ПИСЬМО КУПЕЧЕСКОГО СТАРШИНЫ И ЭШЕВЕНОВ г. ЛИОНА КАНЦЛЕРУ П. СЕГЬЕ.

ЛИОН. 6 мая 1636 г.

Монсеньор!

Покорнейше просим извинить нас, если доведенные до крайности своими несчастьями, мы так часто обращаемся к вам с жалобами и осмеливаемся надоедать вам правдивым рассказом о плачевном состоянии, до которого может быть доведен этот город, если та жалкая торговля, которая еще сохранилась после переоценок 1632 г. 1 и которая только и поддерживает его существование в настоящее время, будет полностью уничтожена введением новых налогов. Несмотря на наши права, установленные различными постановлениями и справедливыми эдиктами, здесь пытаются ввести 5% налог с продажи полотна, бумазеи, сукон и других шерстяных тканей; так называемые объединенные сборы, взимаемые с продажи кожи, морской рыбы (свежей, сушеной и соленой), бумаги, пива, однокопытного и парнокопытного скота; налог на повозки 2; переоценку трети наценки таможни 3 и столько прочих новшеств, сколько могут изобрести откупщики 4 для разорения торговли. Кажется, что потоп несчастий разом хочет поглотить нас, особенно если принять во внимание тот странный, несправедливый образ действий, при помощи которого стараются все это обрушить на наши головы, потому что откупщик объединенных сборов, Монсеньор, не довольствуясь окружением всего города заставами, у которых он задерживает всех без исключения прибывающих в город или выбывающих из него, если они не уплачивают ему того, что он требует, кроме того разослал комиссаров по взиманию названных сборов во все предместья этого города, населенные бедными жителями, не умеющими в большинстве своем ни писать, ни читать. Тоже самое он сделал во многих деревнях для того, чтобы иметь возможность разорить большое число людей и переложить тяготы от этого побора на людей невежественных, а ненависть – на неповинных, обогатившись за их счет. От несправедливых взиманий он освобождает только тех, кто от них откупается. Если ему оставят эти дополнительные сборы, они принесут ему столько же прибыли, как и сданный на откуп налог. Для того чтобы вызвать к нам ненависть и лишить доверия, которого требует служба его величеству, и которым мы пользуемся среди городского населения, он присоединяет клевету к стольким преступлениям и распространяет через своих приверженцев и соучастников слухи, что мы сами дали ему денег, чтобы способствовать указанным сборам, но, тем не менее, он не допустил нас к их взиманию, как будто мы могли оставить свои должности, чтобы стать его приказчиками и своими собственными руками драть шкуру с наших сограждан и даже погубить самих себя, губя и разоряя свою родину, в то время как по долгу нашей службы и по рождению мы обязаны ее охранять, не жалея даже собственной жизни. С другой стороны те 5, которые устанавливают 5% сбор в нашей провинции, грозят нам еще худшим обращением. В самом деле, они поступают настолько необычно, что не только заключают в тюрьму лиц, чтобы принудить [186] их к ложным показаниям в свою пользу, но и более того, безнаказанно убили в Вилльфранше одного бедного мутардье 6 и обвинили в этом преступление неповинных людей. Для того же чтобы лишить нас возможности жаловаться и требовать правосудия за такие насилия и сделать так, чтобы каждый чувствовал разорение, которое нам грозит, они хотят не только установить новую переоценку трети наценки к городским таможенным пошлинам и присоединить к ним эту треть, лишив нас тем самым откупа на треть наценки, который всегда предоставлялся нам в качестве октруа 7, но, присоединяя зло ко злу, нас лишают октруа в 60 тысяч ливров в год, которые по милости короля мы постоянно имели от откупа трети наценки, и откупили на текущий срок. Этот октруа нам необходим для выполнения своих обязанностей и погашения долгов 8, которые мы вынуждены были сделать для короля и из-за бедственного положения, в котором долгое время пребывал наш город. Таким образом, Монсеньор, не преувеличивая наши несчастья, мы поистине можем сказать, что все эти новые взыскания окончательно изгонят и из этого города и из королевства ту жалкую торговлю, которая у нас осталась и доконают все его мануфактуры. В результате рабочие, не имея других средств существования, кроме своего ремесла, будут применять его за границей, как многие уже сделали. Исчезновение их и всех наших купцов, французов и иностранцев, превратит город в обширное пространство, обнесенное стенами, лишенное жителей и средств к существованию. Не имея больше средств для покрытия необходимых для города расходов и на уплату его долгов, мы будем вынуждены из-за бессилия прекратить исполнение своих обязанностей и оставить в беспорядке этот город, который уже давно изнемог бы от постигших его стольких бед, если бы не доверие к доброте короля и к вашему высокому покровительству, Монсеньор, вызвавшее в нем напряжение сил, превосходящее возможности. У города не будет большего удовольствия, как иметь возможность показать соответствующими делами, что он помнит вашу благосклонность и милость.

Остаемся, Монсеньор, ваши всенижайшие и всепокорнейшие слуги, купеческий старшина и эшевены города Лиона. Шаррье. Болозон. Котон. Кардон. Де Помэ.

в Лионе 6 мая 1636.

[На обороте]:

Монсеньору Сегье, канцлеру Франции. При Дворе.

ГПБ Отдел рукописей. Coбpaние П. П. Дубровского. Автограф 108/1, № 21, лл. 41–42. [188]

ПИСЬМО КУПЕЧЕСКОГО СТАРШИНЫ И ЭШЕВЕНОВ г. ЛИОНА КАНЦЛЕРУ П. СЕГЬЕ.

ЛИОН. 20 мая 1636 г.

Монсеньор!

Мы сильно опасаемся, что вы сочтете дерзостью наши частые письма. Но беспрерывные волнения, потрясающие город, вынуждают нас обратиться к вам с жалобой, ибо вы, Монсеньор, можете предотвратить их своей властью и справедливостью, всегда выказывая доброту и расположение ко благу и облегчению подданных короля.

Из наших предыдущих писем вы видели, Монсеньор, что у нас хотели отнять наш октруа на треть таможни и на разорение и горе нашего города изгоняли из него торговлю множеством новых поборов, которые откупщики пытались здесь установить. Вот новые нападки на нас, заставляющие думать, что нас хотят сделать полностью бесполезными в отправлении наших должностей, даже уничтожить и отменить их. Если последнее угодно его величеству, мы весьма расположены от них освободиться, и это будет для нас большим благом, так как мы не в состоянии здесь исполнять свои обязанности, если осуществится то, что предполагается. Речь идет, Монсеньор, о постановлении, принятом в Государственном Совете 1 18 сентября и объявленном нашей службе октруа по сбору с вина 2 17 настоящего месяца, согласно которому из оставшейся суммы откупа названного октруа, подлежащей уплате с 1 октября 1635 г., откупщик будет вносить ежегодно наличными казначею Казначейства 3 сумму в 40 тысяч ливров, которые будут сняты с суммы его откупа.

Такой способ действия, Монсеньор, никогда не применялся с тех пор. как королям было угодно даровать нашему городу октруа, который у нас отнят под ложным предлогом 4 до истечения срока пожалования, указанного в надлежащим образом заверенной грамоте, хотя город не давал к тому никакого повода. Вопреки условиям, [189] содержащимся в грамоте, нас и не выслушали и не вызвали. И все это после того, когда наши сограждане согласились на эту субсидию только ради уплаты долгов, совершенных нашими предшественниками для снабжения казны его величества и взамен сбора, который платили ежегодно для [проведения мероприятий по борьбе с эпидемическими заболеваниями], с тем условием, что налог этот не будет использован для других целей и что нам будет разрешено уменьшить его или уничтожить, когда цели, для которых он назначен, это разрешат сделать 5. Сейчас же хотят его отнять от нас и продолжить для другой цели посредством названного постановления. Разрешите нам сказать вам, Монсеньор, что это очень жестоко. Мы можем подумать, что не угодили в исполнении своих обязанностей и что больше не хотят, чтобы мы их исполняли. И, действительно, исполнение наших функций для нас косвенно запрещено названным постановлением, потому что под этим предлогом откупщик отказывается платить нам сейчас за истекший квартал своего откупа. Мы не имеем никаких средств для удовлетворения своих должностных нужд, не в состоянии больше посещать Ратушу 6 и созывать наши консульские собрания 7 без того, чтобы нас не осаждали криками и жалобами, против которых мы бессильны, находясь в долгу более чем на 450 тысяч ливров, что легко подтвердить вопреки утверждению названного постановления, будто бы мы уплатили наши долги, что после стольких других бедствий нас удручает окончательно. С одной стороны, наши кредиторы жалуются на то, что мы отложили им уплату денег с названного сбора на вино, (а теперь они вообще исключены из этого платежа, так как наибольшая часть этих денег, согласно указанному постановлению, предназначена на другие нужды); с другой стороны, все наши сограждане, надеявшиеся, что сбор с вина будет уничтожен или, по крайней мере, уменьшен через некоторое время, потеряли на это надежду благодаря этому постановлению. Это настолько увеличивает их жалобы, что мы не знаем, как с ними договориться, чтобы дать им хоть какое-нибудь удовлетворение. Мы вас умоляем, Монсеньор, пожаловать нас своей милостью в этих затруднениях, чтобы мы либо могли остаться здесь как частные лица, освобожденные от обязанности заботиться о делах этого города, либо имели возможность продолжать управление им при тех же средствах, которые были предоставлены его величеством нашим предшественникам, особенно по части октруа. Мы останемся, Монсеньор, всегда обязанными за это, ожидая чести получить ваши приказания, чтобы подчиниться им, Монсеньор, в качестве ваших всенижайших и всепокорнейших слуг

купеческий старшина и эшевены города Лиона.

Шаррье. Боллозон. Де Коттон. Де Помэ. Ж. Кардон. В Лионе 20 мая 1636.

Монсеньору Сегье, канцлеру Франции. При Дворе.

ГПБ. Отдел рукописей. Собрание П. П. Дубровского. Автограф 108/1, № 22, лл. 43-44. [191]

ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТОВ И ГЕНЕРАЛЬНЫХ КАЗНАЧЕЕВ 1 ЛИОНСКОГО ФИНАНСОВОГО БЮРО КАНЦЛЕРУ П. СЕГЬЕ.

ЛИОН. 21 октября 1636.

Монсеньор!

Мы уже имели честь писать вам несколько раз по поводу жалоб, которые были нам поданы по поводу наложений штрафов и исправлений, произведенных комиссарами, посланными королем для проверки распределения тальи 2 в этом генеральстве. Мы напоминали вам, Монсеньор, что если названные штрафы будут взысканы, надо будет опасаться, что подданные его величества в тех округах, где эти штрафы наложены, не смогут платить в текущем году талью и сданные на откуп налоги из-за большого разорения, которое они причинят. Вам было угодно, Монсеньор, вашим письмом от 6 нюня повелеть, хотя дело идет об исполнении постановления Совета, устранить все возможные помехи, которые смогут задержать поступление названных сборов, по причине настоятельной необходимости для дел его величества, что мы всегда исполняли и будем исполнять впредь по мере сил и возможностей, будучи обязаны к этому своими должностями. Но мы умоляем вас, Монсеньор, так как наши помыслы отвечают желаниям его величества и вашим, помочь нам в этом намерении, особенно в деле с помянутыми штрафами и исправлениями, каковыми лица, присужденные к ним, если этому не положить предел, снова будут потревожены, в связи с новым постановлением Совета от августа месяца, добытом лицами, заинтересованными во взимании штрафов. Это постановление не содержит иных обоснований, чем те, что имеются в постановлении, по которому вам, Монсеньор, было угодно дать отсрочку в интересах его величества, каковая не должна отменяться сейчас ввиду больших тягот, которые в настоящем году несут подданные его величества этой провинции, ради безопасности города и защиты его от врагов государства, соседство которых заставляет нас опасаться 3. Кроме того, вследствие категорических приказов господина Бюльона 4 мы были вынуждены восемь дней тому назад (чтобы получить деньги еще в текущем году) наложить налог в 80 тысяч ливров для продовольственного содержания армии, хотя неплатежеспособность народа принуждала нас задержать его взимание до будущего года. Таким образом, Монсеньор, подданные его величества оказываются перегруженными взысканиями и экстраординарными расходами на треть больше, чем сумма тальи, которая не полностью еще взыскана за два первых квартала при всем усердии сборщиков, по причине больших тягот и нищеты народа, переполнившего тюрьмы. Эта немощность, Монсеньор, заставляет нас опасаться не только общего запустения, но и кое-чего худшего 5. Мы опасаемся, и не без основания, дурного примера наших соседей, так как нет таких крайностей, на [192] которые не отважились бы разоренные и обездоленные люди, которых к тому же могут подстрекать те, у кого есть что терять и кто присужден к названным штрафам, ибо в том что делают много насилия, так как присуждены к штрафам только имущие, поэтому кажется, с вашего позволения, что хотят больше их имущества чем их удовлетворения, потому что почти все они были присуждены без расследования причин, как это видно из того, что нами сообщено. Именно на этом обстоятельстве мы особенно настаиваем, потому что только имущие платят талью и помогают своими средствами бедным и тем неимущим, для которых они являются поручителями в финансовых делах 6; и если они будут полностью разорены, что, кажется, и хотят сделать, то нельзя ждать, что бедные смогут платить названную талью и другие налоги, которые взимаются и уплачиваются для нужд его величества; тем более, что мы знаем, что названные штрафы отнюдь не поступят в пользование его величества. Мы уверены, Монсеньор, что вы никогда не дозволите того, что полностью противоречит интересам его величества и направлено на угнетение и притеснение его подданных, или, по крайней мере, выслушаете нас. И поэтому мы умоляем вас одобрить нас в том, что мы придерживаемся постановлений Совета, которые нам предписывают заставлять платить талью, тальон 7 и отданные на откуп налоги предпочтительно перед всеми другими видами налогов, ибо у нас нет иных интересов, кроме интересов короля и долга чести по отношению к вашим приказаниям. Будучи

Монсеньор

вашими всенижайшими и покорнейшими слугами

Президенты и генеральные казначеи Франции в Лионе

Шаррье. Маскранни. Луба Карлес... 8. Де Кулер. Бурдико. Жуанелль. Из Лиона 21 октября 1636 г. [На обороте]:

Монсеньору канцлеру Франции. При Дворе.

ГПБ. Отдел рукописей. Собрание П. П. Дубровского. Автограф 108/1, № 31, лл. 61–62. [194]

ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТОВ И ГЕНЕРАЛЬНЫХ КАЗНАЧЕЕВ ЛИОНСКОГО ФИНАНСОВОГО БЮРО КАНЦЛЕРУ П. СЕГЬЕ.

ЛИОН. Май 1637 г.

Монсеньор!

Вы неоднократно оказывали нам покровительство в наших делах в силу чего мы чрезвычайно обязаны вам. Это и придало нам смелости в нашей депеше от 16 сего месяца просить у вас распространить свое к нам покровительство в отношении королевского поручения господину д'Эрбелэ 1, интенданту юстиции в этой провинции, посланному по поводу займов 2, которые его величество хочет сделать в текущем 1637 году у многих городов, бургов и приходов данной области. Исходя из этого поручения, господин д'Эрбелэ намеревается явиться в Финансовое бюро для ознакомления не только с делами по названным займам, но и то всем обычным финансовым делам, [а именно]: утверждению отчетов подотчетных лиц и откупщиков и пересмотру тех дел, которые были нами утверждены. Поступая так, он отнимает у нас полностью функции наших должностей. Мы не можем себе представить, Монсеньор, чтобы в намерение Совета входило сделать нас в провинции бесполезными, какими мы будем (после нашей долгой и верной службы), если желание названного г. д'Эрбелэ осуществится. Мы ему указали, что если бы королю и нашим сеньорам из Совета было угодно доверить исполнение этого поручения о займах ему совместно с Бюро, мы приняли бы за большую честь работать вместе с ним, отдавая ему должное уважение. Что же касается обычных дел, то прежде чем вмешиваться в них под предлогом названного поручения, необходимо принять во внимание две вещи: во первых – мы всегда были подчинены Совету, сюринтендантам и интендантам финансов 3, которым единственно и обязаны отчитываться в том, что входит в наши обязанности; во-вторых – по этой же причине мы, по прибытии названного г. д'Эрбелэ в эту провинцию, когда он под предлогом, что в его назначении он назван интендантом юстиции и финансов, захотел войти в Бюро и принять участие в обычных финансовых делах, послали об этом депеши в Совет. Совет постановил, чтобы было все так, как и раньше. И г. д'Эрбелэ хорошо знал, что ни один из господ интендантов юстиции до него не помышлял об этом, не шел дальше. Действительно, некоторые из названных интендантов иногда участвовали вместе с нами в различных экстраординарных поручениях, вроде этапной повинности 4 и тому подобном (и в подобных случаях они их исполняли вместе с нами в Бюро, где они председательствовали и занимали место, принадлежащее им по рангу), но они никогда не вмешивались в обычные наши занятия и даже не предлагали этого. Мы вас уже умаляли, Монсеньор, в нашей предшествующей депеше и умоляем покорнейше и ныне соблаговолить рассмотреть и принять наши доводы и не разрешать, чтобы под вашей властью, во время [195] исполняемой вами с честью должности, можно было бы сказать, что мы встречаем столь суровое обращение как то, что названный г. д'Эрбелэ осуществляет под предлогом названного поручения о займах. Истинно можно сказать, Монсеньор, что благодаря нашим заботам и соблюдению равенства при обложении и взимании тальи и других налогов, какие угодно его величеству приказать, до сих пор не наблюдалось никакой задолженности, как это определенно случится вследствие названных займов из-за перегруженности и неравенства, которые имеются в списках, составленных по поводу этих займов. Побуждаемые долгом наших должностей, мы сообщали Совету еще ранее, что весьма необходимо, чтобы списки названных займов составлялись со знанием возможностей или несостоятельности местности, включенной в займы, иначе деньги не будут поступать. Между тем, кажется, что в этом деле, где мы можем служить королю с пользой, благодаря истинному знанию и опыту, облегчая его подданных и помогая им переносить тяготы, от нас отнимают возможность продолжать нашу службу. По всем этим причинам мы решили с названным г. д'Эрбелэ ожидать воли короля и Совета, но, чтобы не задерживать исполнение королевской службы и получения денег по займам, мы дадим ему все объяснения, бумаги и инструкции, в которых он может нуждаться и которые он желает получить от нас и от финансовой канцелярии.

Вот причина настоящего письма. Мы смиренно умоляем, Монсеньор, извинить нас за длинное и скучное повествование и соблаговолить отнестись со справедливостью к нашему спору, потому что мы никогда не имели другой цели и намерения, как служить королю во всем, что исходит от его величества через ваши приказания, которых ожидаем для исполнения их тщательным и добросовестным образом.

Целуя смиренно ваши руки, остаемся навсегда, Монсеньор, ваши всенижайшие и всепокорнейшие слуги,

президенты и генеральные казначеи Франции в Лионе.

[...] 5 Шаррье. Маскранни. Баррье. Луба Карлес. Мазюйе. Бурдико. Жуанелль. В Лионе... мая 1637.

[На обороте]:

Монсеньору канцлеру Франции. При Дворе.

ГПБ. Отдел рукописей. Собрание П. П. Дубровского. Автограф. 108/1, № 38, лл. 75–76.


Комментарии

1. В феодальной Франции существовала чрезвычайно сложная таможенная система. Пошлины взимались не только на границах с другими государствами, но и на границах большинства провинций. В Лионе находилась таможня, которой был подчинен весь юго-восток Франции (Лионне, Форе, Божоле, Лангедок, Дофине, Прованс). Все товары, ввозимые или вывозимые из этих провинций, платили пошлину в Лионской таможне. (См. Сhаrlеtу S. Le regime douanier de Lyon au XVII s. – «Revue d'histoire de Lyon», 1902–1903). В 1632 г. пошлины Лионской таможни были повышены. Это повлекло за собой вздорожание предметов первой необходимости и послужило поводом для самого крупного при Ришелье народного движения в Лионе.

2. Parisis des voitures – налог с повозок на четверть выше установленного таможенным тарифом. Парижский ливр (livre parisis) – счетная монета на четверть выше достоинством обычного турского ливра. См. Littre E. Dictionnaire de la langue francaise. T. 3. Paris, 1875, p. 953.

3. В Лионе к городским таможенным пошлинам добавлялась сумма, равная их трети. Она поступала в распоряжение консулата. Называлась треть наценки (tiers surtaux).

4. Во Франции косвенные налоги взимались не государственными чиновниками, а откупщиками, которые вносили в королевскую казну сразу определенную сумму дохода от налога, а затем выколачивали ее с процентами из податного населения любыми способами.

5. То есть откупщики. Надо иметь в виду, однако, что последние могли приступить к взиманию налога только после его введения Государственным Советом. Городские чиновники, не смея прямо осуждать действия центральной власти, делают это завуалированно, обвиняя во всем откупщиков.

6. Мутардье – ремесленник, изготовляющий горчицу, или торговец, продающий ее.

7. Октруа – ввозные городские пошлины на продукты и некоторые товары, которые королевская власть передавала во временное пользование городу (обычно на 10-15 лет) за ежегодно уплачиваемую в государственную казну определенную сумму (октруа – пожалование).

8. В XVI в. во Франции стала складываться система государственных долгов. В Париже и Лионе муниципалитеты выпускали ренты, обеспеченные поступлениями от некоторых налогов, переданных королевской властью в распоряжение города. Ренты раскупались обычно богатыми буржуа. Город выступал, таким образом, в качестве посредника между правительством и кредиторами. Выпуская ренты, правительство принимало на себя обязательство уплачивать определенный процент на занятый капитал, но, не всегда аккуратно выполняло свои обязательства. Вследствие постоянных займов государственный долг рос с огромной быстротой, требовал введения новых налогов для уплаты процентов. См. Doucet R. Finances municipales et credit public a Lyon au XVI s. Paris, 1937.

9. Государственный Совет (Conseil d'Etat) – высший административный орган Франции. На его заседаниях председательствовал король или канцлер. При Ришелье заседания Совета происходили четыре раза в неделю. Совет обсуждал донесения интендантов из провинций, введение новых налогов и экстраординарных сборов, заявления городов по этому поводу, разбирал конфликты между различными административными учреждениями и т. д. См. Сhеruel А. Dictionnaire historique..., t. I, p. 212– 217.

10. Налог в 3 ливра с продажи бочки вина был предоставлен городу в 1596 г. в качестве октруа для уплаты городских долгов. Он давал ежегодно доход в 80 тысяч ливров. См. Сhаrlety S. Histoire de Lyon depuis les origines jusqu'a nos jours. Lyon. 1903, c. 121.

11. Казначейство (Epargne) – было образовано в 1523 г. Франциском I. В него поступали все доходы от налогов и различных сборов. Во главе Казначейства стоял сначала один казначей, затем четыре, заседавшие поочередно.

12. То есть под предлогом, что долги города уплачены, о чем речь выше.

13. То есть, когда будут выплачены долги.

14. Ратуша – место собраний городских советников.

15. Консульские собрания – заседания членов городского муниципалитета. Происходили 2 раза в неделю. Посещение их было для городских советников обязательным. См. Courbis Е. Указ. соч., с. 71.

16. Президенты и казначеи – члены финансового бюро.

17. Талья – налог, взимаемый по разверстке. Королевская власть не определяла точно, сколько должен платить тот или иной облагаемый. Она фиксировала каждый год только общую сумму налога. Распределение же налога по округам и внутри округов производилось финансовыми чиновниками и часто сопровождалось злоупотреблениями.

18. Провинция Лионне на востоке граничила с Германией, с которой в это время Франция находилась в состоянии войны.

19. Клод де Бюльон – сюринтендант финансов с 1632 по 1640 г. Сюринтендант финансов – высший чин финансовой администрации, которому были подчинены все финансовые чиновники-казначеи Франции.

20. Здесь и дальше, по-видимому, казначеи Финансового бюро Лиона намекают на крестьянские волнения, которыми были охвачены в это время многие восточные провинции Франции и, в частности, соседние Лионне – Бурбонне, Ниверне и Лангедок. См. Поршнев Б. Ф. Народные восстания во Франции перед Фрондой. М.. 1948, с. 50.

21. При уплате тальи общиной существовала круговая порука, поскольку определялась только общая сумма обложения общины, а не фиксировалось точно, сколько должен платить каждый облагаемый. Поэтому, если уменьшалось число облагаемых, то соответственно увеличивалась доля каждого члена общины.

22. Тальон – прямой налог, введенный в 1549 г. Генрихом II для увеличения жалования солдат и оплаты военных постоев. См. Cheruel А. Указ. соч., с. 1200.

23. Подпись неразборчива.

24. В 1633 г. интенданты юстиции и полиции были введены почти во всех провинциях. В 1637 г. Ришелье добавил к их обязанностям еще и финансы. (См. Pages G. Essai sur l'evolution des institutions administratives en France du commencement du XVI s. a la fin XVII s. – «Revue d'histoire moderne», 1932, t. 7, p. 43). В Лионе впервые такими полномочиями был наделен интендант д'Эрбелэ.

25. В январе 1637 г. правительство по совету некоего финансиста де Монторона решило прибегнуть к принудительному займу у городов. См. Поршнев Б. Ф. Указ. соч., с. 62.

26. Интенданты финансов осуществляли общий контроль финансовой администрации. Подчинялись сюринтенданту финансов. Их не следует смешивать с интендантами юстиции, полиции и финансов.

27. Этапная повинность (etapes) заключалась в выделении продовольствия и квартир для войск, останавливавшихся в городе во время марша.

28. Подпись неразборчива.

(пер. Т. П. Вороновой)
Текст воспроизведен по изданию: Письма лионских чиновников франц. канцлеру П. Сегье. 1636 - 1637 гг. // Труды гос. публ. библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, Том I (IV). Л. 1957

© текст - Воронова Т. П. 1957
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
©
OCR - Засорин А. И. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Гос. публ. библиотека им. Салтыкова-Щедрина. 1957