, точного фиксирования расходов каждого ведомства, и все требуют, чтобы был воздвигнут монумент во славу нашего августейшего монарха и чтобы ему было бы присвоено имя отца народа и свободы французов (л. 56).

№ 18. Париж: 2 мая 1789 г.

В то время как избирательные собрания Парижа занимались назначением выборщиков и составлением наказов, произошло событие из числа самых пагубных. Торговец г-н Ревельон, известный своей бумажной фабрикой, сказал в дистрикте, что он желал бы такого удешевления продовольствия, чтобы рабочий мог прокормиться на 15 су [в день]. Эти слова были неверно истолкованы и едва не обрекли столицу на огонь и кровопролитие. Рабочие его фабрики, которые подумали, что речь идет о сведении зарплаты рабочих к 15 су в день ^б, подняли всех бедняков Сент-Антуанского и других предместий; они заставляли рабочих в лавках следовать за ними, вооружив их палками; и вся эта толпа числом шесть тысяч обрушилась на дом г-на Ревельона и дом одного его друга ⁷ и предала все огню и разграблению. Бунт стал бы всеобщим, если бы не был усмирен мерами, предпринятыми правительством. Полк французских гвардейцев и швейцарские гвардейцы, королевский иностранный полк окружили Сент-Антуанское предместье, где происходили эти события, и, поскольку вся эта чернь их оскорбляла, были вынуждены открыть огонь. Утверждают, что более 1200 человек было убито или ранено. Однако большую их часть составляли жалкие люди, уже известные правосудию, в карманах у них нашли много денег, даже луидоры, хотя их одежда изобличала самую жестокую нищету. Это заставляет подозревать, что к бунту подстрекал секретный агент и что пресловутые слова г-на Ревельона послужили лишь предлогом. Роль орудия, которым воспользовались для распространения денег и водки среди мятежной черни, приписывают некоему аббату [Руа], который был привлечен г-ном Ревельоном к суду по делу о диффамации. Вчера даже говорили, что этот аббат арестован. В настоящий момент все как будто успокоилось. Двоих из этих несчастных, которых обнаружили в погребе г-на Ревельона, повесили на месте. Итак, опять много убитых, а потери г-на Ревельона и его друга, как говорят, превышают 600 тыс. ливров. Если, как в том убеждены, некий секретный агент использовал это средство, чтобы отсрочить созыв Генеральных штатов или помешать ему, то вина этого человека или этих людей, кто бы они ни были, очень велика, и они заслуживают предания смертной казни (л. 66-67).

№ 24. Париж: 13 июня 1789 г.

Похоже, что третье сословие благодаря своей твердости добьется осуществления своих замыслов и приведет нацию к возрождению. Нужно, однако, чтобы король его поддерживал, ибо без этого все пропало, царство аристократов станет более тираническим, чем когда-либо; и дай Бог, чтобы Государь, которому нечего опасаться народа, не возбудил неодолимого сопротивления королевской власти, если он последует совету благоприятствовать аристократам (л. 92-93).

№ 26. Париж, 27 июня 1789 г.

Королевское заседание, назначенное на прошлый понедельник, состоялось лишь на [432] следующий день, во вторник, в 9 часов утра ⁸. Король в сопровождении всей своей свиты отправился в зал заседаний Генеральных штатов, где собрались все три сословия. Король произнес речь, которую не преминули напечатать все газеты, так же как и оглашенную на этом заседании декларацию. Эта декларация содержит множество положений, которых требовали все наказы, как, например, обеспечение регулярного созыва Генеральных штатов, требование свободы печати, с некоторыми изменениями, требование свободы личности.

Предполагают, что придворные, более всех заинтересованные в беспорядках, видя, что Генеральные штаты начинают свою деятельность и сословия вот-вот объединятся, поскольку большая часть духовенства уже вошла в Национальное собрание и некоторые дворяне собираются поступить так же, представили королю дело таким образом, что, если палата третьего сословия, составляющего самую многочисленную часть нации, конституируется в Национальное собрание и сочтет возможным издавать законы без участия двух высших сословий, это будет опасно. Так они побудили короля отменить их постановление. Это проявление власти повергло в уныние все умы. И в довершение несчастья более десяти тысяч граждан, прибывших в Версаль посмотреть королевское заседание, узнают, что г-н Неккер подал в отставку. Они отправились к министру, чтобы умолять его не уходить со своего поста. Г-н Неккер, тронутый этим проявлением доверия, согласился остаться. В сопровождении всей этой толпы он отправился к королю, и тот с радостью принял его решение. Эта история, которая вначале внушала тревогу, закончилась изъявлениями радости и приветственными возгласами. Однако чернь бросала камни вслед некоторым прелатам, которых подозревали в том, что это они побудили короля к столь резкому поступку, и кучер монсеньора архиепископа Парижского был опасно ранен. Если бы этой толпе попались г-н аббат Мори и г-н д'Эпремениль ⁹, наиболее влиятельные деятели двух первых сословий в борьбе против третьего, она бы с ними жестоко расправилась. Уверяют, что последний исчез и неизвестно, где он скрывается (л. 100-101).

№ 27. Париж, 4 июля 1789 г.

На прошлой неделе большинство духовенства и меньшинство дворянства присоединились к Национальному собранию. В прошлый вторник меньшинство духовенства и большинство духовенства ¹⁰ также явилось туда по призыву короля. Огромная толпа, которая пребывала в ожидании у входа в зал заседаний Штатов, узнав эту новость, отправилась ко дворцу и стала исступленно выражать самую пылкую радость. Весь Версаль был освещен. Король и королева вышли на балкон, и народ в опьянении не переставал их благословлять.

Как только новость распространилась в Париже, все добрые граждане предались ликованию; но кончилось, по обыкновению, непристойными бесчинствами черни. Полк французских гвардейцев заявил, что они будут защищать короля и отечество до последней капли крови, если кто-либо на них посягнет; что они не поколеблются разогнать мошенников, сговаривающихся с целью разбоя и грабежа, но если бы с помощью зловредных инсинуаций их понуждали стрелять в граждан, занятых общественным делом, они бы не повиновались. Тогда народ стал приветствовать солдат, повсюду их потчевали; они смешались с народом. Узнав о том, что несколько солдат заключены в тюрьму Аббатства, чернь отправилась туда, чтобы освободить пленников. Их с триумфом препроводили в Пале-Руаяль, поместили на постоялом дворе, объявили сбор пожертвований в их пользу и собрали более 1200 франков. Депутация от этих освободителей отправилась в Версаль и предстала перед Генеральными штатами. Члены депутации призывали Собрание испросить у короля помилование для этих несчастных. Собрание приняло касательно этого предмета решение, которое король весьма одобрил. Оно умоляло граждан возвратиться к порядку и не нарушать покоя короля, своих сограждан, а также не мешать делу, которым занята нация. Король, чьей добротой мы столь дорожим, порицая, как и Собрание, излишние вольности, которые были допущены, уступил пожеланию Генеральных штатов, даровав солдатам помилование.

Если не считать нескольких протестов, которые не были приняты, члены Национального собрания очень легко договариваются между собой. Они только что разделились на 30 бюро, в каждое из которых вошло по 40 депутатов, чтобы трудиться над возрождением общества. Немало лиц, заинтересованных в беспорядках, стремятся посеять раздор, однако большинство людей, кои желают блага, сделает бесплодными усилия людей скверных.

Повсюду благословляют короля, доброта и гуманность которого столь достойны [433] обожания. Да сохранит его господь! Никогда еще государь не был столь дорог своим народам (л. 105).

№ 28. Париж: 11 июля 1789 г.

Покуда Национальное собрание занималось своим делом, вдруг, к общему изумлению и тревоге, обнаружилось, что прибывает большое число французских и особенно иностранных полков под командованием маршала де Брольи ¹¹, и на Марсовом поле внезапно образовался лагерь с большим количеством артиллерии. Возникли опасения, как бы тем, кто боится того блага и порядка, которые должны были явиться результатом [деятельности] Генеральных штатов, не удалось встревожить короля и посоветовать ему прибегнуть к принуждению. Совет этот тем более опасен, что они сами могут стать жертвами брожения, которое царит сейчас в умах по всему королевству, и что не было необходимости распалять подобным образом Францию. Ну какая необходимость, раздается со всех сторон, в момент голода призывать столько войск? И почему главным образом иностранные войска? Разве король, по справедливости обожаемый своими народами, нуждается в другой охране, кроме нации? Генеральные штаты обратились к королю с речью, умоляя его отвести войска, и Его Величество отвечал, что эти войска приведены вовсе не для того, чтобы ущемлять свободу Собрания, и что он их отправит обратно, как только среди народа восстановится спокойствие. Как бы то ни было, но [пребывание] этих войск по-прежнему вызывает тревогу, и Париж напоминает сегодня воюющий город. Национальные полки с завистью взирали на иностранные, и недавно французские гвардейцы подрались с немецкими солдатами, и отнюдь не последние оказались победителями. К тому же народ преследовал их, бросая камни, настолько сам вид их вызывает его недовольство...

... Каждый день многочисленная толпа собирается в Пале-Руаяле, и эти шумные собрания могут в конце концов стать опасными. Вчера они преследовали шпиона и чуть не убили его. Они встретили свистом двух гусарских офицеров, а затем погнались за ними; говорят, эти офицеры вызывающе и заносчиво держали себя с гражданами. Но слухи, которые распространяются ежедневно, так друг другу противоречат, что практически никто не знает наверняка правды. Все граждане встревожены собраниями в Пале-Руаяле и опасаются, как бы этот очаг, вместо того чтобы светить, не поджег все кругом (л. 107-108, 109).

№ 29. Париж, 18 июля 1789 г.

В прошлое воскресенье, 12 числа сего месяца, около 11 часов дня г-н Неккер, устав от интриг, которые плела вокруг него могущественная клика придворных, попросил у короля отставку. Он тут же выехал, чтобы покинуть Францию ¹². Г-н Монморен ¹³ также подал в отставку. Эта новость повсюду породила растерянность. Огромная возбужденная толпа собралась в Пале-Руаяле, на Елисейских полях. Полковник иностранного кавалерийского полка имел неосторожность появиться со своими войсками внутри ограды Тюильри, где прогуливались мирные граждане. Утверждают, что он даже раскроил череп какому-то заглядевшемуся по сторонам старику ¹⁴. По толпе стреляли, правда, уверяют, что холостыми, только чтобы ее напугать. Всех охватила величайшая паника. Люди метались из стороны в сторону. Кто-то заперся в своих домах. На следующий день огромное количество народу хватается за оружие. Штурмом берут Дом инвалидов и захватывают там более 30 тыс. ружей. В этой толпе было, вероятно, немало мошенников. Не прошло и трех часов, как была сформирована буржуазная гвардия — более ста тысяч человек ¹⁵, все вооруженные ружьями, пиками и т. д. Была предпринята попытка разоружить мошенников, и у значительной части их оружие удалось отняты ¹⁶. Но поскольку больше всего опасались вторжения иностранных войск, которые окружали столицу, то прежде всего завладели пушками, которые расставили на всех проспектах, на всех улицах. Штурмом была взята Бастилия, коменданта которой маркиза де Лонэ, осмелившегося стрелять в граждан, растерзали. Заключенных освободили. Грозную крепость разрушили. Были построены сооружения, которые сведущие люди оценивают как шедевр оборонного искусства. Все это явилось результатом более чем двухдневного неистовства. Народ убил также купеческого старшину г-на Флесселя, так как был убежден, что тот готовил измену. Ворота монастыря Сен-Лазар взломали, так как было известно, что там хранились запасы зерна более чем на четыре года, и это зерно было отправлено на рынок. Трудно представить, но во всей этой неразберихе соблюдался определенный порядок. Мошенники, занимавшиеся воровством, были на месте наказаны ¹⁷. Народ запер городские [434] заставы. Несколько дней назад все придворные бежали из города, и это заставляло опасаться, как бы не прибегли к каким-нибудь насильственным мерам. Всех, кто хотел покинуть Париж, останавливали. Люди были полны решимости защищать свою жизнь и свои жилища. Женщины и священники с невероятным бесстрашием присоединялись к этой воинственной толпе.

Когда об этом восстании узнали Генеральные штаты, они обратились к королю с самой настоятельной просьбой отослать войска, вновь призвать г-на Неккера и г-на Монморена и уволить министров, которые заняли место смещенных и не нравились нации. Король, с восхитительной добротой, которая оправдывает нашу любовь, тут же приказал войскам удалиться и отправляться в соответствующие гарнизоны. Он написал г-ну Неккеру, чтобы тот возвратился. Уволил новых и старых министров, которые не нравились нации. Изгнал семейство Полиньяк, аббата Вермона ¹⁸ и всех, кого обвиняют в причастности к финансовым беспорядкам. Он сделал большее: прибыл в столицу один, без охраны. Его сопровождали буржуазная милиция и депутаты. Он был принят с выражениями сыновней нежности и самой живой радости. Он надел кокарду буржуазной милиции. Маркиз де Лафайет был назначен главнокомандующим этой милиции, а г-н Байи — мэром Парижа.

В этих условиях героически, с редким патриотизмом вели себя французские гвардейцы. Нация желает включить их в буржуазную милицию, обеспечив им высокую плату ¹⁹.

Я забыл сказать, что были закрыты театры, и закрыты до сих пор; коллежи прервали свои занятия; торговля, работа касс равным образом прервались. Присутствие короля в Париже и удаление войск восстановило спокойствие, а Генеральные штаты послали вчера в город трех депутатов, дабы оповестить, что путем добровольной подписки они собрали сумму в 45 тысяч ливров, чтобы заплатить рабочим и беднякам, участвовавшим в защите столицы (л. 112-113).

№ 30. Париж: 25 июля 1789 г.

Обстоятельства, в которых мы находимся, должны привлечь к нам взоры и внимание всей Европы. Великая и прекрасная нация, жаждущая сбросить цепи аристократии, в которых она стонала в течение нескольких веков, — это одно из тех величественных зрелищ, которые возбуждают любопытство и интерес человечества. Монархическое правление, без сомнения является единственным, которое подобает большому государству, и никто никогда не помышлял его менять. Впрочем, невозможно было бы когда-либо сыскать короля более добродетельного, более благовоспитанного, более желающего счастья своему народу, чем правящий нами прекрасный государь. Заставить его согласиться на какие-либо злосчастные проекты удавалось только обманом; лишь выказывая добрые намерения, можно было его обмануть но как только ему становится известно вероломство его советников, он тотчас с негодованием их отстраняет. Утверждают, что аристократы, ссылаясь на то, что необходимо сдерживать народ, без его ведома приказали собрать вокруг Версаля и Парижа более 50 тыс. человек с полком артиллерии, артиллерийским обозом и значительным количеством всякого рода боеприпасов. Мне неизвестно, насколько обоснованно это подозрение. Добавляют, что также без ведома нашего доброго короля аристократы измыслили план осады столицы и овладения ею. Признаться, я с трудом верю, что можно было вынашивать столь жестокие и безрассудные замыслы. Ведь если предположив что они могли преуспеть, что я почитаю невозможным, они разрушили бы один из самых прекрасных городов мира и нанесли бы государству ущерб на сумму более сорока миллионов. И потом, недостаточно подчинить Париж понадобилось бы еще подчинить провинции что уж вовсе не правдоподобно. Итак, пока я не получу доказательств этого смехотворного и жестокого проекта, я не поверю ни одному слову

Как бы там ни было, народ, убежденный в том, что против столицы замышляется заговор, все время начеку. Он совершенно уверен что короля обманули и что наш монарх пришел в негодование, когда маршал де Бово, герцог де Лианкур и маршал де Ноай открыли ему глаза на опасности, которым подвергалась столица. Я думаю, что план состоял попросту в том, чтобы изгнать г-на Неккера и распустите Генеральные штаты; а поскольку эти события неизбежно вызвали бы всеобщее потрясение они приказали стянуть войска, чтобы сдерживать ярость народа; но и этот проект был столь же безрассудным, как и первый. Стоило им только поразмыслить, и они должны были бы; увидеть, что вся Франция пребывает в единодушном согласии, что у всех французов, за исключением нескольких придворных, заинтересованных в финансовых беспорядках, [435] существует лишь единая воля. А следовательно, это означало бы понапрасну поджигать всю Францию.

К счастью, благодаря мерам предосторожности, принятым жителями Парижа, благодаря благому вмешательству Национального собрания и добрым деяниям короля мы были спасены от этого замышлявшегося или воображаемого кровавого предприятия. Казалось, воцарились спокойствие и тишина, как вдруг народ узнал, что г-н Фулон, недавно назначенный вместе с маршалом де Брольи военным министром ²⁰, был схвачен в своем замке окрестными крестьянами. Этот министр, уже подавший в отставку и знавший об отношении к нему народа, как говорят, распустил слух о своей внезапной кончине и даже все свое семейство заставил облачиться в траур. Однако народ не был обманут этой хитростью. Неисчислимая толпа явилась за ним в его замок и привела его к Ратуше. Г-н Байи, мэр города, и маркиз де Лафайет предприняли все усилия, чтобы спасти его от разъяренного народа. Но толпа преодолела заграждение у Ратуши, вырвала его из рук собравшихся чиновников, привела на Гревскую площадь, привязала к фонарю, повесила, а затем отрезала ему голову. В мэрии хотели, чтобы его сначала отвели в тюрьму и судили, но народ ничего не слушал. Народ всегда жесток в своем гневе: толпа носила его голову на острие пики, а труп волокли по сточным канавам. В это же время народ узнал, что г-н Бертье де Совиньи, интендант Парижа, арестован в Компьене. Народ отправился ему навстречу, и, несмотря на все предосторожности, предпринятые мэрией, чтобы судить его законным путем, он точно так же был отведен на Гревскую площадь и убит. Его подозревали в тайной переписке с целью захвата столицы. Не знаю, на каком основании. Конечно, если они виновны в измене, то заслужили кару. Но следовало бы судить их законным путем. Подобные акты произвола слишком чреваты ошибками. Очень легко можно погубить невинного. Я вынужден признать, что народ, обычно мягкий и добрый, изменил на какое-то время своему характеру и осквернил эту славную революцию столь кровавыми, беззаконными акциями (л. 114-116).

№ 32, Париж: 8 августа 1789 г.

... Другое событие снова встревожило всех граждан столицы. Патруль буржуазной гвардии задержал на реке лодку и провел тщательный ее досмотр. В бочках, на которых было написано «мыло», нашли большое количество бочонков с порохом, которые, как говорят, везли из арсенала в Эссонн для обработки. Поскольку лодочники, которых допросили, не могли дать никакого вразумительного ответа, возникли самые серьезные подозрения относительно какого-то заговора и предательства. Разъяренный народ столпился на Гревской площади и окружил Ратушу. Узнав или подозревая, что маркиз де Ла Салль, автор нескольких литературных произведений и с недавнего времени заместитель командира парижской буржуазной милиции ²¹, приказал вывезти этот порох вместе с железным ломом из арсенала, народ решил заполучить этого человека и повесить его ²². Роковая веревка была уже привязана к фонарю, и он неизбежно расстался бы с жизнью, если бы ему не удалось ускользнуть из Ратуши. Разъяренный народ угрожал поджечь Ратушу, и г-н маркиз де Лафайет вынужден был удвоить число буржуазных гвардейцев в охране и предупредить, чтобы все честные люди разошлись, что он прикажет стрелять в народ, если тот будет упорствовать в подобных угрозах. Были выдвинуты пушки, и толпе помешали приближаться ко всем выходам на Гревскую площадь.

Мне кажется, что муниципалитету следовало бы расклеить повсюду плакаты с разъяснениями гражданам этого происшествия с перевозкой пороха и железного лома, которое вызывает столь великое беспокойство (л. 124-125).

№ 33. Париж: 15 августа 1789 г.

[Национальное собрание] получало из разных мест сообщения, что подкупленные врагами государства разбойники с помощью фальшивых постановлений и сфабрикованных эдиктов возмущают крестьян в деревне и народ в провинциях, понуждают их поджигать замки, грамоты, убивать дворян; беззаконие достигло, наконец, предела, и требуется быстрая помощь. Вследствии этого Собрание в согласии с королем выпустило весьма строгий декрет, дабы положить конец этим бесчинствам. В нем говорится, что армия будет оказывать решительную поддержку буржуазной гвардии по требованию членов городских и деревенских муниципалитетов после того, как она даст клятву быть верной нации и королю и никогда не проявлять жестокость по отношению к гражданам.

В связи с проектом постановления, [436] касающегося охоты и королевских охотничьих округов, крестьяне окрестностей Парижа сочли, что им дозволено бить дичь в полях и лесах, и под этим предлогом они вытаптывают урожай зерна, который сейчас, во время голода, является для земледельцев и для народа средством существования. Все власти стремятся обуздать столь прискорбные беспорядки...

Невозможно более сомневаться, что подкупленные разбойники всякий день стремятся распространять ложную тревогу. Слухи сменяются настолько быстро, что в момент, когда разъясняется одна фальшивая новость, уже появляется другая. Патруль наткнулся на сверток холстов, обработанных серой, и сейчас же распространился слух, что их собирались бросать в погреба, чтобы поджечь зерно. Это заставило всех собственников заделать отдушины погребов железными щитами. Стали доискиваться до первопричины, и в результате самого тщательного расследования оказалось, что один кабатчик, следуя обыкновению, использовал эти обработанные серой холсты для осветления вина, а когда у него скопилось большое количество уже негодных холстов, он их бросил около своей двери. Вот что стало для жителей столицы причиной стольких страхов.

Некто по имени Бордье, весьма известный актер театра Варьете, отправившийся в Руан для восстановления своего здоровья, вздумал встать во главе толпы разбойников, которые поджигают различные общественные здания. Его схватила буржуазная гвардия Руана, и народ хотел его повесить. Национальное собрание вмешалось своей властью и спешно отправило курьера, дабы арестовать его, чтобы можно было, допросив его, установить виновников заговора; но может статься, что его повесили еще до прибытия курьера ²³ (л. 126-127).

№ 34. Париж, 22 августа 1789 г.

Правительство собрало на Монмартре большое число рабочих, чтобы занять их выравниванием горы, и платило им 20 су в день; однако число их сильно выросло. Говорят, их там 10 тыс. В настоящее время они сознают свою силу. Они не хотят ни работать, ни расходиться и требуют, чтобы им платили ²⁴. Из-за этой толпы мы беспокоимся за безопасность Парижа зимой...

Каждый день мы узнаем о новых беспорядках в провинции, вызванных подкупленными разбойниками. Замки, аббатства сжигают, выбрасывают грамоты или сжигают их (л. 131-132)

№ 35. Париж, 29 августа 1789 г.

Приблизительно 10 или 12 тыс. рабочих, собранных на Монмартре, являются причиной известной тревоги среди граждан. Г-н де Лафайет отправился сообщить им, что платить им больше не будут и что если они откажутся повиноваться, то против них применят силу они, однако, ничего не принимают во внимание. Придется пойти на крайние меры, которые претят человечности, но этого требует безопасность граждан...

На днях арестовали нескольких разбойников, которым, по-видимому, заплатили, что бы они поджигали скирды хлеба в Пасси, недалеко от Парижа. Ведь год очень урожайный на все виды зерна, и амбары настолько полны, что остатки хлеба приходится оставлять в скирдах на полях. Не постигаю, как можно быть настолько испорченным, чтобы платить этим негодяям и нанимать их для совершения подобного злодеяния (л. 135, 137).

№ 36. Париж: 5 сентября 1789 г.

...Первые два вопроса ²⁵ возбудили некоторое волнение, довольно сильное, среди тех, кто собирается в Пале-Руаяле. Их собралось примерно четыре или пять тысяч, и они предполагали идти в Версаль подать Национальному собранию свое предложение с проскрипционным списком, включающим ряд депутатов, которые, как они подозревают, продались партии аристократов и которым они угрожают расправой. Национальное собрание предписало г-ну маркизу де Лафайету не терпеть никаких подстрекательских скоплений народа, которые могут помешать свободной работе Собрания и г-н де Лафайет принял столь разумные меры что толпа в Пале-Руаяле не только не отправилась в Версаль, а даже перестала собираться в этом саду.

И спокойствие Парижа не только этим обязано г-ну де Лафайету. Перед Лувром собрались парикмахеры и потребовали, чтобы в дальнейшем с учеников, желающих поступить к мастеру, не взыскивали по 3 франка ²⁶. Г-н де Лафайет, найдя их просьбу обоснованной, решил дело по справедливости.

С благоразумием и осмотрительностью, столь же непреклонной, сколь и мудрой, он распустил рабочих, которых использовали на [437] Монмартре и которые сильно беспокоили жителей столицы.

Безработные слуги также собрались на Марсовом поле, требуя выпроводить всех рассыльных-иностранцев: швейцарцев, немцев, савойяров и льежцев, которые лишают их какой-либо возможности заработать на жизнь ²⁷. Их число возрастало с каждым днем, и слуги некоторых частных лиц и даже слуги сеньеров присоединились к ним. Возникли опасения, как бы они не взбунтовались и не подосланы ли они аристократами. Г-н де Лафайет ограничился тем, что арестовал среди них всех, кто носил ливрею, и отправил их в тюрьму до тех пор, пока хозяева не сочтут уместным их востребовать. Таким образом благодаря показаниям этих слуг были раскрыты заговоры, направленные на разжигание волнений, а остатки скоплений народа вскоре рассеялись. Наконец-то для нас наступило затишье. Будем надеяться, что оно продлится (л. 140-141).

№ 38. Париж, 19 сентября 1789 г.

Жители Труа дошли до предела жестокости. Под тем предлогом, что мэр города снабжал их плохой мукой, они вырвали этого несчастного из рук его коллег в Ратуше, повесили его, а затем изуродовали самым ужасным образом. Этот магистрат участвовал в двух последних собраниях нотаблей, и все согласно воздают должное его честности, доброте и патриотизму.

В Орлеане подкупленные разбойники сумели настроить одних граждан против других, и это кратковременное брожение стоило жизни большому числу честных людей ²⁸. Творцы подобных проектов, столь же жестоких, сколь и бесплодных, были обнаружены, арестованы и будут наказаны, как того заслуживают (л. 149).

№ 41. Париж, 10 октября 1789 г.

Король и Национальное собрание занялись вопросом обеспечения поступления налогов и снабжения столицы путем свободной торговли зерном и мукой по всему королевству, а также путем запрета вывоза этого столь драгоценного продукта. Дело начинало принимать оборот, позволявший надеяться на мир и спокойствие, как вдруг необъяснимое помутнение разума посеяло повсюду тревогу и растерянность. Доставать хлеб становилось все труднее, и вот женщины из народа собрались у Ратуши и потребовали хлеба. Солдаты национальной милиции также собрались, чтобы восстановить порядок. Но г-н Байи приложил все усилия, чтобы их успокоить. Большинство женщин проникло в здание муниципалитета и с помощью мужчин, которых они привели с собой, они захватили все оружие, которое там нашли, даже одну пушку. Не умея ничего выразить толком, эти женщины хотели заставить буржуазную милицию идти в Версаль. Сначала они отправились туда сами. Однако половина их осталась и заставила г-на маркиза де Лафайета последовать за ними. Напрасно он пытался заставить их прислушаться к голосу разума, ему пришлось повиноваться. Пробили общий сбор, и очень быстро собрали около 30 тыс. человек из буржуазной милиции, которые выступили в Версаль с 50 пушками, которые везли впереди. Те затруднения, которые чинил маркиз де Лафайет, возбудили у необузданной черни подозрения в отношении этого славного генерала, и его едва не постиг печальный конец от рук женщин.

Известие о приближении этой огромной толпы привело в ужас всех жителей Версаля и Национальное собрание. Женщины, которые шли впереди, нашли решетки Версальского дворца запертыми, а гвардейцы стреляли в народ. Мужчины, которые сопровождали женщин, ответили тем же. Двое или трое лейб-гвардейцев были убиты, из граждан не пострадал ни один. Женщины проникли во двор, и двенадцать из них были делегированы для разговора с королем. Они просили у Его Величества хлеба, и король дал им удовлетворительный ответ, который они передали толпе. Г-н де Лафайет во главе национальной милиции держался столь осмотрительно и с таким присутствием духа, что вместо возможного кровопролития имели место изъявления любви и преданности со стороны как народа, так и монарха. И король настолько простер свою доброту, что согласился с желанием, высказанным ему жителями Парижа, — жить среди них. Он тотчас отправился в столицу с целью устроить там свою постоянную резиденцию.

Я не думаю, что цель брожения была в этом. Кажется даже, что это скопление народа вначале не имело никакой определенной цели. Говорят, что трудности с хлебом были лишь предлогом. Некоторые люди считают, что народ и армия были возмущены бестактными и оскорбительными для нации словами, которые вырвались, как предполагают, у королевских лейб-гвардейцев на ужине, устроенном [438] ими в честь офицеров, находящихся в Версале, и хотят отомстить ²⁹. Истинная цель этого похода пока неизвестна. Может быть, те, кто в нем участвовал, и сами ее не знали. Как бы там ни было, национальные гвардейцы, получающие жалованье и не получающие такового, под командой г-на маркиза де Лафайета вели себя очень осмотрительно, и король был так доволен разумными приказами командующего, имевшими целью избежать беспорядков, что назначил его командовать всеми войсками, которые находятся в округе радиусом в 15 лье. Очевидно, что тайные враги нации раздают деньги, чтобы возбудить народ на подобные восстания, подсказывая ему выгодные им мотивы, а народ мало образован и достаточно глуп, чтобы попадаться в эти ловушки (л. 158-159).

№ 43. Париж: 24 октября 1789 г.

Невозможно не признать, что существуют заговоры против общественного блага и безопасности граждан. Время от времени хлеб становится трудно раздобыть и поставки продовольствия осуществляются с трудом. Опасаются, что зимой совсем не окажется муки и зерна. В последний вторник хлеба было мало, так что многим несчастным его не хватило. Народу ведома лишь эта пища. Стали обвинять тайную шайку, которая-де останавливала на дорогах обозы, предназначенные для столицы. Бедняки обвиняли булочников в том, что им заплатили, чтобы они не пекли хлеб. В самом деле, было проверено, что каждый день булочники получают больше муки, чем когда бы то ни было, и все же хлеба не хватает, несмотря на многочисленную эмиграцию. Доказано вроде бы и то, что у ворот Сен-Клу нашли большое количество хлеба и что, с другой стороны, наемные разбойники поджигают в окрестных деревнях многочисленные скирды хлеба. Все эти факты слишком ясно свидетельствуют о заговоре с целью уморить столицу голодом. В среду толпа народа набросилась на лавку одного булочника, схватила этого несчастного, поволокла его на Гревскую площадь и там повесила. Двое или трое негодяев не ограничились этой кровавой расправой. В своем варварстве они дошли до того, что надели его голову на острие пики и ходили с ней по улицам. Кроме того, они протащили его обнаженный труп по всем кварталам города. Эта ужасная сцена вызвала возмущение всех граждан и в особенности Национального собрания и представителей коммуны, заседавших в Ратуше. Последние назначили комиссаров, чтобы разобраться, действительно ли этот булочник был повинен в каком-либо лихоимстве, и, согласно их розыскам и расследованию, оказалось, что несчастный булочник был прекрасный человек, всеми уважаемый в квартале, что он выпекал несравнимо больше всех других, производил до десяти выпечек хлеба за день и даже снабжал мукой своих собратьев. Одна злосчастная женщина, которая Должна была этому булочнику 200 франков, что ее угнетало, возмутила против него чернь, пустя слух, что он прячет хлеб и что в его погребе все покрыто плесенью. Голодная чернь, не доверяя фактам, бросилась на эту чудовищную расправу. Этот булочник был молодым человеком, два года назад женившимся и обзаведшимся делом. Его жена беременна, и испытанная ею боль при виде того, как варварски волокли ее мужа, заставляет опасаться за ее жизнь (л. 166-167).

№ 44. Париж, 31 октября 1789 г.

В настоящий момент у нас царит самая полная анархия, и странно, что не происходят еще большие беспорядки. Общее мнение такое что если бы конституция была завершена, санкционирована и обнародована, то вскоре все пришло бы в порядок. Правда, с одной стороны, обещание награды за разоблачение зачинщиков заговоров и их сообщников, а с другой — обнародование закона о военном положении и изобилие хлеба обеспечивают нам на какое-то время затишье и покой, и можно надеяться, что если у нас будет достаточно продовольствия, то это затишье продлится (л. 173)

№ 49. Париж: 5 декабря 1789 г.

[Национальное собрание] получило сообщение, что жители острова Корсика собрались с целью создания национальной милиции по примеру всего королевства. Комендант позволил им мирно собраться; но когда собрание собралось, послал несколько отрядов, чтобы окружить зал и применить силу против граждан. Последние защищались, и было пролито много крови. На улицах ударами штыков были заколоты двое детей, и это особенно возмутило граждан острова. Это злодеяние как нарочно предназначено, чтобы возбудить всеобщее негодование, а поведение коменданта представляется мне особенно заслуживающим [439] порицания. Народ тут же овладел крепостью, складом пороха и всеми арсеналами на острове...

Утверждают, что на Мартинике восстали негры, что многие убиты, другие повешены (л. 192).

№ 50. Париж: 12 декабря 1789 г.

Офицер полка Дофинэ, отправившийся на охоту с черной кокардой ³⁰, чуть было не стал причиной кровавого столкновения в Тулоне между офицерами флота и национальными гвардейцами. Рассмотрение этого дела, детали которого еще не выяснены точно и обстоятельно, было отложено в Национальном собрании. Утверждают, что народ овладел крепостью, отправил в тюрьму всех офицеров полка Дофинэ. Имела место даже стычка, в которой были убиты или ранены многие из этих офицеров. Причину этого волнения все склонны видеть в неосторожности офицера-охотника...

Крестьяне и другие частные лица присвоили себе без всяких на то оснований право опустошать леса сеньоров и церковных бенефициариев. Какие-то разбойники позволили себе даже отправиться с оружием в руках рубить деревья в королевских лесах вокруг Парижа, таких, как Булонский, Венсеннский, лес Бонди и другие. Национальная милиция, пешая и конная, отправилась навести порядок, ибо грабежи кончатся тем, что обрекут нас на нехватку топлива; и она арестовала в Булонском и Венсеннском лесах более 140 разбойников, которых препроводила в тюрьму...

В одном провинциальном городе солдат национальной гвардии, совершивший серьезный проступок, был приговорен к лишению воинского звания, запрещению служить в каких бы то ни было войсках и к тому, чтобы быть дворянином в течение девяти лет (л. 194, 195).

№51. Париж, 19 декабря 1789 г.

Противоречивые подробности, сообщаемые в ведомство морского флота и в Национальное собрание, одни — комендантом порта, другие — муниципальными должностными лицами, вместо того чтобы прояснять тулонское дело, так его запутывают, что трудно понять, какая из сторон виновна, а какая права. Первопричиной раздоров стали, как представляется, офицер, который не носил национальной кокарды, и двое рабочих арсенала, возмущенных тем, что комендант уволил их по причине недовольства.

Члены муниципалитета обвиняют коменданта в том, что он хотел сдать город английскому флоту и приказал своим войскам стрелять, если начнется хоть малейшее волнение. В свою очередь комендант обвиняет муниципальных должностных лиц, поддерживаемых буржуазной гвардией, в том, что они без законного основания жестоко обошлись с офицерами порта и заключили их в тюрьму. Правда, полагают, что распря на этом отнюдь не закончилась. Хотя настоящего сражения не было, несколько офицеров было ранено и даже убито. Среди буржуазных гвардейцев также были раненые. Это дело может иметь опасные последствия, тем более что в распрю вмешиваются офицеры флота, и она может привести к весьма пагубным раздорам по всей провинции. Король заметно огорчен этим...

Город Амьен также во власти внутренних раздоров. Национальная гвардия сочла необязательным следовать предписаниям муниципалитета. Это стало причиной борьбы. Муниципалитет вызвал регулярные войска и объявил военное положение против буржуазной милиции. Этот опрометчивый шаг имел последствия, которые не составляло труда предвидеть. Буржуазная милиция была оскорблена вызовом регулярных войск, чтобы применить их против граждан, в результате произошла стычка, в которой с обеих сторон были убитые и раненые...

Если провинции и столица стали сценой мятежных волнений, то не миновал их и французский театр. В прошлый четверг было объявлено восемнадцатое представление трагедии «Карл IX» ³¹, но к моменту поднятия занавеса часть зрителей заявили, что они не желают больше смотреть эту пьесу, и потребовали вместо нее «День Людовика XII», пьесу, которую репетируют в театре Варьете, называемом в наши дни театром Пале-Руаяль. Другая часть зрителей хотела, чтобы давали «Карла IX». Разгорелась ссора, и опасались, как бы она не зашла слишком далеко. Женщины были уже напуганы и хотели уйти, но им помешали, не желая, чтобы их страх распространился по всему городу. Лишь с огромным трудом удалось начать и даже доиграть до конца объявленную пьесу (л. 198, 200, 201).

Комментарии

1. Имеется в виду доклад Неккера в Королевском совете 27 декабря 1788 г. по поводу регламента Генеральных штатов.

2. Речь идет о Мемуаре, представленном королю монсеньерами графом д'Артуа, принцем Конде, герцогом Бурбоном, герцогом Энгиенским и принцем Конти в середине декабря 1788 г. Принцы возмущались дерзостью третьего сословия, утверждая, что «готовится революция в принципах управления», и требовали сохранения старых форм для Штатов.

3. Термин «revolution» употреблялся тогда в более широком смысле, чем мы вкладываем в него теперь.

4. В провинциальных Штатах.

5. Командующий войсками в Бретани.

6. Источники по-разному передают слова Ревельона, послужившие поводом к взрыву. См. об этом: Лотте С. А. Дело Ревельона. — «Французский ежегодник. 1958». М., 1959.

7. Мануфактурщик Анрио.

8. 23 июня 1789 г.

9. Мори Ж.-С. (1746-1817) — аббат, депутат Национального собрания, видный представитель крайне правой монархической группировки.

Дюваль д'Эпремениль Ж.-Ж. (1746-1794) — советник Парижского парламента, депутат Национального собрания, также один из наиболее видных членов крайне правого его крыла.

10. Явная описка. Должно быть: меньшинство духовенства и большинство дворянства.

11. Наемные, «иностранные» войска стягивались правительством к Парижу после 23 июня.

12. Одиннадцатого июля Неккер получил письмо от короля, предписывавшее ему покинуть Версаль и удалиться в Швейцарию.

13. Монморен Сент-Эрем А.-М., граф де (1745-1792) — министр иностранных дел.

14. Командующий полком лотарингских драгун принц Ламбеск попытался очистить сад Тюильри от манифестантов, протестовавших против отставки Неккера. Имели место столкновения войск с народом, которые описывает Блен де Сенмор. После этой попытки властей применить силу положение в Париже обострилось.

15. Явное преувеличение. 13 июля планировалась организация буржуазной милиции численностью около 48 тыс. человек.

16. В штурме Дома инвалидов принимали участие широкие массы Парижа, которые и захватили значительную часть оружия. Буржуазное руководство парижского муниципалитета стремилось передать оружие в руки буржуа зной гвардии.

17. Зерно, захваченное в Сен-Лазаре, было доставлено в Ратушу, а затем отправлено на рынок. Однако во время штурма имели место случаи грабежа. Часть грабителей бродяг и безработных — была привлечена к суду.

18. Приближенные королевы, ненавидимые народом.

19. В дальнейшем, кроме добровольцев из числа па рижской буржуазии, в национальную гвардию входили наемные части, выступавшие на стороне революции.

20. Неточная формулировка. Фулон был интендантом флота. Маршал де Брольи — военным министром.

21. Ла Салль (1731-1814) — маркиз, член бюро парижского муниципалитета, один из инициаторов организации буржуазной милиции Парижа, которую он возглавлял в момент ее возникновения 13 июля. После взятия Бастилии буржуазная милиция стала называться национальной гвардией, начальником ее стал Лафайет, а Ла Салль — его заместителем.

22. По приказу Ла Салля негодный порох был вывезен из арсенала для переработки. Народ заподозрил его в попытке обезоружить столицу.

23. В дальнейшем Блен де Сенмор сообщает, что так и случилось. Об этом см.: Mazauric С. Jacobinisme et Revolution. P., 1984.

24. С 1 августа начались волнения многочисленных рабочих, занятых на «благотворительных земляных и строи тельных работах» на Монмартре. 15 августа Лафайет лично прибыл на Монмартр для их успокоения. Вскоре эти рабочие были распущены.

25. Обсуждались вопросы о вето короля и об учреждении сената.

26. При поступлении подмастерья-парикмахера на работу ему необходимо было приобрести карточку в цеховом бюро и, кроме того, уплатить определенную сумму писарю. 18 августа подмастерья-парикмахеры собрались на Елисейских полях, чтобы добиться отмены этого стеснительного правила. В этот же день на газоне около Лувра со брались подмастерья-портные, выдвигавшие свои требования.

27. С 27 по 30 августа в Париже произошли волнения каменщиков, торговок, поденщиков.

28. 12 сентября в Орлеане произошли волнения бедно ты из-за нехватки и дороговизны хлеба. См. об этом: Lefebvre G. Etudes orleanaises. Т. 2, P., 1963, p. 31-36.

29. 1 октября 1789 г. в Версале состоялся банкет, который лейб-гвардия короля давала в честь офицеров недавно прибывшего фландрского полка. Офицеры, присутствовавшие на банкете, срывали с себя трехцветные кокарды, оскорбляли Национальное собрание.

30. Т.е. с кокардой провинции вместо национальной.

31. Имеется в виду пьеса «Карл IX, или Варфоломеевская ночь» Мари-Жозефа Шенье. См. также корреспонденцию от 7 ноября в публикации Ю. В. Готье («Литературное наследство», т. 29/30, с. 248-250).

(пер. Е. И. Лебедевой)
Текст воспроизведен по изданию: Первый год Великой революции (События 1789 г. в литературной корреспонденции из Парижа в Россию) // Великая Французская революция и Россия. М. Прогресс. 1989