ПИСЬМО Ж. Ж. РУССО К КНЯЗЮ БЕЛОСЕЛЬСКОМУ

Париж, 27-го Мая 1775.

Радуюсь, что сохраняю ваше ко мне уважение и вашу доверенность. Люди прямодушные сочувствуют и соответствуют друг другу, и я сказал, читая письмо ваше из Женевы: немногие внушат мне столько уважения и доверенности.

Вы жалеете моих прежних сограждан, что они не заступились за меня, когда их проповедники резали, так сказать, душу мою. Трусы! Прощаю им несправедливость, и потомство, может быть, отмстит за меня.

Теперь обо мне можно жалеть более, нежели об них. Они утратили, говорите вы, согражданина, приносившего им славу, но что потеря такого блестящего привидения в сравнении с тою, какую они заставили меня испытать? [222] Плачу, думая, что у меня нет ни родных, ни друзей свободной и цветущей отчизны.

Озеро, на берегах которого провел я сладостные часы моего детства, очаровательная страна, где видел я в первый раз величественное и трогательное восхождение солнца, где ощущал первые движения сердца, первые порывы гения, сделавшегося потом слишком самовластным, слишком известным — увы! мне не видать вас более! Колокольни, возвышающиеся среди дубов и сосен, блеящие стада, мастерские, заводы, так прихотливо разбросанные по водопадам, по стремнинам, по вершинам утесов почтенные древа, источники, луга, горы, видевшие мое рождениe — вы более не увидите меня!

Сожгите мое письмо, умоляю вас: опять могут во зло истолковать мои чувства.

Вы спрашиваете: пишу ли я еще ноты? Для чего не писать? Разве стыдно заработывать пропитание трудом? Вы хотите, чтобы я еще писал книги — нет! никогда не примусь за них. Я сказал людям несколько истин; они приняли их дурно и я ничего не скажу более.

Вы смеетесь надо мной, спрашивая меня о Парижских новостях. Я выхожу только гулять, и то всегда в одну сторону. Кое-кто из умников делают мне слишком много чести, посылая мне свои книги — я не читаю книг. На днях принесли мне новую комическую оперу; музыка Гретри, которую вы так любите, а слова, бесспорно, написаны умным человеком, но все опять на лирической сцене большие господа. Извините меня, князь, но у господ нет голоса — надобно деревенских простяков

Жена моя благодарит за память об ней. Мои неприятности не менее раздирают сердце ей, как и мне, но моей голове достается больше. Жизнь во мне осталась только на страдание, и ее нет уже даже и для ощущения вашей доброты, так, как следовало бы. Не пишите ко мне бoлee князь; мне было бы невозможно отвечать вам еще раз. Когда возвратитесь вы в Париж, мы увидимся и поговорим.

Примите, князь, прошу вас, уверения в почтении моем. [223]

______________________________

Вероятно, добродушное и странное это письмо писано было к князю Александру Михайловичу Белосельскому-Белозерскому, столь известному в его время своею образованностью, любовью к искусствам, дружбою с Альбани, Вольтером, Делилем, Мармонтелем, писавшими к нему стихи, на которые отвечал он со всею любезностью Француза лучших времен. Князь А. М., среди государственных занятий (он был посланником в Дрездене и Турине), занимался литературою, писал много Французских стихов. Известна его Дианология, изд. в Дрездене, в 1790 году. Русская опера его (Олинька) играна была в Москве, в 1796 году. Просвещенный вельможа, он был покровителем всего прекрасного; при светской жизни, он услаждал душу учением и беседою с мудрецами всех веков. Припомним здесь прелестные стихи, которые написал Альбани, узнавши юного князя А. М., во время первого путешествия его по Eвpoпe, когда ему было еще только 20 лет:

Dans les climats glaces Ovide vit un jour
Une fille du tendre Orphee;
D’un beau feu leur ame echauffee
Fit des chansons, des vers, et surtout fit l’amour.
Les dieux benirent leur tendresse,
Il en naquit un fils orne de leurs talents;
Vous en etes issu: connaissez vos parents,
Et tous vos titres de noblesse.

Письмо Ж. Ж. Руссо нашли мы в его полных сочинениях (Париж, 1826 г. т. XX, стр. 521-524). Оно показывает, как любил бедный Руссо князя Белосельского и дополняет характеристику Женевского чудака, un malade de beaucoup d’esprit, et qui n’a d’esprit que quand il a la fievre, как говорил об нем Даламбер. Вероятно, в бумагах князя Белосельского осталось много подобного. Как жаль, что у нас так мало передают публике из того, что принадлежит ей по праву! Не одни летописи любопытны, не одно чисто-историческое, но все, что только дополняет жизнь и характеристику общества, особливо столь разнообразного и любопытного, каково было общество прошлого столетия.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо Ж. Ж. Руссо к князю Белосельскому // Русский вестник, Том 3. 1841