БОССЮЭ Ж.-Б.

ОТРЫВКИ ИЗ НАДГРОБНОЙ РЕЧИ БОССЮЭТА ВЕЛИКОМУ КОНДЕ

Господь с тобою, сильный крепостью, иди в крепости твоей сей: аз буду с тобою.

Суд. Гл. VI. Ст. 12-16

 Государь!

Отверзая уста на похвалу бессмертных дел великого Конде, смущаюсь равномерно и от величия предмета, и бесполезного труда. В какие бы отдаленные страны мира не достиг слух побед его и чудесных событий его жизни? Им дивится вселенная. Соотечественник, повествуя о них с гордостью, уже не открывает ничего нового иноземцу; и упреждаемый всюду вашими мыслями, я подвергнусь ещё тайным укоризнам вашим, что слабо изобразил дела знаменитые. Суетное [50] витийство не умножает славы мужей великих: одни дела их восхвалят их по достоинству (Притч. XXXI. 31); одно простое повествование истории довлеет для их бессмертия. Но прежде нежели бытописание передаст потомству деяния Конде, должно удовлетворить желанию современников и признательности народной; ибо каких похвал не заслуживает Герой, бывший украшением не токмо отечества своего, но и всего человеческого рода? Людовик Великий, оросив слезами прах незабвенного мужа, созывает в храм сей знатнейших своего царства, да воздадут они последний долг памяти принца. Ему угодно, чтобы мой слабый голос одушевлял сие печальное торжество. Покоримся убо его велению; преодолеем скорбь нашу: великий и достойный сея кафедры предмет представляется моим мыслям. Се Бог, иже творит воины и поборники; “се ты взываешь к нему Давид научаяй руце мои на ополчение и персты моя на брань”. (Псал. CXLIII. 1). Господь вдыхает [51] мужество, дарует великие качества ума и сердца. Все исходит свыше от Отца светов; Он ниспосылает с небес великодушные чувствования, мудрые советы и все благие помыслы. Но правосудный в щедротах своих, Он хочет, дабы мы различали дары, попускаемые врагам Его, от даров, кои блюдет Он для своих служителей. И то, что отличает избранных Его от неверных и сопротивников, есть благочестие. Без сего небесного дара все другие не токмо ничтожны, но и пагубны для украшающихся оными; без сего неоцененного дара благодати, что был бы великий Конде со всем своим мужеством, со всей высокостью ума? Наш, братья мои, если бы благочестие не освящало, так сказать, всех других его добродетелей: им си принцы не нашли бы никакого утешения в своей горести, ни сии служители алтаря никакого упования в своих молитвах, ни сам никакой опоры похвалам, которые должен воздать знаменитому мужу. Поженем убо славу человеческую сим примером; низпровергием идола [52] числолюбцев; да падет он уничиженный пред сими алтарями. Для славы истины, и при ей свете, явим миру, что все превосходные качества счастливой природы, творения героев и возносящие славу земную наверх величия: мужество, великодушие, благость сердечная, быстрота, проницаемость, обширность и возвышение ума, суть один признак без благочестия. Благочестие есть едина прочная слава для человека. Сию истину, слушатели, откроет нам жизнь прославляемого ныне Героя………………..

Грозный в сражениях, непобедимый в злочастье, он (принц Конде) имел сердце нежное и чувствительное. Я видел, как сокрушался он об опасностях друзей своих, проливал слезы о их бедствиях, принимал участие в самых маловажных случаях жизни их, принимал их несогласии, утешал в горестях с кротостью и терпением, необыкновенными у человека его нежных свойств и его высокого рода. Удалитесь от меня, герои бесчеловечные! Так вы можете исторгнуть удивление, подобно [53] всем чрезвычайным явлениям природы, но вы никогда не будете любимы. Бог, сотворив человека, вложил в сердце его первоначально благость, как отличительное свойство его божественной природы и знамение благотворной десницы, создавшей нас. Благость есть источник всех добродетелей, есть та неизъяснимая прелесть сердца, которая влечет к нам сердца других. Утверждаясь на ней, колосс величия не только не препятствует свободному ее излиянию, но наипаче способствует оному: подобно как общественный водомет стремит обильные воды от высоты своей. Благостью ценятся сердца наши. И великие мира, чуждые сей небесной добродетели, праведно наказуются за свое гордое бесчувствие, не зная вечно самого лучшего утешения в жизни человеческой — дружеской беседы. Никто не наслаждался ей более принца Конде; никто менее его страшился, что снисхождение умалит достоинство. Как! Это он, рушитель твердых градов, победитель толиких воинств? – Он забывает славу свою, о которой [54] вещают концы вселеними! Познайте Героя, равного токмо самому себе: он не возносится, дабы казаться великим, ниже смиряется, дабы быть кротким и приветливым, но таков по внушению сердца своего, каковым должен быть ко всем людям. Так величественная и благотворная река течет спокойно в берегах своих, нося обилие полей, ей орошенных; обогащает веси и грады; и тогда токмо возъемлется и надмевается, когда противостоят оплоты ее мирному течению. Вы храните в душе своей некую важную тайну? Излейте ее небоязненно в благородное сердце принца: ваше дело учинится его собственным. Просящие у него милости не стужали ему, но возбуждали в нем чувство признательности; зане никогда радость не сияла столь светло на челе его, как в те минуты, когда творил он добро ближнему. И сии великодушные чувствования питал он не к одним друзьям своим; добродетель была ему любезна в самых врагах. Каждый раз, говоря о своих победах, или донося об них [55] Государю, он выхвалял благоразумие одного, неустрашимость другого; всякому воздавал должное; и превознося подвиги других, забывал себя одного. Чуждый зависти, притворства и тщеславия, велик в действии и покое, он был в самом уединении своем вождь ополчений. Украшал ли он великолепный и веселый дом свой, или укреплял стан в стране неприятельской, предшествовал воинству на брань, или водил друзей по прелестным садам своим при шуме звучных водопадов: он был тот же во всех делах своих, и слава его сопровождала его повсюду. Сколь приятно, после бури браней и смятения ратного, наслаждаться сими мирными добродетелями, сей тихой славой, которой не разделяют с нами ни воины, ни счастье: где все пленяет, и ничто не ослепляет взоров; не поражают слуха звуки труб, гром орудий и стоны уязвленных; где Герой один, сам собою столько же велик, столько же почтен, как когда дает он повеления, и все движется по его слову……………….. [56]

Великое зрелище представляет век наш, являя в одно время и в одних походах сих двух мужей (Тюрения и Конде), которых глас всей Европы возвышал на степень славнейших вождей древности, то повелевающих отдельных войсками, то соединенных, то противопоставленных один другому: как бы Бог, Его же премудрость часть, по словам Писания, играет в мире, хотел показать нам их во всех образах, показуя вместо все то, что может Он соделать их человека. Сколько прекрасных расположений стана, сколько искусных движений, сколько предосторожностей, сколько опасностей, сколько пособий! Когда видели двух человек, украшенных одинаковыми добродетелями, при столь различных свойствах, да не скажу противных? Один действует по глубоким размышлениям, другой по внезапному вдохновению: понежу сей быстр, не имея ничего стремительного в поступках своих; тот хладнокровен без всякой медленности, отважен более в деле, нежели в слове, тверд и [57] решителен в душе своей, хотя сомнение изображается на его челе. Один, при появлении в войске, дает высокое понятие в своем мужестве и заставляет ожидать чего-то необыкновенного; при всем том начинает простым порядком и приближается как бы постепенно к чудесам, ознаменовавшим конец дней его; другой, яко муж вдохновенный от первого сражения, разделяет славу с опытными наставниками в воинском искусстве. Один быстрыми и непрерывными усилиями исторгает невольно удивление уста зависти; другой бросает в начале столь светлый луч, что она не дерзает нападать на него. Один обширными способностями ума своего и неутомимым свои мужеством возносится над всеми опасностями и презирает угрозы счастья; другой, и по знаменитому своему роду и по высоким мыслям, кои небо ниспосылает и по некоему дивному внутреннему побуждению, неизъяснимому для человека, кажется для того рожден, чтобы остановить счастье [58] в полете его, и повелевать судьбою. Наконец, да видим ясно все различие между сими великими мужами, один, похищенный внезапном ударом, умирает за страну свою, как Иуда Маккавей; воинство оплакивает его падение, Двор и народ рыдают; его благочестие восхвалено Церковью, и его память не помрачается временем; другой, вознесенный оружием наверх славы, яко же Давид, умирает, подобно ему, на ложе своем, воздавая хвалу Богу и поучая детей своих, и оставляет сердца наши исполненными блеска его жизни и спокойствия смерти. Сколь великое зрелище, видеть и познавать сих двух мужей и воздавать каждому из них то уважение, которое заслуживал другой! – И в тоже время – видеть могущественного Государя, дающего повеления свои сим полководцам, предприемляющего великие намерения, совершающего дивные дела, слухом имени своего исполняющего вселенную, и славу свою со славой отечества до небес возносящего!………………… [59]

Приидите ныне, князи и цари, и вы, судящие земли, и вы, отверзающие людям врата небесные; воззрите на сии бренные останки знаменитого рода, толикого величия, толикой славы. Обратите окрест очи ваши; вот все, чем суетность и благочестие могут постиь память Героя: титла, надписи, — тщетные знаки того, что не существует уже; изваяния, плачущие окрест гроба, — тленные изображения скорби, зане разрушатся временем; столпы, возносящие до небес великолепный памятник нашего ничтожества, и наконец все, что возвещает вам о Герое, которого нет уже, плачьте убо над сими бедными останками человечества; плачьте над сим жалким бессмертием Героев. Но приблизьтесь в особенности, о вы, текущие с толиким жаром на поприще славы, души воинственные и нетрепетные; кто другой был достойнее повелевать вами? Кто возвращал вас с толикой честью с полей брани? Оплачьте убо сего великого полководца, и скажите рыдая: се он предшедый нам в опасностях; в его [60] стане возросли мужественные полководцы наши, возвысившиеся примерами его до первых воинских почестей! Ещё имя его одушевляет нас; еще тень его безмолвия сем, кажется, говорит к нам: “да соберете некии плоды трудом ваших при дверях гроба, и не явитесь тщи в вечном жилище вашем; служа царю земному, служите сему царю бессмертному, милосердному, иже изочтет каждый вздох ваш, каждую каплю воды, данную во имя его, приимет с вашей благостью, нежели цари земные воздадут вам за всю вашу пролитую кровь; и время полезной службы вашей начните считать с того дня, когда предадите себя сему всещедрому Владыке. Но приблизьтесь и вы, которых сей великий принц почтил именем друзей своих; окружите гроб его; пролейте на нем слезы умиления, и помышляя о кротком и сладостном сообществе несравненного друга, сохраните память Героя, которого благость не [61] уступала мужеству. Да будет он всегдашним предметом беседы вашей; да возможете последовать его добродетелям; и смерть его, вами оплакиваемая, до послужит для вас утешением и примером. Наконец — если позволено мне последнему приблизиться к сему гробу — о, принц, достойный удивления и слез наших! Ты будешь вечно жить в моей памяти; твой образ будет в ней начертан – не с тем бесстрашием, обещавщим победу – нет, я не узрю в тебе ничего смертного; он будет представляться мне таковым, как я видел тебя в оный последний день, когда слава Господни начинала озарять тяготевшие твои вежди. Тогда узрю тебя краше торжествующа, нежели при Фрибурге и Рокруа; и восхищенный сим пресветлым торжеством, воспою в песнях благодарения: “И сия есть победа победившая мир, вера наша!” Наслаждайся, принц сей победой, наслаждайся ей вечно в селении праведных. Склони благоприятный слух к последним звукам гласа, тебе знакомого; он не будет к тому слышим. [62]

Вместо того, чтобы оплакивать смерти других, отныне буду научаться от тебя, великий принц, как учинить свою святою. Счастлив я, когда предварене сими белыми власами о скором ответе, который должен буду отдать в моем служении, я сохраню для стада моего останки слабеющего голоса и жара погасающего.

Иван Пенинский

Текст воспроизведен по изданию: Отрывки из надгробной речи Боссюэта великому Конде // Сын отечества, Часть 52. № 8. 1819

© текст - Пенинский И. 1819
© сетевая версия - Трофимов С. 2008
© OCR - Трофимов С. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества. 1819