НОРОВ, А. С.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЕГИПТУ И НУБИИ

В 1834-1835 ГГ.

ГЛАВА XVI.

ДЕРР. — АМАДА. — УАДИ-СЕБУА. — ДАККЕ.

Мы уже сказали, что Дерр, нынешний главный город Нубии, состоит из нескольких селений, посреди которых возвышается дом губернатора, при двух других домах и одной мечети. По причине больших отмелсй, мы должны были остановиться довольно далеко от города. Мы направились через густой лес пальм и потом мимо хижин, смазанных опрятнее чем обыкновенно и образующих в иных местах улицы. Чсрез полчаса мы вышли на площадку, на которой находится дом губернатора. [234] Этот дом походит на четверостороннее укрепление; он поддерживается каменными контрфорсами; стена, обращенная на площадь, несколько выпукла по середине и потому закругляется к низу; она сложена из сженых и несженых кирпичей и представляет шахматную пестроту. Главным украшением плошади служит гигантский сикомор, который объемлет своими развесистыми ветьвями конечно шагов сто кругом; он состоит из нескольких дерев, переплетенных вместе, и напоминает знаменитое каштановое дерево на горе Этне. Этот сикомор, одно из живописнейших деревьев, какие я видел, более занял меня, чем дворец губернатора. Среди жителей Дерра, где считают 200 домов или хижин, заметны два народонаселения, одно состоит из Турецких выходцев из Боснии, другое из коренных Нубийцев; первые смуглы, а последние черны. Босняки не забыли еще Турецкого языка. Нубийцы Дерра, хотя имеют здесь оседлость, но ведут беспрестанно жизнь кочевую по окрестным пустыням. Главная торговля производится здесь финиками, которые отправляются большими грузами в Египет, даже вывозят отсюда самые деревья финиковые, которые гораздо более уважаются, чем Египетские. Нубийцы прививают цвет [235] мужских фиников к цвету женских; одного мужского дерева достаточно для оплодотворения нескольких десятков фиников женского рода. Цыновки и корзины, которые плетут в Дерре, также весьма уважаемы во всем Востоке. Окрестные поля покрыты дурою, табаком, хлопчатником, рициною, гене и бобами. Стада овец и верблюды составляют не малое богатство здешних жителей.

Я направился прямо к храму который находится за несколько шагов от городской стены на востоке. Этот мрачный храм, также как храмы Ипсамбульские, высечен в скале и, может быть, принадлежит эпохе Троглодитов, хотя Сезострис и напечатлел на нем свое имя изображения своих побед. При этом горном храме был притвор, который разрушен; остались только обломки четверосторонних колонн, которые, вероятно, поддерживали навес скалы. Перед входом в главную залу стояли четыре колосса, по два с каждой стороны; но от них остались только одне ноги. Иероглифы и резные изображения худо сохранились, по причине хрупкого состава камня. В святилище видны, также как и в большом храме; Ипсамбула, три сидящие статуи, из которых одна изображает Сезостриса; весьма замечательно, что и здесь этот фараон представлен с лицем черным; это [236] может несколько утвердить изложенное нами предположение, что Сезострис был из роду Эфиопов,

Когда я оставлял храм Дерра, уже смерклось; я очень удивился, найдя при моем выходе саиса и богато-убранную лошадь, приготовленную для меня. Губернатор, узнав о моем прибытии, оказал мне эту учтивость; я счел со своей стороны должным посетить его. Меня провели чрез два двора обнесенные высокими глиняными стенами; на каждом дворе был разведен огонь, вокруг которого сидели толпы служителей и солдат. На лестнице, по которой я должен был подниматься, расставлены были через каждые три ступени, по одному янычару с каждой стороны; конечно, Европейцы заимствовали у Арабов этот обычай при больших приемах. Наконец я вошел в диванную губернатора. Эта комната также не что иное, как мазанка; посреди глинянного пола был разведен огонь, которого дым проходил сквозь круглое отверсстие в потолке. Перед огнем стоял на ковре, губернатор, окруженный со всех сторон вооруженною с ног до головы свитою. Сказав мне обычное приветствие, он пригласил меня сесть на приготовленные для меня кресла, а сам уселся, поджавши ноги, на ковер, который подходил и под меня. По глинянным стенам были развешаны разные оружия. Чад от разведенного огня и духота от толпы были [237] мне весьма тяжелы, но я должен был выдержать разговор около получаса, удовлетворяя ничтожные распросы, выкурить трубку табаку и выпить кофе. Губернатор просил меня убедительно остаться у него ночевать, но я, отблагодарив его, предпринял обратный путь в мою дагабию на коне губернатора, в сопровождении четырех навасов. На дороге сквозь пальмовый лес я услышал позади себя очень близкое блеяние; обернувшись я увидел, что два из моих провожатых везут в тороках двух огромных баранов, и узнал, что это был подарок губернатора. Не могши отказаться от этой обычной на Востоке учтивости, я послал от себя в подарок губернатору, по совете с моим драгоманом, несколько голов сахару с четырьмя бутылками рома, и щедро наградил его кавасов. За час времени до моего отплытия, Губернатор прислал ко мне каваса с особенною благодарностию за мои скудные дары, и просил меня остаться до утра. Скоро поднявшийся попутный ветер, не позволил мне этого исполнить.

Развалины храма Амада были на два часа расстояния от Дерра; видев уже наружность здания днем и не желая потерять целую ночь при попутном ветре, я намеревался провести часть вечера в этом храме и подробно рассмотреть его при свете факелов. Вскоре мы пристали к берегу. Тут нет [238] ни одного живого сутества. Нил со всею своею плодородною силою не может извлечь из этого берега ничего, кроме ковыля; переступая через его колючие и скользкие кусты, ноги уходят в зыблющиеся волны голого песка. Ночь была очень темная и вместе ясная от ярко горяших звезд. Факелы и фонари нас освещали, и торжественная тишина пустыни вдруг нарушилась дикими криками моих Арабов, которых я послал вперед. Едва мы прошли шагов с пятьдесять, как здание уже чернелось перед нами, и, через несколько минут, засверкали свечи и факелы из-за галлерей и колонн храма, и его мертвенность и разрушение внезапно оживились как будто блеском празднества. В каждой комнате мы зажгли по четыре свечи, утвержденные в песок, а в купол, (позднейшего построения), поставили два факела, которые ярко светили сквозь обрушенный потолок мой драгоман сказал, что все это, как в восточных сказках, казалось, было приуготовлено чародейством феи этой пустыни. Пропорции храма очень небольшие; притвор был украшен восемью четыресторонними и четырьмя круглыми прожелобленными колоннами, которые, должно полагать, пристроены в эпоху Греческого владычества; стены притвора уже не существуют, но четверосторонние колонны и каменные перекладины потолка повторяют имя Фараона Мериса (Тутмозиса III-го) [239] основателя храма. Шесть внутренних комнат, расположенных более как жилище, нежели как храм, одеты живописными резными изображениями, которые относятся к лучшей эпохе искусства в Египте; — те, которые сбереглись, представляют необыкновенную свежесть красок, особенно когда их вспрыснешь водою. Тут я видел много подробностей воинственной одежды Египтян; шлемы, покрытые выпуклыми шишками, не имеют никакого сходства с шлемами других народов. Лица и тело покрыты красною краскою, — цвет принадлежащий высшему сословию Египтян. — Тут почти все фигуры имеют на шее зеленые ожерелья или цепи. Положение тел вычеканено по правилам скульптуры. В средней комнате, где на главной картине представлен перевоз душ, на ладье, изображено также посвящение произведений Эфиопии богу Фре; эти произведения, состоящие большею частию из животных и овощей, сохраняют удивительную свежесть и изображены так живо, что обманывают взор; некоторые из птиц чрезвычайно искусно выделаны и раскрашены; надобно дотронуться руками, дабы увериться, что на них нет перьев. Египетская живопись, которую однако нельзя, в строгом смысле, назвать живописью, но раскрашиванием, не уступает альфрескам, которые найдены в Помпее. Завлекшись разнообразием предметов, я провел здесь часть [240] ночи, переходя медленно из комнаты в компату. Еслиб кто мог нечаянно заглянуть сюда, то моя вечеринка в Нубийской степи представила б фантастическое зрелище. Бродя по разным направлениям, я нашел тут на стенах полустертые изображения святых; здесь был Греческий монастырь, и купол пристроен христианами.

В самый знойный полдень был я уже гораздо далее, но посреди песков того же берега, перед сфиксами и статуями храма Уади-Себуа, исправляя свой прежний рисунок. На пилонах я заметил, между прочим, воинственное изображение Сезостриса, поражающего Тифона о двух туловищах и двух головах; эта фигура встречается также в большом храме Ипсамбула и в Дерре. Коренные жители берегов Уади-Себуа суть выходцы бедуинов из Геджаса и принадлежат племени Алейкат, которое обитает теперь в горах Синая. Синайские бедуины называют этих Нубийцев, по преданиям, своими братьями; подобные обстоятельства служат подверждением нашего предположения о первобытном населении Египта. Моисей, сказав, что Мисраим [241] родил Лудиима показал нам, что Эфиопы происходят от Египтян, ибо известно, что Иудеи суть Эфиопляне. Таким образом, баснословное предположение о населении Египта из Мерое, и, о позднейшем образовании материка Египта, совершенно опровергнуто, и указания Библии очевидно объясняются новыми открытиями. Бедуины Уади-Себуа говорят большею частию по Арабски, их шейхи посылают ежегодно в верхний Египет и даже до Каира значительные караваны с невольниками, с гумием, с слоновою костию и с строусовыми перьями, которые они приобретают, за малую цену, от берберов. Характер этих бедуинов считается негостеприимным и злобным.

К ночи я плыл около селений Сианы, при песнях моих арабов в похвалу бань Александрийских, где описывалась их нега. Эта песня начиналась словами: «Гаммаам Искандерани»; она была для меня первою, в которой я заметил несколько гармонических, звуков сносных для слуха Европейца. Во время обратного плавания, я занимаюсь поверкою моего журнала. [242]

К 10-ти часам вечера мы пристали к берегу возле Офединага. Ночная прогулка в храм Амады, мне понравилась; в это время нет ни томительного зноя, ни лишних спутников, которые еще томительнее. Я опять отправился с факелами и фонарями. Храм Офединага очень миловиден; он принадлежит времени владычества Римлян, но занимает место древнего Эфиопского храма и отчасти построен из его материалов; это заметно по нескольким иероглифическим камням, вкладенным в состав стен. Римляне, ценившие в полной мере все изящное, и движимые глубокою политикою, сохраняли все принадлежащее религии покоренных ими народов; — они возобновили все что было разрушено варварством Персов. Здесь видны еще четырнадцать ступеней, которые вели от Нила к притвору (atrium). Храм образует четверосторонник; передний фас украшен шестью колоннами, соединенными снизу простенками; другие шесть колонн находятся с противуположной стороны, и кроме того, две колонны с левой стороны. Все эти колонны, с Египетскими лотосовыми капителями, живописно рисуются. В стене, с правой стороны, сохранилась лестница, которая вела на верх. Несколько поодаль от храма, ближе к реке, находится другое здание, которое осталось недоконченным; видно квадратное основание и часть стены, на которой изображена в [243] небольшой раме сидящая под деревом Римская матрона и перед нею дитя, подающее ей чашу.

Ночью был противный ветер, и не ближе 8 часов утра достигли мы храма Дакке. Это прекрасное здание есть также Римское построение на остатках Эфиопских или Египетских. Главный храм состоит из четырех частей, построенных в разные эпохи. Древнейшая часть (теперь третья от входа), основана Эфиопским царем Эргаменом, тем самым, который ниспроверг феократическое правление в Эфиопии; остальные части построены Евергетом І-м, Филопатором, Евергетом ІІ м и наконец Августом. Малые остатки от первобытного храма, погребены, не много поодаль, в песках; там, еще не так давно, были видны обломки сфинксов и львов. — Шамполион нашел здесь, в многочисленных изображениях и иероглифах, большие пояснения на мифы Египтян, особенно касательно естества и свойства божества, которому Египтяне покланялись под именем Фота или Гермеса двукратно великого. Первая зала храма (пронаос), была некогда освящена Христианскою церковию. Изображения святых, в Греческом облачении, подобно как в Абагуде, едва уже видны на штукатурке; эта живопись [244] была отличной работы; я укажу на ряд всадников (мученического воинства), который опоясывает верхнюю часть стен. Изображение скачущих коней чрезвычайно хорошо выражено. Два великолепные пилона высятся перед входом в храм. Множество надписей Греческих, древних и средних веков, большею частию от поклонников Гермеса, испещряют стены этих пилонов и самого храма; я списал некоторыя:

ETOUS AB KAISAROS FAWFI

— — — — —

M ... ... RN .....

— — — — —

XANDRHAE LILRAIL–MX ^D. [245]

— — — — —

Дакке есть, как мы уже сказали, древний Псельцис; его Эфиопское имя: Псельк, сохранилось в одной иероглифической надписи.

На западе от храма, посреди голого песка, который сыплется из-за Ливийских гор, видна небольшая оаза; как остров свежей зелени, она радует взор. Это самое селение, равно как и береговое, называется: Дакке. Тамошние жители мне сказывали, что противу их, в Ливийском хребте, есть другие развалины с иероглифическими изображениями. Я тут посетил Нубийские хижины; иные из них распределены на четыре комнаты. В первой занимаются работами, во второй спят, в третьей домашний очаг, а в четвертой, стадо. Я видел [246] приуготовление хлеба: прежде растирают камнями зерна дуры в муку, потом наполняют ею выдолбленный камень, и помачивая ее водою, долго растирают закругленным камнем; наконец, из этого теста делают блинчики, которые поджаривают на широком и раскаленном камне. Около Дакке находятся разнообразные роды оникса; я купил у жителей несколько таких камней; они же мне продали щит из кожи гиппопотама и два копья, употребляемые ими в битвах; одно из этих копий было зазубрено. Тут же я нашел две монеты: одну — Клеопатры, а другую Римскую, с изображениями одного из Римских Кесарей и Юпитера Статора (Stator). [247]

ГЛАВА XVII.

ГИРШ-ГУССЕЙН. — ГАРБ-МЕРОЕ. — КЕЛАБШЕ. — БЕЙТУЛЬ-УАЛИ. — КАРТАС. — ДАББУТ.

За три часа до захождения солнца, мы присталы с трудом, по причине отмелей, к высокому берегу Гирш-Гуссейна. В скалах, господствующих над ним, иссечен огромный храм, подобный Ипсамбульскому. Никакой город древней географии не может быть применен к этому месту, что самое уже свидетельствует о необычайной древности памятника. Шамполион прочел в иероглифах древнее его название : Фтеи или Фипта, т. е. жилище бога Фта (Вулкана). Правда, что это ужасное жилище [248] прилично такому божеству. Горный храм Гирш-Гуссейна не столь огромен, и изящен, как Ипсамбульский, по тем не менее, это здание, гигантское, — принадлежащее векам отдаленнейшим; это коренное произведение Троглодитов, послужившее, вероятно, вместе с храмом Дерра, образцом для превосходных храмов Ипсамбульских, хотя великий Сезострис присвоил их себе по праву победы и начертил в них свои подвиги.

Ко входу в горный храм примыкал портик, от которого осталось несколько колонн и кариатидов, но это конечно пристройка, принадлежащая Сезострису. Вход в скалу поразительно-мрачен. В первой зале, свод горы поддерживается шестью гигантами, прислоненными к подпорам; их лица выражают необычайную важность. В боковых стенах видно по четыре, а в заднеий, два ниша, в которых сидят по три таинственные статуи; а в самой глубине перспективы, за другою залою, подпертою квадратными колоннами, заседают в святилище, перед жертвенником, четыре исполина. Несовершенство, обработки находящихся здесь статуй показывает младенчество скульптуры и противоречит тщательной отделке портика, который мы относим к позднейшему времени. Стены всех зал [249] одеты иероглифическими изображениями, едва уже заметными, потому что стены, от дыма и сырости, как бы обтянулись трауром; сверх того, везде видно большое искажение; это следы варварского нашествия Камбизова. Мы вошли с несколькими зажженными факелами; их погребальный свет придал невыразимые оттенки предметам; стаи летучих мышей зашумели отвсюду, иные бросались из конца в конец зал, другие садились на важные головы колоссов; нагие Нубийцы перебегали с факелами взад и вперед, разнося пламень и копоть: это была сцена тартарская. При духоте воздуха, я не мог ее долго выдерживать.

Когда я предпринял обратный путь, какой очаровательный вид открылся мне, на Нил из этого мрака, сквозь ряды стоящих гигантов! С этой высоты, Нил блистал яркою изгибистою полосою, обрисованный, с обеих берегов, лентою зеленеющих засевов и букетами великолепных пальм. Сидя у разрушенного портика, перед живописными колоннами и кариатидами, я взялся за карандаш. Меня окружили жители Гирш-Гуссейна и предлагали купить у них кинжалы и копья — я удовлетворил их желанию; — эти оружия подобны тем, которые я приобрел у жителей Дакке. Один старик из Сеннаара не переставал мне надоедать пляскою и [250] кривляньями, для получения бакшиша. Весь крутой скат, от храма до берега, был, вероятно, занят большим населением; он покрыт разбитыми кирпичами и тесанными камнями, среди которых часто находят любопытные древности. Тут также видны несколько обломков сфинксов, которые, вероятно, вели от берега, по уступам, к храму.

К ночи пристали мы к Гарб-Мерое. Небольшой храм тут находящийся, который называют также по имени более отдаленной деревни: Дандур, едва уже был виден в темноте; — чтоб не простоять целую ночь на месте, я направился туда опять с факелами; сверх того я развел большой огонь с двух оконечностей храма. Это, прекрасное недокончанное здание, царствования императора Августа. Некоторые полагают, что оно посвящено богине Гатор, Ливийской Венере, которой изображение здесь часто повторено; она представлена с искусно заплетенною косою, с богатыми ожерельями и нагая, как у Греков и Римлян; но Шамполион нашел, что посвящение этого храма относится исключительно до преобразования Озириса в человеческом образе. Прекрасные врата возвышаются отдельно перед храмом. Портик украшен двумя колоннами. иероглифические изображения и надписи испещряют все [251] наружные стены и врата, но их нет в самом храме, который завален обрушенным потолком. Здание прислонено к Ливийскому хребту гор. Сидя в первой комнате храма, я срисовал вид, открывающийся сквозь прекрасный портик, на возвышающиеся на супротив храма врата, которые освьщены были пламенем костров.

На рассвете мы прибыли к храму Келабше, которого огромные массы высятся из-за роскошных пальм и думов. При самом вступлении на берег, вы уже поражены необыкновенным величием этого здания, напоминающего вам несравненный Карнак. От самого Нила, возвышенная и широкая платформа, составленная из больших каменных плит, приводит вас к двум высоким пилонам, образующим вход. Эта великолепная платформа создана для торжественных процессий; теперь, перебегают по ней нагие Нубийцы и жены их, с продетыми в ноздрях кольцами. Хижины прислонены к платформе и к стенам храма.

Картина превосходная открывается вам, когда вы вступите в пышные врата пилонов: это вид на перистиль, на фасад храма и на дальнюю перспективу чертогов, загроможденных грудами развалин. От перистиля осталась только одна колонна, но [252] фасад, имеющий форму усеченной пирамиды, стоит перед вами еще во всей красоте. Четыре великолепные колонны, с лотосовыми и пальмовыми капителями, поддерживают огромный архитрав, на котором виден окриленный круг солнца. Колонны соединены снизу простенками, исключая промежутков двух средних колонн, где образован вход с дверным архитравом. Первая зала или пронаос, была также поддержана колоннами: от них остались только две, остальные рухнулись вместе с потолком и закрывают своими величественными грудами весь помост. Хотя Шамполион приписывает построение этого храма времени владычества Римлян, но мы не охотно соглашаемся, чтоб здание, столь огромное было предпринято Римлянами в Нубии, когда их владычество, за порогами острова Филе, было совершенно непрочно и ни чем не ограждено от нашествий варваров. Мы уже видели, что Римляне не проникали далее Ибрима (Премны), и что Тацит называл остров Филе пределом Империи. Неоспоримо, что это здание принадлежит векам позднейшим, ибо оно недокончено, но его должно отнести к последнему веку Египетского владычества; оно падало и запустело вместе с Египтом! Колонны фасада особенно любопытны тем, что на них [253] видно намерение одеть их иероглифами, которые только что нарисованы для резца, красною краскою. Из простенков фасада, только один украшен резными изображениями, другие ожидали резца. На одной из колонн найдена пышная надпись от имени какого-то Силькона, властителя или царя Нубии, в которой сказано: »Я Силькон, сильный властитель Нубии, не уступаю в могуществе ни одному царю в мире, и уничтожу всякого, кто не признает меня за Ареса, бога войны, ибо верхнею частью моего тела я подобен Аресу, а нижнею — льву. Я не оставлю покоиться в тени, царей народов, которые захотят равняться со мною, но сожгу их лучами моего солнца.« Эту напыщенную надпись, относит ученый Риттер к первым векам Христианства и полагает, что гордый Силькон был царем Напаты. Это оправдывает наше предположение, касательно времени сооружения храма Келабше.

Вся первая зала, одета рельефными изображениями, относящимися до обрядов. Ужасные груды разрушения, большею частию цельные каменные балки потолка, загромождают пол и закрывают более нежели четвертую часть стен. В этой зале [254] нашел один из моих людей, следы Христианской церкви; — я с восхищением увидел почти цельный фреск, и забыв иероглифы, занялся рисованием, чтоб передать православным образчик живописи первых веков церкви. Мы отвалили те камни, какие только могли сдвинуть. Рисунок, здесь прилагаемый, снят со всею надлежащею верностию. Этот образ представляет, как кажется, торжество одной из святых мучениц, преданной пламени. Она представлена в красной хламиде надетой на желтую ризу; голова ее, окруженная сиянием, покрыта шапкою, похожею на древнюю первосвященническую; руки простерты выспрь; Ангел, слетающий с неба, с крыльями на плечах и на ногах, несет ей мученический венец, По правую сторону мученицы виден полустертый лик угодника Божиего, а по левую представлена святая жена, которой движение изображает удивление; головной убор ее почти такой же как и на мученице; возле нее, выходит из-за рамы, голова старца в такой-же шапке, как на мученице; кругом его головы также сделано сияние; нижняя часть картины выломана. Несколько подалее, в такой-же раме, видно, как кажется, изображение Спасителя; сияние вокруг главы Его разделено, как и в храме Абагуды, на семь лучей. Этот альфреск, уже едва виден и загражден камнями. В последней зале, на средней стене, также остались следы [255] церковной живописи; там видна глава Св. Иоанна с Греческою надписью на сиянии (IWANHC ... .); в руке его крест. По остаткам церковной живописи, во всех чертогах, можно видеть, что этот огромный храм был обращен в Греческую церковь. Во второй зале недокончены иероглифические надписи и также, только что обозначены для резца, красною краскою. Тут особенно замечательна миниатюрная отделка мифических изображений, которые находятся кругом двери, ведущей в третью залу. В углу левой стены этой залы проделана дверь, вероятно, потаенная, к лестнице, идущей на верх к небольшим комнатам. определенным, по видимому, для жрецов. Лестница заключена в самой стене. В комнатах жрецов, видны в полу два спуска, из коих один заложен; это было также потаенное сообщение с храмом. В третьей и четвертой зале, с первого взгляда поражает вас роскошь красок, которыми иллюминованы все резные картины, изображающие, большею частию, жертвоприношения и торжественные шествия; боги, богини, жрецы, воины, предстают вам в богатейших торжественных одеждах, которых блеск и разнообразие обольщают взор; тут же вы увидите целую коллекцию мебелей самого прихотливого вкуса, как по своим формам, так и по тканям, которыми оне обиты; оне могли-б [256] служить украшением самого пышного будуара. Собрание разного рода ваз не менее замечательно. Копии с Египетских и Нубийских картин, переданные Европе Шамполионом, Росселини, Бельзони, Вилькинсоном и другими, раскрыли нам теперь даже мелочные частности жизни древних Египтян. Потолок одной из этих зал покрыт самою яркою лазурью, и, как в гиппогеях Фивских, усеян блестящими звездами. Среди групп глубокой важиости, вы видите сцены самые грациозные, которые не уступают подобным картинам, найденным в Помпее. В стене третьей залы виден продольный ниш, где, может быть, некогда таился священный крокодил или другое животное. При выходе из храма, мне попался под ноги отломок мрамора с разбитыми словами. IMPERATORIS ... VOTVM ... DERATIS и два небольшие Христианские надгробные камня, с надписями на Коптском языке, которые я привез с собою, но не мог еще разобрать значения надписей.

В прилежащих к храму скалах находится весьма любопытный спэос времен Фараонов, который назван жителями: Бейтуль-Уали, т. е. дом правосудия. Перед входом в пещеру, с обеих сторон, иссечены в скале два парапета, которых внутренние стены украшены прекрасными барельефами. Они изображают, с одной стороны, войну [257] Сезостриса с Эфиопами; битвы исполнены гомерической поэзии и огня; — а с другой, победное торжество Фараона; тут видна процессия пленных, которых оклад лица и формы тела выражают совершенно теперешних Нубийцев; — они несут за победителем дары и ведут разных животных Эфиопии, в числе которых являются: единорог и гирафа, — это редкое животное, с которым только недавно ознакомилась Европа. Мы находим в книге Иова указание на него; в Еврейском тексте оно названо, по буквальному переводу, высокое животное: »Захочет ли (гирафа) пахать тебе землю и переночует-ли в стойле твоем? Привяжешь-ли ты ее на борозде веревкою и станет-ли она боронить за тобою поля? Понадеешься-ли на нее, что сила у нее велика и »возложишь-ли на нее работы твои?« Известно, как непомерно высока шея гирафы, и по этому, она не может уставиться даже в стойло верблюда, и для помещения ее нужно особенное здание; при том, нежное ее сложение и покатость и краткость спины ее, не позволяют возложить на нее никакой ноши; — описание Иова применяется совершенно к гирафе, а отнюдь не к единорогу и не к буйволу. Торжество Сезостриса, здесь изображенное сходно с рассказом Диодора. [258]

Самый спэос Бетуль-Уали, состоит только из двух комнат. Первая украшена двумя толстыми прожелобленными колоннами, похожими на Дорические и подобными Бени-Гассанским. Задняя, меньшая комната, составляла святилище этого небольшего храма; там виден ниш для статуй, которых уже нет; в первой комнате и по обеим сторонам задней комнаты также видны по одному нишу с тремя искаженными статуями. Резные изображения, находящиеся на стенах, представляют человеческие фигуры в естественный рост; оне отделаны изящно. В задней комнате, в левом переднем углу, замечательно изображение Фараона Рамзеса II, которого, хотя в совершенных летах, — кормит грудью Изида. Тут еще видны малые остатки позолоты, которую я находил кой-где и в других местах.

Возле Бетуль-Уали видны обширные каменоломни, из которых возник огромный храм Келабше.

Через два часа плавания, был я уже у черных скал, образующих так называемый пролив: Бабул-Келабше, и вскоре потом, возле храма Тафиса, — живописного преддверия этого грозного места. Здесь сохранились два храма. Ближайший представлят, по причине обрушенной стены, [259] свое святилище обнаруженным; оно украшено двумя прекрасными колоннами, которые обличают Римское зодчество. Другой храм, совершенно сохранившийся, окружен и застроен примыкающими к нему хижинами. Он построен в виде квадратного пилона и поддерживается внутри четырьмя колоннами. В нем обитает Нубийское семейство и коптит его своим очегом. Вход в него через боковую дверь, а средняя, находящаяся между двух колонн фасада, сделана только для украшения. Здешние жители сохранили предание, что их предки были некогда христианами; они, по этому, называют себя Улад-ель-Нусара т. е. поколение Назаритян. С покорением Египта и Нубии Мусульманами, они приняли их веру. Тут был некогда довольно значительный Греческий монастырь, называемый Ансун.

По отплытии из Тафе, вскоре открываются малые остатки храма, находящегося близ селения Кардасси, древле Тцитци. Шесть живописных колонн, с частию стены, — прекрасно и далеко рисуются на холме. Две из этих колонн украшены задумчивыми головами Изиды.

За полчаса от этого храма, к югу, видно на [260] берегу Нила обширное укрепление, Римского зодчества, в виде трапеции. Стены имеют в толщину слишком 9 фут, а в вышину две с половиною сажени; оне сложены из болыпих тесанных камней: Это укрепление имеет по 40 саженей в трех стенах, и около 15 саж. в четвертом боку, обращенном к Нилу; оно украшено очень красивым портиком. Нет сомнения, что это был укрепленный лагерь Римлян; самое положение его, перед дефилеем Келабше, где течение Нила затруднено небольшими порогами, оправдывает такое мнение. Мы сказали уже, что несколько далее Паремболе был также укрепленный пост. В горах, прилежащих к укреплению, находятся очень живописные каменоломни и спэосы, в которых видны остатки Греческой церковной живописи. Один из замечательнейших спэосов находится у подошвы скалы, которая при ломке камней получила образование отвесной стены; вход украшен архитравом, с символом окриленного солнца. По сторонам этого входа видно по одному небольшому полукруглому нишу, где изображены две поясные человеческие фигуры с сложенными накрест руками. Вокруг этих нишей видно бесчисленное множество греческих, почти уже сглаженных, надписей; они принадлежат времени Августа, Траяна и Антонина. [261]

В Дебут, (древний Паремболе), мы прибыли уже к ночи. Тут видны еще остатки гранитной набережной; трое ворот (пропилоны), расположенные в раствор, ведут по прекрасной платформе, к храму. Архитрав фасада, имеющего сажень 9-ть в вышину, поддерживается четырьмя колоннами. В этом храме, — в особенность от других, — прилежит к портику боковая комната. Внутри самого храма шесть комнат; некоторые из них украшены полустертыми рельефами. В святилище замечательны два монолитные ковчега из гранита; они теперь опрокинуты; к этим ковчегам были приделаны двери: следы петель еще и теперь видны. Мы потревожили стаю горлиц, которые слетелись туда на ночлег, — а когда вышли из храма, очень большая гиена, пробежала мимо нас от берега Нила. Мои Арабы сказали, что она ходила пить.

Все здание было обнесено стенами, которые теперь разрушены. Передния ворота входили в состав стены.

В храме Паремболе, я простился с Нубиею, которая столько веков закрыта была от нас завесою тайны. [262]

ГЛАВА XVIII.

ЕГИПЕТ:

ОСТРОВ ФИЛЕ. — АССУАН. — КОУМ-ОМБОС.

На рассвете явился передо мною волшебный остров Филе. Я его оставил в этот-же торжественный час. Колоннады и пирамидальные твердыни его были одеты лиловым цветом, составленным из синевы отдаленности и из пурпура зари; по мере приближения солнца к горизонту, краски беспрестанно менялись и здания казались как-бы прозрачными и составлеными из разнообразных драгоценных камней. Когда мы пристали к берегу, жар начинал уже быть силен; — вынося его с трудом в продолжение моего пути по дикой Нубии, я поспешил под великолепный кров знакомого [263] мне перистиля. Я расположился там как дома, и, велел перенести туда все мои вещи, сдал дагабию раису порогов, для переправы ее в Ассуан.

Почти весь этот день, я провел в одиночестве, бродя по пышным развалинам таинственных храмов Изиды и Озириса. Изредко меня развлекали дети Нубийцев, приходившие сюда играть; они резвились кругом меня, когда я обедал; девушки показывали мне свои стеклянные ожерелья и роговые и медные браслеты, украшавшие их полунагое, черное как уголь, тело; — лакомства, которые я раздавал им щедрою рукою, сдружили их со мною. Одна бедная мать привела мне больную в чахотке дочь и просила лекарств, воображая, что каждый Европеец есть или чародей или медик. Я передал ей все, что знал для лечения этой болезни. Девушки здесь хотя дурны лицем, для Европейца, но чрезвычайно стройны, и малость их ног замечательна; тропическое солнце делает их в двадцать лет уже похожими на старух. Тропический жар был-бы еще тегостнее, еслиб благотворное Провидение не даровало этим краям почти вечного равноденствия. Свежесть ночи продолжающаяся на равне со зноем дня, восстановляет утомленные силы природы и человека.

Вечером, когда нестерпимый жар начал [264] сменяться отрадною прохдадою, я рисовал сквозь полуразрушенную колоннаду большего портика, вид на черные скалы и на огромные пальмы острова Битче с уединенным остатком его пропилона; вдруг, я был приятно развлечен появлением из-за груд развалин, моего соотечественника Графа Медема, который только что прибыл из Каира. Так как он оканчивал свое путешествие островом Филе, то мы могли предпринять с ним обратный путь вместе, по крайней мере до Фив. Быв во все это время в постоянном уединении в глуши пустынной, отрада видеть соотечественника была для меня не малая.

Я списал Греческую надпись с обелиска, который находится при входе в большой портик:

ACAIOC APO PATRWN PEPOI . .

т. е.

»От царя Птоломея, бога, нового Дионисия (Бамхуса), Филопатора — Филадельфа и детей его, поклонение владычиц Изиде и прочим богам, чрез Феодота сына Деисифонтова из Патры, что в Ахайе.« [265]

Под этою раболепною надписью начертано скорописными буквами, — которые уже весьма трудно разобрать s…gh me‹zon т. е. молчание лучше. — Потомство соглашается с благородным негодованием того, кто это написал.

Присовокупил к минувшим воспоминаниям надпись о событии нашего времени, тщательно вырезанную на граните в дверях больших пилонов:

le 13 ventose de l'an 7 (3 Mars, 1799).

В другом месте начертан учеными Французской экспедиции, при их именах, — меридиан острова Филе: долгота от Парижа 30° 15' 22". Северная широта 24° 3' 45". [266]

Я встретил молодой месяц с высоты больших пилонов, где провел вечер и часть ночи. Прощаясь с этим очаровательным местом, которое Арабы называют радостию Природы. С одной стороны ничем не нарушаемая зеркальная тишина вод, отражаюшая роскошь фантастических храмов, с другой, шумная борьба Нила с уродливыми грудами порогов; — с Нубийской стороны безжизненность черных огромных скал; — со стороны Египта скалы розового гранита, с проблеском роскошных лужаек и стройных развесистых пальм, — все это, не может не воспламенить воображения. Я дописал свой журнал при свете лампы, в жилище жрецов, в той же мистической комнате, где я устроил свой кабинет прежде.

Рано по утру я переехал на Египетский берег; там я нашел опять борзых и богатоубранных коней губернатора Ассуана и направился новым путем вдоль знаменитых порогов Нила. В начале этого пути высится двурогий гранит, исчерченный иероглифическими надписями. Этот камень передал нам, между прочим, о победе Фараона Тутмозиса IV-го над Ливийцами, — и наследника его Аменофиса III-го над Эфиопами. Один ученый писатель полагал, что это знаменитый Аватос или Абатон, о котором говорят [267] Сенека и Лукан. — Мы уже привели доказательства, по которым, кажется, нельзя не признать за Абатон остров Битче или Бетге. Слово Аватос значит недоступный, ибо одни жрецы имели вход на этот остров; при том, самые стихи Лукана:

Terra potens, primos sentit percussa tumultus и проч.

говорят нам, что Абатон: выдерживает, первый напор Нила, стремящегося проникнуть в Египет; — положение острова Битче со всею географическою точностию, есть то самое; пороги Нила начинаются тотчас за этим священным островом; и, довольно удивительно, что так долго это знаменитое место не было определено.

Пороги Нила у острова Филе не только не представляют ужасной картины Нубийских порогов Уади-Гальфа, но они облечены необыкновенною прелестью. Деревни лоцманов, у подошвы высоких и живописных скал, в обработанных долинах, среди густых пальмовых рощь, дышат какою-то негою и довольством, которые редко встречаются при [268] нынешнем правлении Египта. Шум быстро скачущих водопадов по блестящим от солнца гранитньм грудам, отрадно льстит слуху под тропическим солнцем, между тем как ветер изредка навевает на вас блестящую пыль дробимых о камни волн. Но оглянитесь теперь назад; видали-ль вы когда место волшебнее этого острова Филе и его окрестностей? Это истинно восточный сон: ряды колонн в разных направлениях, пирамидальные твердыни, полуразрушенные стены, сквозь которые бегут длинными полосами лучи солнца; букеты пальм; все это набросано магически на одной точке; а кругом, — какую раму образуют эти скалы, красные, черные, серые с уродливыми шпицами, которые превращаются по воле вашего воображения, в образы каких хотите людей или животных! Узнаете-ль вы хотя тень этой картины в приложенном очерке, не знаю, — но я хотел его изорвать, и, хорошо бы сделал. Переправа по стремительным водопадам через эти пороги, которые называются Арабами шеллаль, — конечно не всегда без опасности, — но она сделалась менее чем в древности, по причине земли, которую нанес сюда Нил в течении стольких веков, отчего и пороги теперь не так высоки. Способ переправы остался точно тот-же, как и при Геродоте. К концам барки прикрепляют длинные [269] канаты; в опасных местах концы этих канатов передаются людям, стоящим на берегу или на островках и скалах, выходящих из воды; если канаты порвутся, то нередко барка опрокидывается. Скаты воды в разных местах имеют наклонность не более как от 15 до 20°. На одном из малых островков этих порогов, называемом Эссехель, нашли следы развалин Римского храма в честь Бахуса.

За полчаса езды до Ассуана, дорога отклоняется в дикие горы и выводит на гранитную высоту, называемую Джебелуль-Тогок, которая покрыта разрушенными гробовыми памятниками старого Ассуана в виде мечетей; они напоминают некрополис Каира; на них множество Арабских надписей, из которых конечно есть довольно любопытные. За кладбищем следуют нестройные развалины старого города и наконец, ниже, на берегу Нила, — открывается нынешний Ассуан, Это довольно плохой городок, однако он оживлен перегрузкою товаров, приходящих из Нубии и Сенаара.

Ассуан, — есть Сиена Греков, и Сиин Библии: »И дам землю Египетску во опустение и в мечь и в погибель от Магдала до Сиины и даже до пределов Эфиопских.« Он был знаменит со времен [270] Фараонов своими гранитными каменоломнями и единственною в мире, смарагдовою рудою, которую однако, доселе безуспешно ищут. Греки и Римляне полагали этот город под тропиком, хотя он проходит 37' 23" ниже; по этому, выражение Лукана: umbras nusquam flectente Syene, — т. е. что в Сиене не отражается тень во время равноденствия, — не совсем справедливо. Другие древние писатели говорят о знаменитом колодезе в Сиене, где солнце отражалось, светя в него отвесно. Ассуан был важным военным пунктом у Римлян; он не мог населиться со времени чумы, которая его опустошила в начале ІХ-го века. При распространении Христианства, здесь было Епископство, имевшее под своим видением множество монастырей; развалины некоторых из них видны доселе. Так называемый замок Губба, которого остатки находятся по ту сторону Елефантиса, был некогда монастырем во имя Христа Спасителя. Ассуан построен Султаном Селимом І-м. При калифах в нем была знаменитая Академия. В 1403 году чума, подобная той, которая была в IX веке, истребила значительную часть последнего населения; теперь считают здесь около 4000 жителей. Нашествие Нубийцев [271] довершило разрушение Ассуана. Лев Африканский видел тут в свое время огромные твердыни Фараонического города; оне, вероятно, находились на скате горы, где мне показали уже ничтожные остатки Египетского храма. Ниже этого места, в пальмовой роще, лежат несколько гладких гранитных колонн, без капителей и вросших в землю, но несколько из них еще стоят; туг-же мне показали отличной работы гранитную ванну. Не много по далее, на берегу, видно, выдавшееся в реку, разрушенное здание, со сводами, походящее на термы; в стенах остались ниши, где, вероятно, некогда стояли статуи. Бурхарт открыл здесь следы Нилометра, должно полагать, времени владычества Арабов; тут два водопровода направлены из Нила в квадратное отверстие. Древний Нилометр, как известно, находился на острове Елефантисе, под ведением жрецов Сераписа, которого именем назывался самый Нилометр.

Я посетил еще раз этот опустошенный и столь знаменитый Елефантис, и ничего не нашел, кроме ужасного разрушения среди живописных пальм. Малые остатки его храмов надобно искать в описании Египта Французской Экспедиции.

К ночи я был уже у Коум-Омбоса, который ускользнул от моего любопытства при первом плавании. Я остановился ночевать у высокого берега, на котором сохранились великолепные остатки храма. [272]

Не смотря на темноту, я видел перед собою всю массу здания; попробовал взобраться на крутизну, но груды развалин меня остановили. С рассветом, я был уже на берегу. При первом шаге мне бросился на глаза скатившийся к Нилу огромный архитрав, на котором изображено окриленное солнце, — символ времени; — один конец архитрава уже в воде и тяжесть скоро увлечет его на век ко дну Нила; значительность начертанного иероглифа не могла представиться разительнее! Остаток огромного пилона стоит уже на самой оконечности утеса, и при первом его обрыве, — рухнется. Только что я достиг высоты утеса, как увидел перед собою храм поразительного величия; он как-бы выходит из земли, потому, что одна только его треть видна из груды песка. От этого прекрасного здания сохранился только портик и четыре чертога, расположенные по одному направлению; Колоннада портика великолепна; она состоит из четырех рядов колонн, по пяти в каждом. Только передний ряд колонн имеет одинаковые капители; все прочие ряды представляют в своих капителях прелестное, и можно сказать ботаническое, разнообразие листьев, лотосовых, разнородных пальмовых, или тюльпанов, перемешанных с лотосом в цвету и в почках и с другими растениями; богатые иероглифические изображения одевают все, стены [273] и колонны. Этот храм отличается от всех других тем, что он разделен в ширину, симметрически, на две половины, и линия разреза, вместо того, чтоб проходить сквозь входы, направлена сквозь самые колонны. — Архитравы, необыкновенной величины, разбросаны по сторонам, живописными грудами. иероглифические изображения, расточенные здесь с большим вкусом, очень замечательны, даже и для непосвященных. Кроме Сатурна (Севек-Ра) с головою крокодила, (главное божество Омбоса), — тут виден юный Аполлон (Аммон-Фре), и с искусно заплетенными волосами, Венера (Гатор). Тут вы увидите также изображения, относящиеся до музыки и астрономии: юная дева играет на арфе о 21-й струне. Две ладьи, вместе с плывущими на них двумя юношами, перекрещиваются так, что нижняя часть тела пловцов, делается общею, а верхняя чрез противуположное направление лиц и рук, показывает движение и выражает, как кажется, вращение небесного тела вокруг своей оси. Тут так-же набросано несколько звезд, которых группа походит на большую медведицу. По оставшимся развалинам видно, что другие здания примыкали к храму; доселе сохранилась обносная стена из очень больших не обозженных кирпичей. Храм Омбоса был основан Фараоном Мерисом, и возобновлен при Птоломеях. Греческие надписи этого времени видны кое-где; — оне уже переданы ученому свету. Сделав очерк этих прекрасных развалин, я оставил Омбос, когда жар солнца начинал уже быть чувствителен. Во время Бонапартовой экспедиции, зной был так силен в Сентябре месяце, что песок, окружающий храм, раскалился до 54° Реомюра, и солдаты могли в нем печь яица. Омбос означен у Птоломея, но неправильно назван: Омври; Плиний и Элиан называют его настоящим именем. Последний автор говорит, что жители Омбоса умели приучить некоторый род крокодилов питаться из их рук. На Ливийском берегу, противу храма Омбоса, существовал в древности город: Contra-Ombos т. е. противу Омбоса. [275]

ГЛАВА XIX.

ДЖЕБЕЛЬ-СЕЛЬЗЕЛЕ. — ЭЛЕТИЯ. — ЭСНЕ. — ЕРМЕНТ.

Мы уже говорили о узком течении Нила между скал Сельзеле, где были главные каменоломни Фив. Плывущему по Нилу, оне, кажут, в глубине пещер своих, статуи, сидящие в них как привидения. Некоторые из этих пещер украшены портиками с двумя колоннами, но большая часть образована как обыкновенные пещеры и тем более они удивляют мелькающими в них призраками. [276] Наиболее замечательны своими иероглифическими изображениями первый и последний спэос.

Первый, будучи разрушен, представляет вид иероглифической картины, вставленной в рамку скалы; тут изображен бог Нил (Напи-Му), держащий в руке ключ реки. Вообще все эти спэосы посвящены Нилу, который назван здесь в иероглифических надписях: животворящим отцем всего существующего; это показывает меру удивления Египтян к благотворениям Нила. Арабы по сие время говорят, что исток его находится в раю. В этих иероглифах, вероятно, заключались древнейшие предания о истоке Нила и о преградах им разрушенных; — разрыв скал Сельзелийских силою реки очевиден, при малейшем наблюдении. Второй спэос образован в виде небольшой галлереи, имеющей пять выходов в одну линию. Шамполион приписывает его сооружение Горусу, одному из первых Фараонов ХVІІІ дииастии и завоевателю Эфиопии. Его торжество повторено тут на разных картинах, с иероглифическими речами, как-то: «Вот Лев (Горус) приближается к долине Эфиопов (Куш).« или: »О ты, мститель! царь земли Кеме (Египет, Хемия), солнце Нифаиата (народ Ливийский); твое имя велико в земле Куш (Эфиопии), где ты попрал под твоими стопами царские убранства.« Эго не менее высокопарно, чем [277] надпись Нубийца Силькона, позднейших времен, начертанная в храме Келабше. Шамполион нашел тут много подробностей о семействе великого Сезостриса; за все это нельзя не благодарить Шамполиона, но за что он вводит в заблуждение несчастных путешественников, представляя им пещеры Сельзелийские столь великолепными, что сойдя на берег ищешь их — не узнавая, и это под солнцем Африки, в кремнистых и крутых скалах! Спэосы эти важны по своим иероглифам, но отнюдь не построением. В последнем спэосе видны шесть статуй, сидящих рядом, вероятно: Аммон-Ра, Напму, Севек, Фта, Фре и сам Горус. — В каменоломнях Сельзеле находится еще неотделенный от скалы сфинкс, который остался здесь прикованным на веки. За скалами Сельзеле, восточный берег хорошо обработан возле деревеньки Гаяньие.

Великолепный храм в Едфу, который я уже прежде осматривал, быстро промелькнул мимо моих глаз, снова прельщенных им.

На рассвете увидел я, на восточном берегу, обширные развалины из необозженных кирпичей. Это древняя Элетия, ныне ел-Каб; но последнее имя сделалось уже мало известным, и Арабы называют обыкновенно это место: ель-Лаль. Город был [278] построен на берегу, в обширной равнине, и достигал хребта Аравийских гор. Цитадель стояла на отдельном холме, обнесенном высокою стеною в виде четверосторонника, окружностию в 1 200 саженей. Высота стен: 4 сажени; толщина 4 1/2. Нельзя не быть удивлену такою необычайною работою. На холме, видны еще в грудах обломки колонн, сфинксов и колоссов, но в ужасном искажении. Не смотря что все оставшиеся теперь от Элетии здания построены из необозженных кирпичей, оне представляют вид довольно величественный по своему пространству. Далекое протяжение однех стен, в которых видны места, где были ворота, позволяют судить о пространстве города. Он назван по имени богини Элетии или Дианы-Люцины, которой он посвящен. Некоторые древние писатели как-то : Плутарх, Порфирий и другие, наложили печать ужаса на этот город, сказав, что в нем производились человеческие жертвоприношения до самого царствования Амозиса, который уничтожил их. Кто-то сказал о храме Дианы-Луцины в Элетие: Scythic? non mitior ara Dian? т. е. что жертвенник этого храма столь-же немилосерд, как и жертвенник Скифской Дианы, в Тавриде; но это не что иное как росказни или клеветы Греков, и в этом нас заверяет Геродот. Живопись гробниц Элетии, которые [279] сохранились в недрах прилежащих к ней гор, и где, видны с такою подробностию обряды и обычаи жителей этого города, конечно передала бы что нибудь потомству, относительно столь важного обстоятельства; но там все картины дышат сельским и семейным счастием, везде видны земледельческие занятия, игры, плавание, ловля рыб, даже нет нигде изображений битв. По несчастию, большая часть этих гробниц чрезвычайно пострадала от любопытства путешественников, которые выламывали из них целые фрески. Первая из них, когда идешь от стен цитадели, наиболее сбереглась; она не уступает, красотою фресков, гиппогеям Бени-Гассана, и принадлежит глубочайшей древности, Шамполион относит ее сооружение к ХVІ династии Фараонов Египетских, т. е. за две тысячи лет до Р. X. Здесь, также как и в Омбосе, вы увидите употребление арфы (о 10-ти струнах); перед играющею на ней девою, стоит еще другая женская фигура, играющая на двойной флейте, меж тем как один мальчик бьет в барабан. Как молода Орфеева лира перед этою! — Орфеева лира была только о семи струнах, а у Египтян были уже арфы о 21-й струне, как мы видели в храм Омбоса. На стене, противуположной этой картине, представлены те сельские сцены, о которых мы упомянули. Тут же видел ряд фигур коленопреклоненных и сидящих; [280] оне изображены ростом более всех прочих, и, может быть, представляют ряд предков того, чей прах здесь сокрыт. У средней стены сидят, как обыкновенно, божества, которым посвящено место. Аммон-Ра (всегда председающий), Сатурн (Севек) и Соуан (Люцина или Диана). Эти два последния божества были предпочтительно чествуемы в Элетии, Хотя статуи очень искажены, но талия Люцины примерно стройна. В картинах, где представлены плывущие барки, я заметил странный способ управления парусом: он изображен на двух реях и утвержден на колесе, которое стоит на верху каюты, находящейся на средине барки; от нижней реи проведен канат или правило к рулю, который, как кажется, поворачивал и парус. К главной комнате этой гиппогеи примыкают, с каждой стороны, по одной темной комнате без украшений, но с погребальными отверстиями в полу, откуда было сообщение с нижнею пещерою. Также и при входе в гиппогею, виден погребальный колодезь. В соседней пещере, описанной Шамполионом и откуда он почерпнул даже песню (?) земледельцев Египетских, писанную фонетическими или звукоподражательными буквами, выпилена почти целая стена, (вероятно, им самим), так, что описанная им картина уже не существует; тут почти все разрушено; только уцелело изображение двух жриц [281] Изиды, сидяших в белых облачениях. Вид с высоты этой цепи гор, где находятся гиппогеи, на черные развалины Элетии, на пустынные стены с пробитыми воротами, на изгибы улиц, на Нил и на обе пустыни Аравийскую и Ливийскую, замечателен своею строгостию.

От гробниц я направился к остаткам недавно разрушенного храма Дианы-Люцины; там нашел я только груду камней, из которых один лишь с иероглифами. Далее, привлекла мое внимание отделившаяся от цепи Аравийских гор скала; в ней также две погребальные пещеры, но фрески почти совсем изгладились. Еше далее, идя по долине, другая большая скала обращена в каменоломню. По мере ломки камней, эту скалу начиналн превращать в храм: с четырех углов обтесаны огромные квадратные подпоры, расширяющиеся к верху, и кроме того выделана еще одна такая-же подпора в середине пещеры, которая поддерживает центральную тяжесть скалы. Тут видно также начало карниза. За этою скалою открылся мне, неожиданно, вид на живописную деревню, называемую Магамед; она построена на песке и вся состоит из неболыпих четверосторонних башен, что дает ей сходство с городом. Возле, берег Нила хорошо обработан, но жители деревни Магамед предпочитают оставаться, как мне сказали, на месте, которое им завещали [282] предки. Окрестность была засеяна турмисом, который тогда был в цвету, — и другим растением, которое мне назвали: харва. За восточною оконечностию Элетии, между гор Аравии, виден еще след древней каменной дороги, которая была проложена к Чермному морю, вероятно к Веренике. Развалины, которые, как говорят, разбросаны на пространстве разделяющем Элетию от этого моря, указывают туда путь, и кажется, что Бельзони, следуя этим путем, правильно признал занесенные песками здания близ Чермного моря, за местность этого знаменитого порта.

В короткое время, при хорошем ветре и сильном течении Нила, был я уже перенесен на берег Эсне. Громкий, по изящности зодчества и по своему зодиаку, храм Латополиса (Эсне), представился мне в самом узком переулке так, что его прекрасный фасад с трудом можно рассмотреть, не только что срисовать; притом, одна только треть храма выглядывает из земли, засыпавшей его в продолжение стольких веков. Смазанные из глины простенки наполняют промежутки между колоннами фронтона; деревянные двери, с деревянными замками, замазанными глиною, вместо печати, служат входом в великолепный храм. Внутренность [283] так закопчена и запалена мешками хлопчатой бумаги, что едва можно осмотреться.

От этого храма остался только портик, поддерживаемый 24-мя превосходными колоннами, по 4 в ряд. Отделка этих колонн и стен, покрытых иероглифическою резьбою, чрезвычайно роскошна. Капители, которые теперь можно рассматривать очень близко, по причине насыпавшейся земли, поражают своею огромностию и изяществом украшений; подобно как в храме Омбоса, все капители, за исключением первого ряда, различны. По прочтенным иероглифам, это здание принадлежит Римлянам; оно начато (на древнем Египетском основании) при Клавдие, и окончено при Каракалле, который, по убийстве Геты, велел исключить имя этого несчастного Императора со всех памятников, — и это можно видеть в храме Латополиса; там именные кольца Геты, избиты молотом; но можно еще разобрать это имя. Храм был посвящен Хнуфису; его изображение (с головою овна), видно в кругу, над дверью средней стены портика, которая вела в святилище, не существующее более. Главную славу этого храма, в ученом свете, составляет так называемый зодиак, который изображен на потолке, между первыми двумя рядами колонн, во всю длину. Общество ученых Французов, Египетской экспедиции, вообразив, что этот зодиак и подобный ему, в храме [284] Тентириса (Дендера), (хотя оба эти зодиака не суть астрономические, но астрологические), начинаются знаком Девы, заключила, что эти храмы были сооружены в отдаленнейшую эпоху (никогда не существовавшую), когда течение года открывалось под этим небесным знаком. Все усилия ума и учености, которые некогда употребляло неверие, чтобы поколебать хронологию книг Моисея, переданную во всей точности в переводе семидесяти толковников, остались тщетными не только перед здравым умом, но и перед холодною истиною науки. Шамполион, и за ним многие другие ученые, доказали неоспоримо, чрез надписи, сохранившиеся на памятниках ветхого Египта, что доселе ни один из этих памятников не древнее ХVІ-й династии Фараонов; а первый Фараон этой династии был, по единогласному сознанию писателей церковных и светских, современником Авраама. Таким образом, история Египта, начертанная на его памятниках, не простирается далее XXIII столетий до Р. X., и никакой памятник языческой древности не противоречит счислению эпохи всемирного потопа, следуя тому же переводу Библии. Знамепитый Кювье, рассматривая состав земного шара, утвердил своими геологическими [285] доводами новейшие хронологические открытия на памятниках Египта и прочел Космогонию Моисея в самой книге природы. Он доказал, что нынешний быт природы, своею древностию, не восходит далеко; что даже наидревнейшие языческие писатели, которые все юны пред Моисеем, представляют нам народы, о которых они говорят, — полудикими; они все упоминают о потопе и ставят эту эпоху весьма недалеко. Тот же великий писатель, обнаружив всю нелепость хронологических басен Халдейцев, Египтян, Индиян и Китайцев, доказал, что все важнейшие факты их истории тогда только делаются достоверными, когда они подходят к Хронологии Моисея. Другой известный писатель замечает, что истории всех народов прерываются около определенной Библиею эпохи потопа.

Обратимся к знаменитому зодиаку. По моему рассмотрению, он начинается двумя черными человеческими фигурами держащимися об руку; в них можно видеть близнецов; даже и прежде этих фигур есть какое-то изображение, совсем примыкающее к стене, но, которое, я, в поте лица моего, [286] ни как не мог распознать. За близнецами (как я их называю), сдедуют изображения, таким порядком: Лев; — над ним, паралельно линии зодиака и вертикально в отношении к первым двум фигурам близнецов, — Дева, стоящая на двух звездах и держащая в руке ветвь с плодами; — Рак, предшествуемый звездою и увенчанный 13-ю звездами, расположенными в три ряда; — Змея (или Скорпион) с тремя малыми змеями; — четырекрылый орел, над которым видны два крылатых змея; — три человеческие Фигуры, увенчанные звездами, в два ряда; Телец; — Овен; — Рыбы; — ряд сцепленных руками людей; а за сим обыкновенные иероглифические изображения богов Египта. Второй ряд, расположенный над первым, начинается также как и первый. Но Лев попирает Змею и увенчан пятью звездами; потом следуют: два Египетские божества, из которых один, — Апис (с бычачьею головою), увенчанный шестью звездами; Весы, несомые каким-то божеством; Скорпион, увенчанный двенадцатью звездами; Стрелец, за которым опять следуют Египетские божества, а за ними ряд черных людей, сплетшихся руками. Вот простое изложение того, что я мог разглядеть в вечных сумерках этого храма, на расстоянии 3 саженей. Припомним, что это не есть настояшая высота залы и что две трети ее в земле. Эсне есть настоящее иероглифическое имя [287] древнего города; Копты называют его: Сна; имя Латополиса дано ему уже Греками, по обилию, в этом месте Нила, рыбы, называвшейся: лато.

Верстах в 2 1/2 от этого храма был еще другой, гораздо меньший, но который теперь уже совсем разрушен, за исключением части стены и одной колонны; в нем были повторены изображения большего храма и он остался только в рисунках Французской Коммиссии. В Эсне, большая бумагопрядильная фабрика и несколько других фабрик, из которых в одной делают шали, но довольно посредственные. Поля, прилежащие к городу, неудобны для возделывания, по той причине, что берег очень возвысился от наносной земли; но окрестность плодородна. Здесь производится значительная торговля пальмовыми цыновками и глиняною посудою; тут-же складочное место караванов, приходящих из дальних пределов Африки.

На противуположном берегу Эсне или Латополиса, находится, на полчаса расстояния от Нила, город Contra-Lato, т. е. противу Лато. Не так давно правительство разрушило последние остатки его храма, для построения сакиев. Я хотел увериться в истине; и нашел только фундамент храма. Между [288] берегом и местом, где существовал город, в полноводие, проходит рукав Нила и образует остров; и теперь (Февр. 20), вода еще не совсем отступила. Около этого места, поля хорошо обработаны, рощи пальм, думов, мимоз, гумиев и бледных, живописных ель-атль или сиал, веют бальзамическим воздухом, а луга покрыты тучными и многочисленными стадами.

На другой день поутру, мы были в Эрменте; этим именем называют несколько селений, разбросанных по холмам и долинам; главное селение то, где видны развалины древнего Гермонтиса. Оне открываются чрезвычайно живописно в холмистой луговой долине, простираюшейся до хребта Ливийских гор, за которыми — Фивы.

Гермоптис, — где, по свидетельству Страбона, поклонялись Аполлону и Зевсу и содержали священного зверя, был, во времена Римлян, главным городом нома Гермонтийского. Перед храмами, на дне долины, видно квадратное водохранилище, имеющее 11 1/2 саженей в боках; на каждом боку были ступени, сводившие туда; хотя оно завалено землею, но в нем долго остается вода после разлива Нила. Доселе еще виден выходящий из-под холма водопровод, направленный из реки и снабжавший [289] бассейн водою; посреди его был воздвигнут, в виде колонны, Нилометр. Возле этого бассейна видно несколько разбросанных колонн, капителей и архитравов и часть стены, принадлежавшие храму, недавно разрушенному на построение фабрики, для выделывания индиго; но главный храм еще уцелел; он возобновлен в царствование знаменитой Клеопатры, дочери Птоломея-Авлета, и посвящен богине Люцине, по случего разрешения от бремени Клеопатры, Птоломеем — Кесарионом (сыном Юлия Кесаря). Здание состояло из преддверия, портика и наконец из внутренности храма, разделенной на две комнаты. Колонны преддверия были гораздо толще колонн портика; обрушенные стены обнаружили их, и оне теперь прекрасно рисуются, вместе с букетами высоких пальм, которые некогда служили им образцами. Нельзя видеть, без негодования на правительство, положение, в котором находится теперь этот памятник. Внутренние чертоги, которые сохранились одетые превосходными рельефными изображениями и иероглифами, служат загоном для ослов, искажены и поруганы с намерением. Всего любопытнее cella или святилище храма, (где теперь навозный хлев), которое называет Шамполион: Mammisi или родильнею; оно состоит из весьма узкой, но высокой комнаты с малым стенным отверзтием на верху, откуда проходил свет. Тут [290] представлена сцена родов Клеопатры: божественная повивальница принимает ребенка, вспомоществуемая Люциною и другими божествами, призываемыми во время родов. Эта сцена более прочих испорчена. На противуположной стене, новорожденный, который повторен в бесчисленных лицах, изображен вскормляемым на лоне разных богинь, и потом представляется на воспитание богам Египта. На меньших боковых стенах изображены, с одной стороны 12-ть часов дня, а с другой, — 12 часов ночи, под покровительством которых находится младенец; это уже напоминает мифологию Греков, — воспитание Венеры, порученное часам. На потолке тянется линия зодиака, во многом подобная зодиаку храма Эсне, — это также служит не малым доказательством, что зодиаки, находящиеся в помянутом храме и в Тентирисе, суть без всякого сомнения астрологические, а не астрономические; иначе к какой бы стати находился зодиак Гермонтийский в чертоге, посвященном новорожденному младенцу; весьма понятно, что тут разумели влияние созвездий на будущую судьбу человека.

Большой чертог представляет в своих резных картинах Клеопатру, уже в виде богини, поддерживаемую и как бы принимающую поздравления от собрания богов. Тут и юный Кесарион обоготворен и также представляется богам, и [291] каждый из них наделяет его своим могуществом, вручая ему свои символы. Я тут заметил над главною дверью рельеф совершенно в Греческом вкусе, по своей миловидности: он представляет младенца Кесариона сидящим на голове вола (Аписа) и держащимся за его рога. На наружных стенах храма, лучшие рельефы по моему мнению те, которые представлены в малом виде; они уже касаются горизонта земли, которая с каждым годом более и более поглощает храмы Египетские. Не подалеку от храма видны несколько Коринфических колонн; оне принадлежали особенному зданию, где была христианская Епископская церковь.

Я посетил здесь большую фабрику, где делают индиго. Она прочно построена потому, что камни разрушенного храма вошли в состав ее двенадцати бассейнов с водопроводами; сушильня и небольшой сад, заключены в ее обширном дворе. Разумеется, что большая часть окрестных полей находится под засевом индиго, которое представляет вид самых тучных лугов.

Отплыв из Эрмента, мы прошли мимо острова, представляющего самый веселый ландшафт своими лугами и пальмовыми рощами. Едва мы его обогнули, как уже на краю горизонта поднялись громады [292] Карнака! Они минутно скрылись с приближением нашим к противуположному берегу, но, вот они опять, — и уже со шпицом одного обелиска и с передовою декорациею длинной колоннады Луксора ...

© текст - Норов А. 1840
© сетевая версия - Тhietmar. 2006
© OCR - Кулаков А. 2006
© дизайн - Войтехович А. 2001

Мы приносим свою благодарность
Египтологический изборнику за помощь в получении текста.