ЛУИ РЕМИ ОБЕР-РОШ

О ЧУМЕ ИЛИ ТИФЕ НА ВОСТОКЕ

DE LA PESTE OU TYPHUS D'ORIENT,

ЗАМЕЧАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРИИ, СМИРНЕ И КОНСТАНТИНОПОЛЕ, В ФИЗИЧЕСКОМ И МЕДИЦИНСКОМ ОТНОШЕНИЯХ, ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ СОЧИНЕНИЯ ДОКТОРА Л. ОБЕРА «О ЧУМЕ». ¹

Александрия.

Нынешняя Александрия основана в XVI столетии, около времени завоевания Египта Селимом I. Она построена на почве столько же недавней, как и самый город. Земля эта образовалась от наноса морского песка, и соединила с твердою землею остров Фарос, на котором находился в древности знаменитый маяк того же имени. [108]

Александрия лежит под 24° 59' 59'' северной широты от Парижского меридиана, и под 30° 30' 04'' долготы. С севера граничит она с морем, с юга — местом древнего города, с востока — новою гаванью, с запада — старою гаванью, и построена преимущественно на наносном грунте. Ограда, называемая Арабскою, была когда-то двойною стеною. Первая линия оной отчасти разбросана; на месте ее находятся домы Европейцев. Вторая, возвышающаяся более на юг, проходит между развалинами древнего города, и разделяет их пополам.

Чтобы дать точнейшее сведение об Александрии, можно разделить ее на кварталы. Хотя им и нельзя строго определить границ, но общепринятое Европейцами разделение на пять кварталов кажется простейшим и легчайшим.

Квартал Рас-ель-тин (Ras-el-tin), заключающий в себе косу, на коей выстроен дворец Паши, до домов, построенных в новой гавани, окружен отвсюду морем, а с юга граничит с Турецким и Таможенным кварталами. Часть эта, находящаяся на севере города, образовалась из древнего острова Фароса.

Проходя от востока к западу, вы встречаете дворец Паши, построенный в Турецком вкусе, и стоящий на голой скале; внизу, у подошвы ее, арсенал с тысячами рабочих. [109] Стараниями и деятельностию г. Серизи (Cerizy), Французского инженера, в заведении этом соблюдены все условия, необходимые для здоровья.

В противуположной стороне, на берегу моря, находится деревня и госпиталь Рас-ель-тин. Этот госпиталь расположен очень дурно. Он ни чем не защищен от сильного морского ветра, дующего ежедневно, и потому подвержен быстрым изменениям температуры; построен на известковом грунте, и вокруг его нет ни тени, ни зелени; сверх того от близлежащей баттареи дрожит во время стрельбы все здание.

Деревня Ряс-ель-тин, близ госпиталя лежащая, состоит из Арабских землянок, тесно друг возле друга расположенных. Они покрывают возвышение, имеющее в окружности примерно 1,200 метров, и вмещают в себе до 10,000 жителей.

Тут соединена вся Арабская нищета. Не только внутри деревни, но даже подходя к ней можно совершенно убедиться в нечистоте и беззаботности обитателей. Вонючий и аммониакальный запах вас поражает. Вся окружность покрыта нечистотами и гниющими трупами животных. Словом, место это, кажется, необходимо должно пораждать все роды болезней. [110]

На пространстве между сею деревнею, дворцом Зеки-Еффенди — Губернатора города, дворцом Богос-Бея и гаремом Мухарем-Бея, виден только ряд гробниц. Это — обширное кладбище, усеянное домиками и вспаханное чумою; здесь гнездилище чумы, или покрайней мере — всех гнилостных болезней. Взгляните только на внутренность самых гробов, посмотрите на способ предания земле трупов, и вы постигнете, что в этом кроется ближайшая причина болезней, опустошающих сию страну.

В похвалу Паше надобно сказать, что по его настойчивости, наконец стали покрывать трупы слоем извести.

Остальная часть сего квартала не представляет ничего такого, чтобы заслуживало внимания. Несколько изб, принадлежащих феллахам, или крестьянам, домы Турок, довольно изрядно выстроенные и только. Улицы, не смотря на их неправильность, довольно широки и удобны для течения воздуха. Местность — неровная, так что в некоторых местах застаивается вода, и скопляясь, образует лужи. Почва земли этого квартала представляет известняк, покрытый морским песком. Здесь живут несколько богатых Турок и феллахи. В самой деревне Рас-ель-тин и ее окрестностях живут [111] одни жены и дети моряков и арсенальных рабочих.

Квартал Турецкий, замыкаемый с севера предъидущим, с юга и востока окруженный прочими четырьмя кварталами, а с запада прилегающий к морю, находится весь на чистом наносном грунте. Он занимает большую часть берега новой гавани против маяка. Не смотря на его неправильную постройку, в нем находятся большие порожние места, делающие его здоровее Среднего [central] и Таможенного кварталов. В нем живут Турки и преимущественно — важнейшие чиновники государственного управления и Флота. Однакож местность здесь представляет большой скат, от чего вода застаивается и загнивает.

Средний квартал заключен между Таможенным и Франкским кварталами. Он занимает самый центр города, и оканчивается у стены ограды. Тут находятся все рынки: Турецкие, Арабские, Еврейские. Темные, нечистые и сырые жилища, океллы ² вмещают в себе это восточное население, составленное из разных народов. Проходя по этому кварталу, чувствуешь несносный и отвратительный запах, который, кажется, прямо действует на нервную систему. [112]

Улицы нечисты, узки, неправильны и не имеют стоков для воды. Здесь соединены все возможные причины нездоровья. У стены ограды находится главная казарма, и несколько далее — мечеть.

Таможенный квартал, или Морской, расположенный по берегу старой гавани, отделяется Средним кварталом от Франкского, и на юг замыкается стеною ограды. В нем живут несколько Турок и все нижние чиновники флота и торговцы. Тут убежище тех несчастных Европейцев, которые, не имея ничего, уверяли всех и самих себя, что они приобретут несметные богатства, оставя родину. Гораздо более несчастные здесь, чем в Европе, всегда представляющей пишу деятельности, живя в климате, располагающем по самому свойству своему к лени, все они, в одежде и на лице, носят отпечаток нищеты. Здесь, как и в Среднем квартале, улицы узки и нечисты, домы дурно построены.

Квартал Франкский, расположенный около средней части новой гавани, прилегает с севера к Турецкому, с востока — к Среднему кварталам, и не имеет границ с юга. Переходя за стену, служившую ему преградою, он продолжается до средины ограды Арабской. Здесь [113] живут большею частию богатые купцы Европейские, Коптские и Левантские.

Домы соединяют в себе все удобства для сохранения здоровья: они построены по образцу домов, строющихся во Франции и Италии.

Рабочий класс Европейцев живет в подземельях. Для удобства в сохранении общественного здоровья, необходимо сии жилые помещения отменить: они должны служить для одной складки товаров. Здесь, как и в других кварталах, земля наносная, не имеющая покатости для стока воды.

Ограда, называемая Арабскою, обнимает часть населения древнего города, и начиная от востока, по направлению к западу, представляет казармы у самых Розетских ворот; потом — деревню Комельдик, расположенную по возвышению на восток от трехъугольной крепости, и окруженную пальмовыми садами. Казалось бы, что эта деревня, по ее положению, должна представлять большие удобства для здоровья; но их здесь также нет, по причине дурного состояния соседних водохранилищ, причиняющих, во время разлива воды, перемежающиеся лихорадки. В недальнем отсюда расстоянии находится Греческий монастырь, с своим госпиталем, где началась чума в 1834 году. Еще немного далее — несколько деревень, населенных [114] Неграми и феллахами, смежных с госпиталем Европейцев и Католическим монастырем; потом — длинный ряд развалин и садов, укрепленный замок Кафарелли, который господствует над всем городом; наконец — морской обсервационный госпиталь и госпиталь Мармудиех [Marmoudiech]. Последнее здание, хотя и защищено от морских ветров городом и стеною ограды, но построено на низменном месте, что делает его очень нездоровым.

На севере и юге замка Кафарелли находятся Турецкие и Европейские городские бани. Первые из них отличаются своею неопрятностию.

Всю эту часть города составляют груды развалин, изрытых по всем направлениям Арабами, при выкапывании камней для новых построек. Здесь почти целый подземный город. Множество водохранилищ и водопроводов, наполненных водами Нила, прорезываете землю. Вот единственные остатки древнего блеска Александрии!

В числе причин нездоровья второе место, после неопрятности жителей, занимает влажность. Все домы строены из камня, выкапываемого из развалин древнего города. По тесноте города, воздух не имеет свободного движения; [115] вода, застаиваясь на ровной плоскости, загнивает и по причине близости соленой воды, находимой недалеко от поверхности земли. Правда, сделаны кое-где для стока водопроводы, даже многие из них устроены внутри города; но они деланы Арабами, не имевшими никакого понятия о наклонных поверхностях, и придерживавшимися уровня земли таким образом, что в протоках сих вода, задерживаясь и портясь, служит лишь новым источником заражения.

Море и обе гавани много также способствуют нездоровью. Берег никогда не очищается. Все, волнами выбрасываемое: морские поросты, рыбы, животные, насекомые, все подвергается гниению на берегу. От того всякий раз, когда дует восточный ветр, слышен болотный и водородно-серный запах, распространяющийся по всему городу. Доказательством присутствия этого убийственного газа служит то, что серебро чрезвычайно легко чернеет от прикосновения к нему сего воздуха.

Во время похода Французов народонаселение Александрии простиралось до 6,000 человек. До чумы 1834 года было до 60,000, и в том числе считалось:

В народонаселении Александрии, как это видно, заключается множество выходцев из разных мест Египта и востока. Почти невозможно отличить первобытных жителей Александрии. Шесть тысяч человек, населявших ее во время Французского похода, слились с пришельцами, особенно при быстром увеличении города со времени учреждения арсенала и проведения канала Мармудиех. Между сими разнородными жителями есть племя, отличающееся от прочих одеждою, нравами и жилищами: это феллахи. Они живут с незапамятных времен на берегах Нила, в деревнях, ими построенных, даже на самых развалинах древнего города. Их можно также встречать и во всех частях нового города, с их землянками, как бы приклеенными к стенам домов. Одежду мужчин и женщин составляет одна только широкая, распущенная рубашка; но у мужчин она менее длинна, притом они ее подпоясывают. Они спят на земле, на худой [117] подстилке, и питаются самою нездоровою пищею. Чем более всматривается в их образ жизни, тем более удивляется тому, что они противустоят многочисленным влияниям болезней, их окружающих. Нельзя умолчать о необыкновенной величине живота у детей, значительно вперед выдавшегося; смертность между ними значительна.

Вообще самый цвет лица жителей Александрии свидетельствует о дурной пище, ими употребляемой, о порче воздуха, служащего им для дыхания на рынках и в домах, о влажности почвы и недостатке движения. Исключая немногих богачей, живущих очень хорошо, чернь питается чрезвычайно нездоровыми снедями, в особенности неопрятно приготовляемыми. Мясо на рынках продается иногда гнилое; в стране, где нет на этот предмет благоустроенной полиции, иначе и быть не может. Самая вода, получаемая из худо содержимых водохранилищ, нередко содержит в себе частицы гниющих растительных веществ. Бедные питаются бобами, сваренными в воде, земляными арбузами [pasteques], финиками и рисом; богатые могут найти в Александрии все необходимое для здоровой пищи.

Климат Александрии, некогда почитавшийся самым здоровым на всем земном шаре, [118] теперь очень изменился и сделался, в особенности для Европейцев, чрезвычайно пагубным. Постоянно влажный воздух в течение зимы, которая начинается в половине Ноября, развивает все болезни грудные и ревматические. Правильные дожди идут довольно часто, особливо при западных ветрах; стоградусный термометр упадает до 10° ниже нуля; говорят, что иногда, хотя очень редко, выпадает и снег. Когда это случается, Арабы бывают удивлены. Смесь холода и сырости так сильно здесь проникает, что продрогнуть значит уже совершенно заболеть.

Весна очень приятна, и начинается около половины Февраля. Небо тогда бывает чисто и безоблачно, дожди перестают; это время там — лучшее в году. Но около Апреля начинает дуть ветр Шамсин [kamsin], или ветр с материка. Он дует из внутренних стран Африки, проходит пустынные степи, и поднимая облака пыли, несет их с собою; солнце делается красным и меркнет; стоградусный термометр в то время, когда дует этот ветр, поднимается в тени до 30° и более. Впрочем. Шамсии в Александрии продолжается не долго.

Летом пасатные ветры [etesiens] дуют постоянно, и приносят с собою в город [119] прохладу, умеряющую солнечный зной. Термометр обыкновенно находится между 22° и 25°. В сие время и ода необходимо остерегаться мгновенных изменений температуры и сырости, чувствуемой при наступлении ночи. Тут уже приобретаются не простудный кашель и лихорадка, но кровавые поносы и глазные болезни.

Осень весьма много похожа на весну. В эту пору года бывают чрезвычайно чистое небо и морские ветры. Но вскоре термометр исподоволь начинает понижаться, на горизонте появляются облака, небо покрывается тучами и настает зима.

Ветры, обыкновенно владычествующие в этой стране, суть: западные, северо-западные, восточные и северо-восточные.

Остается спросить: что же превратило Александрию в такое нездоровое место? В ответ можно бы привести исчисленные уже нами выше причины. Но должно взять несколько слов из Страбона, как о сем предмете, так равно и о влиянии всех болотных вод, коими теперь окружен город. Взглянув на то, чем они были в его время, может быть удастся сделать какое-нибудь заключение. Страбон говорит:

«Здоровое состояние воздуха в Александрии весьма замечательно; сему благоприятствует [120] положение города, окруженного с двух сторон морем, и выгоды, проистекающие от возрастания вод Нила. Во всех городах, стоящих на берегах озер, во время летних жаров необходимо должно дышать воздухом густым и удушливым, производимым парами, подымающимися, от влияния солнца, из озер; на берегах сих озер находится ил, из которого исходят болотные испарения, разливающие в воздухе семена болезней и пораждающие заразу. Но в Александрии Нил поднимается ежегодно в начале лета, возвышает воду в озере, и не оставляет открытыми никаких тинистых частиц, из которых могли бы исходить вредные испарения. Потому ветры, дующие с севера и с открытого моря, «приносят прохладу жителям Александрии, с удовольствием провождающим здесь лето».

Немного далее присоединяет он же:

«Нил, поднимаясь, возвышает воды озера Мареотис, и при спадении своем не оставляет в Александрии никаких болотистых частей, из коих могли бы выходить вредные испарения».

Теперь оказывается, что уже давно существует совсем тому противное. Какое же важное место в причинах нездоровья жителей Александрии должны занимать озеро и воды, [121] разлитые вокруг города? Кто посещал когда-либо берега сего озера, тот легко мог постигнуть все. Он конечно поражен был исходящим из него зловонием, проистекающим от гниения миллионов трупов, насекомых и разного рода животных, также от остатков произращений, тлеющих, приходящих в брожение и разрушающихся на берегах этого озера.

Смирна.

Смирна стоит над весьма глубоким заливом. Одна половина ее построена в долине, другая расположена амфитеатром. Если бы в этом городе тщательно поддерживались водопроводы и стоки, служащие для удаления нечистот, его можно было бы почесть самым здоровым местом. Он делится на две большие половины: верхний и нижний город. В верхнем — расположен весь Турецкий квартал, а в нижнем кварталы: Франкский, Греческий, Армянский и Еврейский. Здесь, как и во всех восточных городах, за исключением теперь одной Александрии, повсюду разбросаны кладбища. Меле, небольшая речка, удерживаемая близ самого караванного моста плотиною до впадения своего в море, снабжает водою весь город.

Квартал Франкский лежит в северной части города, и окружен со всех сторон [122] Греческим кварталом. В нем живет около 13,000 Католиков, и в том числе 2,000 Европейцев. По плоскому положению на берегу моря, тут же соединяются все стоки. Улицы в этом квартале довольно широки, воздух не спертый и самые домы построены изрядно. Он открыт ветрам, дующим с моря, которые здесь весьма часты. Если бы в нем не было слияния стоков, он был бы одним из самых здоровых кварталов, потому что довольно кажется опрятен. Между домами много садок. Самая мостовая, не смотря на ее неровности, не только лучше, но и аккуратнее поддерживается, чем в других местах. Из всех Смирнских рынков — Франкский, более других открыт свободному обращению воздуха. Один только морской берег дурно содержится; помещения же консульств и соседние с их домами улицы представляют необходимые условия для здоровья. Редко встретите живущих в землянках. По причине землетрясений, деревянные домы вообще устроены в один этаж; подвалы служат для магазинов. Неудобство сего квартала состоит в том, что многие улицы имеют стоки, направленные в средину его, где застаиваются все, какие только можно вообразить, вещества, и что его прорезывают трубы, то идущие под землею, то [123] открытые на поверхности ее. Трубы сии служили некогда для провода по ним воды из р. Меле; теперь же, по худому смотревши промываются водою накопляющеюся от поливных дождей. Они имеют сообщение почти со всеми отхожими местами, от чего во время дождя вещества, уносимые водою, распространяют сильный смрад. Главный канал, образуемый руслом р. Меле, струится по сему кварталу в виде обширного потока. Далее, прорезав часть квартала Греческого, называемую Свято-Дмитриевскою, и будучи переполнен нечистотами, получаемыми от сей последней, принимает их еще из верхнего города, у подошвы которого проведен. Две Католические церкви возвышаются по самой средине рыночной улицы, и служат кладбищем всему Европейскому населению. Они полны гробов. В них погребают мертвых не глубже 4-х футов от поверхности земли, от чего слышен бывает иногда запах трупов, как внутри церквей, так равно и в их окружности.

Кварталы: Греческий и Армянский составляют большую половину города. Они окружают Франкский квартал со всех сторон, примыкая на север и на юг к морю, и оканчиваясь со других сторон открытым полем; только полуденная сторона их прилегает к [124] Турецкому и Еврейскому кварталам. Улицы везде узки; домы построены гораздо хуже, чем в квартале Франкском. Тут — все тоже, как и в нем, но в уменьшенном виде. Менее опрятности, менее довольства. Во многих улицах, дурно вымощенных, нет стоков; от того вода повсюду застаивается. Домов немного, да и те в один этаж. Бедные живут в подвалах. Части, ближайшие к Турецкому и Европейскому кварталам, пересекаются рынками, довольно нечисто содержимыми и дурно освежаемыми воздухом. Часть более северная окружена лужами стоячей воды. В сих кварталах живет до 43,000 Греков и Армян.

Из всех шести церквей, находящихся в Смирне, три главнейшие построены близ Франкского квартала. Здесь также хоронят мертвых внутри и вокруг церкви. Часто совсем не закапывают гробов в землю, а ставят их в некоторый род погребов, и заваливают вход к ним простыми камнями. Как не быть тут заразительности? В части этого квартала, называемой Свято-Дмитриевскою, которая прорезана сточною трубою и лежит у Франкского госпиталя, открылась чума 1837 года. Место сие можно считать самым нездоровым в целом городе. [125]

Еврейский квартал одинаков с обиталищами племяни Евреев по всему востоку: неопрятен, дурно отстроен, везде покрыт нечистотами и лужами, не смотря на то, что в нем улицы представляют наклонную плоскость. Всякий дом, или лучше сказать — лачуга, состоит из одного подвала, составляющего спереди мелочную лавку, а позади жилье. Это настоящие клоаки. Всякая улица есть рынок, не освежаемый чистым воздухом. Жители, коих насчитывают до 6,000, самые бедные и самые неопрятные. Между тем уверяют, что во время существования эпидемии они страдали от нее не более других; по инстинкту, они принимали в сие время предохранительные меры, и чрез то теряли мало больных.

Вот что утверждают тамошние врачи: пораженного чумою никогда здесь не покидают; напротив тотчас, для свободнейшего очищения воздуха, растворив везде в доме окна, укрывают больного, как можно теплее, чтоб он не озяб. Все окружающее больного держат в величайшей чистоте; приказывают ему наблюдать самую строгую диэту; вместо всякого другого питья, дают один лимонад; на бубоны и карбункулы кладут припарки; наконец столько же по инстикту, как, без всякого сомнения, и по опыту, употребляют над ним [126] способ лечения выжидательный. Уверяют, что изо ста больных всегда спасается таким образом от 60-ти до 65-ти человек. В Александрийском госпитале, при употреблении выжидательного способа лечения получаем был тот же самый результат.

Турецкий квартал, или лучите Турецкий город, построен на юг, в виде амфитеатра. Узкие его улицы идут по такому склону, что во многих местах поднимаются вверх по лестницам. Все здания деревянные. Домы представляют нечто похожее на мелкие хижины, высотою почти в уровень с поверхностию земли. Весьма немного домов — в один этаж, и то у самых важных особ. Здесь есть и рынки; но они расположены в самом низу наклонных площадей, покрыты холстами и рогожками, препятствующими свободному обращению воздуха, и чрез то уменьшающими чистоту его. Повсюду также разбросаны кладбища, на коих хоронят тела не глубже трех с половиною футов от поверхности земли. Вода, протекающая чрез этот квартал посредством одного только водопровода, беспрерывно разливается по улицам, и потом уже стекает в нижний город. В ямах, образовавшихся от Турецкой беспечности, она застаивается. По счастью, наклонность [127] всего этого места слишком велика; иначе квартал сей был бы во сто раз хуже Еврейского. Впрочем он довольно открыт для освежения чистым воздухом, и по такому положению, весьма можно было бы считать его местом здоровым.

После общего обзора Народонаселения и кварталов Смирны, всего занимательнее для врача: госпитали разных наций, от Франкского квартала расположенные на восток, и находящиеся вне города обсервационные карантины, которые заслуживают внимание потому, что в них-то в особенности можно найти все средства к изучению свойств чумы.

Госпиталей внутри города считается пять: Греческий, Австрийский, Английский, Голландский и Французский. Первые четыре, отстоя неподалеку один от другого, окружены домами. При них есть пространные дворы и большие сады; но так как сии последние обращены в кладбища, то их можно почитать местами, весьма нездоровыми. Каждый из госпиталей содержится на счет своей нации. Один из них, Голландский, всегда почти бывает порожний. Английский, получая все нужное от своего правительства, очень невелик, и служит для помещения больных моряков, когда флот бывает в Смирне. Больные, поступающие в Австрийский [128] госпиталь, должны взносить небольшую плату; при нем есть также и, отдельный чумный лазарет.

Госпиталь Греческий больше других. Он основан дедом состоящего при сем госпитале в настоящее время врача, и поддерживается всею Греческою нацией. Это пространное здание разделено на две половины: в одной — находится богадельня, а в другой собственно лазарет. Доктор оного и самая нация поистине заслуживают похвалу. Как временно поступающие сюда, так равно и те, которые постоянно здесь содержатся, имеют в избытке все, необходимое для исцеления и содержания. Важный недостаток замечается лишь в помещении больших в нижнем этаже, что чрезвычайно нездорово на востоке; здание это вообще превосходно. Отдавая должную похвалу теперешнему начальству, надобно сказать несколько слов об отдельном чумном лазарете и двух кладбищах, окружающих госпиталь, который теперь, когда фанатизм мусульманский несколько поколебался, можно бы перенести куда-нибудь в другое место; кладбище это занимает пространство около 400 сажен. Оно состоит из погребов, в которых гниют сложенные трупы. Правда, каменные плиты, коими они прикрываются, замазаны довольно плотно; [129] однако, не смотря на то, что здесь в месяц хоронят едва по одному человеку, тяжелый запах весьма ощутителен. Можно вообразить, что должно быть во время свирепствования эпидемии, когда в продолжение нескольких месяцев опускают туда сотни трупов! Если это и не порождает чумы, как иные утверждают, то покрайней мере нельзя согласиться и на то, чтоб кладбища сии были здоровы, и чтобы воздух, заражаемый трупами, не мог производить весьма важных болезней.

Что касается до госпиталя, в котором помещаются чумные, то всякому понятно, что для подобного заведения не место в средине города.

Всех лучше помещен госпиталь Французский. Он устроен близ моря, среди садов, на север от города. При заведении, назначенном преимущественно для пользования служащих во Флоте, состоит от правительства Французский медик Ракор [Racord].

С запада город омывается морем. Вообще берега его всегда заражены, и это единственно потому, что сюда проведены все стоки, увлекающие с собою городские нечистоты. Сверх того ветер, дующий предпочтительно с моря, выбрасывает на берег все отвердевшие вещества, приходящие здесь в гниение. [130]

К северу лежит так называемая Стрелка, [Pointe] место низменное, пересекаемое болотами. Одна часть ее вся покрыта ими, от чего, когда ветер несколько дней дует с этой стороны на город, тотчас появляются перемежающиеся лихорадки. Стрелка сия защищена от южных ветров горою, на которой расположен Турецкий город в виде амфитеатра. Обширная равнина, где скопляется дождевая вода, протянута мили на две на восток от Смирны. У самого конца этой ровнины построены обсервационные госпитали. Они стоят на дурном месте, не по отношению к городу, но по причине господствующих здесь перемежающихся лихорадок. Тут находятся три заведения: для Католиков, Протестантов и Греков. Чумных начали помещать сюда с недавнего времени; прежде же отвозили их в лазареты, находившиеся при городских госпиталях. Теперь помещают здесь, как имевших сообщение с чумными, так равно зачумленных и выздоровевших от чумы, но до совершенного их выпуска оставляемых под наблюдением.

На пути от сих госпиталей находятся кожевни. Ничего не может быть хуже расположения их в этом месте: находясь выше города, по течению реки Меле, они наполняют ее оскребками с кож, и река, [131] унося их с собою, протекает потом по всему городу, обремененная всеми нечистотами.

В Смирне никто не смотрит за тем, чтобы выметались улицы и убирались с них нечистоты. В Христианских кварталах службу эту исполняют свиньи, а в Турецком — собаки. Животные сии бродят по улицам во множестве, что с первого взгляда кажется весьма странным.

В течение лета всего чаще дуют ветры: днем с моря, а по захождении солнца с материка. Днем они бывают иногда южные, а иногда восточные. Восточный ветер приносит лихорадки; южный — летом удушлив, а зимою располагает к болезням простудным. Западный ветер приносит дождь, северный — большею частию сух. Дождь при южном ветре, если слишком долго продолжается, обыкновенно развивает чуму.

В Смирне, как и везде, одни достаточные люди пользуются хорошею пищею; бедные питаются — чем случится: солониною, оливками, сыром и т. п. За всем тем жители вообще, как мужчины, так и женщины, телосложения крепкого. Дети подвержены золотухе. Истерика у женщин есть самый обыкновенный припадок. Поносы — чрезвычайно упорны. Горячки обнаруживаются в такие месяцы, когда бывают [132] наибольшие жары. От времени до времени появляются также воспаления желудка и кишок и воспаления желудка в соединении с подобным состоянием мозговых оболочек. Между тем здесь точно также, как и в Александрии, все болезни из воспалительного состояния переходят в совершенное расслабление.

Болезни, свойственные каждому времени года суть: перемежающиеся лихорадки, начинающиеся около Июня. Осенние лихорадки чрезвычайно злы. Почти около того же времени появляется особенный род горячки, с желтыми пятнами [typhus icterodes]. Всего замечательнее в этой горячке то, что она почти не обнаруживается в верхнем, но свирепствует между жителями нижнего города.

Болезни сии перестают являться тотчас, как скоро чума начинает действовать эпидемически; ибо она в Смирне есть обыкновенно эндемическая. Хотя здесь и нет попечительства, преимущественно заботящегося о народном здоровьи, однакож в Смирнском журнале, беспрерывно можно находить известия о чумных случаях, то в одном, то в другом месте оказавшихся.

Если чума открывается в виде эпидемии, то почти всегда бывает это в следствие дождей. В разных местах по городу [133] оказываются зачумленные в Октябре и Ноябре. При сильной эпидемии подобные проявления продолжаются во всю зиму. Число поражаемых чумою возрастает до самого Мая, потом число это начинает убывать, и 15-й день Августа назначается обыкновенно для снятия карантинов. Замечено, что чем более встречалось зачумлений в Ноябре, тем сильнее чума бывала в Марте, Апреле и Мае. Одни только Христиане принимают предохранительные меры. Если между ними попадается зачумленный, то немедленно отправляют его в один из чумных лазаретов, а все семейство его препровождают за город в карантин. Но и это распоряжение не бывает делом заботящегося о народном здравии попечительства, которого совсем нет в Смирне; добровольное согласие некоторых Европейских начальств с своими соотчичами делает для них меры сии обязательными. От сего несчастные случаи, оказывающиеся между ними, бывают известны каждому, тогда как решительно никто ничего не знает: в каком положении находятся Турки и Евреи.

Эпидемия 1837 года открылась в квартале Свято-Дмитриевском. Говорят, что она была занесена туда извнутри города; 8,000 Турок и Евреев были ее жертвою, между тем Христиан она похитила только 600 человек. Тут, как и [134] везде, она щадила богатых, которые однако приписывали спасение свое мерам карантинным.

Достойно замечания время, почитаемое концем эпидемии: известно, что для Александрии и Каира время это есть 24-й день Июня, а для Смирны, лежащей более на север и имеющей климат прохладнее, — 15-й Августа. Это такие дни, когда в городах сих бывают наибольшие жары. Термометрическими повторенными наблюдениями, конечно, можно было бы всякий раз определить начало и продолжительность заразы.

Доктор Флокен, сообщая о числе умерших от чумы, не преминул сделать при сем следующее возражение: «от чего Турки, живущие в нагорном и освежаемом чистым воздухом квартале, будучи опрятнее многих Христиан, подвергаются значительной смертности, тогда как Христиане, населяя низменный и нездоровый квартал, терпят сравнительно менее?» Подобный вопрос легко может прийти на мысль и другим, и всякий решит его просто: Христиане держат карантины, а Турки нет; стало быть разобщение предохраняет Христиан от чумы.

Турки оставляют больных своих в домах вместе с здоровыми, находятся в одной с ними комнате, и для отстранения причин, производивших первоначальное заражение, не предпринимают никаких предохранительных мер, как во время самой болезни, так и по смерти зараженного. От того, при существовании одних и тех же причин, болезнь появляется вторично. Уничтожьте сии гнездилища заразы, и вы между Турками не только остановите дальнейшее ее развитие, но и совершенна прекратите эпидемию.

На Греческом кладбище в 1837 году было похоронено до 200 трупов, сделавшихся жертвою чумы; запах от гниения их был довольно чувствителен. Соседние жители [136] Христиане, заперши окна и двери своих комнат, беспрерывно окуривали их разными средствами, истребляющими и заглушающими вонь, и тем предотвратили истребление своего населения. Хотя чума оказывалась и между ними, однакож она была здесь слабее, чем в других кварталах.

Еще замечательнее происшествие, случившееся того же года в деревне Будже. Буджа стоит на юго-восток, в одной миле от Смирны, по другую сторону возвышения, смежного с тою долиною, в которой господствуют лихорадки. Местоположение само по себе здоровое: основание его — почва каменистая; сверх того приметна еще легкая наклонность и для стока воды. Вся деревня отстроена чрезвычайно хорошо, и имеет прекрасный вид. Жители — все Христиане, кроме семи, или восьми Турецких семейств, в образе жизни также подражающих Христианам. Наконец деревня сия служит обыкновенным увеселительным пунктом многих Европейцев. В начале заразы, открывшейся в Смирне, 12, или 14,000 Греков и Европейцев удалились в эту деревню из города, но видя такое большое стечение народа, рассудили учредить там вообще для всех карантин: никто из ездивших в Смирну, не был впускаем обратно в деревню без предварительной [137] окурки и без перемены одежды, из которой выветриваема была зараза, хотя бы он был и постоянный житель Буджи. В добавок к тому учреждено было 24-х часовое наблюдение в палатке, что составляло последнее испытание. Только выдержавший все это имел свободное сообщение с прочими обитателями деревни. Между тем вокруг учреждена была цепь; у въезда пропускали только тех, кои подвергались карантину и строго его выдерживали. Во все время эпидемии в городе оказался в целой деревне только один заболевший чумою, который немедленно был помещен особо, и скоро потом умер. Еще обнаруживались в этой деревне подозрительные припадки на 10-ти человеках, побывавших в городе; они также немедленно были отделены и помещены в карантин. Из домов, где они жили, здоровым велено было выйти и проветривать комнаты и все свои вещи. Отправленные в карантин совершенно выздоровели, между тем новых чумных случаев, кроме, упомянутых, вовсе не было в Будже. Натурально, что деревню эту защитили от заразы, одни только карантинные меры.

В Смирне, как и в Александрии, чума бывает спорадическая, эндемическая и эпидемическая. Предохранительные меры и здесь суть самые действительные. В городе этом [138] находятся все средства к изучению сей болезни, как можно лучше; но для того необходимо тут некоторое время пожить.

Константинополь.

Въехавши в Босфор, при взгляде на все очаровательные дворцы, минареты и мечети, на положение города, разбросанного по множеству холмов, невольно спросит себя: каким образом такие прекрасные места сделались обиталищем чумы? Босфор может служить образцом самой здоровой местности; но сделанное природою испорчено беззаботностию человека.

В Константинополе, как и во всех мусульманских городах, Правительство не заботится о мерах к сохранению народного здоровья. Повсюду встречает кладбища; везде нечистоты и трупы собак, гниющих и заражающих воздухе. Как город расположен на скате, то в случае дождя, все гнилые вещества уносятся в нижние улицы, лежащие в гавани. От сего и замечено, что ближние к гавани места первые подвергаются заразе; тут она бывает и самая злая. В 1837 году чума открылась у Св. Димитрия, в квартале, обитаемом Греками, и расположенном между двух холмов у самого кладбища; чрез проселок этот [139] проходит широкий и открытый сток, принимающий в себя часть вод, текущих из Перы и другого противоположного квартала. Отсюда болезнь распространилась в двух Еврейских кварталах, находящихся в самой гавани, и в улицах Стамбула [древняя Византия] — по берегу моря.

В столь обширном городе, как Константинополь, чрезвычайно трудно собрать точные сведения о свирепствующем поветрии. Здесь до сих пор не учреждена, даже власть, наблюдающая за отделением больных от здоровых. Та, которую предположено было утвердить за год пред сим, бесполезна, и полезною не может быть никогда в столь обширном городе. Подобное управление хорошо для Александрии, города со всех сторон запертого. Но в Смирне, а тем более в Константинополе, городах, отвсюду открытых, что можно оно сделать, или узнать? Только случай, или слишком уже деятельное и добросовестное розыскание могут открыть истину.

Брейер, в сочинении о Константинопольской чуме, приведши туземные пословицы, выражающие, что развитие этого бича человеческого рода обыкновенно обнаруживается с 1-го по 20-е Июля, говорит, что около сего времени перестают дуть северные ветры, [140] продолжающиеся почти постоянно три месяца; что потом заменяют их ветры южные, и что наверное можно предсказать чуму, если ветры сии сохраняют такое направление слишком долгое время. Наблюдая за подобными переменами воздуха и усиливая в это время гигиенические меры, можно бы, если не совершенно предотвращать многие несчастные случаи, покрайней мере значительно их обессиливать.

В 1838 году предположено было учредить в Константинополе попечительство об общественном здоровьи; однакож оно, при существующем положении дел, материально не возможно. Выписаны были из Германии врачи, распоряжавшие Землинским (Semlin) карантином на Дунае: они приняли в основание, что чума всякий раз заносится в Константинополь, и утвердясь на этом, постановили необходимостию подвергать карантинному наблюдению все, что ни прибудет в Константинополь. Вместе с сим, так как зараза в областях Султана вносима была только из Египта, определили: подвергнув очищению все те области, таким образом совершенно уничтожить чуму. Протокол их обнародован был 5-го Июля 1858 года; но при продолжающихся доселе грубых предрассудках Турков, сии предположения никак не могли быть осуществлены. [141] Правда, вышедший приказ Султана Махмуда определял строго выдерживать карантины всем прибывающим из сомнительных краев. В приказе этом все было предусмотрено, кроме постройки больниц и назначения расходов, необходимых для подкрепления попечительства об общественном здоровьи. За всем тем можно ли всю Европейскую Турцию, Малую Азию и весь Багдадский пашалык, подчинить карантинным правилам?

Да и к чему послужили бы карантины в такой империи, которая носит в недрах своих семена заразы? Не безъизвестно, что чума шла всегда наряду с степенью образования стран, ею опустошаемых, и что только утвердившееся образование в них могло чуму остановить и совершенно уничтожить. Немецкие врачи, часто совещавшиеся с посольством Австрийским касательно мер, которые они должны были предпринимать против сей болезни, имели самые ясные сведения по этому предмету. Взглянув только на окрестности Константинополя, на необработанную землю, дурную одежду и пищу жителей, всмотревшись хотя несколько в нравы Мусульман, постройку их городов и домов, сии врачи хорошо понимали, что в сем одном скрывается первоначальная и единственная причина, произраждающая чуму. [142] Предложенные же ими карантинные меры были в особенности тем полезны, что они предотвращали распространение зла на большое пространство, ограничивая его в определенном месте.

Шт. Лек. И. Яроцкий.

Комментарии

1. De la peste ou typhns d’Orient, documens et observations — recueillis pendant les annees 1834 a 1838, en Egypte, en Arabia, sur la Mer Rouge, en Abyssynie, a Smyrne et Constantinople, suivis d’un essai sur le Hachisch et son emploi dans le traiteuient do la peste. 1840.

2. Океллами называются большие домы, похожие на караван-сараи.

Текст воспроизведен по изданию: Замечания об Александрии, Смирне и Константинополе, в физическом и медицинском отношениях, извлеченных из сочинения доктора Л. Обера «О чуме» // Журнал министерства внутренних дел, № 1. 1841

© текст - Яроцкий И. 1841
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Андреев-Попович И. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМВД. 1841